Так, в мае 1917 года Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов обратился с очередным воззванием "к социалистам всего мира". В этом воззвании, помимо прочего, содержался следующий принципиальный момент: "Революционная демократия России не хочет сепаратного мира, который развязал бы руки австро-германскому союзу. Она знает, что такой мир был бы изменой делу рабочей демократии всех стран, которая очутилась бы связанной по рукам и ногам перед миром торжествующего империализма. Она знает, что такой мир мог бы привести к военному разгрому других стран".
Весьма резонное предупреждение! Действительно, "развязавшись" на Востоке, немцы и австрийцы потом очень даже успешно воевали на Западе – чуть не дойдя в 1918 году до Парижа! После прекращения боевых действий на Востоке боевые действия на Западе продолжалась с тем большим ожесточением (так что многие лидеры Антанты – например, премьер-министр Великобритании Ллойд-Джордж – ещё в начале 1918 года сомневались в возможности военной победы над Центральными державами).
Тут надо ещё раз напомнить, что с 1915 года Срединные монархии, задыхавшиеся в кольце фронтов и морской блокады, периодически предлагали своим противникам мир – но все их предложения решительно отвергались (в том числе и правительством Николая Второго). А вот у "февралистов" было совсем иное отношение как к турецким и болгарским, так и к австро-немецким мирным инициативам! Так, известно о многочисленных попытках заключения сепаратного мира, предпринятых на протяжении 1917 года правительством Австро-Венгрии. Первоначально австрийцы пытались совратить наших союзников (но получили убедительный "отлуп"). Тогда они сменили вектор своих усилий и взялись за "воинственное" и "верное союзникам" Временное правительство. И вот тут-то – встретили полное понимание и взаимность!
§ 5.3. Дабы не уподобляться депутату Милюкову, с его слепым доверием к иностранным источникам, не будем здесь цитировать воспоминания чужеземных министров (которые потом так поразят эмигранта Милюкова) – послушаем лучше председателя российского Временного правительства!
На протяжении ноября 1953 года на Парижском радио состоялась серия передач: известный французский журналист Роже Лютеньо беседовал в эфире с бывшим российским премьер-министром Керенским. Выше уже приводились выдержки из этих бесед. В ходе тех радиоэфиров Керенский поведал немало интересного. Вот, например, Лютеньо спрашивает своего собеседника об обстоятельствах Октябрьского переворота: "Большевики начали восстание как раз в то время, когда Австро-Венгрия предложила России сепаратный мир. Известие о нём пришло 6 ноября. Как бы развивались события, если бы обращение из Вены с предложением о мире стало Вам доступно на сутки раньше?"
Керенский не испытывает перед гражданином Франции никакого смущения и отвечает ему так: "Я сейчас коснусь самого трагического момента в истории России, а может быть, и всей мировой истории. Нам надо было любой ценой продержаться до окончания военной кампании 1917 года. Мы уже подготовили сепаратный мир с Болгарией и Турцией, но не имели сведений от Австро-Венгрии. Временное правительство находилось между двух огней. С одной стороны – Германия и большевики, которые боялись того, что Австро-Венгрия заключит с нами сепаратный мир. С другой – правительства Франции и Великобритании, которые не питали никаких симпатий к нашему правительству… И вот совершенно неожиданно мы получили информацию из Швеции: некий господин явится к нам с предложением австрийцев о сепаратном мире! Но было слишком поздно, большевики уже выступили".
То же самое Керенский писал и в своих мемуарах (в 24-й главе, названной "Заключительная стадия борьбы за мою Россию"). Приведём сей цинизм полностью: "К 15 ноября предполагалось заключить сепаратный мир России с Турцией и Болгарией. Вдруг совершенно неожиданно где-то 20 октября мы получили секретное послание от министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Чернина. В письме, которое пришло к нам через Швецию, говорилось, что Австро-Венгрия втайне от Германии готова подписать с нами мир. Предполагалось, что представители Вены прибудут на конференцию о целях войны, которая должна была открыться в Париже 3 ноября. Вполне вероятно, что Людендорф и все другие сторонники войны до последней капли крови узнали об этом раньше нас. А посему задача Людендорфа сводилась теперь к тому, чтобы помешать Австрии выйти из войны, а план Ленина – к захвату власти до того, как правительство сможет разыграть эту козырную карту, лишив его тем самым всех шансов на захват власти".
Так что сепаратный мир, заключённый с внешними врагами, – это "козырная карта" Временного правительства (которую оно, видите ли, по вине поторопившихся большевиков "не успело разыграть")!
