Штаб люфтваффе в Париже сообщал, что "от 50 до 60 двухмоторных самолетов пролетели" над Шербурским полуостровом и выбросили парашютистов в "районе Кана". Штаб адмирала Теодора Кранке подтверждал приземление британских парашютистов, подчеркивая, что они находятся вблизи одной из береговых батарей, и уточняя, что "часть парашютистов – соломенные чучела". Ни в одном из донесений не было упоминания об американцах на Шербурском полуострове, а в это время одна из морских батарей, расположенная в Сен-Марку над плацдармом "Юта", уже доложила руководству в Шербуре о дюжине захваченных в плен американцах. Через несколько минут после первой информации из люфтваффе сообщили о парашютистах, приземлившихся в Байо. В действительности там никто не приземлялся.
В обоих высших штабах офицеры безуспешно пытались подсчитать красные точки, которыми были усеяны их карты. Офицеры из штаба группы армий "В" звонили своим коллегам в "OB-West", чтобы уточнить ситуацию, и приходили к выводу, что "такого просто не может быть". Когда офицер разведки штаба "OB-West" майор Дортенбах позвонил в штаб группы армий "В", ему сказали, что "начальник штаба оценивает ситуацию как нормальную", а "парашютисты, о которых сообщалось, являются экипажами подбитых бомбардировщиков, которые покинули свои машины".
В 7-й армии так не считали. Около трех часов ночи Пемсель был почти уверен, что началось вторжение в Нормандию. На его картах наличие парашютистов было отмечено на обоих флангах обороняемой армией территории: на Шербурском полуострове и до восточного берега реки Орн. Поступали тревожные донесения с морских баз в Шербуре. С помощью радарной аппаратуры удалось засечь корабли, приближающиеся к берегу.
У Пемселя сомнений больше не было – началось вторжение. Он позвонил Шпейделю. "Высадка десанта, – сказал он, – указывает на начало первой фазы масштабных действий противника; с моря прослушиваются шумы двигателей". Но Пемсель не убедил начальника штаба Роммеля. Ответ Шпейделя, согласно записям телефонных разговоров в журнале 7-й армии, звучал так: "Действия носят локальный характер". В военном журнале слова Шпейделя записаны так: "Начальник штаба 7-й армии полагает, что на данный момент это нельзя рассматривать как масштабную операцию".
В тот момент, когда Пемсель и Шпейдель вели телефонный разговор, последний отряд парашютистов из 18-тысячного десанта приземлялся на Шербурском полуострове. 69 планеров летели вдоль побережья в направлении британской зоны высадки в Ранвилле, неся на борту личный состав, пушки и другое тяжелое вооружение. В 20 милях от берега бросил якорь штабной корабль "Анкон" под командованием контр-адмирала Джона Халла, который должен был руководить выполнением ближайшей задачи операции. За "Анконом" шли транспорты с войсками, которым предстояло первыми высадиться на плацдарм "Омаха".
Но в Ла-Рош-Гийон не предполагали начала масштабной операции союзников, а в Париже в "OB-West" с оценкой ситуации, сделанной Шпейделем, были полностью согласны. Начальник оперативного управления Рундштедта генерал-лейтенант Бодо Зиммерманн, узнав о разговоре между Шпейделем и Пемселем, направил Шпейделю послание следующего содержания: "Оперативное управление "OB-West" считает, что это не широкомасштабная воздушно-десантная операция; более того, согласно данным, полученным от адмирала Кранке, противник выбросил соломенные чучела".
Этих генералов трудно обвинять в том, что они так сильно ошибались. Они были далеко от мест событий и основывали выводы на поступавших к ним донесениях. Данные были отрывочны и неточны, и самые опытные офицеры не могли точно оценить масштаб действий воздушного десанта, поэтому не имели возможности представить общей картины и степени угрозы, исходящей от союзников. Может быть, действия воздушного десанта – это отвлекающий маневр, чтобы высадиться в зоне действия многочисленной 15-й армии в Па-де-Кале, где должно, по мнению большинства, начаться вторжение союзников. Начальник штаба 15-й армии генерал-майор Рудольф Хоффман был в этом так уверен, что позвонил Пемселю и поспорил с ним "на ужин", что главные силы союзников будут действовать именно в зоне 15-й армии. Пемсель ответил: "Это пари, которое ты проспоришь". К этому времени ни в группе армий "В", ни в "OB-West" не было достаточных данных, чтобы прийти к определенному заключению. Они объявили тревогу по побережью и приняли меры против нападения парашютистов. Теперь все ждали дальнейших событий.
