Мой же культ прослушивания возник после приобретения папой самой дорогой на тот момент отечественной hi-fi аппаратуры – комплекта вертушка-усилитель-колонки "Электроника Б101", отделанного светлой древесиной из единственного главного магазина города. До этого эксплуатировались магнитофоны "Чайка" с пленкой третьего и шестого типов, я купил такой у соседа за 11 рублей! И неподъемные "Тембры", которые были потеснены "Нотами", "Астрами", "Юпитерами", "Ростовыми" и "Маяками" – основными тружениками той магнитопленочной поры. О машинах класса "Электроника 001" еще только мечтали.
Винил первого альбома малоизвестной в Союзе американской группы Eagles на нашей новой семейной технике звучал безупречно после некоторых манипуляций с невиданными грузиками и противовесами на тонарме вертушки. И это великолепное впечатление живо до сих пор. До этого я жестоко пилил Black Sabbath и Jethro Tull на радиоле типа "Беларусь", а друзья все имели моно или стерео "Аккорды", на которые с трепетом ставили абсолютно новые диски, привезенные из далекого далека. Эстетическую революцию тогда вершили T-Rex, David Bowie, Lou Reed, Roxy Music – эдакая эпоха глэма.
Внезапно оказалось, что хорошей музыки много. И определенную долю ажиотажа 70-х подогревала иностранная пресса: чешская "Мелодия", "Нойс Либен" из ГДР и польская "Панорама". "Поп-фото" и "Браво", которые появились уже минуя "Союзпечать". Диски запиливались, ходили по рукам, обливались винищем, обменивались и коллекционировались. Коллекционеры, ясное дело, сдували пыль со своих драгоценностей и норовили ни с кем не делиться. Свою коллекцию я старался всячески ограничивать, но пленки и диски заполняли полки, давая понять, что бесконечно так продолжаться не может, надо, желая получать удовольствие, уметь вовремя отказаться от обладания огромной кучи предметов. Что я и делал периодически.
М. Б. А как вы встретились с Вовой Синим, он тоже из этих мест?
И. Ш. Да. С Вовой Синим меня судьба столкнула в школе, во время учебной военной тревоги, когда дежурные просто выбрасывали детям зимнюю одежду из раздевалки пачками, кому что попадется, и выталкивали с этим на мороз, где ученики примеривали чужие шапки и шарфики. Когда состоялся отбой, я от радости запел Aqualung из Jethro Tull, а Вова, будучи парнем продвинутым, тут же подпел и вступил в разговор. Надо сказать, что он тоже оказался музыкальным маньяком и ночным слушателем радиопередач "С любовью к фанк-року". Потом мы немного играли в ручной мяч в юношеской команде города, где я пробовал силы, а Вова слыл асом и имел свой жесткий "емелевский" бросок. Володя Емелев стал Синим гораздо позже. Он составил мне компанию в моих поездках, вдвоем было веселее наматывать километры. Так мы и подружились. Володя женился сразу после достижения совершеннолетия на своей школьной подруге, будущей матери его сыновей. Но все равно улучал момент уехать из города "по делам". Наши друзья и ровесники пачками поступали в учебные заведения в разные города и, учась на художников и инженеров, частенько наведывались домой, постоянно снабжая новостями. Так, Миша Кучеренко познакомил нас с записями веселых, смелых и уматных панк-концертов "Автоудовлетворителей", с антисоциальной эстетикой альбомов "ДК", с новыми интеллигентными группами "Аквариум" и "Зоопарк". Кроме того, он же привил нам культурное отношение к прослушиванию радиопередач западных радиостанций, любовь к Radio 1, ВВС, Top Twenty, John Peel sessions. Хотя мы с братом уже слушали по ночам музыкальные программы "Голоса Америки" при согласии и условии от родителей, что не будем вслушиваться в политические темы, а Синий был ярым поклонником "Радио Люксембург", где крутилось море энергичной музыки. Но именно благодаря Михаилу мы стали относиться к этому процессу внимательно и систематически – с расписаниями передач и таблицами волн вещания. Синий, которого тогда все звали "Полис" с ударением на "о", из-за его а-ля полицайской кепи, периодически пробалтывался о том, что он слушает западное радио, то в школе, то в училище, куда пошел на токаря, то уже в секретном цеху на работе, где рабочие точили изделия