- Владимир Николаевич! Извините, что вмешиваюсь, но давайте я объясню курсантам, что будет спрашивать министр.
Наш заместитель сразу согласился и, услужливо помахав руками, снова сел. Каперанг встал, подошел к нам вплотную и очень серьезно и сурово начал вещать:
- Первым дело вы должны поздороваться с министром, как бы он к вам ни обратился. Сразу стойка "смирно" и громкий четкий ответ! На пределе! Сейчас потренируемся. Внимание, я министр обороны!
Каперанг отошел на пару шагов, резко развернулся и неожиданно визгливым голосом прокричал:
- Здравствуйте, товарищи курсанты!
Мы даже вздрогнули. Но ответили разом, без разнобоя:
- Здравия желаем, товарищ Маршал Советского Союза!!!
Каперанг недовольно сморщился. Одним лимоном во рту и не пахло.
Минимум десяток.
- Юноши! Вы, как умирающие котята в дальнем углу подвала. Я вас не слышу. Чему вас учат! Повторяем!
Повторяли мы минут десять без перерыва, пока наши вопли не удовлетворили придирчивого каперанга. После чего пошли дальше.
- Хорошо. Здороваться мы с вами с грехом пополам научились. На троечку, но все же. Представляться будете в таком же русле. Четкость и уверенность. Представились. Министр спросит, как учитесь. Ваш ответ должен быть один. Отлично, товарищ Маршал Советского Союза!!! Внимание! Я министр обороны!
Как мы учимся, мы отвечали еще минут двадцать. Видно, каперангу очень нравилось изображать из себя министра. Слушая нас, он перемещался по всему кабинету. Заставлял нас изображать строевые пируэты, поворачиваться то туда, то сюда. Работал на совесть. Наконец, подошли к главному.
- А теперь важнейшее! От этого вся ваша служба дальнейшая зависит! Министр возьмет и задаст вопрос: где служить хотите? А? Что говорить будете?
Где служить будем, мы и так знали. Атомоходы только на Севере да Дальнем Востоке с Камчаткой базировались. Выбор-то не так уж и велик.
- Задумались? Правильно! Ваш ответ должен быть один: где Родина прикажет, товарищ Маршал Советского Союза!!! И больше ничего! Сразу набрали воздуха в легкие для следующего ответа и молчать! Никакой отсебятины! Не дай бог, Москва, Ленинград. На Колыму поедете! Внимание!!! Я.
И снова понеслось. Следующий час мы отрабатывали всевозможные варианты в принципе одних и тех же ответов. Чуть не осипли. Когда нас отпустили, в приемной уже ждала следующая пара "случайных прохожих" с четвертого курса.
Последующие дни мы провели в ежедневной глажке выданной формы, ее осмотре и очередном забраковывании с назначением времени очередного осмотра. После обеда нас вызывали в политотдел для отрабатывания голоса. Там в течение минут сорока мы открикивали вызубренные ответы, получали замечания и уходили устранять. В перерывах между всем этим мы учились. Попутно вдруг вспомнили про наши прически и подстригли под бойскаутов, оставив лишь хохолки над лбом. Примечательно, что стригли бесплатно в училищной парикмахерской под отеческим надзором начальника строевого отдела.
И вот настал великий день. За сутки до него серые личности опечатали склад боепитания и отобрали патроны у караула и ВОХР. Училище подняли на час раньше, покормили и разогнали по классам. Занятий как таковых не было. Все сидели и занимались самоподготовкой. А чтоб не было соблазна пойти погулять, в каждом коридоре выставили три-четыре офицера для пресечения всяких попыток. Короче, училище с населением без малого две тысячи человек обезлюдело совершенно. А мы напоследок построились на плацу для окончательного инструктажа, после чего разбрелись по местам "случайных" встреч.
Итак, в 09.00 я и Генка, отутюженные донельзя, сверкая свежепостриженными головами, в одиночестве торчали в фойе клуба. Для полноты иллюзии под мышкой у меня находился фундаментальный учебник "История КПСС", у Генки - "Теоретическая механика". Стояли долго. Даже ноги затекли. Началось же все часов в одиннадцать. Сначала согласно плану министр со свитой высадился на пирс кафедры морской практики. Его встретил начальник училища, представился, расселись по машинам и показуха началась. Уже через сто метров машины тормознули. На свежепокрашенном, безлюдном спортгородке трое курсантов богатырского телосложения в идеальной форме одежды занимались спортом. Один подтягивался на одной руке, другой безостановочно крутил на турнике подъем-перевороты, а третий лениво махал двухпудовой гирей. Рядом на скамейке по-уставному аккуратно рядком лежали сложенные фланки и фуражки.
- Кто такие, Ашот Аракелович? Почему ерундой занимаются в рабочее время?
