- Уважительное отношение к ученым. Это в Средмаше было всегда. И нынешним чиновникам надо этому учиться у своих предшественников. На научно-технических советах всегда бывали руководители нашего ведомства и Министерства обороны. Они внимательно следили за дискуссиями ученых. Если что-то было непонятно, то спрашивали. Сейчас количество таких наблюдателей сократилось во много раз. Очень многим чиновникам сейчас точка зрения ученых не нужна, и мнением научно-технического сообщества они пренебрегают.
- Ефим Павлович Славский всегда с гордостью говорил, что у него в Средмаше "малая академия наук", одних академиков и член-корреспондентов около сорока…
- Атомная отрасль всегда была лидером в новых технологиях, в промышленности, в науке и технике. В атомной отрасли был сделан самый быстрый шаг от фундаментальных исследований до практических результатов. Это случилось потому, что были привлечены к решению проблемы замечательные кадры ученых, инженеров, технологов. В послевоенное тяжелейшее время люди сделали так много хорошего, интересного, важного - этому нельзя не поражаться! И все было сделано за очень короткое время, причем на высочайшем научно-техническом уровне. Юлий Борисович Харитон всегда очень вежливо и уважительно беседовал с молодым ученым и инженером. И тот, конечно же, с энтузиазмом выполнял его поручение или просьбу. Ну а как иначе поступать, если академик и руководитель института столь доверителен к тебе?! С гордостью мы говорили: "Это выполняем по поручению академика Харитона!" Люди светились, когда он обращался к ним…
- Действительно, очень легко было с ним, не чувствовалось, что он научный руководитель центра и академик. Незадолго до его ухода за этим столом, где мы беседуем, мы с Юлием Борисовичем поднимали по чарке водки за успех книги, над которой тогда работал. Помню его светлое лицо и добрую улыбку, будто это было только вчера…
- Мне много раз приходилось сиживать за этим столом… По субботам и воскресеньям чаще всего встречались здесь. Он звонил и говорил, что у него есть вопросы ко мне и надо бы их пообсуждать. Что греха таить, приходилось беседовать и по секретным делам. И Юлий Борисович научил меня, как правильно сжигать бумажки, на которых мы что-то писали. Надо было складывать листочек гармошечкой, а потом поджигать. Бумажка сгорала дотла - ничего не оставалось.
- Физик все-таки!
- Он же прекрасный экспериментатор, у него есть прекрасные работы по детонации, физику горения он хорошо знал.
- Вы упомянули о том, что следили за работами американцев, а они за вашими. Один из каналов - разведка. вы постоянно получали данные от наших спецслужб?
- Мы приехали сюда небольшой группой после окончания Ленинградского физического факультета и тут же приступили у Сахарова и Зельдовича в теоретических отделениях к работе. Буквально в течение года нас привлекли к самым важным работам. Никакой дополнительной информации от разведки мы уже не получали. Абсолютно ничего! На ранней стадии Атомного проекта, конечно, много было важной информации, но в "соревновательный период" ничего интересного из-за океана к нам не поступало. Мы довольствовались только открытыми публикациями.
- Вы когда сюда приехали?
- В 1961 году.
- А здесь были американские шпионы?
- По-моему, здесь служба секретности была настолько серьезная, что шпионов здесь просто не могло быть. Я так бы сказал: их не могло быть в тех подразделениях, где занимаются нашим делом по-настоящему. Конечно, на таком крупном объекте, как наш, круг специалистов должен быть очень широким, но самые большие секреты доступны небольшой группе людей. Это известные люди. Проникнуть в эту элитную часть совершенно невозможно. Да и отбор был очень серьезный и строгий. Коллектив ВНИИФ образовался очень сильный. Ничего аналогичного нет в мире и быть не может…
- В общем, наши атомные центры обошлись без своего "Клауса Фукса"?
