Месяцев в шесть К. решил, что он ничуть не хуже мамы, и тоже начал подпевать или и вовсе исполнять сольные партии. Удавалось ему, к слову, это значительно лучше, чем мне. Бабушка, преподаватель музыки, послушав его пение, которое мы между собой называли песнями дельфина, заявила, что ребенок прекрасно интонирует и у него явно хороший слух. А папа малыша констатировал, что мое пение стало значительно лучше. Я даже стала попадать в ноты. Я, разумеется, раздулась от гордости. И стала подумывать о сольной карьере за счет мужа. Но вовремя одумалась.
Идеальный папа
Кстати, о муже. Если отвлечься от семейно-гормональных неурядиц, то я не могу не признать, что отец моего ребенка оказался близок к представлению об идеальном отце. И даже хорошо, что не достиг идеала, потому что иначе мне было бы совсем тяжело осознавать свое несовершенство в ряде вопросов.
Он изначально был рад всему происходящему с нами. И пока я муторно просчитывала возможные позитивные и не совсем последствия расширения семьи, он искренне не понимал, что меня так тревожит. Ведь это же здорово, привет, сынок, ты меня слышишь, папа тебя ждет!
Он терпеливо сносил все издержки беременности. Таковых у меня, к слову, было немного, но те, что все-таки проявились, делали нашу жизнь невыносимой.
Он высидел все мои роды целиком. И не его вина, что К. после семи часов раздумий ломанулся на свободу ровно в тот момент, когда папа отправился выпить кофе и пару минут вздремнуть (он, правда, до сих пор уверяет, что не дремал, а гулял до ближайшей булочной за круассаном, но скажите мне, какие булочные во Франции работают в пять утра).
Он терпеливо носил К. на руках, когда тот, мучимый коликами, неустанно показывал бобра, барсука и бурундука, то есть кричал, плакал, визжал. Безропотно брал коляску и отправлялся на прогулку, когда мне казалось, что еще пара минут и я точно сойду с ума от происходящего вокруг меня.
Он взял на себя ночные подъемы по смене одежды, подгузников и выдаче ребенку бутылочки с водой, когда тот подрос и уже не нуждался во мне. Иногда, правда, он просыпал младенческое попискивание, но достаточно было одного пинка ногой, чтобы он решительно и без лишних слов направился к детской кровати.
Он играл с малышом, привозил ему полные чемоданы одежды (даже тогда, когда я просила купить только рукавички) и учил К. ловить рыбу, рассказывая ему, что, когда тот подрастет, они поедут на рыбалку вдвоем, как настоящие мужчины.
Он без проблем мог остаться с ребенком на целый день, не обременяя меня бесконечными звонками с вопросами, чем его кормить, где у нас лежат детские присыпки и во сколько у малыша дневной сон. Мне даже не приходилось ничего объяснять и записывать на разноцветные бумажки. Муж просто однажды запомнил расписание и последовательность действий и четко следовал графику.
И когда К. уже вовсю резвился по комнате, пытаясь вставать, а я сидела и в очередной раз обдумывала, как же изменилась жизнь, муж вдруг сказал: "Мне вот кажется, что нас всегда было трое. А тебе нет?" "А мне – нет", – ответила я. И подумала, что многие девушки в этот момент мне бы позавидовали.
Три десятка крошечных кнопочек
Помимо глобальных проблем адаптационного периода материнства есть в первое время жизни с ребенком совсем мелкие задачи, которые ставят тебя в тупик и погружают попеременно то в отчаяние, то в гнев на саму себя. Вот так и со мной. Казалось бы, взрослая женщина, умею преодолевать препятствия, умею брать себя в руки, умею руководить коллективом и принимать решения, брать на себя ответственность (ну или пытаюсь все это уметь). Короче, обладаю определенным набором навыков, которые во взрослой жизни считаются ценными и приносящими результат.
