Вообще, вся история с романом "Нечистая сила" до смешного напоминает историю с "Дневником Вырубовой". Как в том, так и в другом случае авторы явно "перестарались". А параллели в этих опусах можно найти просто удивительные. И вот тут Пикуль – надо отдать ему должное! – переплюнул своих предшественников. Например, Щёголев и Толстой изобразили Николая Второго жестоким убийцей, забившим насмерть какого-то "Петрушу". Пикуль – выше берёт! У него Николай, в бытность цесаревичем, убивает… своего родного брата.
Вот как было дело: "Но однажды над мачтами фрегата, идущего в океане, вдруг завитала на мягких пуантах тень балерины Кшесинской – злопамятный Ники не простил брату его успехов у Малечки! Георгий стоял в это время спиною к открытому люку. Николай со страшной злобой пихнул Жоржа от себя – и тот залетел прямо в трюм. Из глубин корабля послышался сочный шлепок тела, столь отчётливо прозвучавший, будто на железный прилавок шмякнули кусок сырого мяса… Чахотка, недавно залеченная, после падения в трюм дала яркую вспышку. В Бомбее был созван консилиум врачей – русских и колониальных, которые сообща решили, что влажный воздух тропиков лишь ускорит развитие туберкулёза. Александр III телеграфом из Гатчины распорядился: "ГЕОРГИЮ ВЕРНУТЬСЯ НЕМЕДЛЕННО". Новый год встречали без ёлки – вместо неё соорудили нечто варварское из бамбуковых палок. На рейд Бомбея, возвращаясь из Владивостока на Балтику, влетел бравый крейсер "Адмирал Корнилов", чтобы забрать на родину великого князя Георгия. Николай вежливо прервал охоту на крокодилов – ради прощания с братом, которого сам и угробил!"
Понятно, что в позднем СССР – где издавались только книги, одобренные Главлитом, – академической науке было как-то неловко молча пройти мимо подобного "бреда сивой кобылы"… В 1979 году – точно так же, как в 1928-м.
Глава 4
§ 4.1. Но то – беллетристика. Да и странно было бы ждать чего-то иного от такого клоуна как Валентин Пикуль! А что предлагали советским читателям "серьёзные" авторы?
Наиболее характерным образчиком застойной исторической публицистики является книга журналиста Марка Касвинова "Двадцать три ступени вниз" – своего рода политическая биография Николая Второго. По общему мнению – в том числе по мнению профессиональных историков, – труд Касвинова был наиболее "дотошным" из советских исторических исследований, посвящённых изучению личности последнего царя и его "ближнего круга". Так что Касвинов до сих пор непременно упоминается во всех диссертациях!
Впервые "Двадцать три ступени вниз" были опубликованы на страницах журнала "Звезда" в 1972–1974 годах. В книжном варианте труд Касвинова увидел свет в 1978-м. Впоследствии он неоднократно переиздавался большими тиражами – с 1981-го по 1990 год – как в СССР (в Москве и в столицах союзных республик), так и в соцстранах.
Хоть книга "Двадцать три ступени вниз" и была написана в жанре документалистики, но по своему содержанию и идеям: кровавый тиран Николай Второй, изменница Александра Фёдоровна, полностью овладевший их волей немецкий агент Распутин (а также по обилию скандальных подробностей), она мало чем отличается от романа Пикуля.
Тут надо обратить внимание на следующий пикантный момент: ленинградский журнал "Звезда" начал публикацию касвиновского труда в августе 1972 года и закончил в 1974 году. А ленинградец Пикуль, по собственному признанию, засел за свой "опус магнум" 3 сентября 1972 года и закончил его 1 января 1975-го. Поэтому можно смело утверждать, что Пикуль в "Нечистой силе" лишь пересказывал своими словами то, что вычитывал у более грамотного Касвинова (а кой-какие скандальные подробности он позаимствовал у давно и надёжно позабытого Не-Буквы).
В связи с этим ещё раз процитируем Иоффе: "Вот почему распутинская тема долго не была предметом изучения в советской исторической науке. Кажется, В. Пикуль стал одним из первых, кто поднял её в своей книге "У последней черты". Но она как раз шла вразрез с официальной линией советской историографии и была подвергнута жёсткой критике". Да нет же! – всё было как раз наоборот… Это романист Пикуль следовал "официальной линии советской историографии". Просто иногда увлекался и "перебарщивал" (так что Советской власти приходилось его одёргивать). "Одним из первых" этот профессиональный развлекатель публики не мог быть ни в чём!
