В феврале 1942 г. в тюремные застенки просочилась новость - немцам "дали перцу" под Москвой, и они покатились на Запад. Эта теплая и радостная весть многим подняла настроение. Но её ждало здесь ещё одно подлое испытание, учиненное администрацией тюрьмы. Как-то утром её посадили в небольшую камеру. Она обомлела - в углу стояли две ее маленькие исхудавшие дочурки. Увидев мать, они заплакали, а она бросилась к ним, прижала озябшие тельца к груди и зарыдала от безысходности. Потом их быстро разлучили. Александру затолкали в крытый грузовик и повезли на работы в Германию…
* * *
Подполковник Шурепов в составе управления военной контрразведки Смерш 2-го Прибалтийского фронта о судьбе жены и дочерей ничего не знал. Это волновало и мучило его, но служба есть служба, тем более на фронте.
Новый командующий немецкой группой армий "Север" генерал-полковник Шернер решительно потребовал активизировать разведывательно-диверсионную деятельность против войск противника - частей и подразделений, их штабов именно 2-го Прибалтийского фронта.
Шурепов был на острие противоборства нашей военной контрразведки и гитлеровских спецслужб. В 1943 г. он принимал активное участие в операции по внедрению в одну из школ абверкоманды "Марс", осевшей в городе Стренги, - своего агента, отважного советского разведчика Мелентия Олеговича Малышева. Благодаря его деятельности советская военная контрразведка обезвредила не один десяток фашистских шпионов, диверсантов и террористов, тем самым спасши жизни многим советским людям.
Однажды ночью оперативный дежурный по управлению ВКР Смерш фронта доложил Шурепову:
- Товарищ подполковник, поступило сообщение, что на фронтовой дороге подорвался тыловой грузовик.
- На какой мине? - поинтересовался Александр Алексеевич.
- Как мне доложили - на мине небольшой мощности.
- Ясно. Отслеживайте обстановку. Я скоро буду.
К утру набралось ещё несколько подобных сообщений. Из них можно было сделать определенные выводы: противник камуфлировал мины под бытовые предметы - фонарики, фляжки, котелки, портсигары и пр.
"Ясно, мины не армейские, значит, мы столкнулись с деятельностью абверкоманды, - подумал Шурепов. - Надо искать диверсантов".
Шуреповым срочно была организована розыскная группа. Она выехала к месту последней диверсии - подрыва грузовика. При опросе водителя, к счастью, оставшегося живым, оперативники получили конкретную информацию. После взрыва шофер заметил, как в густолесье метнулся неизвестный солдат.
По указанию подполковника было организовано оцепление участка леса. Через несколько часов поиска были задержаны двое военнослужащих с вещмешками, наполненными опасными "игрушками".
При появлении двухметровой фигуры Шурепова, диверсанты "заговорили" и сознались, что являются выходцами абверовской школы "Марс". Они сообщили подробности запасного канала связи со своим руководством через резидента абвера в Риге. Указали место тайника, где спрятали оружие, взрывные заряды и дали приметы на других диверсантов, которые вскоре были задержаны смершевцами…
* * *
В одном из выступлений в 1966 г. перед слушателями Высшей школы КГБ, среди которых присутствовал и автор книги, начальник её 1-го факультета генерал-лейтенант Н.И. Железников рассказывал о боевых буднях Управления военной контрразведки Смерш 2-го Прибалтийского фронта, руководителем которого он вто время был.
Он, в частности, освятил подробности одной операции против диверсионной абверкоманды-212, созданной при штабе 16-й армии вермахта.
- План захвата, - говорил Железников, - мне доложил подполковник Шурепов. Кстати, он был опытный розыскник. Мы ему поручили захватить вражескую разведшколу. Но к моменту начала операции она была пуста: улепётывало войско полковника Хельмута Хоссельмана всегда раньше и быстрее, чем отступали регулярные войска.
Прикрывал он подобные действия необходимостью сохранения секретов особой важности. Однако моего подчиненного подполковника Шурепова это не смутило. Он скрупулёзно стал обследовать помещения школы, понимая: то, что не сказали абверовцы, должны поведать стены, столы, черновики, бухгалтерские бумаги и прочий "хлам". Вскоре это информационное "вторсырьё" подсказало военным контрразведчикам, что через эту школу прошло более 5 000 радистов, диверсантов и террористов.
В ходе этого разбирательства Шурепов вышел на местного фотографа, у которого из-за разгильдяйства Хоссельмана сохранилось более двухсот негативов выпускников-радистов.
Когда мне об этом доложил Шурепов, я подумал, вот уж верно - кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнется, как следует. По фотографу была подготовлена ориентировка со списками и фотоальбомом на выпускников школы, вокруг которой развернулась большая поисково-розыскная работа. В ходе её осуществления был задержан резидент, оказавшийся… женщиной-испанкой, заброшенной в Ригу ещё в конце 1930-х гг.
