Прототипами многих главных героев стали украинские друзья Репина. Запорожский писарь на полотне – это Дмитрий Яворницкий, кошевой Иван Сирко – киевский генерал-губернатор Михаил Драгомиров, еще один персонаж картины – украинский дворянин и меценат Василий Тарновский; все они специально позировали художнику.
Репин находился под обаянием персонажей своей картины. И действительно, "Запорожцы" – это символ невероятной сплоченности мужского коллектива, объединенного единым порывом.
Произнося свои извинения за молчание в ответ на письмо В. В. Стасова, Репин пишет: "…всему виноваты "Запорожцы", ну и народец же!! Где тут писать, голова кругом идет от их гаму и шуму… Недаром про них Гоголь писал, все это правда! Чертовский народ!.. Никто на всем свете не чувствовал так глубоко свободы, равенства и братства!.."
А вот строки из другого письма: "…до учреждения этого рыцарского народного ордена наших братии десятками тысяч угоняли в рабство и продавали, как скот, на рынках Трапезонта, Стамбула и других турецких городов. Так дело тянулось долго… И вот выделились из этой забитой, серой, рутинной, покорной, темной среды христиан – выделились смелые головы, герои, полные мужества, героизма и нравственной силы. "Довольно, – сказали они туркам, – мы поселяемся на порогах Днепра, и отныне – разве через наши трупы вы доберетесь до наших братьев и сестер…""
Безусловно, Репин романтизировал запорожцев, но ведь он был не ученым-историком, а художником, имеющим право на это великолепное, жизнерадостное произведение о независимом и горячем характере народа.
С необыкновенной силой пластической выразительности и психологической экспрессии созданы запорожцы, собравшиеся вокруг писаря. В картине масса фигур, невероятное разнообразие поз, лиц, характеров. Картина буквально звучит – так много в ней веселья и смеха! Это целая мажорная гамма – от раскатистого басового хохота запорожца в красном жупане до визгливого с присвистом смеха старика.
Типы смеющихся запорожцев многообразны и написаны с такой выразительностью, какой не достигал никто ни до, ни после Репина. А какое богатство аксессуаров! Разнообразные костюмы, вооружение, утварь, тяжелые и легкие ружья в драгоценной инкрустированной оправе, кривые сабли, рога для пороха, фляги для вина, разные трубки, люльки, ложки…
Задний план картины заполнен синим дымом костров, движущимися вдали фигурами казаков, пиками, копьями, что создает впечатление общего возбуждения Сечи и увязывает в единое целое группу гомонящих там, у костров, с группой хохочущих запорожцев на переднем плане. Точно остроты и шутки, грохот смеха прокатываются и туда, вдаль.
Художественный образ запорожской вольницы у Репина вышел полным жизненной энергии, веселья, гордого чувства независимости. Художник понимает запорожцев как сплоченную, дружную, братскую общину.
В поисках наиболее точного художественного решения Илья Ефимович переписывал картину вновь и вновь, меняя отдельные фигуры и их размещение, соотношение фона и переднего плана. В результате художник сделал фигуру писаря центральной точкой композиционного круга, по которому в два ряда разместил участвующих в написании письма запорожцев. В последнем варианте картины круг замыкается фигурой развалившегося на бочке казака с бритой головой, повернувшегося к зрителю спиной и затылком. Эта рельефная спина была удачной находкой художника в позднем варианте картины. Ради нее он уничтожил прекрасно написанную фигуру смеющегося казака. Репин признавался, что он два года не решался на эту жертву. Однако в итоге она оказалась необходимой. В результате передний и задний планы слились воедино, получилась законченная и удивительно целостная композиция, которая не распадается на отдельные куски, а воспринимается как живое и яркое целое.
Картина была признана шедевром мировой живописи. Сам автор считал ее совершенной. "Запорожцы" имели безумный успех на международных выставках. Произведение вызвало фурор в Чикаго, Будапеште, Мюнхене, Стокгольме. Яркое и эмоциональное полотно будто зачаровывало зрителей. Картина поразила российского императора Александра ІІІ, и он не колеблясь выложил за нее 35 тысяч карбованцев – неслыханную по тем временам сумму.
