8 апреля 1834 года Пушкин и Софья Федоровна Тимирязева представлялись императрице Александре Федоровне. Будучи в гостях у Тимирязевых, поэт сказал: "Ах, Софья Федоровна, как посмотрю я на Вас и ваш рост, так мне все и кажется, что судьба меня, как лавочник, обмерила" (рост Тимирязевой – 2 аршина и 8,5 вершков, рост Пушкина на 3 вершка меньше).
Могилы Ивана Семеновича и Софьи Федоровны Тимирязевых на Ваганькове не сохранились, но можно предположить, что они находились на 13-м участке, где спустя полстолетия был похоронен и их племянник К. А. Тимирязев.
21 августа 1830 года Пушкин, П. В. Нащокин, Е. И. Сибилев и другие посетили П. А. Вяземского в Остафьеве. О Евграфе Ивановиче Сибилеве известно, что он был московский дворянин, театрал, коллежский асессор. Упоминания о нем встречаются в письмах Пушкина П. А. Вяземскому от 14 и 16 марта 1830 года.
Знаком был поэт и с Юрием Никитичем Бартеневым (1792–1866) – директором училищ Костромской губернии (1819–1833), литератором, автором "Записок". Встречались они во время приезда Бартенева из Костромы в Москву и Петербург. П. А. Вяземский писал Пушкину в сентябре 1828 года о Бартеневе как об "умном, образованном, великом чудаке", а в июне 1836 года Петр Андреевич сообщал из Петербурга жене о проведенном вечере в компании Пушкина, Бартенева и других лиц по случаю проводов В. А. Жуковского в Дерпт. Сохранился альбом Бартенева с вписанным Пушкиным сонетом "Мадона" и надписью: "30 авг. 1830. Москва. В память любезному Юрию Никитичу Бартеневу". В этом стихотворении поэт обращается к своей невесте Н. Н. Гончаровой:
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
В свою очередь, Бартенев подарил Пушкину только что вышедшую в Париже книгу Жана-Поля с надписью на шмуцтитуле: "Знаменитому Пушкину и Пушкину любимому на память от Бартенева. 1830 года. 31-го августа. Москва". В своих "Записках" Бартенев рассказал о беседах с А. Н. Голицыным и П. И. Лангом по поводу "Гавриилиады" и "Бахчисарайского фонтана".
Пушкин поддерживал связь с журналом "Московский наблюдатель", возглавляемым Василием Петровичем Андросовым (1803–1841), но напечатал в нем только стихотворение "На выздоровление Лукулла" (1835); ни характером журнала, ни его направлением Пушкин не был удовлетворен. Вместе с Пушкиным Андросов был на новоселье у М. П. Погодина 29 апреля 1830 года и принимал участие в составлении коллективного письма С. П. Шевыреву за границу. Как статистик, Андросов сотрудничал в "Московском вестнике". В 1832 году он опубликовал "Статистическую записку о Москве", вызвавшую бурную полемику. Пушкин критически отнесся к этой работе. В свою очередь Андросов скептически отнесся к изданию Пушкиным "Современника". Последние встречи Пушкина с Андросовым состоялись в 1836 году, в мае месяце.
Среди знакомых Пушкина были и чины жандармерии. К ним относился Иван Петрович Бибиков (1788–1856) – жандармский полковник при Бенкендорфе (1826–1828), автор донесений (в целом благожелательных) о поведении Пушкина в Москве. По свидетельству дочери Бибикова, Пушкин беседовал с ее отцом в московском Английском клубе о "Графе Нулине".
Брат жены поэта И. Н. Гончаров в 1831 году познакомил его в Царском Селе со своим сослуживцем и сослуживцем М. Ю. Лермонтова корнетом лейб-гвардии Гусарского полка графом Алексеем Владимировичем Васильевым (1809–1895). По свидетельству П. И. Бартенева, Пушкин и П. А. Вяземский "принимали участие" в графе, "который до глубокой старости любил писать стихи, но, кажется, не печатал их". Со слов Васильева записаны его разговор с Пушкиным в 1834 году о сказке П. П. Ершова "Конек-Горбунок" и отзыв Пушкина о М. Ю. Лермонтове ("далеко мальчик пойдет").
