Конфессиональной ситуации на занятых врагом землях Украины НКВД посвящал отдельные информационные материалы, по крайней мере, с середины 1942 г. Так, 7 июля 1942 г. временно исполняющий обязанности наркома внутренних дел УССР С. Савченко подписал подготовленную 4-м Управлением разведсводку № 30/65 "О церковной политике немецких фашистов на оккупированной территории Украины". В основу подобных материалов ложились донесения агентуры и опрос лиц, перешедших линию фронта, данные партизан и военной контрразведки, изучение антисоветской прессы и других печатных источников, перехваты радиопередач. При определенной поверхностности и фрагментарности охвата и анализа проблемы документ отразил определенные тенденции в развитии религиозной ситуации и использование ее оккупантами в своекорыстных целях.
Гитлеровцы, отмечалось в сводке, развернули активное "церковное движение как одно из средств влияния на население". При этом в Западной Украине ставка сделана ими на Греко-католическую церковь и ее Предстоятеля А. Шептицкого. Высказывалось предположение о том, что владыка Андрей договорился с немцами и выступил с письмом (газета "Краковские вести" назвала его "сенсационным") с призывом к украинцам различных конфессий к консолидации. Как считали составители сводки, при этом глава УГКЦ действовал в разрез с политикой Ватикана, занявшего нейтральную позицию и протестующего против гонений на католическую церковь.
В центральных и восточных регионах предпочтение отдавалось объединению духовенства и верующих вокруг автокефальной церкви во главе со "старым агентом" немцев Поликарпом (Сикорским), взявшем титул "администратора Украинской православной церкви на Украине" – "подобран фашистами на эмигрантской свалке для своих нужд в качестве церковных дел мастера". Отмечалась негативная роль митрополита Дионисия (Валединского) в инициировании карьеры Поликарпа в середине 1930-х гг. и роль последнего в "украинизации" православия на Волыни, раздувании разногласий между "украинизаторами" и "славянистами". Документально установлено, отмечали чекисты, что Поликарп был агентом польских спецслужб, а затем стал сотрудничать с немецкой разведкой и ОУН.
Сводка уделила достаточное место автокефальному движению. Немцы учли былую популярность УАПЦ и стали насаждать автокефалию даже среди "канонически правильно высвяченного епископата, подбирая из его среды нужную для своих целей агентуру". Сообщалось, что тот же Поликарп заверил оккупационную администрацию в своей полной лояльности: "будущее украинского народа тесно связано с победой немецкого государства", – и автокефалы намерены "возносить молитву о здравии фюрера и за окончательную победу немецких вооруженных сил". Поскольку "война… Германии против большевистских изуверов есть война за освобождение всех угнетенных большевизмом народов".
Высказывалось мнение о том, что посредством УАПЦ немцы стремятся "оторвать ее от Московской патриархии и исключить всякое влияние на нее со стороны Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия Московского", все шаги Поликарпа направлены на то, чтобы "церковь благословляла все злодеяния на захваченной территории".
Подчеркивалась роль иерархов РПЦ в противостоянии изменнической политики верхушки УАПЦ – Патриархия и экзарх Украины митрополит Николай (Ярушевич) заклеймили Сикорского "как узурпатора церковной власти и фашистского пособника, вносящего раскол в Русскую православную церковь", вынесли ему "церковно-судебное определение" и запретили в служении. Саму УАПЦ разведчики оценивали как единственную опору оккупантов в "проведении церковной политики фашистов на оккупированной территории", отметив резко отрицательное отношение к автокефалам со стороны "попов и епископов старой, дореволюционной синодальной школы и кадров тихоновцев".
Анализировались и материалы печати. Внимание разведки привлекла статья, посвященная УАПЦ в харьковской пронемецкой газете "Нова Україна" от 12 февраля 1942 г. В ней говорилось о заявлениях Поликарпа о преданности оккупационной власти, высказывалась благодарность немецкому командованию за освобождение от "еврейско-большевистского владычества Москвы". Важным считался перехват радиопередачи из Бухареста (13 мая 1942 г.), подтвердившей агитацию автокефалов за выезд местного населения на работы на военно-промышленные предприятия Германии, за добровольную запись в ряды германских вооруженных формирований.
Приводились данные о методах "религиозной политики" оккупантов, которые старались создать "строгую организационную систему": учреждают "отделы культов" при городских управах, которым подчиняются епархиальные советы и епископат, разрешают и контролируют открытие епархиальных советов, архиерейские хиротонии (приводился пример "митрополита" Феофила Булдовского – "управляющего Харьковской епархией" с резиденцией в Покровском монастыре, превращенном коммунистической властью в "антирелигиозный музей".
