Первую книгу серии "Уголовные тайны" составили две документальные повести: "Заговор, которого не было..." - об инспирированном петрочекистами в 1921 году деле профессора В. Н. Таганцева, по которому было безвинно расстреляно около ста человек, офицеров русской армии и питерской интеллигенции, в том числе известный поэт Н. Гумилев; "Братья по крови" - о деле братьев Гусейновых, банда которых несколько лет терроризировала население приволжских городов, занимаясь похищением автомобилей…
Содержание:
ЗАГОВОР которого не было... 1
БРАТЬЯ ПО КРОВИ - Документальная повесть 39
Примечания 70
Георгий Миронов
ЗАГОВОР которого не было...
ЗАГОВОР которого не было...
Документальная повесть, или Уголовное дело № Н-1381/214224
о так называемой "Петроградской боевой организации"
Пугающее зеркало истории
Историю нужно знать не только для того, чтобы понимать: кто мы, откуда и куда идем. Но и для того, чтобы избежать ошибок предков и не повторить преступлений предшественников.
Россия не раз проходила этап "смуты", чудовищных социальных потрясений. Один из таких периодов пришелся на 1918-1922 гг., когда "красный" и "белый" террор, жестокость чрезвычаек, контрразведок, ревтрибуналов превзошли все, что могло бы представить себе даже самое воспаленное воображение.
Сегодня уже не секрет, что органы ВЧК, созданные для "защиты революции", наряду с естественным исполнением правозащитных функций и принятием внесудебных решений осуществляли политические репрессии против миллионов граждан. В первые годы советской власти, когда новой прокуратуры еще не было, а старая осталась в прошлом, единственный контроль за деятельностью органов ВЧК осуществляли руководящие органы РКП (б). Пример юридического нонсенса (наряду с ЧК, которые, защищая народ, его же и истребляли): партийные инстанции без соблюдения каких-либо принятых в юриспруденции процедур решали вопросы о наказании, вплоть до расстрела, или освобождении, оправдании арестованных граждан...
"Белый" террор, благодаря многолетней деятельности писателей, историков, журналистов и кинематографистов, более или менее известен читателю. О "красном" стали писать и говорить лишь в последние годы.
Вся человеческая история убедительно свидетельствует: посеешь вражду - пожнешь ненависть, посеешь одну смерть - пожнешь сотни, жестокостью еще никого не удавалось переубедить, а без переубеждения, лишь на штыках, - долго не продержится ни одна идеология...
Книга, которую вы держите в руках, уважаемый читатель, рассказывает об одной из страниц истории "красного террора". Речь пойдет о деле № Н-1381/214224 - о так называемой "Петроградской боевой организации", или "Заговоре Таганцева".
Почему же к "Делу Таганцева", о котором в последнее время уже не раз появлялась информация в прессе, интерес у широких кругов читателей не ослабевает? Наверное, это происходит потому, что многое в этом деле осталось недосказанным, нераскрытым, неисследованным. С другой стороны, причины интереса общественности к этому делу, возможно, связаны с тем, что к уголовной ответственности по нему привлекались известные люди: поэт Гумилев, скульптор Ухтомский, ученый-химик Тихвинский. Кроме того, были расстреляны или осуждены на лагерную муку представители древних дворянских фамилий России, много сделавших для блага Отечества: Голицыных, Голенищевых-Кутузовых, Дурново, Крузенштерн и др. Очень важно и то, что по "делу" проходило явно много для тех лет "резидентур" иностранных разведок. К тому же это было еще и первое крупное дело, от начала и до конца сфабрикованное Петрогубчека, и первое крупное политическое дело, инспирированное, фактически, по прямому "заказу" властных структур тех лет с целью - создать прецедент осуждения по политическим мотивам большой группы представителей тех классов, сословий, профессий или менталитета, которые никак не вписывались в прокрустово ложе новой идеологии.
Вот почему среди осужденных по "делу" профессора Владимира Николаевича Таганцева так много дворян, офицеров русской армии, представителей университет- ской профессуры, технической интеллигенции, типично русских интеллигентов, многие из которых так романтически восторженно встретили и февраль, и даже Октябрь 1917 года, но, в ужасе от "белого" и особенно "красного" террора, отшатнулись от политики вообще и оказались лишними на советском "празднике жизни".
