Из этой же серии – следующий перл народной мудрости: "Дороговизна оттого, что государыня императрица отправила за границу 30 вагонов сахару". Масштаб мышления простолюдина потрясает: перебои с сахаром в воюющей Российской Империи – не из-за захвата немцами русской Польши с крупнейшими сахарными заводами (и даже не из-за того, что Александра Фёдоровна отправила за границу, скажем, 300 вагонов сахара), а из-за того, что "отправила 30 вагонов". Большего количества сахара рассказчик вообразить себе уже не мог.
Обвиняли Александру Фёдоровну и непосредственно в военном шпионаже; в том, что она заблаговременно передаёт немцам сведения о перемещениях русских войск и о запланированных операциях, – в результате чего немцы принимают предупредительные меры и русские войска терпят поражения. Одним из ярких образчиков общественного маразма было обвинение Александры Фёдоровны в гибели военного министра Великобритании Китченера – якобы это она сообщила немцам о маршруте и времени следования крейсера "Хэмпшир". Александру Фёдоровну прямо обвиняли в том, что по её приказу командиры воинских частей оставляют на свободе изобличённых немецких шпионов. Трудно вообразить что-нибудь глупее – учитывая ненависть и недоверие генералитета к императрице.
Но это ещё не "потолок"! Самый нелепый слух состоял в том, что под кроватью у царицы стоит телефон, напрямую соединённый кабелем с Берлином. По нему-то она и передаёт Вильгельму все секреты. Богатая фантазия у русского народа! Ведь это – как раз то, чего не хватало "для полноты образа". А так всё убедительно: в кровати – Распутин, под кроватью – телефон для разговоров с Берлином.
§ 2.6. Конечно, Бог с ним – с простонародьем. Но вот муссирование подобных слухов в оппозиционных кругах было отнюдь не случайным! Обвинение императрицы в покушении на властные прерогативы монарха и стремлении присвоить себе несвойственные функции; непредусмотренное законом вмешательство "безответственных лиц" (и даже отстранение ими от власти "недееспособного" царя) – всё это выглядело недостаточно "ярко" на фоне событий мировой войны. Требовалось что-то ещё более ужасное – то, что заставит любого патриота сжимать кулаки и скрежетать зубами от ярости.
Недаром распространению этих слухов с самого начала войны активно способствовали немцы (российские власти вообще считали, что клевета на Александру Фёдоровну распространяется стараниями германского Генерального Штаба). Документы, подтверждающие это предположение, – "Дело о клевете на императрицу" – не сохранились; но данное предположение во всяком случае разумно и логично. Чего не скажешь о диких измышлениях Илиодора – вроде рассказов юродивого Мити Колябы, который видел во дворце "аппарат"…
Однако главным "лицом на мишени" для взбудораженного общества была даже не царица-немка, а вполне себе русский мужик Григорий Распутин. Уж его-то практически все считали немецким шпионом!
По этому поводу надо заметить, что германский Генеральный Штаб настолько дорожил своим "суперагентом" в стане русских воинов, настолько боялся его "засветить", что проявлял поистине трогательную заботливость. Так, в 1916 году (пик влияния Распутина) немецкие цеппелины и аэропланы засыпали русские позиции дождём оскорбительных карикатур, на которых кайзер Вильгельм опирается на немецкий народ, а император Николай опирается на… скажем так… часть тела Распутина, благодаря которой тот, по мнению сплетников, оказался возле царской семьи. Понятно, что сей порнографический продукт германской пропаганды был призван подтачивать веру русских солдат в своих вождей, вселять в них уныние и убеждать в бесперспективности дальнейшей войны с Германией.
Насколько сильное "разлагающее" действие оказывали эти картинки на подобравших их русских солдат, трудно сказать. Зато можно смело утверждать, что со своими суперагентами (ухитрившимися проникнуть в самое логово врага и добывающими бесценную военно-политическую информацию) так не поступают! Сознательно разжигать и без того бушующие страсти по поводу нахождения близ трона подозрительного мужика – с туманной надеждой подорвать этим боевой дух вражеских солдат и реальной перспективой "подставить под бой" своего супершпиона, которого могут убрать или попросту убить (что, кстати, в конце концов и случилось)? И в результате – потерять бесценный источник информации?!
