Улица Сахарова
В Сарове есть места, где, казалось бы, время застыло. Одно из них в самом центре города, у реки. Главная примета - Дом ученых, куда непременно приходят все, кто приезжает в Саров. И затем, чтобы пообедать, традиционно здесь вкусно кормят, а по вечерам встретиться с коллегами или посмотреть на очередную знаменитость, что регулярно теперь приезжают в город то ли с лекциями, а чаще с концертами.
Улица, что ведет от Дома ученых к центру города, пустынна. Изредка проезжают автомобили, что позволяет окунуться в прошлое. Оно смотрит на тебя из окон коттеджей, что скрываются за яблонями и кустарниками. Они были построены для руководителей КБ-11 и ученых, о чем свидетельствуют мемориальные доски. Здесь жили Харитон и Негин, Сахаров и Кочарянц, Зельдович и Павловский… Теперь живут другие известные в Сарове люди, исключение - дом Харитона. Он превращен в музей.
Коттеджи были построены в самом начале появления "Приволжской конторы". То есть полвека назад. Это было так называемое нынче "служебное жилье". Этот статус сохраняется, а потому приватизировать коттеджи не удается - все-таки мемориальный комплекс. Жаль его, он исчезнет. Это случится, если "средмашевские коттеджи" будут заменены на современные - такое непременно произойдет, если новым коммерсантам это будет позволено.
Не хотелось бы…
Мне рассказывали и Кочарянц, и Негин - легендарные главные конструкторы КБ-11, что они прекрасно помнят, как по этой улице на работу вели заключенных. Смотреть на это было невыносимо трудно. Заключенные шли мимо коттеджей и общежития, где обитали специалисты. Там они жили по тричетыре человека в комнате. Иногда молодые ребята не выдерживали, выбегали на улицу и бросали заключенным хлеб и отварную картошку. Конвоиры их не трогали, но пресекали подобное жестко: овчарки все-таки были злобные - немецкие… Но после того как в один из коттеджей забрались воры - а это были те же заключенные, Берия распорядился, чтобы колонны заключенных никогда не появлялись на этой улице… После этого их вели окружным путем: до работы идти на полчаса дольше, но спокойствия жителей коттеджей никто уже не нарушал.
Сейчас эта улица носит имя Андрея Дмитриевича Сахарова - в одном из коттеджей он жил.
Из воспоминаний академика Сахарова:
"Город, в котором мы волею судеб жили и работали, представлял собой довольно странное порождение эпохи. Крестьяне окрестных нищих деревень видели сплошную ограду из колючей проволоки, охватившую огромную территорию. Говорят, они нашли этому явлению весьма оригинальное объяснение - там устроили "пробный коммунизм". Этот "пробный коммунизм" - объект - представлял собой некий симбиоз из сверхсовременного научно-исследовательского института, опытных заводов, испытательных полигонов - и большого лагеря. В 1949 году я еще застал рассказы о том времени, когда это был просто лагерь со смешанным составом заключенных, в том числе имеющих самые большие сроки, вероятно, мало отличающийся от "типичного" лагеря, описанного в "Одном дне Ивана Денисовича" Солженицына. Руками заключенных строились заводы, испытательные площадки, дороги, жилые дома для будущих сотрудников. Сами же они жили в бараках и ходили на работу под конвоем в сопровождении овчарок".
Место, где находился тот лагерь, старожилы охотно показывают гостям. Здесь теперь располагаются гаражи.
Город изменяется быстро - отстраиваются новые районы, появляются жилые кварталы… Но особенно заметно, как православная церковь возвращает все, что связано с Саровским монастырем - церквями, колокольнями, памятниками и святыми местами.
После визитов сюда Патриарха, Президента и премьер-министра отделам, лабораториям и другим учреждениям Ядерного центра пришлось покинуть бывшие монастырские здания и восстановить многое, что когда-то было взято у церкви.
