"Я, нижепоименованный, обещаю и клянусь Всемогущественным Богом, перед Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому и законному Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и всё к высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащим права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять.
Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и прочих воинских случаях, храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что в Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всех случаях касаться может.
От ущерба же Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно сказывать, но и всякими мерами отвращать и не допускать подчуся и всякую доверенную тайность крепко хранить буду, а предоставленным надо мною начальникам во всем, что пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и всё по совести исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и Присяги не поступать.
От Команды и Знамя, где принадлежу, Хотя в поле, свозе и гарнизоне никуда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, и во всём так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному солдату надлежит.
В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы, целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь".
Из изложенного видно, что у господ офицеров были причины делать вид, что у них произошел провал памяти, не помнить о принятой ими присяге на верность царю и России. Кроме того, господа высшие офицеры были обязанных царю всем: высоким положением, генеральскими званиями и должностями, окладами по 24 тысячи в год (и это при среднем по стране – для квалифицированных рабочих – около 400 рублей в год), и прочая, и прочая…
Глава 6
Зная все это, Государь Император и одновременно Верховный Главнокомандующий Русской армией, чтобы поставить без применения насилия все по своим местам, решил провести чисто формальную процедуру с практически, казалось ему, очевидным результатом. Он приказал через начальника штаба Ставки, генерала Алексеева, провести опрос командующих фронтов Русской армии: великого князя Николай Николаевича (Кавказский фронт, кстати, родной дядя царя), генерала Брусилова (Юго-Западный Фронт), генерала Эверта (Западный фронт), генерала Рузского (Северный фронт), генерала Сахарова (Румынский фронт), адмирала Непенина (командующего Балтийским флотом), адмирала Колчака (командующего Черноморским флотом) и некоторых других высших должностных лиц – о целесообразности его отречения от престола.
Можно себе представить степень растерянности, удивления и огорчения царя России, когда все они, за исключением адмирала Колчака, который не прислал никакого ответа, отказали царю в поддержке. Жестко против отречения высказался только хан Нахичеванский, находившийся тогда, как и все настоящие патриоты России, в действующей армии.
Совершилось невиданное предательство – высшая военная элита России отказалась от него, царя, то есть, по существу, все они изменили присяге, предали и бросили своего Верховного Главнокомандующего на растерзание поддонков, врагов Отечества.
Чтобы понять степень предательства, лицемерия, подлости и собственной глупости командующих фронтами и флотами России, приведем тексты телеграмм, направленные ими царю 2 марта 1917 года.
1) от Великого князя Николая Николаевича (родной дядя царя. – Н. Сед.):
Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры.
Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему.
Осенив себя крестным знаменем – передайте ему Ваше наследие. Другого выхода нет.
Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас.
Генерал-адъютант Николай
2) от генерал-адъютанта Брусилова:
Прошу вас доложить государю императору мою всеподданнейшую просьбу, основанную на моей преданности и любви к Родине и царскому престолу, что данную минуту единственный исход, могущий спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет, – отказаться от престола в пользу государя наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила Александровича. Другого исхода нет; необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе повлечет за собой неисчислимые катастрофические последствия. Этим актом будет спасена и сама династия в лице законного наследника.
Генерал-адъютант Брусилов
3) от генерал-адъютанта Эверта:
Ваше Императорское Величество, начальник штаба Вашего Величества передал мне обстановку, создавшуюся в Петрограде, Царском Селе Балтийском море и Москве, и результат переговоров генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы.
Ваше Величество, на армию в настоящем ее составе рассчитывать при подавлении внутренних беспорядков – нельзя. Ее можно удержать лишь именем спасения России при невозможности вести дальнейшую борьбу. Я принимаю все меры к тому, дабы сведения о настоящем положении дел в столице не попадали в армию, дабы уберечь ее от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких.
Необходимо немедленное решение, которое могло бы привести к прекращению беспорядков и сохранению армии для борьбы против врага.
При создавшейся обстановке, не находя иного исхода, безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество, во имя спасения Родины и династии, принять решение, согласованное с заявлением председателя Государственной думы, выраженным им генерал-адъютанту Рузскому, как единственно, видимо, способное прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии.
Генерал-адъютант Эверт
4) от генерала Сахарова:
Псков, главкосев. (на имя генерал-адъютанта Рузского)
Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный ответ председателя Государственной думы Вам на высокомилостивое решение государя императора даровать стране ответственное министерство и пригласил главнокомандующих доложить Его Величеству через Вас о решении данного вопроса в зависимости от создавшегося положения.