Для того чтобы действовать столь безумно, столь во вред себе, – нужно было быть полным идиотом. А в немецком Генштабе сидели отнюдь не идиоты. Они это доказали успешной четырёхлетней борьбой против всего мира. Поэтому по поводу слухов о сознательном предательстве и шпионстве Распутина можно сделать однозначный вывод: абсолютная брехня.
Так ведь мало того! – в 1915 году Распутин проявил себя откровенным врагом военного министра Сухомлинова, будучи одним из его хулителей. Однако даже этот его подкоп под "изменника" (в чём тогда почти никто не сомневался) не избавил самого Распутина от клейма "немецкого шпиона".
Видно, у немецких суперагентов столь жестокая конкуренция, что они вынуждены сами топить друг друга!
§ 2.7. Несмотря на всю нелепость басен о Распутине-шпионе, их продолжали повторять и при Временном правительстве, и при Советской власти. Так, видный деятель советской военной разведки Звонарёв (Звайгзне) в своём капитальном труде "Агентурная разведка" писал о немецком суперагенте следующее: "Нам кажется, что германскую разведывательную службу не удовлетворяла одна только информационная роль Распутина. Через него она старалась иметь влияние и на русские стратегические шаги". Ну, насчёт того, что надо делать, когда "кажется", есть хорошая русская пословица…
Но так ведь "немкой" Александрой Фёдоровной и "немецким шпионом" Распутиным дело не ограничивалось – самому императору Николаю Второму приписывали намерение "открыть фронт немцам"! К сожалению, слухи эти распространяли не столько крестьяне и запасные солдаты, сколько генералы и депутаты Государственной Думы. Впрочем, на роли Государственной Думы в нагнетании ситуации в стране придётся остановиться отдельно.
Конечно, слухи о "немецком влиянии" были не безосновательны! – действительно, немецкое влияние в годы Первой Мировой войны было очень даже сильно!
О том, до какой степени (и в каком направлении) Германия стремилась "повлиять" на своего противника, свидетельствует содержание другой немецкой листовки (1915 года): "Солдаты! В самые трудные минуты своей жизни обращается к вам, солдатам, ваш царь. Возникла сия несчастная война против воли моей: она вызвана интригами великого князя Николая Николаевича и его сторонников, желающего устранить меня, дабы ему самому занять престол. Ни под каким видом я не согласился бы на объявление войны, зная наперёд её печальный для матушки-России исход: но коварный мой родственник и вероломные генералы мешают мне в употреблении данной мне богом власти, и, опасаясь за свою жизнь, я принуждён выполнить всё то, что они требуют от меня. Солдаты! Отказывайтесь повиноваться вашим вероломным генералам, обращайте оружие на всех, кто угрожает жизни и свободе вашего царя, безопасности и прочности дорогой родины. Несчастный ваш царь Николай".
Так что немцы отнюдь не были "кукловодами", дёргающими за нитки "послушных марионеток" из русской Ставки и Царского Села! Но все промахи и недочёты, взаимные склоки и подозрения, вообще – любые российские "минусы", они немедленно использовали и обращали в свои "плюсы"… Трудно осуждать за это немцев (действовавших в условиях невиданной по ожесточённости войны). Но как не осудить тех русских, которые с преступным легкомыслием заглатывали эту гибельную наживку?!
Глава 3
§ 3.1. Однако же одно дело – сплетни, другое – публично брошенное обвинение в измене. Такое обвинение в адрес императрицы Александры Фёдоровны и её окружения было выдвинуто в ноябре 1916 года с трибуны Государственной Думы лидером кадетов Милюковым. Это был откровенный вызов; перчатка, брошенная в лицо власти.
Непримиримая позиция русских либералов по отношению к собственному правительству (более того – их твёрдое намерение "именно из-за войны" активизировать борьбу с правительством!) проявились очень рано. Например, член ЦК кадетской партии Родичев – который будет так старательно "подголашивать" Милюкову во время его исторической ноябрьской речи – ещё в 1914 году восклицал в узком кругу: "Да неужели вы думаете, что с этими дураками можно победить!" А другой член кадетского ЦК – Маклаков – ещё до начала войны выражал уверенность в скором разгроме царской России.