- Это другая история… Особая… К нам отбор людей шел по всей стране, и руководители были ученые высокого ранга. Они создали мощные школы и коллективы, которых ни в одном ядерном центре мира, на мой взгляд, нет. И это не только высокий уровень науки, но и столь же высокие нравственные качества. Подобных специалистов, которых воспитывали здесь, по глубине и широте познаний я нигде не встречал, их нет ни в одной стране. Это итог того подхода в подборе кадров, которому в нашей отрасли уделялось особое внимание.
- Но все-таки был Фукс…
- Да, там есть выдающиеся специалисты узкого профиля, крупные ученые, с которыми работаешь с удовольствием. Когда началось международное сотрудничество, мы изучали своих партнеров. Они нас, а мы их. Один из выводов таков: специалистов высокого класса, которые располагают огромными знаниями в очень широкой номенклатуре физических явлений, нигде нет. Они есть только в России.
- Это ведь в прошлом? а сейчас какова ситуация?
- Сейчас ситуация у нас вполне хорошая. Уровень финансирования сопоставим с уровнем финансирования советских времен. Сейчас задача, конечно, очень и очень сложная. Она напоминает первые фазы развития нашего института.
- Почему?
- Нам нужно надежность, безопасность и эффективность ядерного оружия - основного нашего сдерживающего фактора - обеспечивать без полигонных испытаний, которые сейчас запрещены. Ни в одной стране, ни в одной отрасли такого эксперимента не было.
- "Эксперимента"?
- А как иначе называть ситуацию, когда нельзя проверять оружие на полигоне?! Однако у нас есть уверенность, что ядерные центры России с такой сложной задачей справятся. В основе ядерного и термоядерного оружия лежит физика, которая, как мы говорим, "организована на первых принципах", то есть там много фундаментальных знаний, фундаментальных технологий. По сути дела, сейчас на ядерных центрах лежит историческая миссия, и у нас есть возможность ее выполнить без ядерных испытаний. Но при выполнении нескольких условий. Первое: у нас будут специалисты высочайшего класса. Второе: у нас должны быть установки мирового класса. Третье: нужны новые знания. Когда мы выходим на полигонные испытания, то у нас появляются определенные знания о тех процессах, которые идут в оружии. Если же нет испытаний, то объем знаний должен быть существенно больше, поэтому роль научных исследований в нынешнее время очень сильно возрастает. К примеру, чтобы нам более точно рассчитать работу устройств, нужны очень сложные и очень точные модели физических явлений, которые должны превратиться в математические программы. А они, в свою очередь, должны работать на мощных и современных вычислительных машинах. Это первое. Мы должны знать свойства материалов, причем очень тонкие свойства. Обывателю на первый взгляд может показаться, что свойства не меняются. Но когда боеголовка хранится десять или двадцать лет, ситуация совсем иная. Мы должны знать настоящую теорию поведения материалов в разных условиях, и все это рассчитать, предугадать. Дальше: нам нужна еще более высокая точность газодинамических исследований, которые мы проводим на наших площадках и частично на Новой Земле, где мы тоже работаем. В общем, задач сейчас сложных и важных огромное количество. Руководство страны это понимает и поддерживает наш институт. Об этом говорили и президент и премьер-министр, когда посещали нас. Они понимают, что ядерное оружие должно быть надежным всегда: и сегодня, и на десятилетия вперед. Нашу огромную страну защищать одними обычными средствами невозможно, и только оружие сдерживания, основанное на самых передовых научных исследованиях, является основой обороны страны. Это не значит, что не следует работать над сверхточным оружием или оружием направленного действия. Конечно, это надо делать. Жизнь сложна, и военные конфликты тоже могут быть разными и сложными. Кстати, мы успешно и по этим направлениям работаем…
- Как вы сейчас получаете талантливых выпускников вузов - ведь жесткого распределения, как это было в прошлом, теперь нет?