Горячая любовь моя к Его Величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнусного предложения, переданного Вам председателем Государственной думы. Я уверен, что русский народ, никогда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойничья кучка людей, именуемая Государственной думой, предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных целей. Я уверен, что армии фронта непоколебимо стали бы за своего державного вождя, если бы не были призваны к защите Родины от врага внешнего и если бы не были в руках тех же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни армии.
Таковы движения сердца и души. Переходя же к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я, непоколебимо верноподданный Его Величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъявлению дальнейших, еще гнуснейших притязаний.
Генерал Сахаров
5) от адмирала Непенина:
С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Всеподданнейше присоединяюсь к ходатайствам главнокомандующих фронтами о немедленном принятии решения, сформулированного председателем Государственной думы. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины.
Вице-адмирал Непенин
6) от генерал-адъютанта Алексеева:
Всеподданнейше докладывая эти телеграммы Вашему Императорскому Величеству, умоляю безотлагательно принять решение, которое Господь Бог внушит Вам. Промедление грозит гибелью России. Пока армию удается спасти от проникновения болезни, охватившей Петроград, Москву, Кронштадт и другие города, но ручаться за дальнейшее сохранение воинской дисциплины нельзя. Прикосновение же к делу внутренней политики будет знаменовать неизбежный конец войны, позор России и развал ее.
Ваше Императорское Величество горячо любите Родину и ради ее целостности, независимости, ради достижения победы соизволите принять решение, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжкого положения.
Ожидаю повелений.
Генерал-адъютант Алексеев
2 марта 1917 г.
Из текста приведенных телеграмм однозначно следует, что "безгранично преданные" предатели генералы и адмиралы, будучи высшими офицерами России, оказались теми субъектами, которые, изменив воинской чести и долгу присяги, заставили царя отречься от престола и обрекли его и его семью на верную гибель, а также – себя.
Здесь уместно дополнить, что не только генералы обрекли на погибель монархию в России. 9 марта 1917 года (старый стиль) большая часть Священного Синода Русской Православной церкви (8 архиереев и 1 протопресвитер) выступили с заявлением в защиту действий Временного правительства, поддержав обращение этого правительства к народу России. Тем самым все они отказали в доверии Государю Российскому, Помазаннику Божию. Среди подписавших это заявление были митрополиты Киевский, Московский, Финляндский и другие. Таким образом, и Русская Православная церковь фактически оказалась среди разрушителей нашего государства.
Оскорбленный и до предела униженный, на какое-то время потерявший чувство реальности, царь великой страны под непосредственным давлением и уговорами не каких-то жидомасонов, а боевых русских генералов Рузского, Данилова и Савича, в минуту слабости, подписывает телеграмму-отречение:
"Председателю Государственной думы. Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и спасения родной Матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем чтобы он оставался при мне до совершеннолетия при регентстве брата моего, великого князя генерал-майора Михаила Александровича…"
Через несколько минут царь, сообразив, какую роковую ошибку он допустил, пытается остановить генерала Рузского и прохождение телеграммы в Петроград, но генерал был в данном случае чрезвычайно оперативен, вызванный вновь, теперь уже к бывшему царю, он докладывает, что текст телеграммы ушел по проводам…
Все, наступило смутное время. Руками своих же генералов Россия была брошена в кровавую купель.
В день своего отречения, 2 марта, Николай II точно зафиксировал в дневнике положение дел: "Кругом измена, и трусость, и обман…". На следующий день члены Временного правительства, во главе с князем Львовым, и председатель Государственной думы Родзянко убедили императора Михаила отказаться от престола без одобрения народа, которому якобы надлежит всенародным голосованием через своих представителей в Учредительном собрании установить образ правления и новые законы государства Российского. Таким образом, подлым обманом было устранено последнее препятствие к захвату власти в России проходимцами и авантюристами всех мастей.
По поводу отречения царя очень точно высказался замечательный русский публицист М. О. Меньшиков: "Жаль несчастного царя… Однако престол – не кресло в опере, которое можно передать желающим. Престол – есть главный пост государственный, высочайшая стража у главной святыни народной – у народного величия. Царю вручена была не какая-либо иная шапка, а национальная шапка, символ единства и могущества народа. Вручены были держава, скипетр, меч, мантия и пр. – облачение символическое носителя всенародной личности. Тот, кто с таким малодушием отказался от власти, конечно, недостоин ее".
Вместе с тем жизнь и время показали, что еще более недостойными этой власти оказались те, кто с помощью интриг и обмана вырвал из рук царя эту же власть.