И вот ночь. Взрослая женщина с набором навыков пытается поменять ребенку мокрую пижаму. Ничего проще – одну снял, другую надел. Но не тут-то было! Пока я засовываю руки в рукавчики, малыш успевает вытащить ножки из штанишек. Пока я справляюсь со штанишками, младенец успешно высвобождается из рукавчиков. Пока я ругаю себя за криворукость и вдумчиво и терпеливо все-таки засовываю ноги и руки в соответствующие части одежды, он успевает срыгнуть прямо себе на грудь. И надо начинать все с самого начала. А ведь еще есть кнопочки! Десятки мелких кнопочек, которые надо успеть застегнуть, пока милый мальчик снова не засунул руки в штанины, а ноги в рукава. Кнопочка, еще кнопочка, ой, не та кнопочка, здесь как-то кривовато, так, проверка системы, ура! В глазах сплошные кнопочки, но кто считает… Я долго ругала себя за слабоволие и криворукость, но однажды поняла, что не все так плохо. Произошло это тогда, когда моя волевая и еще более оснащенная ценными взрослыми навыками подруга крикнула нервно в телефонную трубку: "Ненавижу эти мелкие кнопочки!"
И ведь потом ты понимаешь, что не ценила по-настоящему простые моменты. Потому что одеть ребенка, который только научился ползать на скорость и осваивать спринтерские приемы, еще сложнее. Он выворачивается, пока ты натягиваешь памперс, убегает в одном носке, и, пока ты бежишь за ним со вторым, он уже сдергивает первый, штанишки вы натягиваете опять со скандалом, а в появлении рубашечки ребенок-либерал усматривает жесточайшее нарушение гражданских свобод.
Или вот постричь ребенку ногти на руках и ногах. Пока он совсем маленький, это еще не так сложно. Он спит, ты стрижешь. Но вот он уже подрос и понял, что стрижка ногтей требует здорового веселого сопротивления. И пока ты скачешь вокруг него с кусачками и поешь о гусях, которые жили у некой бабуси, он машет в воздухе руками и ногами со скоростью прославленных гонщиков "Тур де Франс". Стоит тебе поймать одну руку, он начинает кричать и вырываться так, как будто ты вовсе не его любимая мама, а страшная чужая тетка, которая задумала недоброе.
Прошел час. Ногти приведены в порядок, кнопочки по-прежнему на своих местах, но вот ведь незадача, у ребенка течет из носа, врач велел удалять сопли. И если кусачки в руках милой мамочки выглядят пугающе, но невинно, то аспиратор – это бензопила и вторжение помидоров-убийц одновременно. Следовательно, нужно кричать и убегать. Кричать и убегать. А если уж тебя поймали, то не сомневайся, бей мамочку по лицу и помни: ты сильнее. И вот уже побежденная мамочка отступает со своим аспиратором и глотает слезы отчаяния. Ничего, что твой нос так и полон соплей, зато ты победил. Смотри, мама сломалась. Ой, нет, она снова наступает!
Отлично. Нос высморкан. Хочется бокал белого и на пляж, но вместо этого нужно идти гулять. По небу ходят туда-обратно тучи, накрапывает дождик. На коляску надо надеть дождевик. Натягиваешь дождевик, К. его срывает. Натягиваешь еще раз – снова срывает. И снова, и снова, и снова. Вот уже штаны малыша намокли, я промокла насквозь, веселье и радость, главное – держать себя в руках, когда ты натягиваешь этот дождевик на коляску в сотый раз. И вообще держать себя в руках, потому что твой бокал белого и пляж уже совсем скоро. Отдохнешь.
Только не забудь, что на пляже твой малыш решит, что нет ничего приятнее, чем жевать и пытаться проглотить гальку. И галечный пляж станет главным вашим развлечением на ближайшие две недели. Остается вопрос, насколько это гигиенично и безопасно.
