Оценивая сложившуюся ситуацию, политические деятели сходились во мнении, что в силу непримиримости противоречий между большевистским и национал-социалистским режимами "заклятые друзья" скорее всего не заинтересованы в создании общей границы, а значит, странам Прибалтики предстоит играть роль некоего буфера между Германией и СССР. Как сообщал 5 сентября госсекретарю временный поверенный в делах США У. Леонард, "Министерство иностранных дел и начальник Генерального штаба Эстонии считают необоснованными слухи о секретном германо-советском соглашении, предусматривающем оккупацию Эстонии; они не верят, что нынешние перемещения советских войск на западной границе указывают на это". В обществе наблюдались самые противоречивые настроения: часть правящих и состоятельных кругов ориентировалась на сближение с Германией и даже на союз с ней, часть – симпатизировала Англии и Франции. Существовали группы, настроенные в пользу тесного сотрудничества с СССР. Но также несомненно, что основная масса населения, не возражая против того, чтобы заручиться поддержкой сильного союзника, желала бы сохранить и нейтралитет, и независимость собственной страны.
Начало войны в Европе усилило опасения прибалтов быть втянутыми в события и побудило ввести в действие законы о нейтралитете. Одновременно эти страны стали рассматривать возможность экономического сближения с СССР, предложив переговоры о расширении товарооборота и возможности транзита грузов через Беломоро-Балтийский канал и северные советские порты, ввиду вероятности превращения Балтийского моря в театр военных действий. 13 сентября в Москву для консультаций по этим вопросам выехал директор эстонского Департамента внешней торговли Мери.
17 сентября 1939 года Красная Армия перешла польско-советскую границу. В тот же день государствам, состоявшим в дипломатических отношениях с Советским Союзом, в том числе и прибалтийским, была вручена нота, в которой подчеркивалось, что "в отношениях с ними СССР будет проводить политику нейтралитета". Разгром и раздел Польши, продвижение советских границ на запад, явно продемонстрировавшие советско-германское взаимопонимание, поколебали уверенность эстонцев в прочности своего положения. Встревоженный Сельтер снова встретился с германским посланником, чтобы поделиться своими сомнениями. "Учитывая непредсказуемость поведения русских, – доносил Фровейн в Берлин, – невозможно предвидеть, не будет ли экспансия этого государства в Европе направлена также против прибалтийских государств. Возникает важный вопрос, захочет ли и сможет ли Германия в этих условиях оказать им помощь. Затем министр прочитал выдержку из турецкой газеты, в которой приводилось сообщение из Москвы, что будто бы Германия признала необходимость присоединения прибалтийских государств и их портов к Советской России. Я немедленно заявил, что это сообщение исходит от английских агентов и имеет ярко выраженный провокационный характер".
Между тем в Кремле Сталин и Молотов уже тщательно прорабатывали сценарий "территориально-политического переустройства" Эстонии и Латвии: им планировалось сделать предложения, от которых они просто не смогли бы отказаться. "Железо было горячо", и Вождь "ковал", куда там Гитлеру. Первой на очереди была "маленькая миролюбивая Эстония".
Формальной причиной для оказания на нее политического давления стал инцидент с польской подводной лодкой "Орел".
С началом боевых действий все пять субмарин ВМС Польши вышли на боевое патрулирование в выделенные им сектора Данцигской бухты с задачей воспрепятствовать высадке германских морских десантов в районе Хеля. Подводникам, поставленным собственным командованием в самые неблагоприятные условия, пришлось действовать на ограничивающем возможности маневрирования мелководье при полном господстве сил противника на море и в воздухе. При этом полученные командирами инструкции запрещали им торпедировать не имеющие вооружения немецкие транспорты без предварительного уведомления. В итоге, подвергнувшиеся неоднократным атакам и получившие повреждения, никаких боевых успехов польские лодки не добились, а 14 сентября им было приказано по исчерпании ресурсов прорываться в Англию или идти к берегам Швеции.
