Впрочем, хозяином чувствовал себя и маршал Жуков, выступивший сразу после Хрущёва. Пространную и самоуверенную речь Жукова можно было свести к одному, крайне провокационному и полностью лживому заявлению. Жуков заявил:
"Нам предлагают ликвидировать должность первых секретарей в центре и на местах. Спрашивается, кто же будет руководить в ЦК, в обкомах'? Говорят, секретариаты, но ведь это неизбежно породит безответственность и неорганизованность…"
Далее по стенограмме:
"Г о л о с а. Правильно.
Жуков. Это неизбежно принизит роль и влияние партии во всей жизни страны.
Г о л о с а. Правильно.
Молотов. Надо знать…
Г о л о с а. Объясните потом.
Жуков. Подобное предложение надо отмести как неприемлемое…", и т. д.
Жуков лгал, провоцируя секретарей, а Молотову некие "голоса" сразу же заткнули рот. И эти "голоса" сопровождали все заседания на протяжении всего Пленума. Вряд ли на подобную роль согласились бы члены ЦК - публика всё же солидная. И поэтому можно предполагать, что в зал заседаний Пленума ЦК на высшее - между съездами - партийное собрание КПСС были приведены некие клакеры, действующие по заранее данным указаниям.
Итак, Жуков лгал, и его ложь стала очевидной в ходе Пленума после выступлений главных обвиняемых.
Вот как говорил Маленков: "Я на местах не считаю целесообразным ликвидировать (посты первых секретарей. - С. K.j".
А вот как Молотов: "Я, товарищи, ничего плохого не вижу в том, что мы обсудили вопрос о том, чтобы не было поста Первого секретаря. Я должен добавить, что речь не шла ни о секретарях Центральных комитетов союзных республик, ни о секретарях обкомов и крайкомов, но, товарищи, на верхушке роль Первого секретаря - это та роль, которая имеет особое значение, и тут нарушение коллективности руководства более опасно".
А вот "примкнувший к ним" Шепилов: "Вопрос о Первом секретаре (Шум в зале)". Я сейчас отвечу… О ликвидации поста первых секретарей на местах вообще никто не упоминал. Такого предложения не было".
Но зал был настроен уже вполне определённо и не желал слушать ничего, объясняющего позицию членов "антипартийной группы". В конце 20-х годов перерождающаяся часть советской "номенклатуры" считала: "За все года, за все невзгоды, глухим сомнениям не быть, под этим мирным небосводом хочу смеяться и любить"… Над такой "линией" издевался Маяковский, справедливо замечая "Для веселия планета наша мало оборудована", а Сталин жёстко прервал эту "линию" в конце 30-х годов.
Теперь шкурничество вновь вползло в Кремль. В 1947 году Сталин говорил: "Мало у нас в руководстве беспокойных… Есть такие люди: если им хорошо, то они думают, что и всем хорошо…" Через десять лет после того, как в сталинском Кремле были сказаны эти слова, в хрущёвском Кремле собрались те, кто именно так и думал. Им надоело беспокойство сталинского типа, они хотели хрущёвского "номенклатурного" благоденствия, за которым уже маячила окончательная брежневская деградация руководства СССР.
Из многих возможных примеров, которыми материалы июньского 1957 года Пленума изобилуют, приведу один, зато какой!
Маршал Жуков на Пленуме вёл себя по-хозяйски, как некий партийный патриарх и судья. Выступая на первом заседании 22 июня, он, в частности, сказал:
"Вы Якира знаете… Он был ни за что арестован. 29 июня 1937 года, накануне своей смерти, он написал письмо Сталину, в котором обращается: "Родной, близкий товарищ Сталин! Я смею так к Вам обратиться, ибо все сказал, и мне кажется, что я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей. Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма"…" и т. д.