По "Делу Таганцева" проходит много бывших кронштадтских моряков. И это закономерно. Ибо после подавления в крови кронштадтского восстания нужно было доказать всей стране и всему миру, что подняли руку на "завоевания Октября" не обычные русские матросы, в массе своей крестьянские сыновья, а некие вражеские заговорщики, шпионы, контрреволюционеры. Нужно было создать прецедент - "второй Кронштадт", как точно обозначил направление раскрытия "заговора" В. И. Ленин, - осудив как вражеских агентов оставшихся в живых кронштадтских моряков и навсегда вычеркнув из российской истории попытку "народного бунта" против "народной власти".
Ушедший с политической арены тоталитарный режим любил создавать прецеденты. Но если, скажем, в английской юриспруденции к прецедентам обращаются для того, чтобы доказать правомерность того или иного приговора, создатели тоталитарного общества в Советской России стремились в первые же годы его существования заготовить достаточное количество таких прецедентов, которыми можно было бы раскручивать маховик массовых репрессий.
"Заговор Таганцева" стал своего рода пробным камнем, оселком, или, как у нас на Урале говорят, осельем, на котором оттачивалось острие топора массового террора 30-х гг. И еще: он стал уникальным опытом создания массовыми арестами и казнями, а также кампанией в прессе, - атмосферы страха, взаимного доносительства, стукачества...
Как бы трудно сейчас ни жилось, согласимся: то, что человек сегодня у нас чувствует себя достаточно свободным хотя бы в плане своих политических симпатий или антипатий, и уверен, что за инакомыслие или за иные, чем, скажем, у его непосредственного начальника или коллег, даже - у президента или премьер-министра, - убеждения его не расстреляют, не сошлют на лесоповал, не лишат элементарных человеческих прав, - все это уже определенное достижение и перестройки, и первых лет демократического правления. Но для того, чтобы лучше оценить приобретенное, нужно чаще оглядываться назад.
Читая "Дело Таганцева", очень скоро начинаешь понимать, что истинным "начальником террора" был вовсе не экзальтированный, психически неуравновешенный русский паренек Орловский, а, скорее, следователь. Яков Агранов, один из тех, кто фабриковал "заговор". А еще точнее - "начальниками террора" были те, кто в угоду своим непомерным политическим амбициям, политическим доктринам, идеологическим концепциям придумали "перевернутый мир" тоталитарного общества и из Кремля руководили фабрикацией отдельных крупных политических процессов и катком массовых репрессий в стране в целом. Только поняв это, вы поймете и другое: существует чудовищная закономерность: развязывающий репрессии от них и погибает. Инициаторы и "фабрикаторы" "дел" 20-х гг. погибали в лагерях и в подвалах НКВД в 30-е гг., инициаторов и исполнителей массовых казней 30-х гг. постигла та же участь. Об этом неплохо бы сегодня помнить тем, кто вновь призывает "выйти на баррикады", или искать "агентов влияния" и "новых врагов". Опыт истории показывает: любой экстремизм самоубийственен, ибо на первом витке "террора против инакомыслящих" ты поражаешь выявленного "врага", на втором погибаешь сам. Я очень рад, что после августа 1991 г. всем нам, и правителям, избранным народом, и народным депутатам, и самому народу хватило и государственной мудрости, и мудрости народной, чтобы не развязать очередной виток "охоты на ведьм". А ведь раздавались призывы возродить практику анонимных доносов, судить всех, кто не вышел из партии до августа 1991 года, репрессировать всех, кто принадлежал к прежним властным структурам. Страшно подумать, к чему это могло привести. Впрочем, мы ведь уже знаем, к чему это приводило ранее: террор, какого бы цвета он ни был, развивается по законам ядерного взрыва...
И здесь я хотел бы подчеркнуть одну важную мысль. Оглядываясь назад, восстанавливая, а не переписывая заново страницы истории, очень важно сохранить беспристрастность, оставаясь в своих оценках, по возможности, "над схваткой", пытаясь понять в историческом контексте каждую из сторон, участвующих в непримиримой схватке -- гражданской ли войне, идеологическом ли противостоянии инакомыслящих и государства. Речь идет о беспристрастной позиции юриста и историка. Конечно же, нравственная оценка этих преступлений, кем бы они ни были совершены, должна присутствовать всегда: и в обычном судебном процессе, и в таком необычном, как суд истории...
