Недаром же российские оппозиционеры так старательно подчёркивали своё единомыслие с "нашими доблестными союзниками" и требовали полной консолидации военных и дипломатических усилий Антанты! Недаром же они обвиняли ненавистное царское правительство в тайном сговоре с врагом и подготовке сепаратного мира! Уж наверно, сами они в этом отношении были полностью чисты: ни союзников не предавали, ни интересов собственной державы? Конечно, закулисная история Русско-Японской войны – очень тёмный эпизод… Но правомерно ли будет автоматически "экстраполировать" ситуацию на следующий международный конфликт?
Ведь Первая Мировая война провела в русском обществе два принципиально новых водораздела! С одной стороны, подавляющее большинство оппозиционных партий на сей раз заняло оборонческую позицию. По крайней мере, поздравительных телеграмм немецкому кайзеру (как прежде – японскому микадо) русская "прогрессивная общественность" не слала. А старый друг Якоба Шиффа Милюков – яростно отстаивал идею захвата Черноморских проливов. То есть линия общественного водораздела между патриотической и пораженческой позицией сдвинулась далеко влево.
С другой стороны, гораздо большее количество политических сил заняло в ходе войны антиправительственную позицию – превратившись из опоры режима в непримиримую оппозицию. Ведь даже "умеренные" в 1915 году уже входили в "Прогрессивный блок", делавший ставку на скорейшее изменение существующего строя! Так, одним из главных деятелей Февральского переворота оказался лидер "русских консерваторов" Александр Гучков, бывший некогда опорой политики Столыпина в Государственной Думе. К слову сказать, во время Русско-Японской войны Гучков находился в составе "Красного креста" с русской армией (и отказался покинуть раненых при отступлении от Мукдена).
Так что в 1917 году – по сравнению с 1904-м – все карты оказались спутаны! Совсем другая политическая ситуация, совсем другая расстановка сил… И бросая в адрес членов Временного правительства обвинение в измене, не уподобляемся ли мы им самим – с их столь же голословными обвинениями по адресу царской администрации?
§ 1.4. Чтобы понять, что деятельность "февралистов" даёт все основания для самых чёрных предположений, – достаточно хотя бы бегло взглянуть на основные мероприятия Временного правительства. Вряд ли такие мероприятия могли иметь какую-то другую цель, кроме сокрушения собственного государства…
В самом деле! – уже в первом своём документе ("Декларация Временного правительства о его составе и задачах" от 3 марта 1917 года) "февралисты" недвусмысленно заявили, что их цель – вызвать анархию в стране. Первый же пункт этого документа гласил: "Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и аграрным преступлениям и т. д.".
Во все времена и при любых режимах террористический акт считался одним из тягчайших преступлений. Теперь же все убийцы-террористы выходили на свободу; притом – в ореоле героев-мучеников! А как можно было в военное время выпустить на свободу участников военных бунтов?! А к чему должно было привести триумфальное возвращение в разорённую войной, озлобленную деревню фигурантов "аграрных преступлений" (уже имеющих опыт захвата земель и погрома имений)? Образно говоря, господа министры обильно полили Русский Дом бензином и подожгли его с трёх сторон.
Так ведь мало того! Одновременно с этим Временное правительство… ликвидировало полицию. Пункт 5 Декларации гласил: "Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчинённым органам местного самоуправления". Это означало не просто "смену вывески" (подобную той, что была произведена недавно в Российской Федерации, – когда милицию переименовали обратно в полицию): речь шла о фактическом упразднении системы МВД! Уже на следующий день, 4 марта 1917 года, Временное правительство ликвидировало по всей стране охранные отделения и расформировало жандармерию. При этом руководство Отдельного корпуса жандармов было арестовано. Бывшие чины полиции также подверглись дотошной проверке на предмет прегрешений перед "силами прогресса" – в результате чего в новосозданную милицию не были допущены наиболее профессиональные кадры.
Забавным требованием было сочетание выборности милицейского начальства с полным его подчинением "органам местного самоуправления" (формируемым на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования). Фактически это приводило к тому, что органы правопорядка оказывались в подчинении у своей потенциальной "клиентуры". Впрочем, кому ж ещё подчиняться-то? Все губернаторы и вице-губернаторы – уволены, судебные палаты и окружные суды – упразднены.