Во второй половине декабря 1836 года П. В. Нащокин писал Пушкину: "Посылаю тебе повести Мухина – от самого автора <…> сделай милость – к собственным их достоинствам прибавь словечко". Эта книга "Повести Александра Мухина" (1836) с дарительной надписью: "Александру Сергеевичу Пушкину от Сочинителя. Москва, 16 декабря" сохранилась в библиотеке Пушкина. Александр Ефремович Мухин (ум. 1861) был отставным штабс-капитаном, в 1842–1850 годах – чиновником по особым поручениям при Дирекции московских театров.
Еще в детские годы Пушкина "водили на знаменитые детские балы танцмейстера Иогеля". А в конце 1828 – начале 1829 годов поэт впервые увидел Н. Н. Гончарову у Иогеля в доме Кологривовых (ныне Тверской бульвар, д. 22).
Петр Андреевич Иогель (1768–1855) – московский танцмейстер, учитель танцев в Московском университете, устроитель балов.
В начале восьмидесятых годов автор этой книги при обходе Ваганьковского кладбища натолкнулся на могилу Иогеля; не придав тогда этому значения и не отметив ее среди окружающих надгробий, мне, к сожалению, до сих пор не удается ее найти.
С майором Алексеем Гавриловичем Носовым (ум. 1844) Пушкин встречался во второй половине 1820-х годов у М. И. Римской-Корсаковой, вдовы камергера, державшей для гостей свой дом всегда открытым.
Надежда Петровна Озерова, по мужу Базилевская (1810–1863) – дочь шталмейстера и сенатора, встречалась с Пушкиным и Н. Н. Гончаровой в мае 1830 года в Большом зале Благородного собрания в Москве на представлении пьесы А. Коцебу "Ненависть к людям и раскаяние".
Введенские горы
Мертвые умеют перевернуть
нашу душу.
Зависть и гордость.Мария Пуйманова
Введенское кладбище расположено на востоке Москвы, в Лефортове (Наличная улица). Оно протянулось от улицы Госпитальный вал на юг. Проехать к нему можно от станций метро "Семеновская" и "Авиамоторная" на трамвае. Основано оно в 1771 году, во время эпидемии чумы, так же, как и Ваганьково. Названо по местности Введенские горы (часто кладбище называют Немецким, так как в XVIII–XIX веках здесь хоронили иностранцев, которых в Москве называли "немцами"; как правило, они были не православной, а другой веры, поэтому кладбище иногда именовали еще и Иноверческим). Кладбище окружает кирпичная стена с двумя воротами – северными и южными. Южные ворота (у Наличной улицы) считают главными, от них идет нумерация участков. Ворота соединяются главной аллеей кладбища.
Из шести знакомых Пушкина, похороненных на Введенских горах, найдены только могилы пианистов и композиторов Иосифа Иосифовича Геништы (1795–1853) и Джона Фильда (Филда) (1782–1837).
На главной аллее (10-й уч.) находится могила композитора И. И. Геништы, писавшего романсы на стихи великого поэта: "Черкесская песня" (1823), "Черная шаль" (1829). В 1826 году, к моменту возвращения А. С. Пушкина из Михайловской ссылки, композитор написал элегию на слова "Погасло дневное светило…". Композитор впервые ее исполнил в салоне Зинаиды Волконской в присутствии автора. Геништа встречался с Пушкиным также у Веневитиновых и Ушаковых. Композитор участвовал в написании музыки к водевилям совместно с А. Н. Верстовским, М. Ю. Виельгорским и А. А. Алябьевым. Его считали основоположником "рыцарского романса" в русской камерно-вокальной музыке.
На могиле композитора стоит скромное надгробие.