из необогащенных ураном болванок. Короче, хвастался везде, за что и был вызываем в особый отдел и сурово порицаем комсомольцами. Но в силу того, что как токарь разряд он заработал высокий, папу имел начальником научного отдела, а маму заведующей детской поликлиникой, до серьезных наказаний дело не доходило. Потом уже, когда Вова стал носить синие плащи, пить синьку в виде вина-портвейна и прокатился на летающей тарелке с синими человечками над зимними уральскими просторами, тогда он превратился в Синего окончательно и бесповоротно. Кстати, получив свою первую зарплату как рабочий, Вова вместо цветов маме, притащил домой среднего размера стол для русского биллиарда и два кия. Мама чуть в обморок не упала, бильярдный стол встал на место обеденного, а сын со временем поднял свой уровень игры так, что в нынешней реальности рубится на деньги и выигрывает, надо сказать, мастерски. А тогда он превратился в забойщика магнитно-ленточного производства, начав с того, что сматывал старую шосткинскую пленку "Тип-3" на новые катушки и возвращал как брак в тот же единственный городской магазин. Так у него оказалось много катушек "Тип-6" и "Тип-9", на которые делались оригиналы. Копии с оригиналов делались за деньги. По три-четыре рубля за сторону, в зависимости от качества желаемого результата. Так наладилась мелкостаночная индустрия перезаписи музыки с элементами маркетинга, страхования, инвестиций и психологической работы с клиентами. Ведь многих людей надо было сначала просветить или заинтриговать какой-то невероятной, доселе неслыханной музыкой. А иногда и просто вовремя выполнить заказ. Я также встал в трудовые ряды нетрудовых доходов и ночами, пока родители спали, магнитил катушки, протирая через каждую прокрученную сторону головки чистым техническим спиртом. Иногда засыпал и просыпался уже под ритмичное щелканье ракорда закончившейся стороны. Пленка была разная и очень различалась по цвету. Рыжая, коричневая, черная, двухсторонняя, типа ГДР-овской ORWO. Различная по толщине и степени полированности: от абсолютно матовой до зеркально отражающей.
Со временем, после нескольких прослушиваний, на рабочей стороне этой пленки образовывался след, как от проехавшей вдоль машины – из-за трения с головками магнитофона. Пленки рекомендовалось раз в месяц перематывать туда-сюда, чтобы соседние слои не замагничивались. В катушки можно было вставлять бумажные закладки, которые радостно вылетали при перемотке, если вовремя не остановить процесс. Все это упаковывалось в полиэтиленовый пакетик и укладывалось в специально подписанную и пронумерованную коробку! Потом бумажные коробки ветшали, пленка тянулась и деформировалась "восьмеркой", сами катушки трескались, стирались в месте дырки для насадки и валялись в кучах, уже без всяких коробок, пакетов и ракордов. Ракорд тоже одно время было принято подписывать. Приходилось разматывать метр пленки, чтобы в позе картины "Ленин у телеграфа" прочитать название ее содержания. Надписывали-то буквами вдоль: имя исполнителя, название альбома. Лентопротяги у "отечественников" были традиционно прямые, но с появлением машин первого и высшего классов, стали гораздо затейливее, с автостопом и устройством реверсного проигрывания. На них ставили стеклоферритовые "нестирающиеся" головы, сами магнитофоны заметно потяжелели, их динамики превратились в отдельные колонки, дорогие модели требовали отдельных усилителей и кучу соединяющих проводов. Так что это действие носило и ритуальный характер тоже: мы ухаживали за богами от музыки, постоянно размножая их образ и присматривали за техническими идолами, требовавшими смазки, регулировки и электронного ремонта. Продвинутые любители имели новомодные агрегаты, а суперпродвинутые делали из доступных моделей "конфетки" на свой вкус. Они смело вторгались в электрические схемы усилителей и частотных фильтров, умудрялись совершенствовать движки, индикаторы уровня, ставили светодиодные "стоперы". Покупали, переделывали и продавали дальше.
М. Б. Ну это какой-то перегруз подробностей, (смеются) А как вы себя выражали в стиле одежды? Ведь не могло без этого обойтись.