Само собой, эта встреча была запланирована, и начальник училища со вздохом ответил:
- Отстающие по физической подготовке, Дмитрий Федорович. Такие еще встречаются. Это дополнительные занятия, товарищ маршал!
Министр одобрительно хмыкнул, и процессия понеслась дальше. Останавливаясь то тут, то там, кортеж добрался до лаборатории ИР-100. Там уже четвертый час упакованные в пластиковые защитные костюмы, такие же бахилы и все остальное защитное имущество ждали очередные "встречные пареньки". Эта группа изображала лабораторную работу на действующем реакторе и за четыре часа полной боевой готовности в пластиковой обертке вспотела до тех мест, которые в принципе потеть не могут. Реактор министру понравился, особенно неземной вид работающих специалистов. Выслушав объяснения нашего адмирала, министр скомандовал:
- Поехали дальше!
И процессия направилась в учебный корпус.
На нашем боевом посту мы извелись окончательно. Во избежание эксцессов, командование позапирало все двери в коридорах. И когда на втором часу ожидания наши мочевые пузыри подали сигнал аварийной защиты, оказалось, что идти-то некуда. Хоть в штаны. И тоже нельзя! Министр увидит. А все гальюны под замком. Представляю, если бы Дмитрия Федоровича самого пробрало, а некуда! Дотерпев до зубовного скрежета, мы плюнули на последствия и на ураганной скорости сгоняли на улицу, где на косогоре выжали из себя все, что могли. Мы успели, катастрофы не произошло. И когда уже отчаялись дождаться министра, откуда-то из-за колонн тенью прошмыгнул начальник строевой части и шепотом предупредил:
- Идут! - И испарился.
В конце коридора послышался рокот. Мы выдвинулись на заранее определенные позиции. Устинов быстро вошел в фойе. За ним катилась такая толпа! Мама родная! Человек пятьдесят, не меньше. Я запомнил только нашего главкома Горшкова, первого секретаря Крымского обкома, ну и, естественно, нашего начальника училища. Остальные слились в сплошную полосу погон и золота. Министр, как по сценарию, подошел к нам и поздоровался:
- Здравствуйте, товарищи курсанты.
Припомнив тренировки, мы во все свои глотки гаркнули:
- Здравия желаем, товарищ Маршсоветсоюза!!!
Устинова аж качнуло. Он улыбнулся и протянул руку. Пожимая ее, мы представились:
- Товарищ Маршал Советского Союза, главный старшина Белов.
- Товарищ Маршал Советского Союза, старшина 2 статьи Боровиков.
Рука у Устинова была вялая и чуть влажная. Нездоровая, одним словом. Хотя сам он выглядел бодряком. Министр на секунду задумался и спросил:
- Как учитесь, ребята?
- Отлично, товарищ Маршал Советского Союза!
- Молодцы!
- Рады стараться, товарищ.
Министр нас перебил:
- Что вы так громко кричите? Я не глухой!
Получив не запланированную сценарием фразу, мы запнулись. Но, по-моему, все же мы учили ответы, а министр - вопросы. Потому что, еще раз улыбнувшись, министр с чуть заметной ехидцей спросил:
- Где служить хотите?
Почуяв, что события вошли в колею, мы радостно и громогласно возопили:
- Где Родина прикажет, товарищ Маршал Советского Союза!!!
- Молодцы! - снова сказал министр и, повернувшись к главкому, бросил:
- Пошли!
И весь эскадрон застучал по паркету в сторону режимных кафедр. Мы остались стоять в фойе, потные, голодные, не курившие часа четыре и безумно довольные, что все наконец закончилось.
Всем участвовавшим после объявили благодарность. Наш училищный фотограф, фиксировавший всю встречу от начала и до конца, заработал неплохие деньги. За фотографии с министром обороны с тех, кто принимал участие во встрече, он просто брал тройную цену. Возражающих не было. Кто не хочет иметь на память такой снимок? А Устинов через несколько месяцев умер. Все-таки нездоровое было у него рукопожатие.
Наши пушки - жены заряжены!
Человек, решивший остаться холостяком, может быть, и дурак, но ему не так часто напоминают об этом, как женатому.
Старинная английская поговорка
Да простят меня те, без которых жизнь была бы скучна и пресна, но речь пойдет о вас, женщины. Точнее, о некоторых представителях вашего прекрасного пола. Проглотите обиду! Ведь то, что вы прочитаете, вовсе не о вас, а о ком-то далеком, не имеющем к вам никакого отношения.