Епархиальным советам разрешили "открывать бесплатные богословские курсы для подготовки кандидатов на священники", принимать на них "достойных принятия духовного сана" лиц со средним и высшим образованием не моложе 25 лет. В программу обучения включали философию, педагогику, немецкий язык и украиноведение. Открывались магазины церковной утвари, печаталась религиозная литература на украинском языке. Вместе с тем оккупанты поощряли назначение священниками "разных случайных людей, а то и проходимцев".
Отдельные армейские соединения (приводился пример немецкой 17-й армии) берут под охрану храмы и церковный инвентарь. Открываются отдельные монастыри, как, к примеру, женский монастырь в местечке Козельщина, причем при открытии были сожжены портреты "руководителей ВКП(б)", а игуменья заявила: "Пусть с дымом улетит их прах, а победоносная немецкая армия уничтожит живых дьяволов-коммунистов". Прилагался список открытых храмов и монастырей (38 позиций).
Отмечались случаи распространения листовок (Кировоградская и Полтавская области): "Христос сказал, что победит немецкая армия, необходимо, чтобы население уничтожало большевиков и выдавало партизан". На местах создавалась своеобразная обстановка, когда тех, кто не держит в доме икон, "фашисты считают коммунистами", людей не верующих регистрируют в полиции как неблагонадежных. Полиция вела учет браков и венчаний, а в Диканьке на Полтавщине "комендант украинской службы охраны порядка" издал приказ об обязательном венчании – вплоть до угрозы расстрела.
Оккупанты использовали церкви для прикрытия своих преступных деяний. Арестованная УНКВД по Сталинской области заброшенная на советскую территорию диверсант Овчаренко показала, что в октябре – декабре 1941 г. прошла подготовку в разведшколе под прикрытием собора в Сумах, где проведению диверсионных и террорристических актов обучали девушек 17–20 лет. Для зашифровки перед переброской за линию фронта им выдавали Евангелие. После занятий курсанток заставляли принимать участие в сексуальных оргиях при публичном доме.
Даже находясь в эвакуации, чекисты Украины продолжали изучать ситуацию в религиозной области и готовить информационные документы. Так, 24 октября 1942 г. был составлен разведобзор по Харьковской области. В нем указывалось, что "с целью отвлечь внимание населения от борьбы с фашистскими бандитами" немцы создали условия для активизации автокефального движения, в Харькове открыты соборы и церкви, курсы подготовки священников, "распределившие поповские кадры по селам области". 26 ноября 1942 г. НКВД УССР направил из эвакуации (г. Энгельс) в ЦК КП(б)У разведсводку "о религиозном движении на временно оккупированной территории Украины".
Постепенно агентурно-информационные возможности зафронтового управления разрастались, оно уже было способно удовлетворять довольно подробные запросы других органов спецслужбы по религиозной сфере. Сохранился запрос от 28 июня 1943 г. руководителя 2-го контрразведывательного Управления НКГБ УССР П. Медведева шефу зафронтового Управления подполковнику Решетову. В нем через осевших в Харькове агентов "Онуфрия" и "Славянского" просили выяснить целый комплекс конкретных вопросов о состоянии конфессиональной среды:
• отношение немцев к автокефальному движению, современное состояние УАПЦ;
• положение других религиозных общин на оккупированной территории (в частности, баптистов), процесс открытия храмов и положение духовенства;
• "политическое поведение митрополита Феофила Булдовского и его отношение к оккупантам" после того, как вермахтом был отбит освобожденный ранее Харьков;
• состав "епархиального управления" при Булдовском, употребляемая ими формула поминовения при богослужении;
• личность и деятельность "видных пособников немцев": протопресвитера собора в Покровском монастыре А. Кривомаза (официального представителя митрополии при гестапо) и Лебединского – бывшего заведующего религиозным отделом городской управы Харькова, отношение населения к их аресту;
• материалы на "служителей культа, активно сотрудничавших с немцами";
• реагирование населения на изменения в религиозной политике Советского государства, воззвания Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия, книгу "Правда о религии в России".
Содержательные сведения по религиозным вопросам поступали и по линии разведывательного отдела Украинского штаба партизанского движения. При этом, в частности, руководствовались утвержденным 16 октября 1942 г. начальником Разведывательного управления Центрального штаба партизанского движения "Перечнем вопросов, разработанных по темам, в соответствии с планом работы отдела политического информирования". Каждый из основных вопросов – включая положение религиозных конфессий и политики оккупантов в этой сфере – в свою очередь, делился на несколько конкретных подпунктов.