§ 4.2. Но вернёмся к Касвинову. Его "Двадцать три ступени вниз" представляют собой подлинный манифест имморализма. Автор не скрывает своей радости по поводу того, что вся царская семья была уничтожена. Даже название книги было выбрано им не случайно – Касвинов, видите ли, подсчитал число ступенек, по которым мученикам пришлось пройти, спускаясь в расстрельную комнату. Да и начинается повествование не с рождения последнего русского императора и даже не с начала его царствования (что было бы логично для политической биографии), а с ироничного описания тщетных попыток спасти царскую семью от гибели.
Само убийство также откровенно смакуется автором: "Группа вооружённых рабочих, сопровождаемая уполномоченными Совета, поднимается около полуночи на второй этаж. Ермаков и Юровский будят спящих, предлагают им встать и одеться. Юровский объявляет Николаю: на Екатеринбург наступают белые армии, в любой момент город может оказаться под артиллерийским обстрелом. Следует всем перейти из верхнего этажа в нижний.
Один за другим выходят в коридор семь членов семьи Романовых и четверо приближённых (Боткин, Харитонов, Трупп и Демидова). Они спускаются за Авдеевым вниз – двадцать три ступени между вторым и первым этажами. Выйдя во двор, поворачивают к входу в нижний этаж и переступают порог угловой полуподвальной комнаты. Площадь её 6x5 метров. На стенах обои в косую клетку. На окне – массивная металлическая решётка. Пол цементный.
После того как все вошли в эту комнату, стоявший у входа комиссар юстиции Юровский выступил вперёд, вынул из нагрудного кармана гимнастёрки вчетверо сложенный лист бумаги и, развернув его, объявил: "Внимание! Оглашается решение Уральского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов".
Под низкими сводами полуподвала громко, отчётливо прозвучали первые слова:
"Именем народа…"
И так же прозвучали последние…
И сразу после этого под низкими сводами загремели выстрелы".
Даже уничтожение убийцами тел казнённых Касвиновым романтизируется и героизируется: "Рабочий Урал решил не отдавать Романовых в руки контрреволюции ни живыми, ни мёртвыми: предать огню и развеять по ветру их останки".
Не забыл Касвинов упомянуть и о судьбе великих князей, попавших в руки большевиков: "В то время как пылал костёр в урочище Четырёх Братьев, наступила развязка и для обитателей Напольной школы в Алапаевске".
Здесь надо обратить внимание на слова "в то время как пылал костёр". Ведь из этого поневоле напрашивается вывод, что расправа над Романовыми была санкционирована из Центра! Поэтому Касвинов спохватывается и откровенно "включает дурака": "Стремительное продвижение белых к этом городу, наплыв монархистов в Верхотурский уезд, спровоцированное ими в районе Невьянского завода кулацкое восстание с целью захвата родственников бывшего царя – всё это вынудило Алапаевский Совет в середине июля принять такое же решение, какое было принято Екатеринбургским Уральским Советом в отношении царской семьи".
Скажите пожалуйста! – "наплыли" откуда-то монархисты и уговорили уральских крестьян восстать, чтобы освободить царских родственников.
Впрочем, бумага всё терпит. И Касвинов опять увлекается и проговаривается: "Мы, отмечал Ленин, "…можем пожалеть об одном: о том, что республиканское движение в Португалии недостаточно решительно и открыто расправилось со всеми авантюристами… до сих пор в Португалии удалось только напугать монархию убийством двух монархов, а не уничтожить монархию". Иное решение дала история в России в 1917–1918 годах. Она не "пугала" здесь ни монархию, ни её представителей из царствовавшей династии, а вырвала то и другое из русской почвы с корнем, раз и навсегда".
И Касвинов сдуру ещё раз называет по имени главного виновника цареубийства (и те цели, которые он преследовал): "В своё время В.И. Ленин, рассматривая возможность создания в России конституционной монархии английского типа, писал, что если в такой стране как Англия, которая не знала ни монгольского ига, ни гнёта бюрократии, ни разгула военщины, "понадобилось отрубить голову одному коронованному разбойнику", чтобы обучить "конституционности" королей, то в России "надо отрубить головы по меньшей мере сотне Романовых", чтобы отучить их преемников от преступлений. Революция ограничила число казнённых Романовых девятнадцатью, развеяв их пепел над отрогами Уральских гор. И эту свою миссию революция выполнила с основательностью, сделавшей навсегда невозможным появление в России каких-либо преемников царской династии".
Ну вот! – теперь, по крайней мере, всё понятно и логично. А то какое-то кулацкое восстание в районе Невьянского завода…
§ 4.3. Естественно, все цареубийцы – как и совершённое ими преступление – прекрасны и "самоотверженны" (и вызывают в Касвинове преклонение и восторг). А вот кто ещё – помимо убитого царя, его жены и детей, – вызывает в Касвинове скрежет зубовный, так это те, кто занимался расследованием екатеринбургского злодеяния.