Почти у самой Главной аллеи, на 6-м участке, возвышается массивное гранитное надгробие (его цвет из-за слоя пыли и копоти не поддается определению) на могиле пианиста и композитора Джона Фильда. Из эпитафии, начертанной на памятнике по-английски, можно узнать, что родился он в Ирландии; двадцатилетним юношей приехал в Россию, ставшей для него второй родиной. Почти всю свою артистическую жизнь, более тридцати лет, прожил он в Петербурге и Москве. Как пианист он прославился поэтичным, необычайно звучным исполнением. Своими концертными выступлениями и педагогической деятельностью Фильд приобрел редкую популярность и любовь. У него занимались композиторы А. Н. Верстовский, А. Л. Гурилев, А. И. Дюбюк. У Джона Фильда брал уроки М. И. Глинка, так писавший о своем учителе: "Казалось, что он не ударял по клавишам, а сами пальцы падали на них, подобно крупным каплям дождя, и рассыпались жемчугом по бархату".
Джон Фильд – автор семи концертов и большого числа пьес для фортепьяно. Его творчество связано с традициями Моцарта. Он основоположник жанра "ноктюрн", классические образцы которого впоследствии создал Фредерик Шопен.
Джон Фильд был близко знаком с А. С. Грибоедовым и дядей поэта Василием Львовичем. По-видимому, Пушкин встречался с Джоном Фильдом в петербургском салоне польской пианистки Марианны-Агаты Шимановской (1789–1831), где собирались польские и русские писатели, музыканты, художники и ученые.
Обидно, что такой человек и композитор сейчас нами забыт: даже в 1982 году (в 200-летие его рождения) на его могиле не было ни одного цветочка…
Александр Вильгельмович Рихтер (1804–1849) – воспитанник Благородного пансиона при Московском университете, чиновник Московского Главного архива Министерства иностранных дел ("архивный юноша"), затем библиотекарь Московского университета, надворный советник.
24 октября 1826 года А. В. Рихтер был вместе с Пушкиным на обеде у А. С. Хомякова по случаю основания журнала "Москвитянин".
Был знаком Пушкин и с женой писателя Г. И. Гагарина, дипломата, почтенного члена литературного общества "Арзамас", двоюродного брата В. Ф. Вяземской – Екатериной Петровной, урожденной Соймоновой (1790–1873). Встречался с ее семьей в период их пребывания в России до 1820-го и после 1826 года.
Уже говорилось о том, что Пушкин довольно часто бывал в доме М. П. Погодина и хорошо знал его жену, мать и брата Григория. Жена Погодина – Елизавета Васильевна, урожденная Вагнер (1809–1844), была католичкой, и, видимо, поэтому Михаил Петрович вынужден был похоронить ее на "иноверческом" Введенском кладбище.
На Введенских горах покоится Мария Жорж – акушерка жены поэта, Н. Н. Пушкиной.
Даниловское кладбище
Нам нужны великие могилы.
Н. А. Некрасов
Даниловское кладбище находится неподалеку от Данилова и Донского монастырей (ул. Рощинская, 4-й проезд). Это старое московское кладбище, ровесник Ваганькова, Введенских гор, Пятницкого и Миусского кладбищ (все они основаны во время эпидемии чумы в 1771 году).
На Даниловском кладбище похоронено семь знакомых Пушкина, но могилы их неизвестны – это кладбище еще мало изучено.
Петербургскими знакомыми Пушкина были Сергей Дмитриевич Безобразов (1801–1879) и его жена (с ноября 1833 года) Любовь Александровна, урожденная княжна Хилкова (1811–1859). Когда в 1831 году Пушкин познакомился с Безобразовым, последний был флигель-адъютантом, ротмистром лейб-гвардии Кирасирского полка. Признанный красавец, Сергей Дмитриевич Безобразов, еще будучи холостым, ухаживал за женой поэта Натальей Николаевной, что раздражало Александра Сергеевича. 27 сентября 1832 года Пушкин с сарказмом писал жене о встрече с Безобразовым у В. Ф. Вяземской; впоследствии он виделся с супругами Безобразовыми в петербургском великосветском обществе. Л. А. Черейский указывает: "В дневнике Пушкина имеется несколько записей о "семейной истории" Безобразова – получивших скандальную огласку сценах ревности, причину которых подозревали в любовной связи его жены с Николаем I". С. Д. Безобразов дослужился до чина генерала от кавалерии.