В октябре 1916-го – когда страсти в обществе накалились до предела – в Москве состоялся съезд председателей губернских управ (от 28 губерний). В заявлении съезда говорилось о том, что "зловещие слухи о предательстве и измене, о тёмных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путём разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел". В том же духе была составлена Декларация, которую оппозиция намеревались огласить от лица Государственной Думы.
Но подлинно эпохальное значение имела ноябрьская речь Милюкова – ставшая известной всей России под неофициальным названием "Глупость или измена?" (именно этот риторический вопрос рефреном звучал в выступлении Милюкова, перечислявшего подлинные и мнимые вины правительства). Это был своего рода "выстрел Авроры"; сигнал, по которому русская оппозиция бросилась в атаку на власть.
§ 3.2. Обвинения, брошенные Милюковым, нельзя назвать совсем уж "голословными". Он честно называл источники информации (некоторые даже предъявлял и цитировал на языке оригинала).
Выглядело это так: "У меня в руках номер "Берлинер Тагеблатт" от 16 октября 1916 года и в нём статья под заглавием "Мануйлов. Распутин. Штюрмер"…". Или так: "Особенно интересна была передовая статья в "Нойе Фрайе Прессе" от 25 июня. Вот что говорится в этой статье…". Или так: "Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати…". Или так: "Я сказал свой источник – это московские газеты, из которых есть перепечатка в иностранных газетах. Я передаю те впечатления, которые за границею определили мнение печати…".
И все эти заграничные "впечатления" Милюков передаёт, как свои: "Министр-президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал – господа, заметьте! – что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мир. В лице Штюрмера приобретено орудие, которое можно употреблять по желанию…".
Надо сказать, что во время следующей русско-германской войны в немецкой печати тоже можно было найти немало скандального "негатива" о российском военно-политическом руководстве. А сами "источники" были порой куда более солидны, нежели личное мнение какого-то газетчика! – например, речь имперского министра пропаганды Геббельса… Но только тогда в воюющей России на те речи никто не ссылался как на истину в последней инстанции – эти речи служили материалом для пародий клоуна Карандаша! Ну и, само собой, ничего подобного не писалось в отечественных газетах.
Впрочем, один раз Милюков обошёлся без ссылок на прессу (видимо, решив, что все должны верить его личным свидетельствам – даже если он, в силу каких-то непонятных причин, не пожелал раскрыть свои источники информации): "Прошу извинения, что, сообщая о столь важном факте, я не могу назвать его источника…".
А ведь речь идёт не о пустяке! – о том, что премьер-министр и министр иностранных дел Российской Империи Штюрмер передаёт военные секреты врагам (чего, дескать, не было при его предшественнике)! Правда, того человека, который сообщил эту сенсационную информацию Милюкову – во время пребывания последнего в Лондоне, – он называть не желает. Никаких других доказательств для столь тяжкого обвинения в адрес главы российского правительства у Милюкова тоже нет.
А что же есть? Есть нахальство: "Если это моё сообщение верно, то Штюрмер, быть может, найдёт следы его в своих архивах". И оратору тут же подыгрывает с места его товарищ по партии Родичев: "Он уничтожит их!"
Но даже Штюрмер – не главная мишень милюковского красноречия. Штюрмер-то – только четыре месяца назад сменивший Сазонова на посту министра иностранных дел – не с неба свалился. Да и цель милюковского демарша – не в том, чтобы поспособствовать удалению очередного негодного министра, а в том, чтобы окончательно подкосить престиж императорской власти в глазах страны и армии! И потому Милюков таким образом очерчивает круг "главных врагов": "Я вам называл этих людей – Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это – та придворная партия, победою которой, по словам "Нойе Фрайе Прессе", было назначение Штюрмера, – победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой царицы". Вот царица-то и есть – главное лицо на мишени!
И раз за разом Милюков бросает в зал свои знаменитые слова: "Что это – глупость или измена?" Господа депутаты подхватывают мысль оратора и кричат с мест: "Измена!" Впрочем, в конце концов это же говорит и сам Милюков: "Нет, господа. Воля ваша, уж слишком много глупости. Как будто трудно объяснить всё это только одною глупостью".