Причем следует особо подчеркнуть, что величайшая трагедия нашей страны состояла в том, что власть была вырвана из рук русского царя высокопоставленными проходимцами в то время, когда все главные трудности на пути ее развития были уже позади. К этому времени главный противник России – Германия израсходовала все свои ресурсы и была накануне поражения. Победа России, во имя которой было так много пролито крови, казалась, совсем была рядом.
В качестве доказательства изложенного приведем точку зрения по этому вопросу одного из самых известных политиков прошлого столетия У. Черчилля (Вторая мировая война. М., 1955. Т. 1.):
"Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань уже была видна. Она уже пережила бурю, когда все обрушилось на нее. Все жертвы были принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления закончились; снарядный голод побежден; вооружение шло широким потоком; более сильная, более многочисленная, гораздо лучше снабжаемая армия держала огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми…
Нужно было оставаться на посту; оказывать мощное давление на широко растянувшиеся позиции германских войск; удерживать слабеющие силы противника на своем фронте, не проявляя притом особой активности; иными словами, надо было удержаться; вот и все, что стояло между Россией и плодами общей победы…
…Российская империя в 1917 году располагала значительно большей и лучше экипированной армией, чем та, с которой Россия начинала войну. В марте царь находился на престоле; Российская империя и русский народ держались, фронт был обеспечен и победа казалась бесспорной.
Согласно поверхностным суждениям, характерным для нашего времени, царский режим принято считать недальновидной, прогнившей, ни на что не способной тиранией. Однако обзор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен скорректировать эти легковесные представления и привести главные факты. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она выдержала, по бедствиям, которые она перенесла, по неистощимым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, которые она осуществила.
В правительствах государств, в которых происходят великие события, лидер нации, кто бы он ни был, несет ответственность за неудачи и прославляется за успехи. И не имеет значения, кто выполнял эту тяжелую работу, кто планировал операцию, верховной власти принадлежат упреки и похвала.
Почему Николаю II отказывают в этом испытании? Он совершил много ошибок, а кто из правителей их не совершал? Он не был ни великим полководцем, ни выдающимся правителем. Он был всегда лишь простым искренним человеком средних способностей, мягкого нрава, в своей повседневной жизни во всем следовал своей вере в Бога. Однако бремя принятия важнейших решений лежало на нем. В верхах, где, решая проблемы, надо говорить "за" или "против", где события переступают переделы человеческого разумения, где все неисповедимо, ответы давать приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или проявить стойкость?
Вот поля сражений Николая II. Почему же не воздать ему за это должное? Самоотверженный порыв русских войск, которые спасли Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; победы Брусилова; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо. Разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки, большие и страшные, режим, который он олицетворял, во главе которого он стоял и которому своим личным характером он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России.
Вот его сейчас сразят. Сначала вмешается темная рука, облаченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех любящих его предадут на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; его деяния осуждают; его память порочат. Остановитесь и скажите: а кто другой был способен на это? В людях талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властных недостатка не было. Но никто не в состоянии был ответить на несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, как древний Ирод, пожираемая червями…
Российская империя пала 16 марта, 6 апреля в войну вступили Соединенные Штаты Америки".
Лучше и более точно сказать о последнем русском царе, Николае II, чем вышеприведенные слова У. Черчилля, практически невозможно.
Производят сильное впечатление и запись в дневнике самого царя о последнем дне в Ставке русской армии:
"8-го марта. Среда.
Последний день в Могилеве. В 101/4 подписал прощальный приказ по армиям. В 101/2 пошел в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось! В 12 часов приехал к мама в вагон, позавтракал с ней и с ее свитой и остался сидеть с ней до 41/2 часов. Простился с ней, Сандро, Сергеем, Борисом и Алеком. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилева, трогательная толпа людей провожала. 4 члена Думы сопутствуют в моем поезде.
Поехал на Оршу и Витебск.
Погода морозная и ветреная.
Тяжело, больно и тоскливо".
Тогда, сразу же после отречения царя, высшую власть в стране приняла на себя Государственная дума, выделив из своей среды Комитет Государственной думы, в состав которого вошли: М. В. Родзянко, Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов, И. И. Дмитрюков, А. Ф. Керенский, В. В. Шульгин, С. И. Шидловский, П. Н. Милюков, М. А. Караулов, В. Н. Львов, В. А. Ржевский, М. С. Чхеидзе. Каждый из них мнил себя спасителем отечества и победителем Германии в Первой мировой войне. По подобному поводу у нашего народа появилась пословица:
"Дай Бог нашему теленку волка съесть". Этим дуракам – хоть бы часть ума Черчилля на всех. Однако, как говорил современный классик, дурак – это надолго…