Иногда говорят так: сначала атомщики сражались с Серафимом Саровским, а потом, побежденные, сдались ему. Но это, конечно, преувеличение. Монастырь был разграблен сразу после революции, а затем в 30-е годы. Здесь появился пороховой завод, и поэтому, в частности, это место привлекло внимание Первого главного управления. Сюда приехали Харитон и Зернов, они и выбрали это место для КБ-11…
Ну а атомщики начали сближение с прошлым намного раньше, чем это было сделано официально. Однажды я гулял здесь и увидел афишу: "Дача Сталина". Здесь ставили мою пьесу. Купил билет, зашел. Спектакль понравился.
Спустя 15 лет я вновь пришел сюда, но театра не оказалось - здесь начали восстанавливать храм. В общем-то, наверное, правильно: храмы должны оставаться храмами, а театры театрами. Мне кажется, сближение науки и религии закономерно для этих мест. На определенном этапе монастырь обеспечивал безопасность в этом районе. А теперь здесь находится Федеральный ядерный центр, который обеспечивает безопасность страны и мира. Вот так витиевато, причудливо переплетается прошлое, настоящее и будущее этой земли.
В канун последнего моего приезда восстановлен купол на колокольне монастыря. Раньше здесь находились антенны для связи с Москвой, с внешним миром. Сейчас в Сарове появилась специальная мачта для связи, а купол вернулся на свое место.
И в этом есть своя символика: это возрождение. Не только православия, а прежде всего России, ее духовного и нравственного богатства.
Дом Харитона
Одно из притягательных мест в Сарове, где обязательно хочется побывать, дом-музей Юлия Борисовича Харитона. Мне посчастливилось бывать в этом доме, сидеть за этим столом. Рядом Юлий Борисович Харитон. У нас были добрые отношения. Когда приезжал в Саров или в Москве, мы встречались. В последний раз, когда я приезжал сюда, Юлий Борисович достал из шкафа бутылочку водки, рюмочки, которые сейчас там стоят, налил, и мы выпили за ядерную физику, которая в то время переживала страшный период. Это было начало 90-х годов, здесь не платили зарплату, и ситуация была ужасная. Слава богу, что все это позади…
Итак, Юлий Борисович Харитон. Фантастическая фигура. Это был кандидат номер 1 для, казалось бы, расстрела, для той организации, которую возглавлял Лаврентий Павлович Берия. Представьте: отец Юлия Борисовича изменник Родины, сбежал в Прибалтику, откуда вел антисоветскую пропаганду. Мать была актрисой. Однажды, во время гастролей осталась в Берлине, там вышла замуж. Сам Юлий Борисович из физтеха поехал в Англию, где стажировался у Резерфорда. А проезжал через фашистскую Германию… В общем, по всем параметрам для ведомства Берии он был изменником, врагом народа. Но именно этот человек стал ключевой фигурой в Атомной проекте СССР и за свою работу получил три звезды Героя Социалистического Труда, стал лауреатом Ленинской и многих Государственных премий.
Раз в месяц ему звонил Генеральный секретарь ЦК КПСС, два-три раза в месяц Председатель Совета министров, а министр Средмаша регулярно. Чаще всего даже не по делам, а просто узнать, как здоровье, как себя чувствует, не надо ли что-нибудь.
Однажды Юлий Борисович рассказал, как он встречался со Сталиным: "И вот когда нас пригласили к Сталину, я долго его не мог найти. А потом меня подтолкнули и показали, и вдруг я увидел маленького человека…"
И было странно слышать от Юлия Борисовича, как маленький щуплый человек рассказывал о Сталине, тоже маленьком, не щуплом, но маленьком…
У нас было несколько бесед о науке, и я все время пытался узнать о первом испытании 29 августа 1949 года… "Ну, Юлий Борисович, расскажите, как это было - легенд ведь много".