6 марта 1917 года, в соответствии с Декларацией, выходит указ Временного правительства об общей политической амнистии. Все "политики" вышли на свободу. 14 марта выходит постановление Временного правительства о воинской амнистии, предоставившее свободу военным преступникам. А 17 марта выходит – уже совершенно ничем не мотивированное! – постановление Временного правительства "Об облегчении участи лиц, совершивших уголовные преступления". В соответствии с этим постановлением были освобождены от суда и наказания почти все лица, которым грозило заключение в крепости, тюрьме или исправительном арестантском отделении, а осуждённым каторжникам срок наказания сокращался наполовину. За какие такие заслуги? – непонятно…
В ходе этих мероприятий Временного правительства из каждых пяти осуждённых преступников на свободу вышли четверо! Результаты не замедлили сказаться: Россия начала погружаться в пучину беспросветной анархии. А левые экстремисты получили не только благодатную почву для пропаганды своих идей, но и готовые "кадры" для их реализации.
Глава 2
§ 2.1. Как известно, большую роль в Февральском перевороте сыграли военные. Однако же в революционные события февраля 17-го была вовлечена ничтожно малая часть огромного военного организма – кучка генералов-заговорщиков да трусливые запасники Петроградского гарнизона. Миллионные массы пяти фронтов (составлявшие действующую армию) ни в малейшей мере не были "творцами" Февральской революции – они были лишь объектами её разлагающего воздействия. А действие революции на армию было действительно тлетворным!
В марте 1917-го по всему фронту прокатилась волна так называемых "братаний" – то есть взаимного прекращения огня и дружеских посиделок с вражескими солдатами. На первый взгляд, такое поведение "армии революционной России" было совершенно нелогичным (как-никак, в столице только что свергли власть "царицы-изменницы" и её "прогерманской клики"!). Почему теперь, свергнув власть "немецких шпионов", надо целоваться взасос с этими немцами на фронте, – совершенно непонятно. Но – только на первый взгляд. В действительности ничего "парадоксального" и даже неожиданного во всех этих безобразиях не было. К 1917 году армия устала от войны. Солдаты старших призывных возрастов и офицеры военного производства уже не горели тем патриотическим духом, что русская армия августа 1914-го. Армия 1917 года держалась на дисциплине, на привычном подчинении младших начальствующим и на авторитете власти. Впрочем, это – основа основ любой армии.
И вдруг – царя свергли! Высшие сановники старого режима – арестованы! Государственная машина на полном ходу (в условиях большой войны) опрокинулась. Понятно, что одновременно упал престиж всякого начальства в глазах подчинённых. Иначе говоря – был вынут тот железный стержень, на котором держится армия. Вполне естественно, что дисциплина в войсках моментально ослабла, а шкурнические инстинкты проявились во всей своей неприглядности.
Конечно, и прежде, "при царе", солдатская масса, в подавляющем большинстве своём, едва ли чётко осознавала печальную необходимость вести войну (коль скоро она началась). Вряд ли простолюдин был способен на осознанное самопожертвование во имя "геополитических интересов". Тем более – вряд ли его вдохновляла на войну перспектива установления креста над Святой Софией! Однако привычный гипноз власти заставлял людей идти в армию (подчиняясь закону), а там – идти в атаку (подчиняясь приказу командиров) и, если надо, умирать. Присяга на верность монарху прекрасно дополняла эту смутно осознанную необходимость подчиняться установленной власти. И вот – монарха не стало.
Немаловажным моментом было то, что не просто "ушёл" царь, на верность которому армия присягала. Произошло нечто большее. И Романовы тут сами не без греха! В результате последовавшего сразу вслед за отречением Николая Второго отречения великого князя Михаила Александровича (и передачи всей власти в стране непонятному Временному правительству) образовался подлинный "вакуум власти". Последствия этих двух отречений были поистине чудовищны.
Николай и Михаил – недостойные сыновья Александра Третьего – подали пример того, как легко можно отказаться от своего служения. И коль скоро определяющим мотивом поведения "высочайших особ" была трусость, – стоит ли удивляться тому, что в массах возобладали самые неприглядные инстинкты?
"Братания" (по сути своей: взаимная договорённость с противником не убивать друг друга) отвечали самым насущным, животным желаниям мобилизованных крестьян в серых шинелях. Никакой "политики" тут не было и в помине! – была просто усталость от войны и страх смерти. Недаром "браталась" в основном измученная, многострадальная пехота, а не более грамотная и "политически продвинутая" артиллерия! Потому-то солдаты "демократической, свободной России" так охотно общались с верноподданными Карла Первого и Вильгельма Второго.