История порой шутит лихие шутки! Не знал Георгий Константинович, что через полвека, в 2008 году, издательство "Российская политическая энциклопедия" издаст, хотя и тиражом в одну тысячу экземпляров, документы и материалы Военного совета при наркоме обороны СССР, проходившего с 1 по 4 июня 1937 года, - сразу после ареста Тухачевского, Уборевича и других, включая командарма 1-го ранга Иону Якира.
Так вот, во-первых, Якир 29 июня 1937 года не мог писать никому, потому что 12 июня 1937 года был расстрелян. Не знаю, писал ли он накануне расстрела лично Сталину, но вряд ли - скорее всего такое письмо было бы приведено в сборнике документов 2008 года. Однако там в виде приложения опубликовано лишь письмо Якира наркому внутренних дел Ежову от 10 июня 1937 года, которое начинается так:
"Народному комиссару внутренних дел Н. И. Ежову.
Если сочтёте возможным и нужным, прошу передать в ЦК и НКО (то есть как раз Сталину и Ворошилову. - С. К.).
Я всё сказал. Мне кажется, я снова тот честный, преданный партии боец, каким я был около 17 лет (то есть с 1918 по 1935 год. - С. К.), и поэтому смею поставить ряд вопросов перед вами, ряд последних мыслей и предложений…"
Как видим, начал своё письмо Якир не так, как прочёл Жуков. Но дальше - больше! Якир ведь написал не просто письмо, а целую докладную записку о необходимости улучшений в РККА, мощь которой он с середины 30-х годов сам же и подрывал. Эта пространная записка - продиктовать её никакой следователь НКВД не смог бы - изобилует фразами типа: "Этот участок особенно поражен… вредительством…", "…можно поднять, исправить результаты вредительства в короткий срок…", "результаты вредительства велики…", "…наряду с вредителями царила близорукость и плохая работа", и т. п. А ближе к концу начинает прорываться и вот что (выделение курсивом моё):
"…Не то все пишется, что обязательно нужно бы. Получается все у меня не так, неконкретно, неорганизованно в этой последней записке. Трудно работать, но я попробую продолжать еще. Пишешь, и все время возвращается мысль: как ты попал в лагерь врагов, как ты пошел против своей страны, как ты оказался по ту сторону баррикад…"
Итак, Якир был виновен и сознавал это, запоздало раскаиваясь в том, что он совершал. Но эти подлинные предсмертные признания Якира на июньском пленуме оглашены, естественно, не были. И надо ли разъяснять - почему?
Однако тогда лгал ведь не только Жуков, лгали все "обвинители". Вот что говорил некто Дудоров, в 1941–1946 гг. начальник Главтермоизоляции НК стройматериалов, потом - начальник Главгипса, в 1950 году - секретарь парткома Минпромстройматериалов и т. д., а в момент Пленума - министр внутренних дел СССР.
"Известно, что только после ареста Берии активно развернулись работы по водородному оружию и было обеспечено испытание водородной бомбы уже в августе 1953 года".
Работы по водородному оружию под руководством Берии, к которым начальника Главгипса Дудорова близко не подпускали, активно велись уже с конца 40-х годов, и испытание 12 августа 1953 года водородной бомбы РДС-6с стало результатом в том числе и огромных усилий Берии. Но что особенно грустно, четыре года назад те же люди в том же зале обвиняли Берию в прямо противоположном. Например, Малышев, в 1953 году министр среднего машиностроения, на "антибериевском" Пленуме ЦК в июле 1953 года, заявлял:
"Товарищ Маленков говорил, что он (Л. П. Берия. - С. К.) подписал очень важное решение об экспериментах с водородной бомбой. Мы начали копать архивы и обнаружили, что он подписал целый ряд крупнейших решений…"
Да, в 1953 году Маленков смалодушествовал и стал одним из неправых судей Берии. Теперь прошлая непринципиальная политика Маленкова, а также Молотова и Кагановича била бумерангом по ним самим.