Однако когда мы обращаемся к конкретным правовым (а в данном контексте - не правовым) действиям, то, кроме нравственной оценки, юристы, изучающие дела о преступлениях тоталитарного режима против своего народа, дают этим действиям и юридическую оценку. Именно юридический беспристрастный анализ и позволяет опытным прокурорским работникам - с чистой совестью и безупречно с точки зрения юриспруденции - готовить материалы к реабилитации невинно осужденных.
Процесс этот начался давно, еще в период хрущевской "оттепели". Но тогда он велся как бы "выборочно", с оглядкой на тех, кто был причастен к произволу и продолжал занимать высокие партийные и государственные посты. Так, например, "ленинградское дело" и ряд других "дел" были признаны сфабрикованными, а подавляющее большинство проходивших по ним граждан реабилитированы.
Говоря в те годы с трибун, в печати о необходимости восстановления справедливости, укреплении законности, "бонзы" командно-административной системы хотели лишь выпустить пар, по сути ничего не меняя в этой системе и управляемом ею обществе. И громко требовали "повышать и впредь революционную бдительность коммунистов и всех трудящихся".
Результаты не замедлили сказаться: процесс реабилитации пошел на убыль, о трагических событиях прошлого стали вспоминать все реже и реже, а вскоре последовали и новые политические преследования. Вспомним писателей Даниэля, Синявского, Солженицына, академика Сахарова и многих других.
С начала демократических преобразований в обществе работа по реабилитации пошла по восходящей. Причем она заметно активизировалась после принятия Закона "О реабилитации жертв политических репрессий" от 18.10.91. Сейчас ею занимаются квалифицированные и опытные сотрудники прокуратуры России, так как правовые вопросы реабилитации отнесены законодательством к компетенции органов прокуратуры.
В многогранной деятельности, связанной с реабилитацией невинно осужденных в 20-50-е гг., прокурорским работникам важно не только добиться конечного результата, квалифицированно и беспристрастно разобраться в деле. Им хочется по-человечески понять - почему такое вообще могло произойти? Как работал механизм политических провокаций тех лет? Как вели себя на следствии и следователи, и арестованные? Как принимались внесудебные решения и как такая надсудебная инстанция, как руководство партии большевиков, принимала решение - кого "казнить", кого "миловать".
Думаю, что это нужно не только работникам правоохранительных органов, но и всему народу...
Ведь это сегодня в своем абсолютном большинстве общество однозначно отрицает любой террор, будь он "белый", "красный" или "коричневый". А в те годы, когда "красный террор" тяжелым катком прокатился по России, ему нашлось множество оправданий и объяснений. Да и потом, в 30-70-е гг., коммунистической пропагандой было сделано все, чтобы вначале его оправдать, а потом - просто забыть, принизить его масштаб, смягчить формы и методы... Наша история была еще раз основательно переписана, при этом из нее были вырваны целые страницы.
Сегодня мы пытаемся нашу недавнюю историю восстановить.
Должен честно признаться: при серьезном, тщательном изучении материалов политических процессов 20-30-х гг. более всего поражает вопиющая необъективность, которая буквально выпирает из всех известных "дел" тех лет.
И что самое поразительное, эта необъективность теоретиками и практиками от юриспруденции тогда возводилась во главу угла деятельности не только ЧК-ОГПУ- НКВД, но и суда, прокуратуры. Сплошь и рядом обвиняли и судили не за конкретные преступления, а за происхождение, воспитание и образование, принадлежность к той или иной партии, политическому течению, к той или иной профессии, мировоззрению, религии... "В этом - смысл и сущность красного террора", - писал еще в 1918 г. один из крупнейших его теоретиков и практиков Мартын Лацис. Как борцы за свободу народа могли дойти до такого правового беспредела?
Обращаясь сегодня к "делам" начала 20-х гг., мне, как человеку, большую часть жизни прожившему в годы, когда массовые репрессии, повальный страх, повсеместное доносительство отошли в прошлое, важно понять и другое: как вообще в огромной стране с определенной, достаточно высокой нравственной культурой (не будем забывать: десятки миллионов людей жили по законам и канонам своих религиозных конфессий, что уже как бы ограждало их от совершения безнравственных поступков), в довольно короткий срок была создана обстановка всеобщей подозрительности и доносительной истерии?