Ночью 15 сентября в Таллинскую гавань под предлогом неисправности механизмов вошла подводная лодка "Орел". На самом деле причиной тому послужили признаки тифа, выявленные у командира лодки капитана 3 ранга Х. Клочковского. Однако, согласно международным правилам, только авария либо бедствие могли служить достаточным основанием для захода боевого корабля одной из воюющих сторон в порт нейтрального государства, позволяя при этом избежать интернирования. Клочковского немедленно поместили в госпиталь. На следующий день, несмотря на протест польской дипломатической миссии, эстонские власти, стремясь к неукоснительному соблюдению своего нейтралитета, объявили, что лодка будет интернирована. На борт поднялись жандармы и военные моряки, приступившие к разоружению судна. Были изъяты замки орудий, артиллерийские снаряды, часть торпедного боезапаса, навигационные приборы, карты и книги; выставлены эстонские часовые. Экипаж с этим решением не смирился и под руководством старшего помощника Яна Грудзинского и минера Анджея Пясецкого разработал план побега. В ночь с 17 на 18 сентября "Орел" вырвался из плена и скрылся в неизвестном направлении, имея на борту шесть торпед, которые эстонцы не успели выгрузить.
Скандал разразился грандиозный. В Таллине началось громкое расследование с поисками виновных. Берлинские газеты писали о замученных и утопленных коварными поляками эстонских часовых. Но больше всех за свое судоходство "перепугался" Советский Союз. Москва обвинила власти Эстонии в попустительстве бегству "Орла", а также объявила, что, по данным достоверных источников, в гаванях Балтийских стран, пользуясь тайной поддержкой правительственных кругов, скрываются не только польские, но и подводные лодки "других известных государств".
19 сентября Молотов заявил эстонскому посланнику Аугусту Рею, что СССР возлагает ответственность за происшествие на Эстонию и Красный Балтийский флот будет искать эту лодку по всему Финскому заливу. Тем самым была установлена морская блокада Эстонской республики, в ходе которой в ее территориальные воды неоднократно вторгались советские эсминцы, увлеченные охотой за подводными лодками и, видимо, с той же целью обстреливавшие побережье. Советская авиация в поисках укрывшихся субмарин совершала обширные полеты над территорией Эстонии. Эстонские военные получили приказ огонь по нарушителям ни в коем случае не открывать, а политики всячески демонстрировали лояльность и выражали удовлетворение действиями ни с кем вроде бы не воюющего Советского Союза "во ограждение безопасности своего судоходства".
"Здесь опасаются, – телеграфировал 21 сентября из Таллина итальянский посланник, – что под предлогом этого факта советские корабли больше не (именно не) покинут эстонские воды и установят строгую блокаду берега, что может стать подготовкой последующей оккупации страны. Демонстрация флота и осуществляемая концентрация пограничных войск служат цели окончательно убедить эстонское правительство в бессмысленности любого противодействия. Эстонский министр иностранных дел сказал мне, что оценивает положение как серьезное, но не думает, что существует опасность советской оккупации".
На этом фоне разворачивались советско-эстонские торговые переговоры. 24 сентября в Москву выехал министр иностранных дел Карл Сельтер, пожелавший лично подписать выгодное торговое соглашение. Поздним вечером того же дня он был принят в Кремле Молотовым. Присутствовали также эстонский посланник Рей и народный комиссар торговли Анастас Микоян.
После недолгой беседы об экономических проблемах Вячеслав Михайлович перешел к главному: политические отношения между Советским Союзом и Эстонией "не только не в порядке, но они – неудовлетворительны". Побег польской подводной лодки из Таллина свидетельствует о том, что эстонское правительство "или не хочет, или не может поддерживать порядок в своей стране и тем самым ставит под угрозу безопасность Советского Союза". Более того, по нашим данным, эстонцы сами отремонтировали подлодку, заправили ее топливом и организовали побег. В результате в море оказалась подлодка, представляющая угрозу для советского флота (?!). Ситуация, при которой выход из Финского залива находится в "руках других государств", нетерпима. Поэтому Молотов потребовал "заключить военный союз или договор о взаимной помощи, который вместе с тем обеспечивал бы Советскому Союзу права иметь на территории Эстонии опорные пункты или базы для флота и авиации".
Сельтер заметил, что в истории с польской подводной лодкой Эстония в точности придерживалась норм международного права, а упреки и претензии советского правительства тем более непонятны, что СССР и Польша официально не находились в состоянии войны. Министр пытался уклониться от обсуждения пакта о взаимопомощи, ссылаясь на то, что подобный договор идет вразрез с политикой нейтралитета и равных отношений со всеми государствами, а также противоречит германо-эстонскому договору о ненападении. "Договор о союзе с великой державой, – заметил Рей, – легко сможет поставить малое государство в зависимость от великой державы и парализовать ее независимость".