"Не могу, Владимир Степанович, но обещаю вам, когда будет можно, расскажу".
И однажды, в 88-м году, у меня в московской квартире раздается звонок, и голос Юлия Борисовича: "Я хотел бы к вам приехать в гости".
Он приехал вскоре. Жена поставила чай.
Он сказал: "Ну, Владимир Степанович, теперь я могу вам рассказать о первом испытании ядерного оружия".
Он долго сидел у меня, подробно рассказал о первом испытании, и тогда в "Правде" мы отдали ему целую полосу. Так, по-моему, впервые стало известно, что академик Харитон занимается ядерным оружием и что на протяжении многих лет он является главным конструктором и научным руководителем Арзамаса-16.
Я бывал у него здесь на юбилеях, был в тот самый день, когда Юлий Борисович стал Почетным научным руководителем. Формально по возрасту. Появился новый научный руководитель, это был Михайлов, будущий академик, и в этот день мы встречались в Доме ученых. Пришли его ближайшие соратники. К сожалению, большинства уже нет… Это и Негин, и Павловский, и ныне живущие - Трутнев и Илькаев. Были и главные конструкторы - Воронин, Дмитриев… И они говорили о школе Харитона. А потом сам Юлий Борисович начал вспоминать прошлое, он сказал тогда, что создание оружия - не только его заслуга, а прежде всего коллектива… И действительно, над бомбой работала блестящая плеяда ученых, но в центре ее, цементирующим звеном ее все-таки стал, конечно же, Юлий Борисович Харитон. Он был главным конструктором и первой советской атомной бомбы, и первой водородной бомбы, и термоядерного оружия в целом, и всех изделий…
Мне кажется, в истории Атомного проекта, в истории этого города Сарова имя Юлия Борисовича Харитона останется навсегда, потому что таких людей со столь великими достижениями и великими трагедиями в истории не было. И не будет, потому что история не повторяется.
Честно говоря, я очень волнуюсь, потому что у меня такое ощущение, будто мы здесь вместе с Юлием Борисовичем Харитоном, поднимаем по чарке водки и говорим о наших друзьях, о соратниках, о людях, с которыми мы работали и которых любим.
Один из них нынешний научный руководитель Федерального ядерного центра академик Радий Иванович Илькаев. Я попросил о встрече не в его рабочем кабинете, а доме-музее Юлия Борисовича Харитона.
Радий Иванович согласился тотчас же и весьма охотно. Я сразу же объяснил ему:
- За этим столом - так уж случилось - мы поднимали по рюмке водки с академиком Харитоном. Отмечали его юбилей. Здесь в его доме тогда собрались ближайшие соратники и друзья. Я попросил рассказать о "школе Харитона". По-моему, высказались все. И по-разному. а вы сказали одну очень хорошую фразу, которая мне запомнилась: "Школа Харитона - это надежность". Сегодня вы занимаете тот пост, который много десятилетий принадлежал академику Харитону, а потому я хочу спросить: для вас и для коллектива по-прежнему та фраза актуальна?