- Преподаватели и педагоги говорят, что уровень знаний школьников, которые приходят в вузы, за последние годы понизился. Долгое время зарплата у нас была неподобающая для сотрудников ядерного центра. А потому самые успешные выпускники вузов находили себе более "доходные места", включая, конечно, поездки и выезд за границу. Мы сразу поняли, что нужно что-то решительно предпринимать. Мы заключили договора с 15 университетами и институтами страны - это и Московский университет, и Физтех, и Ленинградский, Нижегородский университеты и другие. Поддержали наш Саровский Физтех, откуда каждый год берем примерно сто выпускников. Уже много лет мы берем выпускников вузов не меньше, чем в советские времена. Поэтому количество молодых сотрудников в центре достаточное. Но нам хотелось бы, конечно, брать к себе лучших, как это было в прошлом. Но это нелегко. Для этого нам нужно каждый год повышать зарплату, обеспечивать молодых жильем и так далее. Проблемы постепенно решаем, и это не может не радовать. Сейчас многих от нас отталкивает "поражение в правах", как они говорят. В нынешнее время все любят путешествовать по другим странам, а у тех, кто обладает секретной информацией, есть ограничения. В развитых странах, где работают такие же специалисты, ограничений нет. И сейчас. Если бы этих ограничений было бы меньше или вообще они были бы ликвидированы, никаких проблем с кадрами у нас, я думаю, не было бы.
- Получается, что там специалистам доверяют, а у нас нет?
- К сожалению, и так можно подумать… Семья, которая живет и работает в городе, может выезжать куда угодно. А те, кто работает в институте, такой возможности лишены. Такое "неравенство", на мой взгляд, нужно аккуратно и постепенно исправлять.
- Все-таки "тень Берии" еще просматривается над ядерными центрами россии и от нее надо избавляться?!
- Я бы так сказал: защиту информации, то есть документов и материалов, а также наших площадок не только надо убирать, а напротив - следует ужесточать, а вот то, что не имеет отношения к "делу" (назовем это так!), надо не секретить столь строго. Времена изменились. В начале Атомного проекта для того, чтобы сообщить какую-то информацию "на сторону", требовался "вагон документов"…
- Разведка наша гордится, что получила десятки тысяч страниц из Америки…
- Вот именно! А сегодня достаточно нескольких флэшек, и всю информацию можно передать с любого компьютера из любой деревни… Так что для защиты информации нужны совсем иные методы и технологии. Конечно, остаются вопросы терроризма, безопасности и так далее, и о них следует постоянно помнить.
- На мой взгляд, ситуация в нашей науке, технике и промышленности сегодня напрямую зависит от поставок комплектующих из-за рубежа. такова была и есть экономическая политика в стране. авиация, ракетная техника, вся электроника не способны развиваться без "помощи с Запада". Я считаю ее ошибочной. а потому не могу не спросить вас: вы в таком же положении?
- К счастью, руководство страны и Росатома даже в тяжелейшие 90-е годы приняли ряд решений, которые позволили нам обходиться только отечественными материалами. В то время во главе ведомства стояли люди, которые хорошо знали ситуацию с оружием…
- В том числе и выходцы от вас…
- Конечно… Так что никаких комплектующих нам из-за рубежа для создания оружия не требуется. Росатом как был одной из мощных корпораций, так и остался. Делящихся материалов в России хватает, технологии сохранили, а кое-что даже приумножили и улучшили. В электронной части тоже были приняты соответствующие меры - элементная база, которая нам нужна, не погибла: все необходимое выпускается в России. Нам ничего покупать на "свободном рынке" не требуется. В этом смысле Росатом и ВНИИЭФ являются достаточными. Понятно, что я не говорю об обычном оборудовании и приборах. Хотя и в этой области следует развиваться, хотя конкуренция очень сильная. Возьмем, к примеру, вычислительные машины. Наш вычислительный центр является самым крупным в стране, и мы внимательно следим за тем, чтобы оставаться в лидерах. Однако через какое-то время нам потребуется создавать новую, более мощную машину. Такие супермашины будут создавать всего несколько стран. В первую очередь, конечно, американцы… Вернемся в прошлое. Ядерное оружие начиналось с расчетов. Потом модельные эксперименты на площадках и завершение - испытания. Сейчас эта технология, которую разработали атомщики, завоевала весь мир. К примеру, чтобы создать самолет, сначала проводят огромное количество численных расчетов. Многие свойства его, особенно по безопасности, проверяют именно расчетно. Так было и в автомобилестроении, в химии - везде. То есть та технология, которая была развита и у нас и у американцев, завоевала фактически весь мир. Но очень мощные машины - десять в восемнадцатой степени операций в секунду! - не нужны для промышленности, точнее - могут оказаться слишком дорогими. А для поддержания стратегической стабильности ядерного боезапаса - вполне нормально. На рынке не окажется элементной базы, значит, ее нужно создавать в стране, и это должно стимулировать развитие новых отраслей, в частности электронной. Таким образом, и сейчас ядерное оружие выступает своеобразным катализатором развития науки, техники и промышленности будущего. Уверен, что элементная база уже в ближайшее время в России появится - сегодня мы находимся на определенном рубеже, с которого следует сделать очередной шаг в развитии.