Чтобы оправдать такое откровенное предательство, Керенский в 22-й главе своих мемуаров ("Союзники и русское правительство") делает великое открытие в военной истории: "В конце концов в 1917 году Германия попала в критическое, если не безнадёжное, положение. Её военные специалисты осознали, что силой оружия Германии войну уже не выиграть. Австрия и Турция, по сути дела, потерпели полное поражение и тяжёлыми жерновами повисли на шее Германии".
Это опять-таки случай так называемого вранья… То, что Центральные державы упустили военную инициативу и не имеют шансов на победу в затяжной войне против всего мира, стало очевидно уже к 1915 году! Однако воевать можно было ещё долго, и с переменным успехом. Недаром даже Болгария капитулирует только к октябрю, а Турция – к ноябрю 1918-го! Что же касается Австрийской Империи, то она послала Временному правительству предложение о сепаратном мире в самый разгар своих военных побед!
Именно в октябре-ноябре 1917 года на Итальянском фронте разворачивалось одно из крупнейших сражений Первой Мировой войны – битва при Капоретто. В ходе этой беспрецедентной по масштабу и успеху операции австро-германскому командованию удалось прорвать Итальянский фронт на большом протяжении и развить успешное наступление, в результате чего итальянские войска обратились в паническое бегство. В военной истории эти события часто называют "катастрофа при Капоретто".
Военный разгром вынудил уйти в отставку правительство Италии, а ситуация на Итальянском фронте была стабилизирована только благодаря массированной переброске английских и французских дивизий. Конечно, в такой момент сепаратный мир с Россией (читай: гарантированный безопасный тыл – вместо ещё одного фронта) был бы лучшим подарком Его Императорскому Величеству Карлу Первому!
Только с одной Германией Керенский и Терещенко не спешили заключать сепаратный мир. Впрочем, и по этому вопросу во Временном правительстве мнения разделились: так, военный министр Верховский настоятельно требовал (и на правительственных заседаниях, и в выступлениях перед комиссиями Временного совета Российской республики) немедленно обратиться к Германии с просьбой о сепаратном мире! Но тут Керенский и Терещенко рассчитывали "продержаться до окончания военной кампании 1917 года" – не знали, что им самим времени отпущено всего ничего…
Так что хитромудрое Временное правительство совсем чуть-чуть не успело выйти из войны – гады-большевики помешали. Вот что было главным "камнем преткновения" между большевиками и Временным правительством: кто первым заключит сепаратный мир! Несмотря на это, многие россияне и поныне думают, будто Россия вошла бы в число держав-победительниц в Мировой войне, – "если б не большевики".
§ 5.4. Правда, иные умники (далёкие от военного дела) могут на это заметить: а много ли пользы было союзникам от русской армии образца октября-ноября 1917-го?
Какая разница – остаётся такая армия на фронте (митингуя, "братаясь" и дезертируя) или же в полном составе расходится по домам? Разница есть. И союзники – которым приходилось сдерживать последний отчаянный натиск немцев и австрийцев на Западном и Итальянском фронте – прекрасно это понимали.
Уинстон Черчилль впоследствии так писал о важности Восточного фронта: "В 1917 году русский фронт был сломлен и деморализован. Революция и мятеж подорвали мужество этой великой дисциплинированной армии, и положение на фронте было неописуемым. И всё же, пока не был заключён договор о ликвидации этого фронта, свыше полутора миллионов немцев были скованы на этом фронте, даже при его самом плачевном и небоеспособном состоянии. Как только этот фронт был ликвидирован, миллион немцев и пять тысяч орудий были переброшены на запад и в последнюю минуту чуть не изменили ход войны и едва не навязали нам гибельный мир".
Стоит также обратить внимание на рассуждения Керенского – естественно, не эпохи "борьбы с царизмом", а позднейшие, эмигрантские! – о внешней политике Николая Второго.
По поводу прежних обвинений царя в подготовке сепаратного мира Керенский в своих воспоминаниях и исторических опусах высказывается предельно чётко: "Царь, конечно же, скорее мог утвердить план разгрома Петрограда, чем план сепаратного мира". И даже так: "Но в одном он был чист: вступив в войну и связав судьбу России с судьбой союзных с ней стран, он до самого конца, до самой своей мученической смерти, ни на какие соблазнительные компромиссы с Германией не шёл". Хорошо! – стало быть, ни в какой измене "царизм" повинен не был. Но… в чём же тогда состояла вина Николая Второго и его правительства?