Молотов вновь запечалился о том, какой "большой ущерб судоходству Советского Союза" может нанести "эта лодка", об "отсутствии гарантий", и, наконец, с наслаждением ощущая себя представителем великой державы, жестко отчеканил:
"…20 лет тому назад нас посадили в эту финскую "лужу". Не думаете ли Вы, что это может оставаться навечно? Тогда Советский Союз был бессильным, к настоящему же времени значительно вырос в экономическом, военном и культурном отношениях. Советский Союз теперь великая держава, с интересами которой необходимо считаться. Скажу Вам – Советскому Союзу требуется расширение системы своей безопасности, для чего ему необходим выход в Балтийское море. Если Вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется искать для гарантирования своей безопасности другие пути, может быть, более крутые, может быть, более сложные. Прошу Вас не принуждать нас применять силу в отношении Эстонии".
Естественно, не в подводных лодках было дело. Ни одной польской субмарины на Балтике к этому времени не осталось: три лодки были интернированы в Швецию, "Волк" пришел в английскую базу Розайт, героический экипаж "Орла", пользуясь нарисованной по памяти "картой" и "Реестром маяков", через минные поля и немецкие дозоры прорывался через проливы в Северное море. Похищенные эстонские стражники живыми и невредимыми нашлись на острове Готланд, куда они любезно были высажены поляками, и теперь раздавали интервью о самом большом в своей жизни приключении. Но любой агрессор оправдывает свои действия угрозой собственной безопасности и своими шкурными, простите, геополитическими интересами. "С Германией у нас дружественные отношения, – заявил Молотов, – но на Балтийском море могут вдруг появиться и угрожать Советскому Союзу силы других великих держав, например, Англии. События показали, что безопасность флота Советского Союза недостаточна, и поэтому естественно, что Советский Союз возьмет в свои руки обеспечение этой безопасности". Германия возражать не станет.
Занимательно, что Председатель Совнаркома, поднаторевший в переговорах с нацистами и уже привыкший к тому, что в социалистических государствах все вопросы чудесным образом могут разрешить четыре человека – Сталин, Гитлер, Молотов, Риббентроп, предложил просто позвонить президенту Эстонии, разъяснить ему ситуацию и, не мешкая, подписать договор. Но оказалось, что в "фашистской" Эстонии существует парламент. "Как парламентский министр, – изумился Сельтер, – я обязан проинформировать, кроме президента и правительства, также и парламент, а этого нельзя сделать по телефону". Молотов нехотя согласился, но предупредил, что "это дело срочное. Советую вам пойти навстречу пожеланиям Советского Союза, чтобы избежать худшего. Не принуждайте Советский Союз применять силу для того, чтобы достичь своих целей. Рассматривая наши предложения, не возлагайте надежд на Англию и Германию. Англия не в состоянии что-либо предпринять на Балтийском море, а Германия связана войной на Западе. Сейчас все надежды на внешнюю помощь были бы иллюзиями. Так что Вы можете быть уверенными, что Советский Союз так или иначе обеспечит свою безопасность. Если бы Вы не согласились с нашим предложением, то Советский Союз осуществил бы меры по своей безопасности другим способом, по своему желанию и без согласия Эстонии".
После перерыва эстонской делегации был вручен проект договора о взаимопомощи, а подписание договора о торговле было отложено до следующего визита Сельтера в Москву с ответом на советское предложение. Утром эстонский министр самолетом вылетел домой. На принятие решения отводилось три дня.
Вернувшись в Таллин, Сельтер 25 сентября уведомил о советских предложениях германского посланника и попытался получить поддержку Финляндии и Латвии. Немцы, подтвердив заявления Молотова, сказали, что "германская помощь исключена", и посоветовали удовлетворить советские требования, латыши и финны также предпочли не вмешиваться.
В тот же вечер Сталин и Молотов пригласили в Кремль графа Шуленбурга, сообщили ему о намерении "немедленно взяться за решение проблемы прибалтийских государств" и предложили "разменять" Литву. Вопрос был поставлен весьма своевременно, поскольку именно в этот день вышла директива ОКВ № 4, согласно которой Вермахту следовало: "Держать в Восточной Пруссии наготове силы, достаточные для того, чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления".