- Более оптимистического финала и придумать трудно!
- Надо уважать свой народ, свою историю, своих ученых. Огромное количество людей работали у нас над решением крупных задач. Некоторые из них были решены фантастически быстро и фантастически квалифицированно. Достижения наши не следует забывать, и не надо копировать все, что делается на Западе. Особенно меня расстраивает то, что мы делаем в области экономики. Нельзя отказываться, конечно, от мирового опыта, международное научно-техническое сотрудничество необходимо и полезно, но то, что у нас специалистов прекрасных много и они готовы работать на благо страны, очевидно. И об этом следует всегда помнить всем - от руководителей страны до каждого из нас. Надо включить память, сучить рукава и трудиться. И слушать своих ученых и специалистов.
И вместо эпилога
Эта атомная суперзвезда должна была потрясти все человечество (и это ей удалось!), а потому по заведенным еще во времена Берии порядкам все должно было оставаться секретным. Причем, пожалуй, еще в большей степени, чем раньше.
Очень узкий круг людей знал о готовящемся испытании, и многие детали его подготовки и проведения только сейчас становятся известными.
Это знаменитая "Кузькина мать", та самая "супербомба", о которой уже написано побольше, чем о любом физике, исключая, пожалуй, лишь Эйнштейна. Говорят, что создание "супербомбы" стало переломным этапом не только в истории "Атомного проекта СССР", но и в ядерной гонке между СССР и США.
Простите, но я думаю иначе.
Об этой бомбе в Сарове говорят с восхищением, мол, вот такую бомбу мы создали. Но когда я смотрю на нее, становится грустно. И вспоминаю одну присказку, популярную среди атомщиков. Звучит она так: "В России есть царь-колокол, который никогда не звонил; есть царь-пушка, которая никогда не стреляла; и есть царь-бомба, которая никогда не взрывалась…" Последнее утверждение не совсем точное: царь-бомба была взорвана, правда, в половину своей мощности, но суть дела это не меняет…
Считается, что взрыв на Новой Земле стал "спусковым крючком" для заключения Договора о прекращении испытаний в атмосфере, на земле и на воде. Не спорю: возможно, так и есть. Однако, с моей точки зрения, создание "супербомбы" привело к трагическим последствиям. Во-первых, среди атомщиков произошел раскол. Игорь Васильевич Курчатов и Кирилл Иванович Щелкин были категорически против создания бомб такой мощности. Они говорили, что они не нужны, мол, достаточно того, что уже есть. Но был Никита Сергеевич Хрущев, который мечтал о сверхоружии, о "кузькиной матери", которую он должен был показать капиталистам. И был Андрей Дмитриевич Сахаров, который помог ему получить в свое распоряжение такую "страшилку". И Хрущев использовал ее для разжигания "холодной войны". К сожалению, не только политика американцев, но и наша, советская, в то время стремительно приближали человечество к ядерной войне.
Нам повезло, что "Кузькина мать" осталась в истории лишь как пример ядерного безумия.