"Запорожцы" были названы самым оптимистичным и самым веселым произведением русской живописи. Критики писали, что на этом полотне есть все разновидности человеческого смеха – от громкого хохота до сдержанной улыбки.
Картина до сих пор хранится в Петербургском государственном музее. Автор говорил: на этом полотне нельзя ни убрать, ни добавить мазка…
Не все знают, что картина "Запорожцы" имеет четыре варианта.
Первый вариант художник дописал в 1891 году. Но, еще не завершив его, Репин в 1889-м начал работу над другим вариантом, который закончил через шесть лет. Эту вторую версию картины "Запорожцев" можно увидеть в Харьковском художественном музее. Эта работа заметно отличается от предыдущей, которую в 1892 году купил император Александр III. Здесь другая композиция: казаки стоят полукругом, у стола – свободное место, которое словно приглашает зрителя. В картине больше свободы, раскованности в движениях и позах персонажей.
В пору работы над "Запорожцами" Репин пережил тяжелую душевную драму – в 1887 году он развелся с женой.
Биограф живописца Софья Пророкова пишет: "Никто точно не скажет, когда в доме поселился раздор, но виноваты в нем были одинаково оба. Репин был человеком горячим и вспыльчивым, увлекающимся всем: искусством, людьми, природой, книгами. Он никогда не был примерным супругом и своими частыми увлечениями доставлял немало горя жене".
При переезде в Петербург семейство Репиных зажило "открытым" домом, как в девическую пору Веры Алексеевны. Но как же изменилась ее роль по сравнению с беззаветными годами! Теперь Репин – открытый для общения, обаятельный человек – был известный художник. К нему тянулись все новые и новые знакомые – писатели, ученые, художники, появлялись и женщины, которые одаривали хозяина дома знаками внимания и считали за счастье позировать ему. И в обстановку такого многолюдного, бурлящего салона никак не вписывалась тихая, обремененная домашними хлопотами жена хозяина. На ней лежали обязанности по воспитанию четверых детей, заботы об их здоровье и развитии, она постоянно держалась в тени общительного супруга, словом, никак не подходила на роль достойной хозяйки великосветского салона.
Репин страстно тянулся к новым знакомым, к красивым женщинам, блиставшим умом и образованностью, а жена не успевала за ним, да и по складу характера не стремилась быть светской львицей. К тому же она считала, что может управлять мужем. Репин разочаровался в жене именно тогда, когда она решила, что достигла полного благополучия и может давать указания вроде "не вносить грязных бурлаков с Волги к себе домой!" Так что самоуверенность Веры Алексеевны привела к разрушению призрачного счастья. Попытка вмешаться в скрытый мир таланта, якобы ей уже принадлежащий, закончилась для нее полным крахом семьи.
Те, кто бывал в то время у Репиных, вспоминали, что отношения между супругами были не просто драматическими, но порой трагичными. Дети, к сожалению, не всегда понимали отца. Как позже вспоминала одна из дочерей, в их доме атмосфера была настолько накалена, что "за обедом иногда тарелки летали".
Ситуация в семье накалялась. После очередного увлечения Ильи Ефимовича жена потребовала разрыва отношений. Старшие дочери остались с отцом, а Юрий и Татьяна – с матерью. Воспоминаниями о той тяжелой для супругов поре поделилась с потомками Вера Веревкина, одна из учениц художника, в которую он был влюблен.
"Мне было глубоко жаль его жену – блеклую, какими бывают растения и женщины, оставленные в тени. Но моя старая привязанность к виновнику этой тени брала верх…" – писала свидетельница непростых отношений супругов Репиных.
Однако собственные частые увлечения прекрасным полом не мешали художнику ревновать свою жену. Однажды он не сдержался и выгнал из дома сына знаменитого художника Перова, у которого случился короткий роман с Верой Алексеевной. Правда, после этого случая многие знакомые изменили свое мнение о жене художника в худшую сторону. Валентин Серов даже позволил себе резко охарактеризовать свое отношение к ней: "…нет во мне к ней ни симпатии, ни уважения".