Высокие горки и опасные розетки
Известный французский детский психоаналитик Франсуаза Дольто говорит:
"Для очень маленького ребенка изучение пространства – это приучение к риску";
"Защита, которую дает ребенку заточение внутри буржуазного дома, иллюзорна, потому что привить ему настоящий иммунитет против опасностей, угрожающих его психической целостности, может только опыт риска";
"Переизбыток безопасности подсекает тягу к риску, которая необходима человеку, чтобы чувствовать себя "живым", "значительным"";
"Как достичь зрелости, если не получить той свободы, той необъятной тяги к неизведанному будущему, которую переживаешь ценой риска?".
Помимо этого Дольто указывает на то, что чрезмерная опека свойственна женщинам определенного социального среза: "Женщины-интеллектуалки, "белые воротнички", еще чаще, чем малообразованные матери, безотчетно занимают по отношению к своим детям позицию чрезмерной опеки. Они не дают ребенку своевременно приобрести опыт, который выработает у него навыки самозащиты. Они заражают своих детей сверхинфантилизмом". Разумеется, речь идет не столько о младенцах, сколько о детях постарше, но и на малышей это тоже распространяется.
То, что малыш постоянно рискует, понимает любой, кто находится рядом с ним. Все, что связано с электричеством, бытовой химией, острыми предметами, высотой, тяжелыми предметами… Ребенок, научившийся ходить (и даже еще ползающий), сует свой нос во все щели, залезает везде, куда только можно залезть.
Традиционные меры безопасности очевидны и просты. Покупаем в "Икее" многочисленные заглушки и замки безопасности. Запираем все очевидно опасное. За всем остальным – следим. Ползунка же и вовсе можно посадить в манеж. Я отказалась от манежа, так как подумала, что Коко будет в нем скучно, а когда Коко скучно, он громко и настойчиво кричит. Мне проще было наблюдать за ним, чем слушать его крик в зоне безопасности. Дольто и вовсе говорит, что манеж – это следствие лени и нежелания родителей объяснить ребенку, что такое опасность. "В наше время, вместо того чтобы точными словами посвятить ребенка в правила безопасности, объяснив ему, как обращаться с каждым предметом, его оберегают от опасности, помещая в загон".
Встает логичный вопрос – как же объяснить ребенку, что такое опасность. Особенно когда очевидно, что слово "нельзя" работает против вас. У Дольто, разумеется, готов ответ – простая вербальная передача опыта родителя, распространение опасности не только на ребенка, но и на взрослого. "Необходимо найти для ребенка точные слова и объяснить наличие опасности в слепом следовании соблазну и неумении устоять перед ним, тем самым помочь устоять перед искушением", причем действует это правило и для младенцев. В подтверждение она приводит историю о том, как своему маленькому сыну она рассказывала, почему опасны розетки.
Дольто отдельно предостерегает от запугивания глобальными явлениями. Это известная схема, с которой сталкивались и сталкиваются многие из нас при объяснении уровня опасности. Ребенку говорят просто – "смерть", "болезнь", "уродство", "катастрофа". Почти что ритуал обращения к хтоническим чудовищам, которые в любую минуту могут появиться из опасной зоны и поглотить все вокруг. В результате ребенок начинает бояться, но этот страх ведь не осознание последствий конкретных действий, а просто страх неведомого. Четырехлетняя дочь моей приятельницы, объясняя, почему она не съезжает с горки, говорит: "Мама сказала, что я могу разбиться и умереть". Мама удивляется и пытается вспомнить, когда такое было. И вспоминает – однажды, когда дочка пыталась съехать с той горки, которая была слишком высока и сложна для нее. Один раз – но ребенок уже все запомнил. Но он не запомнил, что та горка отличается от другой горки. Просто потому, что ему не объяснили разницу.
Кажется, что теория работает. Но на практике я сто раз объясняю Косте все о горячем и об электричестве. Он делает вид, что все понимает, но хватает этого на день или два. Зато с непосредственным опытом риска получается очевиднее. Один раз он прикладывает руку к обогревателю. Информация о том, что такое "горячо", получена. Больше ребенок к обогревателю не подходит и перестает требовать отдать ему чашку, если я говорю, что она горячая. На площадке один раз он падает с качелей. В последний момент я умудряюсь ухватить его за одежду и смягчаю приземление. Но все равно обидно и немного больно. Он ревет, а у меня от ужаса щемит сердце. Но снова – опыт получен, теперь на качелях ребенок крепко держится руками и не пытается вертеться во все стороны.