В 1806–1811 годах Закон Божий и "отечественный язык" преподавал Саше Пушкину священник Алексей Иванович Богданов (1786–1860), похороненный также на этом кладбище.
Бывая в Москве, Пушкин несколько раз посетил дом великого актера Михаила Семеновича Щепкина (1788–1863), жившего в Б. Спасском переулке, д. 16. Поэт хорошо знал жену Щепкина – Елену Дмитриевну (1789–1859), урожденную Дмитриеву, четырех ее сыновей – Александра, Дмитрия (1817–1857), Николая, Петра и трех дочерей – Александру (1816–1841), Веру и Феклу (1814–1852). Судя по литературным источникам, семья Щепкиных была дружной. Но вот загадка: жена Щепкина, сын Дмитрий, дочери Александра и Фекла похоронены на Даниловском кладбище, а сам великий актер с сыновьями Николаем и Петром – на Пятницком. Где похоронены их сын Александр и дочь Вера – мы не знаем.
Сравнивая годы смерти членов семьи Щепкиных, видишь, что раньше всех скончалась их дочь Александра Михайловна – молодая актриса Малого театра. Родители хоронят ее на Даниловском кладбище, где, возможно, ранее были погребены родственники жены Дмитриевы. Затем Щепкины теряют вторую дочь, тоже актрису Малого театра, Феклу Михайловну. Она находит последнее упокоение рядом с сестрой Александрой. Через пять лет в расцвете сил умирает их брат Дмитрий – многообещающий ученый, магистр Московского университета, филолог и историк искусств. Для него уготовано место рядом с сестрами на Даниловском кладбище. За шестнадцать лет потерять троих взрослых детей – непосильный удар для матери, и через два года Елена Дмитриевна, уже пожилой человек, последовала за своими дочерьми и сыном на Даниловское кладбище.
Михаил Семенович Щепкин пережил свою жену всего на четыре года. Казалось бы, и ему предназначено судьбою место рядом с женой и детьми на этом же кладбище. Но его хоронят на Пятницком кладбище, рядом с выдающимся русским историком Т. Н. Грановским (ум. в 1855 году) и декабристами И. Д. Якушкиным (ум. 1857) и Н. В. Басаргиным (ум. 1861). По-видимому, на этом настояла московская интеллектуальная общественность, решив небольшую площадку вокруг памятника-обелиска Грановскому превратить в "пантеон" выдающихся деятелей русской науки и культуры. Позже рядом с Михаилом Семеновичем были погребены его сыновья – Петр и Николай.
Миусское кладбище
Мы знаем неизбежное и грустное: все мы пришли в этот мир, чтобы уйти навсегда. И знаем радостное: сама жизнь – благо. Но жизнь прожить – не поле перейти.
Ю. Бондарев
Находится это кладбище в северной части Москвы. Основано близ местности Миусы, отсюда и его название. Сейчас оно – запушенное, малоизученное московское кладбище; проехать к нему удобнее всего на трамвае от станции метро "Новослободская" (до Сущевского вала).
На кладбище похоронено 7 знакомых Пушкина, сохранилась же только могила М. Т. Каченовского. Расположена она на 4-м участке кладбища, слева от главной аллеи, идущей от ворот кладбища к церкви Веры, Надежды, Любви и матери их Софьи. Надгробие у него малозаметное – невысокий черный гранитный цилиндр, рустированный кубом.
Михаил Трофимович Каченовский (1775–1842) – историк, издатель, географ, профессор Московского университета, критик и переводчик, с 1841 года – академик. Он был издателем журнала "Вестник Европы". Вел непрерывную борьбу с "Арзамасом", с литературной и, позднее, исторической школой Карамзина, являясь, в свою очередь, постоянным объектом нападок "арзамасцев". Позже принадлежал к числу литературных противников Пушкина. На Каченовского написаны эпиграммы Пушкина "Бессмертною рукой раздавленный Зоил…" (1818), "Хаврониос! ругатель закоснелый…", "Клеветник без дарованья…", "Охотник до журнальной драки…", "Жив, жив, Курилка!", "Там, где древний Кочерговский…", "Как сатирой безымянной…" (1825) и др.