Кстати, некоторый спад интенсивности "братаний", наметившийся к апрелю 1917 года, объясняется не столько противодействием со стороны русского командования, сколько противодействием со стороны командования австро-германского. Вражеские командиры опасались, что процесс разложения может перекинуться на их собственные части. Особенно велика была такая опасность в войсках "лоскутной" Австро-Венгрии.
§ 2.2. Так что влияние революции на состояние русской армии (а ведь либералы добивались свержения царской власти именно "ради успешного ведения войны"!) было вполне очевидным уже в первые революционные дни марта 1917-го.
Однако будем считать мартовские "братания" неким стихийным бедствием – печальным, но неизбежным последствием внезапной смены власти в стране; уродливой реакцией тёмных солдатских масс на падение авторитета начальства. Но кто обязан был приложить все усилия для скорейшего преодоления этого "постреволюционного синдрома"? Разве не инициаторы Февральской революции?! Кто как не новая власть (в лице Временного правительства) должна была в кратчайшие сроки восстановить в войсках порядок, ослабленный революционными событиями? Разве это не главнейшая обязанность нового военного министра?!
Особую пикантность ситуации придаёт тот факт, что во всех случаях речь идёт об одном и том же человеке! Ибо одним из главных антиправительственных заговорщиков периода Первой Мировой войны был Гучков. Одним из главных вождей Февральского переворота был Гучков. Одним из двух "революционных парламентёров", ездивших выбивать отречение из Николая Второго, был Гучков. И наконец, новым военным и морским министром России стал Гучков! Кстати, в последнем обстоятельстве не было ничего удивительного – Гучков всегда считался среди депутатов большим знатоком военных вопросов, председательствовал в Комиссии по государственной обороне, имел связи в высшем генералитете и т. д.
Надо сказать, что Гучков неизменно подвергал суровой критике военные мероприятия царского правительства (как до революции, в бытность оппозиционером, так и после, в бытность свою министром). В частности, давая показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, он отзывался о прежнем военном руководстве следующим образом: "Когда на фронте всё было в полной безнадёжности, верховную власть ублажали сказками о том, что всё в блестящем положении".
Да! – надо признать, что безобразий в военном управлении было допущено немало… И как же исправлял это "безнадёжное положение" Гучков – после того как убрал "главную помеху" (ведь именно он принимал отречение Николая Второго) и сам занял пост военного и морского министра? Делал он это весьма оригинально!
Для начала надо напомнить, что русская военная машина на протяжении своего существования неоднократно подвергалась "разгрому изнутри". В отечественной истории не раз случалось, что армия и её командный состав подвергались разрушительным реорганизациям и массовым "чисткам". Какой же из этих погромов был самым катастрофическим по своим последствиям?! Казни Ивана Грозного? Павловские "чистки"? "37-й год"? Министерство Жукова? Хрущёвские сокращения? Горбачёвские?
Все эти ответы будут неверными. Самому страшному разгрому русскую армию подверг военный министр Временного правительства Александр Гучков.
С первого же дня своего руководства военным ведомством он сделал ставку на тотальную "чистку" высшего командного состава. Первоначально Гучков рассчитывал произвести её руками начальника штаба верховного главнокомандующего генерала Алексеева, но не встретил с его стороны сочувствия этой идее. Тогда Гучков (гражданский человек) взял всю ответственность на себя и самолично провёл – в условиях мировой войны – грандиозную "чистку" русского генералитета. Это тучковское мероприятие в военной среде тогда же иронично окрестили "избиением младенцев".
Роль "революционной тройки" в судьбе русской армии играла созданная при министре Гучкове "Особая комиссия по реорганизации армии на демократических началах". Возглавлял комиссию либеральный генерал Поливанов, в своё время назначенный военным министром (в угоду Государственной Думе), но продержавшийся на этом посту только девять месяцев – однако успевший войти в историю своими словами, сказанными коллегам-министрам в разгар военного кризиса 1915 года: "Уповаю на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси". Неудивительно, что кончил этот богомаз тем, что пошёл на службу к большевикам.