Маленков выступал из них троих первым, и его выступление оказалось вяловатым, хотя и не во всём. Когда речь зашла о репрессиях 1937 года и прочем подобном, Хрущёв подал реплику, что, мол, и я не я, и лошадь не моя, и я не извозчик, на что Маленков ядовито бросил: "Ты у нас чист совершенно, товарищ Хрущёв", а позже прибавил: "Ты умеешь накалить обстановку, чтобы критику снять с себя".
Над Маленковым откровенно глумились. Средней руки партийный функционер Кириленко взялся учить одного из лидеров партии большевиков истории партии, а "голоса из зала" вопили в адрес Маленкова: "Мы его с трибуны снимем", "Вы юлите на Пленуме", "Пусть дело говорит. Будет крутить - с трибуны стянем" и т. д. А ведь Маленков говорил как раз "дело":
"Никакой катастрофы от критики действий, методов руководства любого отдельного лица не произойдёт. При ином подходе можно скатиться к порядку, при котором ростки нарушения принципа коллективного руководства дадут такие всходы, что потом будет поздно исправить их. (Шум в зале)
Речь идёт об опасности извращения в работе занимающего пост Первого секретаря ЦК, независимо от того, кто стоит на этом посту…
…Нельзя допускать, чтобы судьбы руководства партией и страной… зависели от случайностей, происходящих от невыдержанности характера и вообще от личных недостатков кого бы то ни было…"
"Голоса" в ответ рявкнули: "Это декларация". А когда Маленков закончил, Хрущёв, как будто повестка дня и порядок выступлений не были определены при открытии Пленума, "попросил" членов Пленума "подсказать" ему, кого заслушивать следующим. Ранее было решено, что заслушивать будут вначале Маленкова, потом Молотова, потом Кагановича и т. д. Но вот как вышло реально (далее - извлечения из стенограммы):
"Г о л о с а. (в "ответ" на "вопрос" Хрущёва. - С. К.). Кагановича.
Каганович. Приняли Молотова, я не совсем подготовлен.
Г о л о с. Четыре дня готовились.
Каганович. До того, товарищи, как я начал говорить, вы уже прерываете. Мне трудно говорить.
Г о л о с. Не прикидывайтесь.
Каганович. Я не прикидываюсь…
<…>
Каганович. Как бы вы тут ни допрашивали, ни шумели, я категорически отрицаю какой бы то ни было сговор…
…Мы собрались в конституционном порядке, без каких либо нарушений правил, обсудили вопрос… Было предложение ликвидировать пост Первого секретаря, но никакого предложения не было о том, что тов. Хрущёв вообще не будет в секретариате…
Г о л о с. Кто вам дал право определять работу тов. Хрущёва?
Каганович. Любой член Президиума ЦК, любой член ЦК может думать о работе другого товарища, и дано право высказывать своё мнение. Я высказал своё мнение. Вы можете принять или отклонить… Я своё мнение высказал. Это моё право. Я буду отстаивать это право.
…Вы поймите, товарищи, я не понимаю характера обсуждения. Если вы хотите разобраться в вопросе, так вы выслушайте нас до конца…"
Но кому нужны были в этом зале доводы Кагановича? Например, Каганович сослался на устав партии и сказал, что если из 11 членов Президиума ЦК 7 членов высказали определённое мнение, то разве это "групповщина"? "Любого юриста, - продолжал Каганович, - любого законника, любого разумного человека пригласите, и он скажет, что семь из одиннадцати - это большинство, а не группа".
В ответ некий "голос" под одобрение зала заявил: "Нет". И чему удивляться! Ведь хрущёвцы уже готовились наляпать на трёх членов Президиума ЦК клеймо именно "антипартийной группы".
Кагановича перебивали, сбивали, его прямо оскорбляли выкриками: "Какое наглое выступление" и т. д., но бывший сталинский "железный" нарком держался стойко. Он говорил так (по стенограмме):
"Каганович…Лозунг - догнать и перегнать Америку. Это большой лозунг. XX съезд партии дал указания на сей счёт… Но догнать и перегнать капиталистические страны - это требует баланса и по каким отраслям: догнать и перегнать по металлу, догнать и перегнать по меди, догнать и перегнать по машинам, догнать и перегнать по сельскому хозяйству и т. д. У нас национальный доход один, он распределяется между отраслями.
