Резидент в мае – июне 1943 г. предоставил обширные доклады о положении в оккупированных Киеве и Харькове, о националистическом движении, об активных пособниках гитлеровцев, о расстреле в первые недели оккупации в Бабином Яру 55 тыс. евреев. "Богдан" дал массу подробностей о деятельности оккупационной администрации, быте столицы, положении различных социальных слоев советских людей. В частности, сообщал он и о деятельности религиозного отдела городской управы, занимавшего в ней "второе место по важности". Разумеется, в центре внимания была среда украинских националистов, причем разведчик четко разделял собственно членов ОУН ("по их словам, приехали из Западной Украины, чтобы попасть во власть"), преследовавшихся советской властью представителей национал-демократического движения 1917–1920 гг., участников тогдашнего государственного строительства, а также отдельных представителей украинской, уже советской интеллигенции, конъюнктурно избравших национализм в совокупности с ревностным служением "новому порядку".
"Богдан" дал интересный социально-психологический анализ среды, из которой выходили колаборанты в идейно-духовной области: "Значительная часть активных украинских националистов согласилась с политикой оккупантов и, "забыв" о строительстве национального Украинского государства, заняла посты в городской управе, в хозяйственных учреждениях и, частично, в немецком губернаторстве… Создавалась новая формация из украинской националистической интеллигенции, ставшей на службу немецкому фашизму. Националисты "старой формации" под страхом арестов, расстрелов на некоторое время притихли, …изучая политическое направление новой формации, под влиятельным руководством профессора Штепы…
Новая формация украинских националистов целиком подготовлена немецкими специалистами министерства пропаганды Геббельса. В этой формации объединилась та часть интеллигенции, которая вышла из белогвардейцев, раскулаченных, репрессированных и прочих, ранее даже лояльно относившихся к политике советской власти. Они потеряли веру в победу советской власти и пошли на работу в пользу фашизма… Эти люди новой формации… страшнее самого ярого украинского националиста, так как последние открыто высказывают свою враждебность к коммунизму и советской власти, а они… на словах преданы советской власти, а на деле торгуют своими убеждениями оптом и в розницу".
Ценные сведения о политике оккупантов в религиозной сфере, сотрудничестве с ними представителей различных конфессий предоставили "маршрутные" информаторы спецслужбы. И в литерных делах 4-го Управления, и даже в отчете НКГБ УССР об оперативно-служебной деятельности ведомства за 1941–1945 гг. (!) упоминался немолодой уже разведчик "Дубняк" из резидентуры "Митина" – Константин Певный, "бывший поп" (распространенная у тогдашних чекистов формулировка), с 1935 г. "освещавший церковно-монархическую контрреволюцию". Работая хористом капеллы Украинской филармонии, в период оккупации дал ценные материалы, ходил в рейды по Харьковской области с целью выявления "предателей и немецкой агентуры из церковников" (для продолжения работы ушел с немцами). С подобными же заданиями успешно справлялся разведчик "Степовой" – "бывший поп" Александр Езерский. Агент-маршрутник "Лия", также отмеченная в итоговом документе НКГБ Украины за период войны (!), с конца 1942 г. совершала многочисленные ходки за линию фронта, доставляя в НКВД – НКГБ ценные сведения по религиозной ситуации от оперативных источников на оккупированных землях.
Отмеченный в отчете НКГБ УССР об оперативной деятельности в 1941–1945 гг. агент "Сорбонин" – Василий Потиенко – действовал как одиночка. Как говорилось в документах спецслужбы, В. Потиенко, председатель Всеукраинской Церковной рады УАПЦ в 1922–1925 гг., "был оставлен в Харькове с заданием внедриться в националистические и церковные круги". Для обеспечения его работы выделялись агенты-курьеры "Борисов" и "Лия". Анализируя поведение и выполнение задания "Сорбониным" (к тому времени уже бежавшим с оккупантами), контрразведчики отмечали неискренность и неровность его сотрудничества. Потиенко, подчеркивали сотрудники 4-го Управления, "враждебный нам человек", "на вербовку в условиях ареста в свое время пошел потому, что это было единственным выходом из того положения". "Будучи человеком умным, с остро развитым чутьем", он во время успехов немцев на фронтах "фактически оставался украинским националистом", по мере ухудшения для агрессоров ситуации на фронтах – давал определенную информацию.