Вот как идиотически-глупо описывает Касвинов следователя Соколова: "Колчаковский следователь Соколов – законченный литературный образ. Он словно бы сошёл со страниц Достоевского, олицетворяя галерею премерзостных персонажей, выведенных великим писателем… Аккуратный зачёс жиденьких волос. Желтовато-землистое лицо, украшенное остреньким, похожим на буравчик, носом. Глаза почти без ресниц; тонкие губы; манера говорить с попавшей в его руки жертвой – тихо, монотонно, не горячась; возраст неопределённый – то ли раньше времени состарился, то ли хорошо сохранился; нелюдимость, полное безразличие к людям, способность хладнокровно мучить их. Возможно, как и Смердяков, Соколов в детстве тоже любил вешать кошек".
Мы не знаем, вешал ли в детстве кошек Касвинов, но "персонаж" он, безусловно, "премерзостный" – законченный садист с перевёрнутыми представлениями о добре и зле!
Вот как он издевается над теми, кто не разделяет его восторга перед убийством ни в чём не повинных женщин и детей: "Особенно чувствительна эта публицистика к теме конечной участи Романовых. Вильгельм, по крайней мере, спасся лично, его русскому кузену, скорбит она, и это не удалось. Теперь, спустя более полувека, над газетно-журнальным царством Акселя Цезаря Шпрингера плывёт траурный колокольный звон. Выкатив на ухабистую магистраль антикоммунистической пропаганды катафалк с останками Николая и его семьи, плетётся за ним, оглашая боннские окрестности стонами и причитаниями, братия наёмных плакальщиков. О, сколь печальна драма, разыгравшаяся полвека назад в Екатеринбурге… Так с августейшими особами культурные люди не поступают… Размазывают по скулам глицериновые слёзы, заламывают руки…".
Как видим, разница между Пикулем и Касвиновым не велика. Она состоит в том, что первый писал исторические романы (для непритязательных советских мещан), а второй – как бы исторические исследования…
§ 4.4. Основным содержанием книги Касвинова является безудержная клевета на Николая Второго и его близких. При этом на читателя должен был произвести впечатление список использованной литературы: советский читатель к такому изобилию не привык – его всё больше потчевали "Кратким курсом", трудами классиков и т. п. А тут вдруг столько незнакомых – или малознакомых – имён! Да ещё иностранные архивы!
Однако если приглядеться внимательно, то Касвинов поражает именно своей "неразборчивостью" и доверчивостью к сомнительным источникам. Так, например, он часто ссылается на коммерческую книжонку Симановича (хотя прекрасно знает, что тот – записной враль, и что ни одному его слову верить нельзя). С большим пиететом цитирует Касвинов глупые россказни великосветского бонвивана Феликса Юсупова, просвещённые мнения поэта Блока, показания министра-авантюриста Хвостова и т. п. То есть автор готов доверять кому угодно – конечно, в тех случаях, когда ему это выгодно.
Мемуары исторических деятелей Касвинов использует очень лукаво. Например, в книге содержится такой пассаж: "После Февральской революции в дворцовом тайнике была найдена секретная карта военных действий. Находка потрясла даже таких рьяных прислужников монархии, как Алексеев и Деникин. Последний в своих парижских мемуарах писал: "Правильной ли была народная молва, обвинявшая царицу в измене? Генерал Алексеев, которому я задал этот мучительный вопрос весной 1917 года, ответил мне как-то неопределённо и нехотя:
– При разборе бумаг императрицы нашли у неё карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась всего в двух экземплярах – для меня и для государя. Это произвело на меня удручающее впечатление. Мало ли кто мог воспользоваться ею.
И переменил разговор".
Назвать Алексеева и Деникина "рьяными прислужниками монархии" – до такого надо было додуматься! Алексеев (со слов которого, по словам Деникина) стал известен этот факт – был одним из главных творцов Февральского переворота! Кроме того, Алексеев (у Деникина) говорит о том, что лишний экземпляр карты был обнаружен "при разборе бумаг императрицы". Касвинов же предваряет это мемуарное свидетельство однозначным утверждением: после Февральской революции в дворцовом тайнике была найдена секретная карта. "Бумаги императрицы" оказываются "дворцовым тайником"!
Откуда ж взялся "дворцовый тайник"? Если никаких "тайников" ни Деникин, ни Алексеев не видели и речи о них не ведут… Это – уже явная отсебятина Касвинова. Но у неискушённого читателя создаётся впечатление: мол, даже защитники монархии были вынуждены признать существование тайника с шпионскими материалами в Царском Селе.
§ 4.5. Едва ли не центральной фигурой в книге Касвинова оказывается Распутин. По мнению автора, тот полностью подчинил себе не только императрицу Александру Фёдоровну, но и императора Николая. Однако сам Распутин был всего лишь ставленником немцев. Да не просто немцев (с которыми Россия воевала на полях Мировой войны)! Нет, он был марионеткой в руках российской "немецкой партии"! Судя по всему, еврей Касвинов испытывал такую же патологическую ненависть к немцам, какую Пикуль – к евреям. Это, пожалуй, и составляло главное различие их "версий" (хотя Пикуль, надо сказать, немцев тоже не жаловал).