Конфессиональное поле психологической войны
Ценные исторические сведения о развитии процессов в религиозной сфере содержатся в информационно-аналитическом документе "Ориентировка о деятельности церковников на Украине в период оккупации и о положении их на освобожденной территории в настоящее время", подписанном 11 марта 1944 г. начальником 2-го Управления Наркомата госбезопасности УССР Павлом Медведевым.
Констатируя упадок церковной жизни накануне войны, документ отмечал, что немцы и их союзники в первые месяцы оккупации активно поддерживали возрождение религиозной жизни и восстановление православных приходов, в частности не брали налогов с приходов. Накопившиеся у клира и верующих обиды вплескивались и в радиальных высказываниях. Приводились слова священника из Харьковской области Зарвы: "Жидобольшевистская власть уже больше не возвратится. Помолимся, православные, за руководство и правительство Германии. Германская власть и армия дала нам истинную свободу… Ирод убил 14 000 детей, а ________________ (так в документе, видимо, подразумевался И. Сталин. – Прим. авт.) хуже Ирода, он убивал тела и души наши".
Однако население, отмечали контрразведчики, быстро разобралось в сущности политики агрессоров и подконтрольной им части клира, "пронемецкие" храмы стали пустеть. Народ с ненавистью воспринимал тех, кто поминал "христолюбивое немецкое воинство", "набожный немецкий народ" и "Гитлера-освободителя". Немало священников, стоявших на патриотических позициях, подверглись репрессиям оккупантов. В частности, были выданы гестапо прогерманскими коллегами и расстреляны за распространение патриотических воззваний митрополита Сергия священники Вишняков (Киев) и Романов (Запорожская область).
Одновременно, как установила советская контрразведка, германские спецслужбы целенаправленно старались вовлечь православное духовенство в сеть негласных помощников, используя их для выполнения разведывательных задач и доносительства. Подобные указания тайная политическая полиция и оккупационные власти получали лично от фюрера. В возобновивших существование в период оккупации приблизительно 80 монастырях и скитах спецслужбы противника старались насадить свою агентуру.
В ориентировке анализировался курс оккупантов и их спецслужб на провоцирование церковных расколов и раздувание распрей между различными течениями. Отмечалось, что основные установки на сей счет содержались в совершенно секретной директиве руководителя полиции безопасности и СД Р. Гейдриха от 1 сентября 1941 г. "О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза". Предусматривалось, не препятствуя активизации церковного движения, одновременно не допускать его консолидации, насаждать секты. Конечной целью усилий нацистов в религиозной сфере аналитики НКГБ УССР называли "фашистскую модернизацию религии вообще".
В дальнейшем же появились и немецкие директивы о препятствовании церковной деятельности. Так, 1 ноября 1941 г. шеф оперативной группы C в Киеве на основе приказа № 13 шефа полиции безопасности и СД от 15 октября дал указание командирам подчиненных ему особых и оперативных команд о запрещении духовных учебных заведений: "По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать. Поскольку в качестве важного фактора оживления Христианских церквей следует рассматривать деятельность теологических факультетов или пастырских семинаров, просьба следить за тем, чтобы при открытии вновь университетов в занятых областях теологические факультеты в любом случае пока оставались закрытыми. В дальнейшем следует заботиться о том, чтобы подобным образом было предотвращено открытие пастырских семинаров и похожих учреждений, а недавно открывшиеся или продолжившие свою деятельность учреждения такого рода с подходящим обоснованием в ближайшее время были, соответственно, закрыты".
Одним из основных источников получения сведений о конфессиональной ситуации на оккупированной территории и действий противника в области вероисповеданий служили зафронтовые резидентуры НКВД – НКГБ в крупных городах. В этом отношении показательна работа резидента 4-го Управления НКВД "Богдана", оставленного при отступлении Красной армии на оседание в Киеве. Его агентурная группа "Смелые" специализировалась на изучении деятельности националистических кругов, других "антисоветских элементов", их отношений или сотрудничества с оккупантами.
Кроме резидента, выпускника Киевского политехнического института, в нее вошли негласные помощники НКВД с начала 1930-х гг., представители старшего поколения украинской национал-демократической интеллигенции. Среди них были и бывшие офицеры армии УНР, дворянин – родственник участников "белого движения", солидные представители научно-педагогической и художественной интеллигенции с обширными связями в этой среде, репутацией пострадавших от режима (что соответствовало действительности), на сотрудничество с госбезопасностью вынужденно пошедшие после арестов, в том числе по сфабрикованному ГПУ "резиновому" делу "Союза освобождения Украины". Большинство не один год состояло в агентурной сети секретно-политического подразделения ГПУ – НКВД УССР, "освещая" доверявшую им антисоветски настроенную интеллигенцию.