* * *
Однако чуть позже, в 1893–1900 годах, Николай Васильевич снова возвращается в Санкт-Петербург. Теперь он назначается директором Клинического Еленинского института усовершенствования врачей. Впоследствии эта должность оказалась ему не по силам (сказались волнения, пережитые на русско-турецкой войне), нелепая смерть горячо любимого им сына… В результате – он окончательно отказывается от заведования столь хлопотной клиникой. Становится лишь заведующим одного из хирургических отделений этого славного института.
По всей вероятности, тогда-то как раз он и переехал на Моховую улицу, поселился в доме, принадлежавшем именно этому институту. Сам Еленинский Институт был основан еще Эдуардом Эдуардовичем Эйхвальдом, который и стал его первым директором.
А вообще-то Еленинский институт, в просторечии даже "Еленка", был создан благодаря неусыпным стараниям принцессы Фредерики-Шарлотты-Марии, которая сызмальства обучалась в Париже, вместе с внучками великого мудреца Вольтера. В юном возрасте она перебралась в Россию, чтобы стать там женой юного Михаила Павловича, младшего сына императора Павла I. В силу чего она и стала впоследствии Романовой.
Вообще-то, на счету у Великой княгини Елены было много прекрасных дел. Это – и создание Крестовоздвиженской общины сестер милосердия, которые, без малейшего промедления отправились прямо на фронт, под осажденный Севастополь, о чем нами уже говорилось в рассказе о Пирогове, и учреждение бесплатной Елизаветинской больницы, основание Мариинского приюта для огромного большинства детей, – и многое другое.
Однако Эдуард Эдуардович Эйхвальд, исполняющий должность первого директора Еленинского института усовершенствования врачей, неожиданно для всех его окружающих, вдруг скончался. Какое-то время директорскую должность исполнял Михаил Иванович Афанасьев, да и он уже явно почувствовал, что не может нести на своих плечах такую ответственную должность без ущерба для лечения своих больных.
Что ж, Николаю Васильевичу вдруг показалось, что он, уже поднаторевший в области хирургии в Москве, в состоянии справиться и с этой, нелегкой для него поначалу обязанностью. Он долго перебирал в памяти все неудачи своих предшественников, как и все их исключительно важные достижения.
Достаточно сказать, что число слушателей при нем в Клиническом хирургическом институте – порой доходило даже до нескольких тысяч.
То есть, со своими нелегкими обязанностями своими он явно справлялся…
* * *
Под конец жизни Николаю Васильевичу Склифосовскому захотелось отдохнуть от всех дел. А тут еще подвернулся удобный случай. Оказалось, жена его, Софья Александровна, обладает бесспорным правом на владение громадным участком плодородных земель в Полтавской губернии! Количество этих земель доходило до огромной цифры – до 600 десятин.
Короче говоря, Склифосовский, получив полную отставку в 1902 году, и перебрался в имение "Отрада", неподалеку от деревни Яковцы, на Полтавщине.
Надо при этом заметить, что с землей Полтавщины у него были давние связи. Еще в начале семидесятых годов он проделал какую-то очень существенную операцию в губернской Полтавской больнице, возвращаясь после защиты своей диссертации из города Харькова.
* * *
Для Николая Васильевича теперь наступила новая, весьма благодатная пора. Он живо вспомнил, что еще в Санкт-Петербурге для него специально проделывали в Неве прорубь, где он мог бы купаться. Действительно, как вспоминают все окружающие его в то время, он никогда не болел. И это, несмотря на то, что он претерпел много различных переживаний, связанных со смертью его первой жены, со смертью многих его детей…
Его имение располагалось на высокой горе.
Каждый день он велел закладывать беговые дрожки, и, отправляясь на Ворсклу, плавал там до полного изнеможения.
А пловец из него был отличный…
Затем, возвратясь с купания, он принимал заболевших своих посетителей. Для этого у него был оборудована специальная, для подобного рода больных, лечебница. Посетителей было исключительно много. Причем, по свидетельству многих его современников, он никому не говорил "ты", а как-то вежливо обращался ко всем на "вы". Он внимательно и терпеливо всех их выслушивал, назначал им лечение.