Тем временем на границе создавалась советская военная группировка – как и обещал Молотов, СССР готовился, в случае необходимости, "обеспечить свою безопасность" и без согласия прибалтийских стран. Еще 13 августа 1939 года в Ленинградском военном округе началось формирование Новгородской армейской группы, преобразованной затем в 8-ю армию под командованием комдива Хабарова; управление армии разместилось в Пскове. В Калининском военном округе по мобилизации развертывалась 7-я армия под командованием командарма 2 ранга В.Ф. Яковлева, которая 15 сентября также была передана в подчинение Военного совета ЛВО. Директива Ворошилова от 14 сентября определила состав войск прикрытия территории Ленинградского округа на Кингисеппском (11-я стрелковая дивизия, 447-й корпусной артполк) и Псковском (управление 1-го стрелкового корпуса, 49, 56 и 75-я стрелковые дивизии) направлениях. С 25 сентября войска 7-й армии приступили к сосредоточению на латвийской границе, а управление армии передислоцировалось в Идрицу. Тогда же начались разведывательные полеты советских самолетов над Эстонией.
26 сентября в штабе ЛВО была получена директива наркома обороны, согласно которой требовалось "немедленно приступить к сосредоточению сил на эстоно-латвийской границе и закончить таковое 29 сентября 1939 г.". Между Финским заливом и Чудским озером развертывался Отдельный Кингисеппский стрелковый корпус (11-я, 16-я стрелковые дивизии, 35-я танковая бригада), южнее Псковского озера – войска 8-й армии (1-й стрелковый и 10-й танковый корпуса, а также 123-я, 136-я стрелковые, 25-я кавалерийская дивизии, 1-я и 40-я танковые бригады), в районе Себеж, Юхневичи, Клястичи – соединения 7-й армии (2-й, 47, 4-й стрелковые корпуса – восемь стрелковых, одна кавалерийская дивизии, 34-я и 39-я танковые бригады), в состав которой была включена часть войск 3-й армии Белорусского фронта (3-й, 10-й стрелковые, 3-й кавалерийский, 15-й танковый корпуса), сосредоточенных на левом берегу Западной Двины.
Войскам была поставлена задача "нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам, для чего: а) Кингисеппской группой быстро наступать на Везенбург, Тапе, Таллин; б) 8-й армии разбить войска противника и наступать на Юрьев (Тарту) и в дальнейшем – совместно с Кингисеппской группой на Таллин, Пернов (Пярну), выделив для обеспечения своего фланга одну танковую бригаду и 25-ю кавалерийскую дивизию в направлении Валк. В случае выступления латвийских воинских частей на помощь эстонской армии наступать в направлении от Валка на Ригу; в) 7-й армии – прикрыть операции ЛВО со стороны латвийской границы. В случае выступления или помощи латвийской армии эстонским частям, 7-й армии быстрым и решительным ударом наступать по обоим берега реки Двины в общем направлении на Ригу". Балтийский флот должен был "уничтожить эстонский флот", нанести удар "по морским базам" Эстонии и "содействовать наступлению сухопутных войск ЛВО". Ворошилов требовал подготовить план операции к 27 сентября и предупреждал, что "о времени перехода в наступление будет дана особая директива".
28 сентября нарком обороны утвердил представленный план операции против Эстонии, указав, что войскам следует избегать разрушения железнодорожных мостов. В тот же день командующий ЛВО командарм 2 ранга К.А. Мерецков приказал к утру 29 сентября привести КБФ в полную боевую готовность, для того чтобы, получив приказ, нанести удар по военно-морским базам Эстонии, захватить ее флот, не допустив его ухода в нейтральные воды Финляндии и Швеции, поддержать артиллерийским огнем сухопутные войска на побережье и иметь в виду высадку десанта по особому приказу. В случае выступления Латвии следовало захватить и ее флот.
Таким образом, для вторжения в Эстонию к началу октября было сосредоточено 15 стрелковых, 2 кавалерийские дивизии, 7 танковых и 1 стрелково-пулеметная бригада, в которых насчитывалось более 300 тысяч бойцов и командиров, 2760 орудий, 2077 танков, 243 бронеавтомобиля. Красная Армия собиралась войти в Эстонию, независимо от решения, принятого ее правительством.
Со своей стороны эстонская армия под видом осенних маневров также провела ряд мероприятий на случай войны, а на Кингисеппском и Псковском направлениях, как докладывал Ворошилову начальник пограничных войск НКВД И.И. Масленников, "установила орудия в направлении СССР". Сухопутные силы Эстонии имели под ружьем 14 тысяч человек. Телеграмма главнокомандующего вооруженных сил в случае советского нападения требовала действовать в соответствии с планом прикрытия, "инициативно и смело, выполняя всем нам известную задачу – каждому на своем фронте защищать свою землю, государство и народ… Мы войны не начнем, но если противник вторгнется на нашу территорию, тогда – смело навстречу ему".