Тут держись крепче! Керенский-мемуарист даже сочувствует честному и прекраснодушному императору: "Этот человек трагической судьбы любил свою страну с беззаветной преданностью и не захотел покупать отсрочку капитуляцией перед кайзером. Думай Николай II больше о своём благополучии, чем о чести и достоинстве России, он бы наверняка нашёл путь к соглашению с кайзером". Ну, а уж если даже для России Николая Второго в столкновении с немецкой мощью могло быть только одно спасение – "соглашение с кайзером", – то что говорить о демократической России Керенского образца 1917 года?
Остаётся только горько вопросить подданных Российской Империи и её союзников, приветствовавших февральский переворот: на что же вы променяли русского царя?!
Часть IV
Короли глазами шутов
А между тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке… ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего.
Фёдор Достоевский
Глава 1
§ 1.1. При Советской власти вакханалия клеветы в отношении последнего царя не утихла, а напротив – получила своё дальнейшее развитие. Очередная кампания лжи о Николае Втором и его семье началась непосредственно в момент цареубийства. Достаточно сказать, что согласно официальной версии Советской власти – озвученной 19 июля 1918 года "Правдой" и "Известиями ВЦИК", – расстрелян был только бывший император, а Александра Фёдоровна и наследник Алексей Николаевич были куда-то перевезены. О царских дочерях и лицах, сопровождавших царскую семью, вообще ничего не говорилось.
Помимо официальных сообщений в советской печати, для дезинформации мировой общественности были задействованы дипломатические каналы. Так, большевики ещё в сентябре 1918 года торговались по поводу условий обмена царской семьи со своими "бизнес-партнёрами" немцами (которых они в июле 1918-го уведомили о том, что Александра Фёдоровна и царские дочери якобы переправлены в Пермь, где им ничто не угрожает).
Характерно и то, что Ленин велел держать в неведении о судьбе царской семьи даже советского полпреда в Германии Иоффе! – "чтобы ему там было легче врать". Врать и не попадаться – всегда было главной заботой Советской власти. Сами большевистские вожди продолжали беззастенчиво врать о судьбе царской семьи на протяжении всей Гражданской войны. Даже в 1922 году, на Генуэзской конференции, нарком иностранных дел Чичерин ссылался на газетные сообщения о том, что царские дочери находятся… в Америке.
Возможно, коммунисты так и врали бы вплоть до крушения СССР, да вот врать-то с каждым днём становилось всё труднее! Дело в том, что дипломаты Вильгельма Второго изначально отнеслись к их брехне без особого доверия и в своей внутренней переписке выражались вполне определённо: "Теперь уже, пожалуй, нет сомнения, что чудовищно убиты также царица и дети царя, что распоряжение было дано здешним центральным правительством, а полномочия по выбору времени и формы исполнения были переданы Екатеринбургскому совету". Надо сказать, что немецкие дипломатические представители проявили большую проницательность!
А в 1920 году в Лондоне вышла книга корреспондента "Таймс" (и – одного из участников расследования обстоятельств цареубийства) Вильтона "Последние дни Романовых". В 1922 году в белом Владивостоке издаётся книга бывшего руководителя колчаковской следственной комиссии генерала Дитерихса "Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале". В связи с последовавшим вскоре падением белого Приморья книга не была распродана, но часть тиража удалось вывезти за границу (так что книга начала распространяться в Харбине – главной колонии русских беженцев на Дальнем Востоке).
Забавно, что порой проговаривались и сами коммунисты "на местах"! Так, ещё в 1921 году в Екатеринбурге был издан сборник "Рабочая революция на Урале", содержащий, в числе прочего, статью "Последние дни последнего царя" (весьма откровенно повествующую об убийстве царской семьи). Сборник был изъят из обращения, однако выдержки из него, а также рецензии и ссылки, появились в советской печати: в 1922 году – в газете "Коммунистический труд", в 1923-м – в книге Василевского (Не-Буквы) "Романовы. Портреты и характеристики".
О свободном мире нечего и говорить! В 1923 году книга Вильтона "Последние дни Романовых" была переиздана русским эмигрантским издательством "Град Китеж" в Берлине. А в 1924 году в Париже публикует материалы своего расследования сам следователь Соколов (на французском языке). В 1925 году книга "Убийство Царской Семьи. Из записок следователя Н.А. Соколова" была опубликована (уже после смерти автора) на русском.