Вероятно, подобные мнения складывались в том числе и благодаря откровенным рассказам Ильи Ефимовича о непростых семейных отношениях – между супругами, между родителями и детьми. Репины то расходились, то сходились вновь. А окончательный разрыв произошел только после переезда художника в Куоккалу под Петербургом.
Расставшись с женой, Репин мечтал встретить женщину, способную захватить его целиком. Долгое время он дружил с дочерью Льва Толстого – Татьяной, был увлечен одной из талантливейших своих учениц, уже упоминавшейся Верой Веревкиной. Но самой сильной любовью стала для него молодая художница Елизавета Николаевна Званцева. Репин написал пять ее портретов. Единственный сохранившийся из них по завещанию художника был передан в дар музею "Атенеум" в Хельсинки.
Елизавета Николаевна Званцева – одна из последних владелиц Тарталейской усадьбы, правнучка Петра Павловича Званцева – сына турецкого паши, погибшего при взятии крепости Жванец в 1769 году. Попечение о турецком мальчике взял на себя Павел I, крестил его именем Петр, а отчество по обычаю дал Павлович. Фамилия же была образована от названия крепости – Жванцов, которая впоследствии трансформировалась в Званцов, а затем в Званцев.
В 1796 году Павел пожаловал своему крестнику Тарталеи – село в Бутурлинском районе Нижегородской области. Так же называлась и дворянская усадьба Званцевых близ одноименного села – место, о котором Репин всегда вспоминал с восторгом.
Знакомство Лизы и Репина произошло в Петербурге в доме ее тетки Е. Н. Гаевской, где собирались виднейшие литераторы, художники, музыканты. Как уже говорилось, конец 1880-х годов был нелегким для Ильи Ефимовича в личном плане. На нем тяжело сказался разрыв с женой. Их непонимание зашло так далеко, что совместная жизнь лишилась всякого смысла. Но и душевное одиночество, и неудовлетворенность работой, и недовольство собой – все отступило в сторону, когда в мастерской Репина появилась новая ученица – юная Лизанька Званцева. Она была само совершенство молодости – и по летящей походке, и по восторгу, с которым она смотрела на картины, зная, чему хочет научиться, и по твердости отказа еще женатому Репину, влюбившемуся в нее до беспамятства.
Выросшая в семье, где приоритетом были духовные ценности, чуткое восприятие искусства, Лизанька Званцева излучала обаяние утонченной, яркой индивидуальности. Казалось, что все ее существо, все ее помыслы далеки от земных проблем. Но это впечатление, усиленное необычной, экзотической красотой девушки, было обманчивым. Дочь коллежского асессора, обласканная счастливой судьбой, обладала цепким взглядом, беспокойным нравом и аналитическим умом.
Несмотря на то что Лиза часто выезжала с матерью за границу, вращалась в высших московских и петербургских кругах, она с удовольствием вновь и вновь возвращалась в Тарталеи, в тенистый липовый парк, окружавший усадьбу. Летом жизнь в Тарталеях была прекрасной. В усадебном доме была выстроена небольшая сцена с уютным зрительным залом. Ставились домашние спектакли: "Барышня-крестьянка", "Русалка", "Каменный гость", "Скупой рыцарь" Пушкина, а также "Таланты и поклонники", "Последняя жертва" Островского, "Ревизор"
и "Женитьба" Гоголя. Актерами и режиссерами были обитатели этой и соседних усадеб.
"Тарталеи! Чудный, упоительный сон!" – так воскликнул Репин, покидая усадьбу гостеприимных Званцевых в 1890 году. "Живя в Тарталеях, я так был очарован и необыкновенной любезностью хозяев, и роскошью природы, и великодушием ко мне царицы Тарталей Елизаветы Николаевны, что рад был как-нибудь отразить свою благодарность", – писал Репин Петру Ивановичу Званцеву.