Уже само понимание, что они лечатся у такого замечательного врача, носящего к тому же генеральское звание, действовало на всех его больных безотказно.
Однако счастье его (если это в самом деле позволительно назвать счастьем) продлилось весьма недолго. После нескольких апоплексических ударов великого хирурга не стало.
Это случилось 30 ноября 1904 года, в час ночи.
Знаменательно, что как раз в те дни в Москве начал свою работу уже V съезд российских хирургов. И вот как откликнулся съезд по поводу смерти своего основателя: "Сошел в могилу, несомненно, один из самых выдающихся хирургов нашего отечества, имя которого мы привыкли ставить тотчас после имени великого Пирогова".
Что же, это, в самом деле, было именно так.
Он являлся одним из инициаторов того, чтобы русские хирурги объединились в одну, действительно, какую-то мощную организацию. Сам он выступал на первом их съезде с весьма основательным докладом. Кроме того, он был организатором и основателем всемирного съезда хирургов, начало проникновенной речи на котором даже вынесли в качестве эпиграфа перед этим очерком.
Теперь имя замечательного русского хирурга носит Институт скорой медицинской помощи в городе Москве.
Однако на этой, весьма счастливой ноте, мы не можем закончить наше повествование.
* * *
Самое страшное в семействе доктора Склифосовского наступило уже после того, как установилась советская власть.
Большевики не пощадили больную жену Николая Васильевича, как не пощадили и его не совсем здоровую дочь. Особенно дерзко вел себя некто Бибиков, или Бибик, известный среди своих подчиненных как матерый садист и убийца. Ему достаточно было только услышать зловещее слово "генерал"…
Не помогли и ссылки на большевистского вождя – Владимира Ленина, который издал специальную охранную грамоту для всей семьи профессора Склифосовского…
Они зверски убили всех, кого только застали в его опустевшей усадьбе…
Глава XI. Петр Францевич Лесгафт
Все, что упражняется – развивается и совершенствуется, что не упражняется – распадается.
Одно из любимых выражений Петра Францевича Лесгафта
Едва ли еще приступив к биографии этого человека, замечательного врача, мы сразу же натыкаемся на одну непростую загадку, которую так и не разрешила целая плеяда его биографов: почему он назван Францевичем? Ведь отцом его был, как полагает и большинство тех же его биографов, обрусевший немец – Иоганн Петер Отто Лесгафт?
Уж не скрывается ли во всем эта какая-то семейная тайна?
Достоверно знаем мы одно: Петр Францевич родился 8 (20) сентября 1837 года. То есть, – непосредственно в год смерти Пушкина.
У его отца было довольно обширное семейство, ухоженный сад. Вместе с Петром в семье возрастали еще три брата и сестра.
Отец их был весьма сдержанным человеком, в меру суровым. Он любил порядок во всем. К тому же – весьма бережливым. К порядку приучал и всех своих ребятишек.
Всему этому способствовали весьма небольшие доходы семьи. Иоганн Петер-отец содержал небольшую мастерскую, в которой сам же и управлялся: он был художником-гравером.
Получив неплохое домашнее воспитание, львиную долю в котором занимали живопись и стихи, – будущий анатом, антрополог, психолог и педагог, создатель стройной системы физического воспитания в нашей стране, – попал "в большую приму". Так назывался первый класс в главном Санкт-Петербургском учебном заведении для иностранцев, в основном – для немцев. Туда-то как раз и определили его родители.
Гимназия располагалась на Заневском проспекте. Здание ее сохранилось доныне.
У младшего Лесгафта дела с учебой обстояли очень прилично. Правда, ему с трудом давались иностранные языки. Особенно – латынь, французский язык – тоже. Однако – сам он об этом знал отлично. Потому и налегал как раз на указанные предметы, чтобы не запускать их, чтобы не приходилось впоследствии наверстывать понапрасну упущенное.