Косыгин. Почему вы испугались?
Каганович. Я не испугался… Если нужно перейти к новой позиции, то тогда нужно подсчитать. Товарищи, ведь нужны корма, а мы режем годовалых, потому что нечем кормить. Если были бы корма, то мы не убивали бы годовалых. (Смех) (Да, этот крик здравого смысла вызвал у присутствующих только смех! - С. К.)
Г о л о с. Вы не знаете дела.
Каганович. Допустим, не всё знаю…
Хрущёв. Ты говоришь больше часа.
Каганович Из них три четверти говорили вы. Я, член ЦК, первый раз выступаю в роли допрашиваемого. Я политически подхожу к вопросу… Крепите партию, не разжигайте, не поджигайте…"
А ему смеялись в лицо и барски обрывали. Однако Каганович тогда произнёс прозорливые слова:
"Мы развенчали Сталина и незаметно для себя развенчиваем 30 лет нашей работы, не желая этого, перед всем миром. Теперь стыдливо говорим о наших достижениях, великой борьбе нашей партии, нашего народа…"
Куусинен, между прочим, утверждал на Пленуме обратное - мол, "иностранные товарищи нас поняли". Куусинен обливал грязью "антипартийную группу" и расхваливал Хрущёва:
"Они недовольны политикой, которую тов. Хрущёв с большим успехом проводит как в области экономического развития нашей страны, так и в руководстве внешней политикой… хотя впоследствии неоднократно оказывалось, что инициатива тов. Хрущёва приводила к замечательным успехам…"
Выступление Кагановича могло бы заставить задуматься любую мало-мальски объективную и непредубеждённую аудиторию, но ведь здесь всё было иначе.
Наиболее же весомо и достойно выступил Молотов. В этом зале он был чуть ли не единственным, кто имел полное право называть себя сотрудником и соратником Ленина. Это могли сказать, кроме него, но с меньшим основанием, чем он, только Ворошилов, Микоян, да ещё разве что Каганович. И вот Молотов, уже в дни Октября игравший немалые роли, был то и дело оскорбляем на Пленуме заурядными функционерами, однако свою линию гнул твёрдо и сбивать себя не давал. Когда хрущёвец Полянский по поводу давнего решения ЦК заявил, что это, мол, "бумажка", Молотов ответил просто: "Я считаю решение ЦК не бумажкой"… В ответ на выходку другого хама заметил: "Я защищаться считаю ненужным от таких выходок".
Но главное было в сути. Молотов говорил (по стенограмме):
"Молотов… у нас есть, безусловно, зачатки культа персоны товарища Хрущёва.
Г о л о с а. Неправильно это.
Молотов. Мы видим это по разным фактам, и не я это говорю, а многие говорят.
Г о л о с а. Обыватели говорят.
Молотов. Когда все другие молчат, а один человек из членов Президиума выступает и по сельскому хозяйству, и по промышленности, и по строительству, и по финансам, и по внешней политике, и т. д. (Ш у м в зале) Нельзя себе присваивать столько прав, столько знаний…
…Когда мы его выбирали Первым секретарём, я думал, что он будет таким же человеком, каким был до назначения его Первым секретарём. Получилось дело не так, и чем дальше, тем больше".
Молотов говорил много, убедительно и о многом. Министр сельского хозяйства Бенедиктов и министр хлебопродуктов Корниец упрекали Молотова в противодействии "целинной" авантюре Хрущёва, но ведь Молотов был прав - надо было вкладывать средства в Нечерноземье, а целинные земли иметь в стратегическом запасе.
Молотов, показывая авантюризм хрущёвцев в планировании, бросил: "История партии не началась с XX съезда партии", на что получил в ответ от анонимного "голоса" наглую реплику: "Что вы нам политграмоту читаете?"