Романтическая встреча в Тарталеях так и осталась единственной. Не закончив Академию художеств, Елизавета в 1897 году вместе со своим другом детства К. Н. Сомовым отправилась в Париж, где работала в известных школах французских художников. Вернувшись в Москву в 1899 году, она открыла художественную школу, в которой преподавали известные художники, в частности К. Коровин и В. Серов. В 1906-м Елизавета Николаевна открыла студию рисования и живописи в Петербурге, которая просуществовала до 1916 года. Там, Е. Н. Званцевой преподавали такие известные художники, как Лев Бакст, Мстислав Добужинский, Кузьма Петров-Водкин.
Все это время Репин внимательно следил за творческой жизнью своей ученицы и при необходимости приходил ей на помощь. Их дружба сохранилась на долгие годы, и никогда не угасал в них интерес к делам друг друга.
Портрет Елизаветы Николаевны Званцевой – один из лучших в репинской галерее портретов. Репин писал ей: "Стасов пришел в восторг от вашего портрета, говорит, что это лучшее, что я до сих пор сделал". Еще бы! Ведь кистью художника водило не только мастерство, но и любовь.
Илья Ефимович понимал бесперспективность своих чувств, но ошибался в природе этой бесперспективности. Ему казалось, что помехой в их отношениях является его демократическое происхождение. На самом деле Елизавета Николаевна восхищалась Репиным, но не любила его. Большой, настоящей, всеохватывающей любви в жизни Званцевой не случилось. Вечные поиски себя и своего места в искусстве оттеснили для нее любовь на второй план. А возможно, она ждала "принца на белом коне", чуда, которое так и не пришло. Но удивительно, с каким тактом девушка вышла из этого непростого положения и вывела из него своего учителя. Теплые дружеские отношения будут связывать их всю жизнь. В первых письмах Репина после отъезда из Тарталей еще звучит горечь безответного чувства. "Могу ли я когда-нибудь забыть, как Вы сели со мной в тарантас и проводили меня через весь Княгинин. Долго я смотрел вслед, как Вы удалялись… я загадал, если она обернется, но… Вы не обернулись". "О, милая, прекрасная, жестокая, бессердечная Елизавета Николаевна, если бы Вы знали, как Вы меня бесите Вашим загадочным отношением ко мне!"
Илья Ефимович посетил Тарталеи в июне 1890 года, но "тарталейская тема" еще долго звучала в его письмах. Почти каждую неделю в Тарталеи летели конверты с петербургским штемпелем. "Когда Вы приедете из Тарталей? Какой приедете? И приедете ли еще?"
В более поздних письмах Репин дает советы своей ученице: "…я советую Вам приезжать в Питер… рисовать будете по вечерам в Академии, днем – в моей мастерской. Займитесь хорошенько". "Как Вы наивны, полагая, что меня избаловала публика и рецензенты! Для меня это такая отдаленная мишура, что я никогда не придавал ей значения". В письмах звучат и жалобы художника, позволительные только с близким другом: "Нет, зло, раздражительность и отчаянность происходят от надорванных сил, от непосильных порывов, от невозможности приблизиться к идеалу…"
Судьба не всегда дает нам возможность получить желаемое.
После революции Елизавета Николаевна некоторое время жила в Нижнем Новгороде, затем переехала в Москву. Семьи у нее не было, и все нерастраченное чувство материнства она перенесла на беспризорных детей, когда работала в московском детском доме.
Сохранились письма, которые Репин писал Званцевой с 1888 до 1893 года. Вот строки одного из них: "Как я Вас люблю! Боже мой, боже, я никогда не воображал, что чувство мое к Вам вырастет до такой страсти. Я начинаю бояться за себя… Право, еще никогда в моей жизни, никогда никого я не любил так непозволительно, с таким самозабвением… Даже искусство отошло куда-то, и Вы, Вы – всякую секунду у меня на уме и в сердце. Везде Ваш образ. Ваш чудный, восхитительный облик, Ваша дивная фигура с божественно-тонкими, грациозными линиями и изящнейшими движениями!! Как я прежде не видел всего этого? Удивляюсь, не понимаю! Как не мог видеть раньше Ваших душевных особенностей, Вашей нравственной красоты. Ваша душа так неподражаема, так изящна, в ней столько простоты, и правды, и глубины ума…"
Из репинского пиcьмa к E. H. Звaнцeвoй oт 8 ноября 1891 гoда известно, что он eщe в вocьмидecятыx гoдax нaпиcaл вocпoминaния o cвoeм дeтcтвe и oтpoчecтвe, нo пoтoм уничтожил написанное. "Cкoлькo я cжeг нeдaвнo cвoиx вocпoминaний! – cooбщaeт художник в этoм пиcьмe. – Paд, чтo cжeг. К чeмy paзвoдить этoт xлaм".