В чем-чем, но в практичности и жестком реализме любая женщина даст огромную фору любому мужику. В те далекие и уже былинные времена быть женой военного моряка считалось престижно и надежно. Будущее обеспечено как минимум на хорошем среднем уровне. Отбор кандидатов в мужья начинался чуть ли не на первом курсе. И на то были причины. Севастополь во все времена и совершенно справедливо слыл городом моряков. Будущие приморские красавицы с пеленок видели белые фуражки и бескозырки на улицах, красавцев моряков во всех укромных уголках города, корабли, море и все остальное. Тяга к военному передавалась уже на генетическом уровне от мам и бабушек, в юности уже прошедших все эти этапы. А если прибавить ко всему этому, что чуть ли не каждый второй мужской житель города был или бывшим моряком, или непосредственно связан с флотом, то внутренняя поддержка отцами своих чад была не меньше маминой. Но помимо многочисленных случаев искренней любви и привязанности, которые, слава тебе господи, еще не перевелись, многие браки ковались молодыми красавицами целенаправленно и частенько чисто иезуитскими методами.
Самый простой вариант, опробованный, пожалуй, представителями женского пола всех стран и народов, был груб и действен. После непродолжительного романа с объятиями и поцелуями на косогоре училища и на скамейках Приморского бульвара весь процесс постепенно перетекал в квартиру юной соблазнительницы. Где, в конце концов, истосковавшийся курсантский организм и получал доступ к телу. Далее все шло традиционно: слезы, сопли, я беременна, я боюсь, я сказала маме, папе, бабушке, дедушке, врачу и твоему командиру. Все! Клиент готов. Откажешься - вылетишь из училища. А если к этому времени ты успел обзавестись партбилетом, лучше молча беги, покупай кольца. Простым изгнанием из училища не обойдешься.
Так рождались семьи. На удивление, подчас неплохие и крепкие. Были и более изощренные варианты, с многоходовыми комбинациями, игрой на грани фола, передачей объекта менее разборчивым подругам для проверки и познания, короче постепенным и фундаментальным насаживанием на крючок. Один мой сокурсник бабником был знатным. Любил всех, везде и как мог. На заре учебы, на первом курсе, он пережил один малозаметный роман с серенькой молоденькой девчоночкой. Правда, с отличной фигуркой. Пережил и забыл. Но она не забыла. И умудрилась единственной из покинутых остаться ему другом. Последующие четыре года она ничем не выдавала своего замысла, отстранено наблюдала за всеми любовными похождениями своего избранника, потихоньку ссужала его деньгами, себя блюла. В связях, порочащих ее, замечена не была. Он сдуру принимал это за чисто дружеские отношения, в голову лишнего не брал. Девчушка же далеко заходящих подруг отшивала тихо и аккуратно, и они покидали моего товарища словно ошпаренные. Перед самой стажировкой через очередную пассию она передала ему записку с просьбой отдать долги, она, дескать, уезжает учиться, да и он скоро уедет на флот. Наш сердцеед подсчитал все и схватился за сердце. Мужик он был честный, но увлекающийся. Долги отдавал, если помнил. Девчонка просчитала все наверняка. Банкрот-любовник, помнивший адрес кредитора еще с первого курса, отправился вечерком выяснить свои финансовые проблемы, да там и остался. Что там было, как события развивались - не знаю. Знаю, что долг был ого-го! И отдать его он не мог, даже с первой офицерской получки. Я эту пару всю свою службу в нашем Гаджиево наблюдал, неплохая семья получилась!
Были и просто анекдоты, рождаемые неугомонными энтузиастами военно-политических органов. Эти блюстители половой чистоты курсантских рядов выдавали такое!
Как-то раз тройка друзей закатила на квартире у одной подруги гулянку, с песнями, плясками и обильными возлияниями. Утром троица донжуанов проснулась разбросанная по дивану в неуставной форме одежды (а точнее, совсем без нее), а между ними в полном неглиже посапывала хозяйка. Больше в квартире никого не было. Кроме некстати вернувшихся родителей. Может, и обошлось бы, но один был замсекретаря парторганизации роты, другой комсорг роты, а третий просто отличник. После визита родителей оскорбленной невинности в политотдел всех троих собрали и заявили: один должен жениться. Кто, решайте сами. Но здесь и сейчас. Счастливая невеста с родителями ждет в соседнем кабинете. Она и сама ничего не помнит, но это суть дела не меняет. Пятна на чести училища не потерпим. Три курсанта четвертого курса, переглянувшись, попросили пять минут на размышление в одиночестве. Их оставили. Когда начпо через пять минут вернулся, его попросили стать мировым судьей и подержать шапку с тремя бумажками. Парни кидали на "морского". Бумажка с крестиком, к радости начпо, досталась заместителю секретаря.
Главный политолог училища поздравил молодожена и легкими пинками отправил того к невесте, в соседнее помещение. Конфликт был улажен в предельно короткие сроки, с минимальными для всех сторон (кроме одной) потерями. Честь вуза была сохранена. Потом, правда, ходили слухи, что пьяненьких курсантов раздевали родители невесты вместе с ней самой и раскладывали в живописных позах, попутно анализируя мужские достоинства предполагаемых женихов. Как говорится, на кого бог пошлет! Судьба!