И. Ш. Мне повезло, и кроме общедоступного ателье, где считалось престижным шить штаны с поясом, высотой в четыре пуговицы и шириной штанин вплоть до сорока сантиметров, а также рубашки с кокетками, накладными карманами, планками под пуговицы, гигантскими воротниками, такие, чтоб закрывали плечи наподобие крыльев птицы или бабочки… Так вот, у меня появлялись вещи, присланные родственниками в подарок из далекого Египта, где они строили в знойном климате огромный хладокомбинат. Это были джинсы-клеш, ноу-нэйм, зато такого запредельного небесного индиго, что гопота на улицах конвульсировала от зависти, а уж когда я на ляжку приторочил черную нашивку в виде ладони с надписью "Stop", тут треснуло терпение у женского населения. Меня мучили вопросами незнакомые люди – где взял, как сделал такое. Уверен, если сейчас такую "черную лапку" запустить в Москву, то покатится тотальная мода, и эти нашивки можно будет увидеть в самых неожиданных местах. Хотя, с другой стороны, народ уже приучили воспринимать только готовое и напяливать купленное как оно есть, по журнальным шаблонам. С процедурой "сделай сам" могут быть проблемы, но здесь должна сработать сила самовыражения – кто сильнее хочет, тот и пришьет "Stop", а что там стопим, это вопрос уже лично к каждому… Так что молнии от зиппера, гнутые монеты, лампочки с батарейками я к "траузерам" не пришивал и не привинчивал. Как не ходил с набойками из циркония на каблуках, чтобы при каждом соприкосновении с асфальтом искры летели в разные стороны, это заводская гопота так развлекалась. Тогда же, в семидесятые, уличные модники и модницы украшали свой прикид узорами из плавленой пластиковой изоляции, которую в военные провода вкладывали очень даже разноцветную. Прокалывались дырочки в ткани, и с двух сторон аккуратненько заплавлялись такие точки-капли. Так что эта гламурненькая тематика со стеклярусом на джинсе, уже тогда была разработана в секретной нашей зоне, (смеются).
Мода на рубчатый вельвет, которую ввели те же "Битлы" в Британии, и что сейчас широко шагает по современным российским городам в виде курток с кучей карманов и штанов любого покроя, эта самая мода культивировалась лично мной через пошив модных вещей в советском ателье со снятием размеров и двумя примерками, из материала, выбранного либо в магазине, либо в том же ателье. Доступно и практично. Я же тогда полюбил тяжелые туристические ботинки и, как сейчас помню, супернелепо выглядел в них на занятиях танцами, когда разучивали греческий танец "сиртаки". Такой они издавали грохот, (смеются) Потом мне друзья подогнали милитари-вещи образца наших довоенных лет – очень стильные и крепкие френч и красноармейскую зимнюю гимнастерку, я отрастил "патлы", отведал "казашки", свесив ноги из окна второго этажа с видом на звездное небо, и понял близость космоса.
Школьный портфель мой был весь в шипах, значках и цепях – руки сами мастерили из подручных материалов украшения. Потом мама под моим руководством сшила мне сумку, стилизованную под противогазную, но удобнее и вместительнее. И если учесть, что на занятиях по военному делу мы разбирали-собирали "Калашниковы", причем некоторые девчонки всегда делали это быстрее, а также сидели в настоящих противогазах от звонка до звонка, то мой стиль вполне туда вписывался. Друзья же, наслушавшись американской версии Jesus Christ Superstar, уже выщипывали кресты на ляжках вельветовых клешей, с гордостью выхаживали в "ливайсах", затертых специально пемзой до дырок, рисовали масляными красками на майках листья каннабиса, да так, что никакая стирка не брала. Рисовали на плащах, пальто, рубашках, галстуках, ботинках, туфлях. Даже вышивали гладью.
Когда грянул ньювейв, все аккуратненько подстриглись и прикинулись в разномастные пиджаки. У моего друга, художника Вадика Кутявина, был розовый в нежную полоску пиджак, малиновые туфли, кремовые брюки и золотой галстук. Появились красивые "шузы", кеды, чешские белые кроссовки, плащи с регланом, отглаженные узкие брюки, практиковались даже бабочки на шее. Фанатея от английской музыки "новой волны", я дошел до того, что собственноручно вырезал и наклеил секретным клеем, который тайно вынес с производства, красные буквы DEXYS MIDNIGHT RUNNERS. Эта была модная в то время британская группа новой формации, название которой было увековечено на синем фоне какой-то спортивной длиннорукавки. Опять же, тема аппликации вошла здесь в широкую моду только в 2006-м, а тогда стоял типа 1981-й.
М. Б. Поинтересуюсь, а на местности были какие-нибудь музыкальные коллективы, художественная самодеятельность помимо филармонии?