Я знаю людей, которые осознанно кололи детям руки ножницами и ножами, объясняя, что такое острое, специально давали трогать горячее и т. д. И я точно знаю, что эта схема не для меня. Мне не нравится мысль сознательно подводить ребенка к опасному и неприятному, сознательно сталкивать его с чем-то подобным и принуждать делать выводы.
В результате я иду самым простым и очевидным для меня способом. Не переставая читать смешные лекции о том, почему людей (маленьких и больших в равной степени) бьет током, я позволяю К. почти все. Без короткого поводка, но, конечно же, под присмотром, чтобы не упустить тот момент, когда риск познания с легкостью перерастает в риск падения. Это дается не так просто, как кажется, потому что грань очень тонка, а момент вмешательства всегда раздражает и огорчает малыша. Я стараюсь не использовать слова "нельзя" и "опасно". Ключевое слово в нашем обиходе – "аккуратно". К. его хорошо понимает: если прозвучало это слово, он почти всегда притормозит и посмотрит в мою сторону. Есть еще "Не надо так делать (трогать, говорить и т. д.)" с последующими объяснениями. Также мне кажется, что малыш прекрасно уже понимает, что такое больно.
Я пробовала делать так, как рекомендуют некоторые друзья, например говорить с испуганными интонациями: "Ой! Опасно! Горячо!" Но ребенок рассматривает это как отдельное развлечение, радуясь моим скудным актерским талантам. Если же я начинаю ему что-то объяснять своими обычными интонациями, он меня, как правило, слушает.
Если ребенок лезет на горку по лестнице, я не запрещаю ему это. Я просто страхую его. Если ребенок взял нож, не выдираю его срочно из детских рук. А то, что слишком опасно (у каждого есть свои фобии, я, скажем, боюсь кипятка), я никогда не ставлю в зоне доступности.
Бесконечная гигиена
Вместе с безопасностью оживленные споры вызывает еще один критерий окружающего ребенка пространства – гигиена. Настроенные серьезно мамы вступают в отчаянную борьбу за всеобъемлющее обеззараживание. Они постоянно стирают (руками, девочки, руками, иначе не гигиенично) и гладят детские вещи после стирки, с лицевой и изнаночной стороны. Бесперебойно вытирают даже несуществующую пыль и моют полы. Заставляют промывать нос всех приходящих с улицы. Бесконечно стерилизуют бутылки, пустышки, ложки, нервничают, когда к их ребенку прикасаются врачи без перчаток, и по-настоящему страдают от невозможности сто раз помыть ребенку попу с мылом на прогулке. И да, не забывайте стирать и мыть игрушки!!! Ребенок может взять их в рот.
К сожалению, я еще до рождения ребенка могла констатировать, что стремление к максимальной гигиене – это не мое. Зато мне повезло иметь мужа, который очень любит гигиену. И вот милый супруг говорит, что ему все стало ясно про нашу семью, когда за одним из домашних обедов ему рассказали веселую историю о том, как я в полтора года на даче допила молоко из собачьей миски. Просто ее не успели убрать, а я взяла и допила. "В этом все ваше семейство", – делает муж каменное лицо и вручает мне тряпочку для вытирания пыли. Я злюсь. Если ему кажется, что где-то есть пыль, пусть сам и вытирает. В квартире практически идеальный порядок, а у меня свободное время. Целый час. И я хотела почитать модный французский роман, а не скакать домашней феей по квартире.