Репин часто проявлял нежелание говорить о себе.
Тогда, в 1887 году Илья Ефимович пережил не только развод. Он вышел из Товарищества художественных передвижных выставок, с которым был тесно связан на протяжении тридцати лет. Ему не нравилось, что передвижники замыкаются в себе, почти не принимают новых членов, особенно молодых. "С тех пор как товарищество все более и более увлекается в бюрократизм, мне становится невыносима эта атмосфера. О товарищеских отношениях и помину нет: становится какой-то департамент чиновников", – писал он художнику Савицкому.
После всех этих потрясений Репин чувствовал себя усталым, здоровье его пошатнулось. Владевшее им многие годы страстное творческое напряжение стало постепенно ослабевать. В 1892 году на деньги, полученные от продажи "Запорожцев", Репин приобрел в Витебской губернии, на берегу Западной Двины имение Здравнёво. Работал в это время мало и писал одной из своих знакомых: "Я не могу ни на чем из моих занятий остановиться серьезно – все кажется мелко, не стоит труда…"
Но жизнь предложила Репину новые сферы деятельности. В 1894 году он принял предложение академии занять вакантное место профессора и с увлечением отдался новому делу – преподаванию.
Л. А. Шевцова-Споре, которой довелось жить в академической квартире Репина в Петербурге в течение трех лет – с 1897 по 1900 год, так вспоминала об этом времени: "До этого я, девочка-подросток, училась в гимназии в Польше, где мой отец, полковник артиллерийской службы А. А. Шевцов (брат жены И. Е. Репина), находился на службе в армии. Но вот отца перевели в Подмосковье (в Нахабино), и я осталась без учебного заведения. Было решено отдать меня к дяде в Петербург, где я могла учиться вместе с младшей дочерью Ильи Ефимовича – Таней. Так и было сделано. Я стала ученицей Василеостровской женской гимназии".
Шевцова-Споре пишет, что дом Репиных был открыт и доступен широкому кругу столичной интеллигенции. Кого тут только не было! Кроме тех, кто позировал художнику, здесь постоянно толпились студенты, его ученики. На молодежных вечеринках, обыкновенно в субботу, собирались десятки людей. Особенно велики были собрания в день рождения хозяйки дома – Веры Алексеевны, с которой, как уже говорилось, художник то сходился, то расходился в течение долгих лет.
Шевцова-Споре вспоминает именитых людей, бывших завсегдатаями репинской квартиры. Это известный гравер на дереве и офортист Василий Васильевич Матэ и художник и педагог Павел Петрович Чистяков. Оба жили при академии. Квартира Чистякова была во дворе, в отдельном доме, а Матэ жил тут же, в самой академии. Они бывали у Репиных особенно часто, а Матэ заходил буквально по нескольку раз в день. Кроме примелькавшихся художников в доме Репина постоянно бывали писатели, артисты, деятели науки и культуры, например Д. И. Менделеев и В. М. Бехтерев. У Менделеева брала частные уроки дочь художника Надежда.
Иногда, большей частью в праздничные дни, Репин по просьбе детей рисовал что-нибудь им в альбомы. Для этой цели у каждого из детей был заведен свой альбом. Кто просил нарисовать пожарного, кто матроса. Однажды какой-то из девочек Илья Ефимович нарисовал иллюстрацию к "Войне и миру" – момент, когда юная Наташа Ростова впервые появилась на взрослом балу.