Железников охарактеризовал Шурепова оперативно грамотным, предельно внимательным к оперативному составу руководителем, постоянно терзаемым поисками пропавшей семьи. После завершения Курляндской операции и освобождения советскими войсками Прибалтики, Шурепов так и не смог вырваться в Литву, к месту прежней службы и дому, в котором он жил с семьей.
* * *
Заканчивалась война.
В пылу контрразведывательной работы Шурепов всё чаще и чаще мысленно обращался к семье. После освобождения Прибалтики он прикладывает максимум усилий через коллег-чекистов, чтобы выяснить истинную судьбу семейства. Приходили разные ответы: в одних говорилось, что жена была арестована немцами и содержалась в Мариямпольской тюрьме, а потом была угнана на работы в Германию, в других указывалось, что она расстреляна, в третьих констатировалось, что детей фашисты вывезли и определили в приюте…
Были и сплетни с окраской грязных инсинуаций.
Всё это надо было пережить мужу и отцу. Вскоре Шурепов побывал в предвоенном гарнизоне. От дома осталась только наполовину разрушенная печная труба, а вместо песочницы, где когда-то играли дети, зияла глубокая воронка. Но война продолжалась. И вот уже огненно-кровавый вал наступающей Красной Армии покатился по землям Третьего рейха. Отчаянно сопротивляясь, немцы откатывались к Берлину.
"Гумбиннен" - это слово вписано кровью воинов Русской армии в сражениях Первой мировой войны; вписано в анналы отечественной и мировой истории. Здесь шли тяжелые бои с германскими и австро-венгерскими войсками. И вот через тридцать лет на Гумбинненском танкоремонтном заводе пришлось трудиться "остарбайтерам", среди которых была "иностранная рабыня" Шурепова Александра. Каждое поступление подбитых немецких танков являлось для восточных работников радостным событием.
У неё постоянно зрели планы побега - и этот день всё-таки настал.
Но всё по порядку.
По улицам Гумбиннена потекли побитые неприятельские войска и их тыловые подразделения. Отвоевавшее воинство настигали наши штурмовики. Они клевали вражеские колонны так же, как когда-то немцы - наши. Не раз она откладывала уже созревший план побега, но благоразумие и чутье подсказывали: не торопись, можешь потерять всё!
И вот удача - наши бомбардировщики серьёзно "пощипали" местный гарнизон. Досталось и танкоремонтному заводу - были взорваны основные цеха, в том числе обрушились стены в его "чахоточном" - гальваническом цехе.
Нехитрый скарб - сухари, сухофрукты, кусочек пожелтевшего сала - и Александра покидает пределы завода и направляется в сторону Мариямполя - места, где её разлучили с детьми. Сорвав с куртки нашивку "ОСТ", она стала пробираться лесными массивами, сторонясь сел и хуторов.
"В случае задержания, - размышляла Александра, - представлюсь полькой немецкого происхождения. Скажу только часть правды - ищу потерянных детей. Мне поверят - я больше, чем уверена".
Когда она однажды увидела красноармейцев, ей захотелось крикнуть во всю глотку: "Дорогие мои, я своя!" - но поостереглась: сказались гитлеровская пропаганда и рассказы некоторых военнопленных. Суть этих "убедительных" россказней заключалась в том, что бывших военнопленных и угнанных на работу в Германию на Родине арестовывают и отправляют в концлагеря, как "врагов народа".
И в этом была своя правда - в потоках освобожденных пленных и беженцев пытались бесследно раствориться звери - власовцы, оуновцы, шуцманы-полицаи, старосты, каратели, агенты немецких спецслужб и прочие проходимцы.
Боясь расплаты за свои злодеяния, они, подобно хамелеонам, меняли окраску, мимикрировали, и не так-то быстро было военным контрразведчикам распознать в напряженных, фронтовых условиях предателя и отделить его от патриота.
С понятным недоверием, а то и открытой враждебностью, некоторые наши граждане смотрели на тех, кто по нескольку лет провел в плену или работал на заводах фашистской Германии, но остался в живых.
Для них новым испытанием были изнурительные допросы, недоверие, проверки, а также содержание нередко в одном лагере с разоблаченными предателями и уголовниками.
Поэтому Александра осторожничала в пути, идя к Мариямполю. Работала у добрых людей по хозяйству - в огородах, на сенокосах, при заготовке дров и пр. Несколько раз выезжала к первому месту службы мужа - в покинутый гарнизон. Долго с горечью сидела на пожарище своего дома.