Некоторых из этих "внутренних врагов" Касвинов называет поимённо: "Кем писались для него (Распутина) теологические труды, теми готовились для прессы и его программно-политические откровения. Одно из таких откровений явственно воспроизводит германофильские установки сановников типа Шванебаха – Нейгардта". Распутин должен был помочь коварным немцам парализовать волю русских к сопротивлению: "Пока русские будут "сидеть любовно и тихо", он, Григорий Ефимович, поможет "мамаше", Шванебаху и Нейгардту как-нибудь столковаться с "прущей машиной".
Все старые выдумки "февралистов", все обвинения в адрес Александры Фёдоровны и Распутина повторяются Касвиновым от слова до слова. Подготовка сепаратного мира даже не ставится им под сомнение – покровители Распутина с самого начала войны только и ждали удобного момента: "Как только сложилась благоприятная для этого обстановка неудачи на фронтах в дни мировой войны, перелом в настроениях двора в пользу сепаратного мира, противником которого был верховный главнокомандующий, группа Распутина дала Николаю Николаевичу бой и одолела его".
Но это всё – частности. А вообще-то планы у немцев были грандиозные: "Цель, какую поставил перед собой Распутин (точнее – какую поставили перед ним тайные силы, проложившие ему путь), сводилась к тому, чтобы, упрочившись во дворце с помощью проповедей и фокусов, прибавить силы дворцовой прогерманской группе, влиять на ход политических дел в её интересах, а буде окажется возможным – в интересах той же германофильской партии забрать верховную власть".
Вот так вот! – не больше, не меньше: забрать верховную власть. Все беды русского народа от этих колбасников!
Интересно и то, что эти "внутренние немцы" готовы раздавить русский народ при помощи немцев "внешних": "Как ни парадоксально, в советах, исходивших от тюменского шамана, вовсе не было сумбура или бессмыслицы. В них была своя логическая последовательность, обусловленная определённой идеей: неуклонным снижением активности вооружённых сил продемонстрировать перед Вильгельмом уступчивость, готовность к примирению. А в подходящий момент заключить с ним сепаратный мир, чтобы при его поддержке перейти во внутреннее наступление во имя спасения и укрепления царского трона".
Пикуль, если помните, пересказывал эту идею Касвинова в следующих выражениях: "Распутин утешал императрицу, что на случай революции у них есть верное средство: "Откроем фронт перед немцами, и пущай кайзер сюды придёт и порядок учинит. Немцы, они люди строгие… не балуют!" Выражения у романиста, конечно, погрубее; но суть – абсолютно та же самая.
При этом (хотя Распутин – всего лишь марионетка в руках немецких кукловодов) власть его была поистине безграничной: "Без его согласия или рекомендации не может состояться почти ни одно важное решение или назначение. Его отзыва достаточно, чтобы сановник лишился поста или, напротив, получил под свой контроль ещё более важное министерство или ведомство. В последние годы царизма уже не происходит ни одного крупного назначения или перемещения, которое прямо или косвенно не было бы делом рук Распутина". Правда, тут хитрый Касвинов оставляет себе пути для отступления – посредством лукавых формулировок: "почти ни одно"; "прямо или косвенно"… При этом он называет распутинским протеже даже военного министра Сухомлинова!
§ 4.6. Что больше всего удивляет в данном случае – так это беспредельная наглость советских борзописцев, решавшихся заводить речь о предательстве и сотрудничестве с немцами в годы Первой Мировой войны. Вот уж о чём слугам большевистского режима лучше бы помолчать!
Но Касвинов, видимо, напрочь лишён чувства юмора – поэтому ничтоже сумняшеся приводит цитату из фронтовой газетки времён Февральской революции: "Мы теперь узнали, что в России существовала крупная немецкая партия… Немецкая партия хотела поражения России, мешала русской армии делать своё дело. Обнаружено, что эта партия находилась в сношениях с германским штабом и выдавала военные тайны. Все подробности выяснятся на суде, которым будут судить предателей. Суд будет гласный, справедливый. Будем ждать".
Помните, как называлась эта партия? Правильно! – РСДРП(б). Эта партия хотела поражения России (что было открыто провозглашено её лидером Ульяновым-Лениным ещё в сентябре 1914 года в программных работах "Задачи революционной социал-демократии в европейской войне" и "Война и российская социал-демократия"). Эта партия мешала русской армии делать своё дело (призывая её "брататься" с немецкими врагами). Эта партия находилась в сношениях с германским штабом (от которого получала деньги на ведение своей разрушительной работы).