- Я люблю повторять несколько мыслей Юлия Борисовича Харитона. Первая: "мы должны знать в десять раз больше, чем нам нужно сейчас". Второе его высказывание: "думая о хорошем и строя планы о хорошем, надо всегда помнить и о том, чтобы мы ничего плохого не натворили". Это его предупреждение, на мой взгляд, особенно актуально для всевозможных организационных действий. Эти две мысли, которые Харитон просто и ясно изложил, я всегда о них помню и всегда стараюсь учитывать в своей работе. А если говорить в более широком плане, то следует помнить, что наш институт создавался замечательными учеными нашей страны. Научные исследования были в основе той работы, которые здесь начались по Атомному проекту. Поэтому культ знания, культ исследования, огромное уважение к ученому, к специалисту любого ранга, включая молодежь, - это Юлий Борисович привил всем сотрудникам Ядерного центра. Эти качества "школы Харитона" у нас сохранились, и, мне кажется, благодаря этому у нас идут очень хорошо исследования как фундаментальные, так и прикладные. Причем идут по конкретным, самым серьезным образцам оружия, и поэтому наш институт все задачи, поставленные перед ним руководством страны, выполнял и выполняет. И когда возникает что-то новое, очень серьезное, то в первую очередь обращаются к нам. Мне кажется, что это лучшее доказательство того, что научная школа Харитона продолжает работать, причем работать весьма успешно. Ну а что касается надежности, то для Юлия Борисовича это было самым высшим приоритетом. Его никогда нельзя было уговорить подписать какой-либо отчет, если в нем была некая двусмысленность, неясность. Если от него требовали документы "сегодня" или "немедленно" даже на самом высоком уровне (а у нас это, к сожалению, частенько бывает!), то он никогда не торопился, не совсем подготовленные, с изъянами, даже совсем мелкими, документы не выпускал и не подписывал. Никаких решений или суждений он не принимал и не высказывал, если у него не было полной ясности по этому вопросу.
- Ох, как это нужно нынешним руководителям сегодня!
- Он отдавал распоряжения только тогда, когда был уверен в их надежности и верности. Для атомной отрасли, для создания ядерного оружия это было необычайно важно. Надежность и безопасность - это основа тех технологий, которые у нас есть.
- Разве аварийных ситуаций не было?
- Были, конечно. Например, в 97-м году случилась аварийная ситуация на критсборке. Кстати, вы о ней писали подробно… Пришлось после этого принимать самые жесткие меры, так как руководитель работ нарушил правила. Но тогда было очень сложное время с очень плохим финансированием, с очень нервной обстановкой, что, на мой взгляд, и способствовало случившейся тогда трагедии. Повторяю, меры были приняты жесткие, и те традиции Харитона, о которых мы говорим, стали соблюдаться неукоснительно. В коллективе все поняли правильно.
- Если мне не изменяет память, то погиб физик Захаров…
- Да, именно он.
- У обывателя существует представление, мол, сделали бомбу, сделали заряд, и этого вполне достаточно. Зачем постоянно "возиться" с ними? Бомба она ведь и есть бомба…
- Не только обыватели, но и даже специалисты, которые напрямую не занимаются ядерным оружием, тоже могут задавать такие вопросы. А потому попробую ответить на них более подробно. Вернемся к тем временам, когда между двумя сверхдержавами было противостояние. Практически все рода Вооруженных сил были оснащены ядерным оружием. Это десятки типов зарядов и десятки типов боеприпасов. Более того, когда идет соревнование по весам, по габаритам, по другим показателям - по живучести, по мощности и так далее, то каждая сторона старалась не отстать, а по возможности и быть впереди. Мы ведь знали, каким арсеналом располагали наши потенциальные противники…
- Мы их догоняли?
- Могу твердо сказать, что то соревнование Советский Союз и ученые нашей страны не проигрывали. Да, по существу мы всегда боеприпасы делали "в ответ", то есть не были инициаторами гонки вооружений. Мы всегда "отвечали", и "отвечали" очень достойно, ни в чем не уступали той продукции, которая была в Соединенных Штатах… Ну а что касается самого оружия, то нужно, чтобы оно имело длительный срок службы, чтобы не ломалос, и, если нужно, преодолевало противоракетную оборону, в том числе и с ядерным оснащением. То есть постоянно приходится решать очень сложный круг научно-технических вопросов. К примеру, нужно знать, как "изделия" ведут себя в гамма- и нейтронных полях. Для этого в специальных установках их необходимо облучать, исследовать, проверить, как они потом работают, какие они приобрели свойства… Это огромная научно-исследовательская и инженерно-техническая работа, которая, кстати, иногда продолжается десятилетиями.
- Удивительно!