И вновь следы юридических расследований ведут в первые годы советской власти. Еще в 1918 г., например, один из старых большевиков, известный революционер Г. Пятаков, бывший в те годы председателем ревтрибунала на Дону, призывал население к доносам и предупреждал, что всякое недонесение или умолчание будет рассматриваться как преступление против революции и караться по всей строгости законов военно-революционного времени. Закона о наказании за недонесение не было, а практика уже сложилась. В газетах открыто публиковались призывы арестовывать всех представителей "эксплуататорских классов", задерживать их в качестве заложников и при первой необходимости - расстреливать. И расстреливали - по всей России, без суда и следствия, от Дона до Петрограда, где особенно свирепствовал Г. Зиновьев, от Петрозаводска до Крыма, где безоружных пленных буквально утопили в крови Землячка, Бела Кун и тот же Г. Пятаков, - все трое, как писалось в их характеристиках тех лет, - пламенные революционеры, беззаветно преданные делу революции.
Как это ни парадоксально, но именно такие вот старые большевики, романтики революционной борьбы за народное счастье, выступали вместе с товарищами по руководству партией в роли истинных "начальников террора". И фактически в отношении к террору они оказывались в компании с Лацисом, Менжинским, Артузовым, Ягодой - с одной стороны, и Сталиным, Кагановичем, Молотовым - с другой.
Занимаясь своего рода восстановлением нашей подлинной истории, мучительно отказываясь от исторических стереотипов, мы делаем для себя все новые и новые открытия. После публикации ряда документов, в том числе ранее не известных записок В. И. Ленина, мы узнали, что "красный террор" был неизбежен, ибо его теоретики были готовы во имя захвата и сохранения власти не останавливаться перед любыми средствами.
Повесть "Заговор, которого не было...", безусловно, несет в себе авторскую позицию, по ряду моментов, возможно, субъективную и спорную. Но мы ведь живем в свободном государстве, где каждый волен излагать свою версию, свой взгляд.
В книге приводится много фактов. Отчасти уже знакомые вам по публикациям прошлых лет и здесь собранные вместе, они дают необходимое для восприятия давних событий ощущение исторического фона. Другие факты, малоизвестные для большинства читателей, даются по материалам, предоставленным сотрудниками Генеральной прокуратуры и ФСБ.
И все-таки чтение этой документальной повести, при всей трагичности описываемых в ней событий, оставляет простор для оптимизма: коли мы набрались мужества рассказать соотечественникам обо всех преступлениях тоталитарного режима, значит, нам наверняка удастся не допустить его повторения...
УТВЕРЖДАЮ Помощник Генерального
прокурора Российской Федерации старший советник юстиции Г. Ф. Весновская 27 апреля 1992 г.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
в отношении Таганцева В. Н.
по материалам уголовного дела № 214224
Фамилия, имя, отчество Таганцев Владимир Николаевич
Год рождения 1890
Место рождения г. Петроград
Место жительства до ареста г. Петроград, пер. Литейный, 46, кв. 20
Место работы и должность до ареста профессор-географ, секретарь Сапропелевого комитета Академии наук
Дата ареста, каким органом осужден (репрессирован), за что и по каким статьям УК, предъявленное обвинение (инкриминированные действия), последующие изменения состоявшегося решения по делу и мера наказания.
Арестован 1 июня 1921 г. Петроградской губЧК. По постановлению президиума ПетрогубЧК от 24 августа 1921 г. расстрелян. Согласно указанному постановлению являлся руководителем Петроградской контрреволюционной боевой организации, ставившей своей целью свержение советской власти путем вооруженного восстания, применения тактики политического и экономического террора.
Обвинение Таганцева основано на собственных неконкретных и противоречивых показаниях арестованного, первоначально показавшего лишь о своей спекулятивной деятельности, а затем заявившего, что саму организацию мыслил исключительно теоретически. Других доказательств виновности в деле не имеется.
Следствием по делу Таганцева руководил бывший особоуполномоченный ВЧК Агранов, который в 1938 г. Военной Коллегией Верховного Суда СССР осужден к ВМН за фальсификацию находившихся в его производстве следственных дел и другие нарушения законности.
Уголовное дело на Таганцева В.Н. не пересматривалось. На Таганцева Владимира Николаевича распространяется действие ст. 3, ст. 5 Закона РСФСР "О реабилитации жертв политических репрессий" от 18 октября 1991 года. Данные о реабилитированном и его родственниках Кому, когда и по какому адресу направлена справка о реабилитации.
Прокурор Управления
Прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции Ю. И. Седов