Другая подруга явилась в политотдел и заявила в лоб начальнику, что, мол, изнасиловали меня, дорогой капитан 1 ранга, прямо в стенах вашего училища. Нагло и беспардонно на скамейке, после танцев. Кто - не заметила, только курсовок у него много было, то ли три, то ли четыре. Он мне ими все ноги расцарапал! И в доказательство задрала юбку до зубов. Царапины присутствовали. Именно в тех местах. Надо сказать, политорганы как чумы боялись историй с женским телом и старались замазывать их кулуарно всеми доступными способами, не расплескивая на весь флот. Военная машина заскрипела и начала проворачиваться. Девушке налили чая и попросили подождать. День был рабочий, увольнений не было, решение совместно с начальником училища приняли быстрое и волевое. Большой сбор старшему курсу, построение на плацу поротно, всю вахту, без исключений, в строй. Казармы на замок. Проверить пофамильно. Через час весь старший курс, включая больных из санчасти, был выстроен на плацу в две шеренги. Смотрины начались. Между курсантами в полной тишине, сопровождаемая начпо и офицерами политотдела, шествовала жертва насилия, пристально вглядываясь в лица будущих пенителей морей. Всех кадетов пробирала непроизвольная дрожь. Вдруг выберет? Не отвертишься. Уверенней всех чувствовали себя самые неказистые и некрасивые, да и то внешне. Внутри с ними творилось то же самое. Девушка мельком проглядела выставленный четвертый курс и более внимательно начала изучать пятикурсников. Офицеры политотдела, сопровождавшие смотрины, настороженно молчали, напоминая готовых к броску бультерьеров. Наконец, продефилировав вдоль пятого курса раза три, девушка решительно остановилась и показала пальцем.
- Он!
Побледневший кадет попытался что-то сказать, его быстренько отсекли от всех и, зажав в плотное каре из замполитовских тел, увели на аутодафе в политотдел. Следом, покачивая бедрами, удалилась дознавательница. Врача для экспертизы даже не приглашали. Расписались они в течение недели, при содействии начальника училища. Опять же, по слухам, незадачливый кадет имел глупость отвергнуть притязания на брак настойчивой подруги, и она поклялась ему, что он будет ее мужем любой ценой. Тот имел еще большую глупость рассмеяться ей в лицо. Месть же оскорбленной женщины была коварна и жестока. Своего она добилась.
Но осечки случались и у представительниц слабого пола. Незадолго до нашего выпуска, старый начпо, набрав неимоверную выслугу лет, покинул свой пост, и удалился в запас, выращивать гладиолусы. Ему на смену пришел свежий, прямо из кипучей флотской жизни, начпо дивизии подводных лодок с Севера. С делами такого толка на предыдущей службе ему сталкиваться не приходилось, по причине нехватки женщин, полного отсутствия курсантов и другого социального устройства северных гарнизонов. Поэтому, когда на КПП прибыла очередная "жертва" с родителями, на вопрос дежурного по селекторной связи:
- Товарищ капитан 1 ранга! Тут к вам девушка с родителями, говорит беременна от кого-то из наших. Хотят разобраться. Пропустить или нет?
Начпо простодушно ответил:
- Ты им объясни поделикатней, у меня тут две тысячи х…в, я каждый руками удержать просто не в силах!
Все бы ничего, но дежурный забыл отключить громкоговорящую трансляцию, и ответ начпо прогремел над КПП, как сводка Совинформбюро в дни первых побед. Надо ли говорить, что под взглядами других посетителей вся семейка густо покраснела и поспешно ретировалась, чтобы больше никогда не вернуться. Начпо же сразу приобрел в курсантской среде безграничное уважение. Потом он тоже пообтесался, внедрился в новую реальность, но массовых опознаваний не устраивал, и по возможности старался посылать подальше просителей такого рода. Особенно если весомых доказательств не было.
Но женский пол не был бы женским полом, если бы не находил все новые и новые способы обаять будущих офицеров. Настоящим праздником для многих засидевшихся севастопольских невест стал перевод из Баку в наши стены целого факультета химиков. Не избалованные женским вниманием, прозябавшие без женской ласки в мусульмански строгом Баку, курсанты-химики попали, как куры в ощип, в объятия гостеприимного Севастополя. Женились пачками. Обоймами. Как из пулемета. Охмурение шло по полной программе. После азербайджанской столицы, где совместный поход с аборигенкой в кино рассматривался как явное соблазнение и требовал немедленного визита в ЗАГС с последующим вывешиванием подпачканных первобрачной кровью простыней в окна, Севастополь с его фривольными курортно-флотскими нравами казался почти что раем земным. Так что в первый год добрую половину пришельцев из Баку окольцевали, как подопытных кроликов в общественном стаде.