- Это наукоемкая и сложная отрасль, которая требует особого подхода и особых знаний, дисциплины и самодисциплины. Поэтому в нашу отрасль приглашаются преданные делу люди и квалифицированные специалисты.
- Мне кажется, что судьба многих отраслей, в том числе и ракетной, зависела как раз от вас. Я имею в виду создание ракетно-ядерного оружия. Королев, Янгель, Челомей и другие главные ракетные конструкторы полностью зависели от вас?
- Совершенствование боевого оснащения всегда было ключевой задачей. Во время "холодной войны" каждый политик считал, сколько есть у него зарядов, боеприпасов, какого они качества. И, конечно, наш институт всегда был на острие мировых научно-технических достижений. Иначе создавать и поддерживать нужный уровень ядерного оружия просто невозможно. Поэтому, как только возникали новые идеи, новые математические программы, новые физические идеи, они тут же "запускались" у нас в дело. Непрерывно совершенствовались экспериментальные методы, газодинамические исследования… Меня, помню, всегда поражал дар предвидения Юлия Борисовича Харитона и его соратников. После открытия лазера (казалось бы, а мы тут причем?!) Харитон сразу же сказал, что этим обязательно надо заниматься. И у нас была построена лазерная установка, и она долгие годы была самой мощной в Европе. До сих пор установка работает. И только после запрещения ядерных испытаний все ученые поняли, что лазерная физика имеет самое непосредственное отношение к термоядерному оружию, потому что изучение физики горячей и плотной плазмы лучше всего делать на лазерных установках. Да, температуры там меньше, да, существенно больше объемы, но для получения физических моделей они незаменимы. Отцы-основатели умели предвидеть будущее, и это не может не удивлять. У них была потрясающая интуиция, она подталкивала их принимать те решения, которые стали необходимы спустя двадцать лет. Это меня всегда поражало. То, что крупные ученые были лидерами и руководителями нашего института, сильно помогло нашей стране быть на передовых позициях с ядерным и термоядерным оружием.
- Вы добились строительства новой лазерной установки?
- Добились, но, к сожалению, за это мы боролись 15 лет. Столько времени мы убеждали чиновников и руководство страны в ее необходимости. За это время американцы - а мы начали говорить о ее создании одновременно! - построили установку, французы построят ее через два года, ау нас она появится только после 20-го года. К сожалению, образовался своеобразный "провал", который осложнил нашу жизнь. Да, появилась небольшая установка "Луч". На ней мы проверили все научно-технические идеи, необходимые для строительства крупной установки, и на ней тоже можно проводить разные эксперименты. Наша "Искра-5" тоже работает, но нам этого не хватает. Сейчас мы думаем, как нам ликвидировать образовавшийся "пробел" другими работами.
- Вы говорите о "странных вещах": вам приходится доказывать, что такие-то установки нужны. Но я помню времена, когда руководители Средмаша и правительства просили вас ускорить работы по новым установкам и даже строго спрашивали, если сроки не выполнялись… то есть у ученых интересовались, что им нужно… ведь так было?
- Да, это было так! Более того, до "самых верхов" все внимательно следили за экспериментами, за результатами, которые мы получали. И если что-то не получалось, вызывали, спрашивали… Нет, не ругали, а в деликатной форме интересовались, почему что-то не получается… Я был еще молодым специалистом, по моему проекту шла работа. Результат оказался не очень ожидаемым, и меня тут же вызвали сначала в министерство, потом в ЦК КПСС. Везде спрашивали: "Как же так, вы представитель школы Харитона, а у вас результат в этом эксперименте не очень хороший…" Я объяснял, что мы решились на очень смелый шаг и не учли, что знаний о процессах, которые происходят в заряде, не хватает. Нам надо было получить сначала новые знания, а потом уже идти дальше. Мне поверили. Следующий эксперимент был удачным. Традиции, которые были в Средмаше, надо сохранять. И прежде всего это бережное отношение к людям.
- И еще?