Показателен случай с упомянутым курьером "Борисовым", в марте 1942 г. направленным к В. Потиенко для приема сведений о состоянии в религиозной сфере и передачи "Сорбонину" новых заданий Центра. Основными вопросами, которые предстояло выяснить "Борисову" у источника, являлись:
• отношение немцев и перспективы развития, степень влиятельности основных течений: канонической "тихоновской" РПЦ, украинских автокефалов и обновленцев;
• структура епархиального правления Булдовского, количество открытых храмов, порядок рукоположения священнослужителей, формула поминовения за богослужением;
• содержание проповедей, религиозной литературы, отношение населения к религии;
• положение сектантских течений, связи служителей культа с немецкими спецслужбами.
Правда, от общения с курьером Потиенко уклонился, хотя и не выдал "Борисова", вынужденного скрываться у тетки, "антисоветских взглядов". Сам эмиссар выяснил, что приоритет оккупантами отдается УАПЦ, Феофил ведет богослужение на украинском языке, восхваляя лично Гитлера и проклиная "большевиков и жидов", газета "Нова Україна" осуществляет на своих страницах дискредитацию верхушки РПЦ, которая "продалась жидобольшевикам".
После первого освобождения Харькова в 1943 г. В. Потиенко передал 4-му Управлению обширную информацию об общественно-политической и религиозной ситуации в городе, подробные сведения о примерно 70 активистах украинских националистических и общественных организаций – "безусловно, ценный материал", использованный затем для уголовного преследования или объявления в розыск активных коллаборационистов.
Среди тех, на кого Потиенко дал "компрометирующие материалы", оказались актив "Просвиты" и ее председатель Василий Дубровский, ректор Харьковского университета, профессор М. Ветухов, лидер националистического движения Харькова Владимир Доленко, члены украинского "Общественного комитета" и другие "антисоветчики". 8 марта 1943 г. с "Сорбониным" имел беседу его бывший "куратор" по инспирированию церковных нестроений в 1920-х гг. – С. Карин-Даниленко.
Агент сообщил С. Карину обширные сведения о бургомистре Алексее Крамаренко и руководителе церковного отдела городской управы Гаврииле Лебединском, бывшем иподиаконе взорванного атеистической властью Николаевского собора, заместителе Булдовского по епархиальному управлению. "Человек малокультурный, нечестный, горлохват, рвач, – характеризовал его "Сорбонин". – Представляет себя ультрапатриотом и украинским националистом. Всегда очень остро выступал против евреев и коммунистов", писал доносы в гестапо, за что получил от немцев "чудесную меблированную квартиру", "наворовал много церковных ценностей", открыл магазин, "не брезговал методами шантажа". Третировал Потиенко угрозами выдачи его оккупантам как "агента НКВД".
Разумеется, немало сведений поступало и от других источников, в том числе от известного разведчика Кондрата Полуведько, работавшего секретарем городской управы (погиб в застенках гестапо). Источник 1-го Управления НКВД – НКГБ УССР "Орион" предоставил 27 февраля 1943 г. обширную информацию на украинские националистические организации, характеристик примерно на 20 его активистов-галичан, "особенно проявивших себя во время фашистско-гитлеровского режима в Харькове", женщин-активисток "Союза украинок". Содержательные сведения об этноконфессиональной ситуации в оккупированном Харькове поступили от резидентур "Зайцева", "Щигрова" и "Никифорова", агента "КД" и других источников.