То есть депутат Государственной Думы, лидер одной из крупнейших партий, признанный "рупор оппозиции" публично обвиняет императрицу Александру Фёдоровну и назначенных при её содействии министров в государственной измене – в предательстве интересов России, передаче немцам военных секретов и подготовке позорного сепаратного мира. Доказательствами для такого беспрецедентного обвинения ему служат собственные домыслы, информация, полученная от анонимного лондонского собеседника, и (не в последнюю очередь) материалы вражеской прессы.
Исчерпывающую характеристику милюковской брехне дал не кто-нибудь, а известнейший разоблачитель "злодеяний царского режима" – социалист Бурцев: "Историческая речь, но она вся построена на лжи".
§ 3.3. В свете этого неизбежно возникает вопрос (который, впрочем, и был сразу же задан Милюкову черносотенцем Марковым 2-м): "А Ваши слова – это глупость или измена?"
Ведь немецкая печать периода Первой Мировой войны – это вам не российская печать, где могли написать что угодно! Немецкая печать находилась под полным контролем "Управления печати военного времени". И писали немецкие газеты только то, что было нужно германскому Генеральному Штабу и германскому правительству, – будучи инструментом немецкой разведки и рупором немецкой военной пропаганды.
Поэтому первая приходящая на ум мысль: выступавший был наивным, искренним дураком. Но вряд ли такое определение пристало учёному мэтру – магистру русской истории, чьи работы высоко оценивал Ключевский. Никак не получается представить себе "Милюкова-Дарданелльского" круглым идиотом! Он им и не был никогда. А вот политическим циником – был. Всегда. Именно политическим расчётом, осознанным стремлением "не прозевать момент" объяснялось внезапное доверие Милюкова ко всему, что пишут в газетах, – ибо запланированное совместное наступление сил Антанты в 1917 году грозило окончательно склонить чашу весов на сторону антигерманского блока (и, соответственно, до минимума снижало вероятность переворота и революции в стране-победительнице).
Подлинная причина предпринятого демарша заключалась в том, что к 1916 году оппозиция окончательно взяла курс на ниспровержение существующего строя (читай: курс на развязывание внутренней войны в воюющей России). Истинная цель милюковского выступления становится прозрачно ясна, когда его рассматриваешь "в общем контексте" – как часть организованного похода против собственного правительства; наряду со съездами земских и городских союзов, председателей губернских управ, военно-промышленных комитетов и т. д., с их откровенными резолюциями: "Государственная Дума должна неуклонно довести начатое дело борьбы с нынешним политическим режимом до конца". А распространившаяся в стране эпидемия шпиономании была для этого прекрасным "сопутствующим фактором"!
Кстати, достаточно откровенен был и Милюков в своей речи. Именно требование передачи власти Государственной Думе – в форме создания "ответственного кабинета" – составило чуть ли не половину её объёма! С этого Милюков начал (напомнив депутатам о событиях прошлогодней сессии): "Вы помните, что страна в тот момент под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием".
Тут же заодно им был использован в качестве аргумента пример Запада ("непогрешимый образец" для любого русского оппозиционера): "Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств всё то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша".
§ 3.4. Ну, положим, то, что русские оппозиционеры мечтали о бесправном правительстве, сформированном Государственной Думой и ответственном перед ней, было известно давно. Это изначально было их главным требованием! А в августе 1915 года цель новосозданного "Прогрессивного блока" (объединившего почти всю думскую оппозицию): заменить правительство, ответственное перед царём, на правительство, ответственное перед Думой, – была официально озвучена. Но затянувшаяся война ещё больше разожгла их нетерпение: "Теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на котором она стояла в нормальное время нашей русской жизни, и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою".
И если ранее либералы снизошли до заключения временного перемирия с правительством, то теперь они считают нужным возобновить боевые действия: "Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к её патриотизму и к её добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь?" На этот риторический вопрос Милюкова Дума разразилась криками: "Конечно, нет!"
Отныне собственное правительство официально объявлено главным врагом. Почему? – ответ очевиден. Не из-за того, что в правительстве сидят "изменники", а потому что либералы отчаялись "уговорить" существующее правительство уйти добровольно и передать власть оппозиции: "Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе, ибо по отношению к этой власти и попытки исправления, и попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными".
Себя же оппозиция теперь чувствует "на коне" – мобилизованной, готовой силой захватить власть в стране: "С тех пор, как появилось в Четвёртой Государственной Думе то большинство, которого ей раньше недоставало; большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия". Какова фразеология!