Состояла "комиссия Поливанова" из самых беспринципных, склонных к интриге и авантюре офицеров – в невысоких чинах и с невеликими боевыми заслугами, зато с большими заслугами перед революцией. Например, подполковник Энгельгардт – даром, что ничем крупнее эскадрона не командовал! – зато депутат Госдумы, активный участник февральского переворота, первый революционный комендант Петрограда…
Впрочем, генеральские судьбы определялись приказами военного министра, а "компетентных" (по мнению Гучкова) советчиков он выбирал совершенно произвольно. Главными инструментами кадровой политики Гучкова были так называемые "мерзавки". "Мерзавка" представляла собой список с фамилиями высших начальников (от дивизионного уровня и выше), в котором напротив каждой фамилии имелось несколько (от пяти до двенадцати) подлежащих заполнению граф. Эти графы заполнялись либо самим Гучковым, либо теми лицами, которым министр по какой-то причине доверял. По результатам набранных "баллов" в последней графе выставлялся один из следующих приговоров: "достоин выдвижения", "может остаться", "подлежит изгнанию".
При этом решающее значение имел вопрос политической благонадёжности (с точки зрения революционной власти), который перевешивал любые деловые соображения. Но и сугубо профессиональные качества военачальников оценивались специфически – революционно настроенными (то есть – обиженными, обойдёнными по службе, а потому фрондирующими) полковниками и подполковниками, близкими Гучкову. Это то же самое, что решать судьбу директора завода на основании отзывов табельщицы.
Неудивительно (если учесть нараставший в стране "революционный порядок"), что данные о масштабах тучковской "чистки" у разных авторов существенно расходятся. Так, по мнению генерала Алексеева, было "выметено" около 120 генералов. По свидетельству генерала Врангеля, "одним взмахом пера" было изгнано 143 старших начальника. Генерал Деникин насчитал их полторы сотни. По утверждению начальника гражданской канцелярии Ставки Лодыженского, их было 160. Современные исследователи называют ещё большие цифры (до 374-х уволенных), что превышает минимальную оценку современников втрое.
В любом случае, масштабы были огромные. "Перетряска" высшего командования не прекращалась ни на миг: за восемь революционных месяцев в России сменилось пять (!) верховных главнокомандующих, не по одному разу сменились главнокомандующие всех пяти фронтов.
Но дело даже не столько в масштабности "чистки" (от 120 до 374 уволенных генералов), сколько в тех экстремальных обстоятельствах, которые ей сопутствовали! Внезапное, в рамках "массовой кампании", изгнание из армии полутора сотен военачальников даже в мирное время было бы страшным ударом по обороноспособности страны. Но в тот момент Россия вела тяжелейшую войну! – и это, можно сказать, возводило опасность в квадрат. Кроме того, в России только что рухнули вековые устои власти и весь государственный организм зашатался! – и это возводило катастрофичность затеянной "реформы" в куб. Воюющая армия была в полном смысле слова обезглавлена.
Сам Гучков очень гордился этой победой (отдавая себе отчёт в беспрецедентности разгрома): "В течение короткого времени в командном составе армии было произведено столько перемен, каких не было, кажется, никогда ни в одной армии". Что ж, не поспоришь.
§ 2.3. Понятно, что массовое изгнание действующих начальников из воюющей армии не могло не иметь катастрофических последствий. Но немаловажно и то, кого Гучков назначал на место изгнанных.
Что это были за "самородки", которых прежняя власть обходила и "затирала", а новая – оценила (и доверила высокие посты)? Что представляли из себя выдвиженцы Гучкова? О, среди них встречались люди удивительные! О Поливанове и Энгельгардте уже говорилось. Из числа лиц, вошедших в ближайшее окружение военного министра, упомянём ещё одного мелкого, но уж больно колоритного персонажа. Известно, что именно Гучков на протяжении многих лет раздувал общественную истерию вокруг имени Распутина и распутинского "кружка". А вот дорвавшись до власти, Гучков взял себе в адъютанты не кого-нибудь, а… активнейшего члена распутинского "кружка", одного из самых близких к покойному Распутину лиц – оккультиста-гипнотизёра Соловьёва, женившегося на дочери "старца"! Чем же пленял нашего "русского Клемансо" тёмный проходимец Соловьёв? Быть может, загипнотизировал?!
На места Гучков тоже расставлял очень интересных людей. Сейчас таких называют "фриками". Один из них – Грузинов – в начале Первой Мировой командовал, страх сказать, ополченческой лёгкой батареей. Стратег! Зато в 1915-м он становится председателем Московской губернской земской управы. То есть – ловкий человек, но абсолютно гражданский. Единственная сильная сторона Грузинова как тактика и стратега – умение держать нос по ветру. В февральские дни он проявил себя ярым революционером. За что и был Гучковым назначен командующим войсками Московского военного округа! На этом посту прославился тем, что принялся самовольно формировать новые части – в том числе "имени себя". Уже в апреле ушёл с позором.