И все же в 1851 году отец забрал его оттуда, мотивируя свое решение тем, что его сын слаб здоровьем. А потому, чтобы не рисковать здоровьем малыша впоследствии, – уже как-то вынужденно. Вначале отдал его в обучение к приятелю-аптекарю…
Что же, новое занятие поначалу очень понравилось четырнадцатилетнему подростку. Однако растирание смесей, которые должны были принести облегчение страждущим людям, не очень-то пришлось по душе юному отроку. Вскоре – просто осточертело. А тут и хозяева стали использовать его совершенно не по назначению. Скажем – посылать за разными товарами в ближайшие магазины, даже на базар. Юноша поначалу молчал и терпел, однако вскоре в пух и прах разругался с аптекарем…
Что же, пришлось возвращаться снова в родительский дом, несмотря на недовольство родителей. Хорошо еще, заступился старший брат Александр, который тоже учился с ним в Петершуле. Он и подготовил младшего брата к дальнейшему продолжению учебы. Осенью 1852 года, ради завершения обучения, Лесгафт поступил в другую гимназию, Анненшуле. Гимназия располагалась на Кирочной улице, в доме 8.
Как-то совсем незаметно прошли два года. В 1854 году гимназия была закончена. Как повествует в своей книге Михаил Семенович Шойфет, к которому мы обращались уже не раз, в новой гимназии Лесгафт получил свое новое, довольно едкое прозвание – "Заноза". За свою готовность по любому поводу встревать в разные споры, бурно отстаивать свою точку зрения.
По окончании гимназии его зачисляют в Императорскую Медико-хирургическую академию. Отбор туда был довольно жестким. Из 500 кандидатов – зачисленными оказались только 254.
* * *
Зато в самой академии наступали значительные перемены. Взять хотя бы то, что там полностью обновилось все ее непосредственное начальство. Во главе академии отныне был поставлен Дубовицкий Петр Александрович, а вице-президентом ее оказался Иван Тимофеевич Глебов. Николай Николаевич Зинин стал новым ученым секретарем академии.
Теперь уже можно смело сказать, что кадровые перемены способствовали созданию новых кафедр, хорошему оснащению академии новыми зданиями, новыми программами и тому подобным. Способствовало это и вовлечению в учебный процесс новых, русских профессоров. Достаточно сказать, что очень вскоре в академии появились такие светила, как профессор Яков Алексеевич Чистович, который очень славился своими познаниями в истории русской медицины. Были здесь и терапевт Здекауэр Николай Федорович, и патологоанатом Геннадий Степанович Иллинский, и прославленный акушер Антон Яковлевич Крассовский, и вирусолог Владимир Егорович Экк, и судебный эксперт Иван Михайлович Балинский, личный, к тому же, друг Николая Ивановича Пирогова.
Яков Александрович Чистович вскоре даже возглавил академию. В 1871–1874 годах он будет ее начальником.
* * *
И все же сильнейшее влияние на Лесгафта оказал профессор Грубер.
Венцеслав Леопольдович Грубер приехал в Россию по особому приглашению Пирогова. Николай Иванович сумел распознать в нем очень добросовестного прозектора, весьма опытного, владеющего великолепной анатомической техникой.
Правда, картина, которую Грубер застал в академии поначалу, сразу же повергла его едва ли в полное уныние. Ему заранее обещали кафедру, да так и не дали ее. Везде в академии, при старом еще начальстве, – царил беспорядок. Вдобавок, почти сразу же после своего приезда, Пирогов и Грубер поссорились из-за какого-то пустяка, да так и не разговаривали в продолжение долгих семи лет…
Однако Лесгафт попал в академию в весьма счастливую пору. А сам он как-то быстро успел прослыть среди слушателей "поэтом анатомии", тогда как за его наставником в этой области, в анатомии, – прочно закрепилось прозвание "Пимен русской анатомической школы"!
Дело в том, что Николая Ивановича Пирогова просто вынудили уйти из академии. И Венцеслав Грубер смог теперь развернуться во всю мощь своего недюжинного таланта…
Да, чех Грубер, говоривший на какой-то удивительной смеси немецкого, русского и латинского языков, стал впоследствии любимцем всех последующих выпусков Медико-хирургической академии. По части анатомии он не знал себе равных в Европе. И в годы своего обучения в академии Петр Францевич всецело ему подчинился, поскольку не мог уже выскользнуть из рамок удивительного созвучия двух душ по части анатомического образования.