- Вот то, что осталось от песочницы, где играли Галя и Наташа, - рассуждала Александра. - Вместо неё глубокая воронка, наполненная водой. Война отобрала у нас с Сашей детей. Как же жесток мир и в нем люди, просящие помощи у Неба, но оно часто отвечает молчанием. Всякий раз, когда я вспоминала и вспоминаю, что Господь справедлив, я дрожала и дрожу за свою страну.
* * *
Закончилась война…
Весна и лето словно хотели побыстрее прикрыть своей зеленой красотой кровавые следы войны, отогреть души людей от постоянного холодного напряжения. Именно в это время Александра наконец-то решила открыться и пошла в городской отдел НКГБ.
Чекисты встретили Шурепову доброжелательно и попросили описать всю её "одиссею". Потом помогли с трудоустройством: определили инспектором в отдел народного образования. Одновременно коллеги вели розыскную работу по установлению мест нахождения, её мужа - Александра и их детей.
Через месяц в кабинет, где она работала, вошли два офицера-чекиста в званиях капитана и старшего лейтенанта. Она одновременно удивленно и испуганно посмотрела на них, ожидая вестей.
- Александра Федоровна?
- Да!
- Ваш муж жив-здоров!!! - радостно вскрикнули вошедшие офицеры.
- Пра-авда-а? - заикаясь от неожиданности, проговорила женщина и чуть было не потеряла сознание.
- Правда, правда, Александра, мы нашли вашего мужа, - заметил капитан. - А ну, Гриша, прочти…
Старший лейтенант достал из кармана вчетверо сложенный лист и стал читать:
"На ваш запрос №… от… 1945 г. сообщаем, что подполковник Шурепов Александр Алексеевич… г. рождения, с первых дней войны до победного конца находился на фронте и в настоящее время проходит службу в войсковой части полевая почта №…"
Словно неведомая мощная пружина бросила Александру Федоровну от стола в сторону Григория. Она обняла его горячими руками и, одновременно рыдая и смеясь, стала целовать офицера, приговаривая: "Я это чувствовала, я знала, что он герой, что он останется жить и дождется меня. Я верила ему - ве-ри-ла!"
Коллеги мужа заверили её, что они дадут срочное сообщение о её месте нахождения. Через неделю пришла телеграмма:
"Срочно выезжаю отпуск. Жди. Скоро буду. Твой Саня".
Прижав телеграмму к груди, она долго ходила по комнате. Вечером следующего дня Александра услышала шум автомобиля. Птицей подлетев к окну, она увидела старенький "Виллис", на котором приезжали к ней недавно офицеры, и… вылезавшего из машины своего Саню…
Он вошел в коридор. Она бросилась к нему на шею. Обнялись, оба заплакали от радости встречи. Она в нем увидела возмужалого, обветренного бурями войны своего защитника, он в ней, исхудавшей и уставшей, заметил в волосах не по годам появившиеся седые пряди.
Говорили и говорили всю ночь и никак не могли наговориться. И всё же в круге разговоров присутствовала одна животрепещущая тема - судьба детей. За время отпуска отец и мать сделали много: выяснили круг приютов, домов-интернатов, куда могли попасть дети, отправили ориентировки и запросы о дочерях, опросили немало людей, могущих помочь в розыскных мероприятиях. Но никаких конкретных зацепок не было.
Однажды пришла ориентировка о существовании до недавних пор детского приюта, а фактически, концлагеря для детей, под названием "Группа "Пляумфе". Эта группа была создана фашистами для выкачивания из детишек крови и вливания её немецким офицерам и солдатам.
- Неужели Галя и Наташа оказались там? - всплакнула Александра.
- Не надо отчаиваться. Будем искать - коллеги помогут, - успокоил супругу Александр Алексеевич.
- Да, твои друзья живо откликнулись на наши беды.
- Общими усилиями выйдем на детей…
* * *
Быстро летело время - в службе у Александра, в работе у Александры в Гродненской области. В течение трех послевоенных лет в семье у Шуреповых появилось ещё двое детей - сын Сергей и дочь Оля, а поиски Галины и Натальи мучительно продолжались. Родители чувствовали, что они в Германии. Но где?
На запросы приходили иногда обнадеживающие ответы. Но однажды пришло письмо из советского посольства в ГДР, в котором сообщалось, что Галина и Наташа Шуреповы умерщвлены в группе "Пляумфе" в 1944 г. Это был шок, леденящий душу удар по результатам более чем трехлетнего розыска детей. Но опыт, интуиция, вера говорили: не всё потеряно. Надо искать и, если это так, найти хотя бы подтверждающие данные о гибели дочерей.