Однако нарком внутренних дел Украинской ССР В. Сергиенко в докладе в НКВД СССР от 3 апреля 1943 г. критично оценил уровень работы резидентур Харькова (проект доклада готовил С. Карин-Даниленко, контрразведчик с 1921 г., опытный участник оперативных комбинаций и игр). Выяснилось, что резидентуры были разбросаны по городу, бездействовали из-за плотного контрразведывательного режима оккупантов, потеряли тайники и склады, не имея средств к существованию. Погиб в гестапо вместе с двумя подчиненными наиболее опытный резидент "Покровский" (Николай Студентский, 1895 г. рождения), бывший военный инженер царской и колчаковской армии, с 1931 г. работавший по контрразведывательному делу "Академия" против попыток белой эмиграции (РОВС) создать в СССР террористическое подполье, совершал ходки в Румынию от имени "антисоветской организации".
В целом, констатировал В. Сергиенко, положение с резидентурами "безотрадное". Они "ни в какой мере не оправдали возложенных на них задач", к освобождению Харькова "не обеспечили возможности вскрытия агентуры разведывательных органов противника несомненно оставленного там националистического подполья". Резидентуры формировали "наспех", "по шаблонам", без проверки преданности агентов, без индивидуального подхода, в результате чего агентура оказалась "неспособной глубоко проникать в разведывательные органы противника, антисоветские "политические группы" коллаборационистов".
Как серьезный просчет расценивалось непонимание важности создания агентурно-оперативных позиций непосредственно в националистическом движении, откуда уже рекрутировались кадры для органов оккупационной администрации. Было совершенно ясно, указывал Сергиенко, что в условиях войны "украинские националистические элементы являются основной силой, которая будет всемерно способствовать оккупантам и поставлять кадры для их учреждений", целесообразно было бы продвигать вызывающих у националистов доверие своих людей в "группу Доленко", что не было учтено при формировании резидентур.
На основании доклада В. Сергиенко С. Карин 9 апреля 1943 г. подготовил в Старобельске развернутую записку об опыте работы резидентур Харькова для НКГБ УССР. Одной из основных стала рекомендация провести вербовки националистов в Киеве, Ровно, Львове. Общественные настроения меняются, писал ветеран "тайного фронта". Сказываются победы Красной армии, "колониальная политика" врага, то, что немцы нередко бросают при отступлении своих пособников, и те могут охотно пойти на вербовку чекистами в целях личного спасения.
Настроения "бывших людей"
Действительно, невозможно понять сотрудничество с оккупантами части клира и радикальной части национальной интеллигенции без учета их реальных настроений, во многом определяемых как репрессивным характером отношений к духовенству и социально априори неблагонадежным "бывшим людям", так и несовместимостью национального радикализма с советской моделью национально-федеративных отношений. Однако большая часть носителей обоснованных обид и разногласий с властью оказалась выше этих чувств и сплотилась вокруг государства в годину войны, что особенно ярко проявилось в патриотической позиции понесшей страшный физический урон Православной церкви.
Екатерина Миньковская – "Евгения" (публикуется впервые)
О понятном негативизме, неприятии советской власти частью националистически настроенной интеллигенции, ее готовности пойти на сотрудничество с любым внешним противником во имя "свержения большевизма" дают наглядное представление сообщения секретного сотрудника ОГПУ – НКВД с 1927 г. "Евгении" – Екатерины Миньковской. Она имела возможность доверительно общаться с представителями "сливок" украинской творческой интеллигенции, включая активных участников государственного строительства и национального возрождения 1917–1920 гг. в Украине.
Поскольку "Евгению" иначе, как "суперагентом", не назовешь, приведем некоторые значащие факты из истории ее негласного сотрудничества с советской спецслужбой. Екатерина Евгеньевна Гончарова (по мужу – Миньковская) появилась на свет 27 октября 1902 г. в Харьковской губернии, откуда ее отец (руководящий сотрудник сахарных заводов) переехал на территорию нынешней Черкасской области. Как указывала сама агентесса в автобиографии, с 10 лет проживала в Киеве, училась в известной Ольгинской женской гимназии. В то время в Киеве среди национально сознательных гимназистов-украинцев образовалась неформальная организация "среднешкольников", составивших контингент учащихся двух украинских гимназий (Владимира Дурдуковского и гимназии имени Кирилло-Мефодиевского братства).