Молотов говорил долго, и было ясно - это и его политическая исповедь, и публичное политическое завещание. Он говорил о том, что глупо вести себя так, чтобы в результате западный мир объединялся вокруг США. Он говорил, что надо высоко держать нашу марку во внешней политике. Он бил в корень зла, когда заявлял, что органы Советской власти принижаются по сравнению с партийными (это беспокоило уже Сталина).
Много о чём говорили Маленков, Каганович и Молотов, и даже "примкнувший к ним" Шепилов говорил тоже о деле. В частности, и так:
"Можно сказать - один "карьерист", другой "рвётся к власти", но нельзя представить, что такое большое количество людей (в Президиуме ЦК. - С. К.) ответственных, в том числе с полувековым стажем, рвётся к власти. Я говорил на Президиуме об этом. Я лично ничем не обижен, а на двести лет вперёд авансирован: мне столько дали чинов, орденов…"
Хрущёвец Поспелов тут же спросил его: "Вы говорите, что не обижены, но почему вы так относитесь к товарищу Хрущёву? Это провокация". Однако Шепилов не поддался на провокацию Поспелова и отрезал: "Я говорил о тех недостатках, которые нас тревожат".
Увы, ЦК КПСС хрущёвского образца тревожили уже не недостатки, мешающие развитию СССР, и не судьба СССР - большинство членов хрущёвского ЦК по-настоящему интересовалось лишь их собственной мельчающей судьбой.
Внеочередной XXI съезд КПСС, проходивший с 27 января по 5 февраля 1959 года, превратился в новый акт торжества перерожденцев и официального глумления над памятью Сталина и научным подходом к планированию будущего страны.
Очередной, XXII съезд КПСС было решено провести в 1961 году, и этот съезд стал апофеозом, по меткому выражению Молотова, "культа персоны" Хрущёва. Тогда же было принято решение об удалении саркофага Сталина из Мавзолея. Саркофаг с телом Сталина был вынесен, и спешные ночные похороны Сталина у Кремлёвской стены стали дальним предвестием похорон Державы, созданной под его руководством.
Впрочем, персоне оставалось времени на свой политиканский кураж не так уж и много - всего-то до 1964 года. Близилась "эпоха" "культа персоны" Брежнева. И над внешне безбрежными перспективами СССР в 60-е и 70-е годы начали сгущаться тучи, появившиеся на нашем политическом небосводе ещё в 50-е годы.
Много позднее группа "Любэ" будет петь:
Эх, шестидесятые,
Гордые, пузатые…
Да, в "хрущёвские" "пузатые" 50-е и 60-е годы у народов СССР было много поводов для гордости: первый спутник, первые в мире атомная электростанция и атомный ледокол "Ленин", первый космонавт, первые советские антарктические экспедиции, первые советские победы на Олимпийских играх…
И даже в области балета мы были тогда и впрямь "впереди планеты всей".
Впрочем - не только в области балета.
Однако в целом Советский Союз к концу пребывания Хрущёва на высших государственных постах (с 1958 года он сделал себя ещё и Председателем Совета Министров СССР) приобретал всё более "кукурузный" характер. Именно "кукурузный", потому что то, что потом назвали "волюнтаризмом" Хрущёва и что в действительности было не столько результатом действий Хрущёва, сколько результатом умелого им манипулирования, наиболее концентрированно проявилось как раз в "кукурузной" авантюре "Хруща". Даже нынешние молодые поколения "россиян" хотя бы немного, но наслышаны об этой "кукурузной" "эпопее".
Увлечение кукурузой Хрущёв подхватил во время визита в США в сентябре 1959 года. Тогда Хрущёв побывал в штате Айова в гостях у фермера-миллионера Гарета, и хрущёвский зять Аджубей с компанией в книге "Лицом к лицу с Америкой" описывали этот исторический визит так:
"23 сентября Никита Сергеевич Хрущёв рано встал, чтобы отправиться в гости к фермеру Росуэллу Гарету…