В ходе оперативной разработки группы "Пляумфе" Шуреповым было установлено, что из Мариямполе в Германию было отправлено 50 детей: из них 28 установили и возвратили родителям. За эту работу Александр Алексеевич получил массу благодарных писем от счастливых родителей. Жаль, что государство никак не оценило этого гуманного подвига чекиста.
А тем временем, контрразведчики в архивах докопались до важнейшей информации. Было установлено, что детей Шуреповых в составе группы сопровождала некая Анна Линк. Выйдя на её родителей в Литве, вскоре нашли и её, проживающей в предместье Мюнхена. Она сообщила, что дети живы…
Вскоре очередную группу советских детей переправили в Каунас. Шурепов выехал туда. Но в списках детей под своей фамилией он не обнаружил, но обратил внимание на двух девочек-сестер Шубертайте с именами Хелена и Алдона. Особенно его поразили даты рождения: 05.05.1939 и 10.10.1940. Эти даты были ему, как отцу, знакомы. Какая-то неведомая сила подбросила его со стула. Он вскочил, заволновался, достал фотографии дочерей и показал сотруднице приюта.
- Это они? - вскричал он.
- Да-да! - кивнула женщина. - Старшая девочка очень похожа…
- Прошло ведь восемь лет, как я их не видел…
И вот к нему привели двух девочек. Он их сразу узнал, а дети, естественно, не могли сразу в нём признать родителя. Но гены дали о себе знать: зов родной крови, флюиды родственности душ, инстинкт самой природы, детская тоска о родителях толкнули их в руки отца. Они бросились к нему на шею. Галя что-то говорила на смешанном польско-немецком, а Наташа шептала: "Яя-яя, гут!"
Свой родной русский язык они не знали…
Александр забежал на почту и отправил телеграмму жене и матери:
"Дорогая, еду с нашими девочками. Не волнуйся. Всё хорошо".
Когда Александр с дочерьми вошел в квартиру, дети бросились к матери со словами: "Мамите! Мамите!"
Плакали все - слёзы радости были сладкими.
* * *
Сослуживец героя очерка генерал-майор в отставке В.П. Дунаевский рассказал, что с семьей Шуреповых он познакомился в 1963 г. по прибытию в Хабаровск на должность старшего оперуполномоченного 2-го отдела Управления КГБ СССР по Дальневосточному военному округу:
"Как положено, представившись ному положено, мне необходимо было доложиться начальнику управления. Обычно в таких случаях кто-либо из начальства сопровождал новичков - назначенцев, но тут было сказано, что генерал предпочитает сам разговаривать с вновь прибывшими, без "переводчиков".
С определенной служебной напряженностью я вошел в большой кабинет начальника управления. Внимательно выслушав мой доклад о прибытии, из-за стола поднялся высоченного роста, с полысевшей седой головой, генерал, медленно подошел ко мне и протянул свою большую, как лопата, натруженную руку.
Поздоровавшись, пригласил сесть за приставной стол и кратко расспросил обо всем необходимом. Без всяких назиданий обратил внимание на важные вопросы моей предстоящей службы. Не забыл сказать, что пока придется пожить в коммунальной квартире, но позже появится возможность изменить это положение в лучшую сторону.
В дальнейшем приходилось не сразу, а лишь по отдельным эпизодам узнавать о семье Шуреповых… Сами они себя ни в чем не рекламировали, о прошлом не распространялись, жили скромно, сплоченно и активно… В любую погоду-непогоду делали во дворе зарядку.
В строю, говоря по военному, непременно находились их послевоенные повзрослевшие дети: Сергей, Ольга и Андрей. А довоенные - Галя и Наташа - н тому времени успели вырасти, выучиться и теперь жили в других городах.
По делам службы с генералом не раз я выезжал в командировки. Работал он сам много, деловито-спокойно и уверенно, умел сдерживать свои эмоции в различных неординарных ситуациях, даже тогда, когда находившиеся рядом кипели и бурлили. Решения принимал взвешенные, четкие, требуя активных и решительных действий и от нас…"
Генерал-майор в отставке Б.В. Коковин рассказал такой случай:
"Как-то раз я должен был доложить срочный документ, но Шурепова не оказалось в кабинете. Мне передали, что он в своем доме. Дело в том, что с учетом высокого роста Александра Алексеевича командующий округом выделил ему небольшой особняк, чтобы "не кланялся" при входе в квартиру из-за стандартного проёма двери.
Когда я пришел к нему, он встретил меня любезно - предложил сесть, а сам стал читать документ. Это было на высокой террасе, на которой стояла перекладина. Взглянув на потолок, я поразился отпечаткам подошв обуви. Видно, дети, а может, и он сам пытались крутить на этом гимнастическом снаряде большие обороты - "солнце", а т. к. появлялось препятствие, приходилось "пробегать" по потолку.
Со спортом он не расставался до последних дней…"