Однако поэт и профессор познакомились лично только 22 сентября 1832 года на лекции И. И. Давыдова в Московском университете. После лекции, сообщает Л. А. Черейский, Пушкин вступил в спор с Давыдовым и Каченовским, отстаивая подлинность "Слова о полку Игореве". Вскоре, 27 декабря 1832 года, Каченовской подал свой голос за избрание Пушкина в члены Российской академии. После смерти поэта Каченовский отозвался о нем так: "Один только писатель у нас мог писать историю простым, но живым и сильным, достойным ее языком – это Александр Сергеевич Пушкин, давший превосходный образец исторического изложения в своей "Истории Пугачевского бунта"". Эти слова Каченовского передал историку С. М. Соловьеву профессор Московского университета Д. Л. Крюков. И далее С. М. Соловьев пишет: "Но всякий ли способен и после смерти врага сделаться беспристрастным в отношении к нему, у всякого ли достанет духа похвалить и умершего врага?.. Во всех отношениях общественной и служебной жизни своей Каченовский был честным человеком". Трудно не согласиться с этими словами историка, но будем все же помнить и то, что писал Пушкин о Каченовском в эпиграмме "Жив, жив, Курилка!":
Как! жив еще Курилка журналист?
Живехонек! все также сух и скучен,
И груб, и глуп, и завистью размучен,
Все тискает в свой непотребный лист -
И старый вздор, и вздорную новинку.
Фу! надоел Курилка журналист!
Как загасить вонючую лучинку?
Как уморить Курилку моего?
Дай мне совет. – Да… плюнуть на него.
Михаил Трофимович Каченовский одно время был деканом, а затем и ректором Московского университета. Писатель И. А. Гончаров, учившийся у Каченовского, вспоминал: "Это был тонкий, аналитический ум, скептик в вопросах науки и отчасти, кажется, во всем. При этом – строго справедливый и честный человек. Он читал русскую историю и статистику; но у него была масса познаний по всем частям. Он знал древние и новые языки, иностранные литературы, но особенно обширны были его познания в истории и во всем, что входит в ее сферу – археология и проч. Любимая его часть в истории была этнография. Особенную симпатию он питал к польским историкам (сам он был родом из Малороссии и высказывал явное расположение к своим землякам) и летописцам". Более лестную характеристику трудно себе представить.
Д. Н. Свербеев – общественный деятель, учившийся тоже у Каченовского, дополняет его портрет: "Второй из любимых моих профессоров был Михаил Трофимович Каченовский, желчный, пискливый, подозрительный, завистливый, человеконенавистный скептик, разбиравший по всем косточкам и суставчикам начатки российской истории, которую он преподавал, ничего не принимавший на одну веру, отвергавший всякое предание, – одним словом, сомневавшийся во всем. Верил он одному только Нестору, не верил ни "Русской Правде" Ярослава Мудрого, ни духовному завещанию Владимира Мономаха, ни подлинности "Слова о полку Игореве"… Несмотря на то, он был человек умный и достойный глубокого уважения по истинной любви к честному и бескорыстному труду и по своему критическому таланту, который, к сожалению, не всегда отличался беспристрастием". А Н. В. Станкевич, философ и писатель, посвятил своему учителю такое четверостишие:
За старину он в бой пошел,
Надел заржавленные латы,
Сквозь строй врагов он нас провел
И прямо вывел в кандидаты.
У кладбищенской церкви была, вероятно, похоронена семья князя Владимира Сергеевича Голицына (1794–1861): его жена Прасковья Николаевна, урожденная Матюнина (1798–1884), сыновья Владимир и Дмитрий и дочь Надежда.
В. С. Голицын – участник Отечественной войны, командовал Нижегородским драгунским полком, в отставку вышел генерал-майором. Страстный любитель музыки, автор русских переводов либретто нескольких иностранных опер. Написал музыку на слова Пушкина "Дарует небо человеку…" ("Из Бахчисарайского фонтана").