Еще студентом пятого, последнего, курса, ему посчастливилось весьма удачно выполнить работу по бальзамированию тела императрицы Александры Федоровны, супруги на ту пору уже покойного Николая I.
За эту работу он получил довольно кругленькую сумму: 300 рублей! При этом надо заметить, что студент Лесгафт, еще только поступив в академию, покинул родительский дом. Так что деньги эти пришлись ему весьма кстати. На них он снял какую-то крохотную каморку, зато – рядом с Медико-хирургической академией.
Впрочем, и без того профессор Грубер был готов ему предоставить штатное место в академии, определенно удостоверившись в его способности быстро и в срок исполнять всю, а то и любую прозекторскую работу.
Что же касается самого профессора Грубера, то о нем в ту пору в академии ходили настоящие анекдоты, поскольку он никому не прощал ни малейшего пренебрежения к анатомии, вполне закономерно полагая, что без удовлетворительного знания ее не может быть полноценного врача, не говоря уже о хирургах. Сдать экзамен считалось весьма трудным делом. В коридорах академии долго распространялось большое количество историй, повествующих о том, как он "срезал" на своем экзамене даже всеми признанных отличников. Многие приходили к нему по десятку раз, и все же множество студентов оставалось на второй год из-за именно незнания ими анатомии…
Дошло до того, что в ход пошли шпаргалки, называемые знающими людьми "груберками". Кроме того, все студенты, как огня, опасались быть внесенными в особую книгу, где отражались все их долги…
* * *
И все же 10 июня 1861 года, после предварительных выпускных экзаменов, всеобщая конференция Медико-хирургической академии признала врача Лесгафта достойным звания уездного лекаря. 18 июня ему был вручен соответствующий диплом, написанный на строгом латинском языке. Кроме того, за отличную учебу он был удостоен большой серебряной медали.
Что же, после выпускных экзаменов он был оставлен в академии – работать под руководством своего любимого профессора Грубера на кафедре практической анатомии, в роли прозектора. А в самом конце того же, 1861 года, он сдал теоретический экзамен на степень доктора медицины и хирургии. Оставалось только защитить соответствующую этому решению диссертацию.
В том же году Петр Францевич Лесгафт начал преподавать анатомию курсантам военно-фельдшерской Санкт-Петербургской школы. Одновременно руководил и практическими занятиями, проводимыми им среди вольнослушательниц женских курсов.
Так протекал весь сезон 1861–1862 годов. Наконец, в марте 1863 года, Лесгафт удостаивается должности ординатора в Главном военно-сухопутном госпитале, в клинике профессора-гинеколога Александра Александровича Китера, недавно переведенного из Казани.
Он знал, что этот Китер, в свое время, был ассистентом у Николая Ивановича Пирогова, в бытность его еще в Дерпте, что он защитил свою докторскую диссертацию по женским болезням. Уездный же доктор Лесгафт успел к тому времени поработать как раз над лечением женских болезней.
Что касается профессора-гинеколога Китера, то он увидел, что это был еще совсем молодой еще человек…
Несмотря на то, что Лесгафт читал курс анатомии, ему удалось довольно успешно защитить свою диссертацию. Это событие случилось 29 мая 1865 года. Надо сказать, что своей защитой он заслужил высочайшую оценку из уст самого профессора Губера. А это – очень много значило.
При этом надо заметить, что еще в 1864 году будущий профессор женился на Елизавете Андреевне Юргенс, и теперь ожидал пополнения в своем семействе.
1 января 1866 года у них родился сын Борис…
Через три года появилась его статья "Колотомия в левой поясничной области с анатомической точки зрения". Все обратили исключительное внимание на эту работу молодого врача, отмечая ее высокую анатомическую точность.
Отметили эту особенность также кафедральное начальство сравнительно недавно созданного Киевского университета. Надо заметить, что в Киевском университете медицинский факультет был создан, точнее – образован только в 1841 году.
Однако в Киев он не попал. Потому что заранее уже отправил свои документы в Казань, в тамошний университет. И вот, 11 сентября 1868 года его, почти единогласно, избирают экстраординарным профессором Казанского университета.