Вот ребенок встает и ползет. Заодно он начинает пробовать все на вкус. Ножки стульев, папины и мамины штаны, песок и листья на улице. Поборники гигиены продолжают свою неустанную борьбу. "Не надо этого делать, не лижи, не тяни в рот". Ты отлепляешь ребенка от ноги, объясняя малышу, что джинсы не стираны уже примерно неделю (вот стыд), он в знак протеста ложится и начинает лизать пол. На французской детской площадке я наблюдаю, как милые соотечественницы носятся за своими детьми, нервно вырывая из рук младенцев палочки и листики, которые те пробуют на вкус. Французские мамы сидят на лавочках и встают только в крайних случаях. Выдыхаем, получаем удовольствие. Наш французский педиатр тоже приучает меня к мысли, что не надо создавать стерильное пространство. Она, конечно, моет руки перед общением с Коко, но не надевает перчатки.
Муж нервничает. Ему, как завзятому гигиенисту, тяжело. Мне же (выросшей на молоке из собачьей миски) значительно проще. Я борюсь только с очевидными вещами. Например, когда ребенок пытается попробовать на вкус голубиное гуано, кучку которого он нашел посередь площадки. Или уж слишком очевидно набивает рот песком. Приоритет прост: главное, чтобы не проглотил ничего опасного и не пил из лужи, а все остальное – ерунда. Ну и не надо думать, что я совсем уж ехидна. Я помою ребенку руки после прогулки. Но не вижу смысла постоянно протирать их антисептическими салфетками. Равно как и каждый вечер купать ребенка с мылом и шампунем.
Хотя сперва, конечно, все стараются быть лучше, чем они есть. В первые месяцы я тоже стерилизую пустышки, бутылки и соски. Беспощадно эксплуатирую стиральную машину. Правда, гладить детское бельишко не получается. Я считаю, что глажка вообще должна быть минимизирована. Это тяжелый и трудоемкий процесс, который должны выполнять специально обученные люди. Через пару месяцев и с пустышками становится проще. Я просто мою их в кипяченой воде. Замечаю, что и муж-гигиенист поступает так же. Стерилизатор признается ненужным предметом и отправляется подальше и повыше на кухонную полку. Вскоре прекращается и борьба с несуществующей пылью. Отныне квартиру убирают в обычном режиме, а не каждые пару часов. А на то, что малыш грызет диван, никто уже не обращает особого внимания. Мир, конечно, полон бактерий, но и человек вполне силен, чтобы им противостоять. Даже маленький человек. И, конечно же, мораль не в том, чтобы не убираться, мораль лишь в том, чтобы постараться сохранить рассудок (в очередной раз).
Стерильное материнство
Думая о стерильности, я вывела для себя понятие "стерильное материнство". Все начинается с простого – со стремления обезопасить детское пространство. Обезопасить, сделать комфортнее и правильнее, чем оно само себя создает. Собственно, не поспоришь, функция "оберегать" может считаться одной из базовых в материнской истории. Оберегать, да. Как оберегать, это другой вопрос. Насколько ты должен полировать вот этот самый окружающий мир в поиске оптимального решения.
Например, обычная история – зимой никуда не ходить с ребенком, так как "в публичных местах много сопливых детей". Зачем лишний раз болеть. Резонно, а с другой стороны, все равно кто-то где-то на кого-то чихнет. И ребенок не сможет все зимы до совершеннолетия просидеть в квартире.
Или не путешествовать с маленьким ребенком, так как сложно переносится смена климата, чужие бактерии, опасные самолеты и так далее. Конечно, вряд ли стоит лезть с ребенком в рюкзаке на Эверест, но есть же не такие сложные подъемы. Путешествовать с ребенком, особенно грудным, – это легко и приятно.
Или видеть во всем заговор. Не прививать ребенка, не давать ему лекарств, не мазать солнцезащитными кремами, не давать питание из банок, потому что вокруг нас сплошной заговор транснациональных корпораций, кокаиновые дебри и ловушки. Я стараюсь держаться в стороне, но один раз я вспылила – при мне острый приступ астмы у ребенка посоветовали снимать компрессами из ромашки.