Словом, шила в мешке не утаишь. Поэтому в 1926 году Советы издают у себя книгу "Последние дни Романовых" (позаимствовав название у Вильтона), в которой наконец-то официально признают убийство Николая Второго вместе со всей семьёй. Данный факт надо запомнить! – ибо здесь проявились характерные черты большевистского мифотворчества: стремление к внешнему правдоподобию и боязнь убедительных контраргументов. Но это всё случится позже – в 1920-е годы…
§ 1.2. Пока же – одновременно с физическим уничтожением царской семьи (сразу же, через день после расстрела!) – большевики начинают кампанию по "идеологическому уничтожению" убитых. Информация об убийстве Николая Второго, опубликованная 19 июля 1918 года в "Правде" и "Известиях ВЦИК" под заголовком "Расстрел Николая Романова", соседствовала с ещё одним интересным сообщением. В "Правде" оно было озаглавлено "Материалы", в "Известиях ВЦИК" – "Переписка Николая Романова".
В том сообщении содержалась ссылка на слова председателя ВЦИК Свердлова: "Затем председатель сообщает, что в распоряжении ЦИК находится сейчас чрезвычайно важный материал и документы Николая Романова: его собственноручные дневники, которые он вёл от юности до последнего времени; дневники его жены и детей, переписка Романова и т. д. Имеются, между прочим, письма Григория Распутина к Романову и его семье. Все эти материалы будут разобраны и опубликованы в ближайшее время".
И действительно! – уже 9 августа "Правда" и "Известия" начали публиковать тенденциозно подобранные выдержки из дневников Николая Второго и его переписки. А в сентябре решением ВЦИК для разбора "романовских бумаг" была создана специальная комиссия под руководством главного советского историка Покровского. Напрашивается вопрос: неужели в то время (июль-сентябрь 1918 года) большевикам больше нечего было делать, кроме как заниматься историческими изысканиями?! В стране разгорается Гражданская война, повсюду поднимает голову контрреволюция, Советская власть сметена на всём пространстве от Волги до Тихого океана, а большевистские "любомудры" – поди ж ты! – находят время для исторических штудий…
Конечно, большевикам тогда было "не до истории" (в смысле – не до установления исторической правды). А вот пропаганда в условиях Гражданской войны имела первостепенное значение! И большевики хорошо это понимали.
Кстати, ответ на все возможные вопросы дал сам Покровский – ещё до начала "исторического похода" красных профессоров против убитого царя! Так, 27 июля 1918 года Покровский пишет своей жене – разумеется, в Берн (где ж ещё обитать семьям борцов за народное счастье? – о том, что он разбирает бумаги покойного Николая Второго. И при этом замечает: "Если бы нужно было моральное оправдание Октябрьской революции, достаточно было бы это напечатать, что, впрочем, и будет сделано не сегодня-завтра".
Запомним! Ибо именно этой цели: "моральному оправданию Октябрьской революции" (в том числе – путём очернения убитого царя и его близких), будут посвящены все силы советской исторической науки на протяжении последующих семидесяти лет.
§ 1.3. К сожалению, среди наших современников распространено совершенно неверное видение ситуации. Дескать, после екатеринбургского расстрела в мире сложилось два "подхода", две точки зрения на последнего русского царя и царскую семью. Одна – в Советской России – "большевистская", огульно очернительская. Другая – на Западе – наоборот, приторно-сусальная, идеализированная, ностальгически-эмигрантская… Последняя – бережно поддерживалась поколениями русских изгнанников и РПЦЗ; а затем, после крушения Советской власти, была некритично воспринята и усвоена в современной России. В действительности всё было далеко не так просто!
Надо помнить, что первая – послереволюционная – волна русской эмиграции была представлена, в основном, "идейными февралистами" (настроенными весьма и весьма антимонархически). Теперь, когда всё рухнуло, господам либералам оставалось лишь одно – ещё старательней поливать грязью старый строй (дабы обелить самих себя; оправдать в глазах современников и потомков собственную разрушительную деятельность, вызвавшую обвал горной лавины).
Всё это ярко проявилось ещё в годы Гражданской войны. Ведь практически все белые вожди, члены белых правительств, руководители российских диппредставительств за рубежом и т. д. были "романтиками Февраля" и сторонниками Учредительного Собрания! Больше всего на свете они боялись обвинений в попытке реставрации и старательно открещивались от всего "старорежимного" – могущего бросить тень на их "демократичность".
По этой причине никому из белых вождей не пришло в голову делать "знамя" из Николая Романова (чего якобы так боялись в красной Москве). Отсюда – стремление белых "дистанцироваться" от представителей свергнутой династии (хотя некоторые Романовы были готовы принять непосредственное участие в борьбе с большевизмом).