И. Ш. Конечно. Площадь Ленина, ДК "Октябрь" – колыбель народного творчества, от джазового оркестра, вполне приличного, хоть и играли они, что называется, "после работы и для души" до В. А. "БСК", что в местном переводе означало "бред сивой кобылы", музыканты которого справили себе малиновые и изумрудные бархатные пиджаки задолго до публичной моды на эти цвета, (смеются) Потом, уже в середине восьмидесятых, там, на базе рок-групп, занимавшихся при этом ДК, репетировали и записывались радикальные оппозиционеры "Бэд Бойз", да и нам давали побренчать добрые товарищи. Даже инструменты мы там брали для домашних записей. В школе, естественно, все началось с радиорубки, где хозяйничали старшеклассники, пряча за "Кинап" и "Родину" портвейн в огнетушителях. Гитарно-ламповый навар и угар среди кафельных стен под нестроящий ЭМИ "Юность" да жуткий барабанный грохот, а также первые самостоятельно подключенные провода плюс возможность что-нибудь гаркнуть по школьной радиосети – это все оттуда. Там же я перевербовал наш школьный ансамбль играть не цыганочку, а космический рок. Достаточно было всего одного такого выступления на новогоднем вечере, чтобы вся школа выпала в осадок от невероятности происходящего: вместо новогодних вальсов, хороводов и белого танца, на сцене выступали стоящий на коленях гитарист, барабанщик в мамином парике и вокалист спиной к публике с песнями о завоевании космических далей. Завуч школы даже похвалила за художественность образа, (смеется) Ну а потом цыганочка свое все-таки взяла, и белый танец состоялся как должно. Резко настала магнитофонная эпоха и ребята, побросав инструменты, взялись за девичьи прелести, наливающиеся соком. И за сам сок в виде вина. После восьмого класса всех самых хулиганистых и не в меру веселых забрали в ПТУ. И остались те, кто собирался учиться, учиться и учиться. Стало не до музыки, до поры до времени.
М. Б. То есть менялось время и менялось его ощущение?
И. Ш. Можно сказать и так. С одной стороны, это было взросление, а с другой – начали проявляться ростки капиталистического сознания у ближайших товарищей. Понимание и осознание табуированного советскими реалиями термина "собственность", из-за которого страна позднее пережила да и переживает сейчас немалые потрясения. Как бы считалось что ее нет, но она уже была. И была с юных лет, вместе с зачаточными торговыми отношениями. Началась активная торговля уже не марками, спичечными этикетками да фирмовой жвачкой, но очень даже приличного качества фотографиями популярных хард-рокеров и, обязательно, всяких "Битлов". Людям нужны были изображения кумиров, и они их имели, несмотря на осуждение общественностью.
Собственно, мое глубокое проникновение в процесс пересъемки, проявки и печати началось именно тогда, и, надо сказать, что это были самые лучшие фото, что я видел в той реальности. Большие, отлично заглянцованные, некоторые были даже лучше оригиналов, которыми служили обложки фирменных грампластинок. И таким образом мировой шоу-бизнес бросил нам первую копеечку. Потом началась спекуляция винилом, плакатами, блоками сигарет, поп-журналами, шмотками, перезаписями – полный криминальный набор. Ведь народ хотел фирменного, и он его так или иначе имел, даже путем всяческих жертв. Вырученные деньги позволяли нам удовлетворять наше любопытство и интерес в области приобретения пластинок в Москве у барыг и меломанов, да еще и окупать дорогу на самолете туда-обратно. Иногда просто летали на пару дней за новыми дисками в столицу. Одевался я на выезд тогда так: костюм-тройка говноцвета, малиновые ботинки на платформе и лимонная хлопковая индийская рубашка с выложенным поверх пиджака воротником. Потом переключился на джинсы и свитера, но в трех парах джинсов в самолете не летал, хотя так делали перевозчики-спекулянты, боявшиеся досмотра багажа. У меня были другие интересы, хотя джинсу пару-тройку раз перепродавал, факт. Поставщиками всего этого дефицита были также и студенты, которые приезжали к родителям на каникулы или на выходные и тащили с собой все, что под руку подворачивалось. Так что картина мира становилась все современнее и полнее. Музыка привозилась с "большой земли": из Питера, из Москвы, из Свердловска и из Челябинска. Я взялся за собственное музыкальное просвещение и стал покупать-менять невероятно интересные грампластинки. Такое хобби. Но все хобби, приобретенные в тот период, были более чем актуальными и пригодились позднее. С этим интересом была исхожена вдоль и поперек вся Москва, с ее филофоническими точками, встречами людей по интересу, обменами, с задержаниями милицией и уличными прокидонами. В Питере контакты строились через знакомых, поэтому и с дисками там было стабильнее и спокойнее, чем на улицах столицы, где азартные и хитрые любители западной музыки так и норовили хоть кого-нибудь обмануть. Но новой музыки в Москве всегда было много, действовали студии грамзаписи, намагничивая гражданам пленки песнями. Так торговля записями и винилом для некоторых стала обычной работой. Но реально редкая и интересная музыка появлялась у интересных, увлеченных этим делом людей. Прекрасные по содержанию катушки записывали Артемий Троицкий и старший товарищ Миша Кучеренко.