На командные пункты по всей Нормандии продолжали потоком поступать донесения. Для некоторых дивизий возникла проблема найти командиров, которые уехали на штабные учения в Ренн. Несмотря на то что большинство из них довольно быстро вернулось в расположения своих соединений, двоих – генерал-лейтенанта Карла фон Шлибена и генерал-майора Вильгельма Фалле, которые командовали дивизиями на Шербурском полуострове, – найти не могли. Фон Шлибен спал у себя в номере гостиницы в Ренне, а Фалле еще ехал в Ренн на машине.
Адмирал Кранке, командующий морскими силами на западе, находился в Бордо с инспекторской проверкой. Его разбудил звонок начальника штаба, раздавшийся в номере отеля. "Около Кана выброшены парашютисты, – сообщили Кранке, – "OB-West" настаивает на том, что это диверсионные акции, а не реальное вторжение, но мы зафиксировали наличие кораблей и полагаем, что это серьезно". Кранке немедленно поднял по тревоге все силы, бывшие в его распоряжении, и направился в свой штаб в Париже.
Одним из тех, кто получил сигнал тревоги в Гавре, был легендарный капитан-лейтенант Генрих Хоффман. Он прославился как командир флотилии торпедных катеров. Практически с начала войны его быстроходные катера атаковали плавсредства противника по всему Ла-Маншу. Хоффман принимал участие в действиях против рейда союзников в Дьеппе и эскортировал немецкие линкоры "Шарнхост", "Гниснау" и "Принц Юген" во время их драматического перехода из Бреста в Норвегию в 1942 году.
Приказ из штаба застал Хоффмана в рубке "Т-28", командирского катера его 5-й флотилии, которая готовилась выйти в море для установки мин. Он немедленно собрал командиров других катеров, все они были молодыми офицерами. Хоффман сказал им, что "это, скорее всего, вторжение", но их это не удивило. Они его ждали. Из шести катеров флотилии в готовности были три, но Хоффман не стал ждать, когда остальные три загрузят торпеды. Через несколько минут три маленьких катера покинули Гавр. На командирском мостике "Т-28", всматриваясь в ночь, стоял тридцатичетырехлетний Хоффман. За ним, повторяя все маневры командира, шли еще два катера. Они шли со скоростью более двадцати трех узлов вслепую навстречу самому мощному из когда-либо собранных флоту.
Они уже были в деле. Но 16 242 человека из личного состава 21-й бронетанковой дивизии находились в состоянии полной готовности и недоумения. Эта дивизия входила ранее в состав знаменитого Африканского корпуса Роммеля. Она дислоцировалась в небольших деревнях и лесах в 25 милях к юго-востоку от Кана и была единственным укомплектованным бронетанковым соединением, способным нанести мгновенный удар по британскому десанту.
Сразу после получения сигнала тревоги офицеры и солдаты неотлучно стояли у своих заведенных танков и автомобилей и ждали команды к выдвижению. Командир танкового полка полковник Герман фон Оппелн-Брониковски не мог понять причины задержки. Командир 21-й дивизии генерал-лейтенант Эдгар Фехтингер разбудил его в начале третьего ночи. "Оппелн, – сказал генерал, – представь, они высадились!" Он кратко ввел Брониковски в курс дела и сказал, что, как только дивизия получит приказ, она должна "немедленно очистить территорию между Каном и побережьем". Но приказ не поступал, и полковник с нарастающим нетерпением и досадой продолжал ждать.
За много миль от танкистов подполковник люфтваффе Приллер получил самый загадочный приказ в своей карьере. Он и сержант Водаржик из его крыла завалились спать в свои койки в расположении опустевшего аэродрома 26-го истребительного крыла около часа ночи. Они с успехом погасили свой гнев в адрес руководства люфтваффе с помощью нескольких бутылок великолепного коньяка. Сейчас сквозь пьяный сон Приллер едва услышал зазвонивший телефон. Он медленно поднялся и, опираясь левой рукой на стол, снял трубку.
Звонили из штаба 2-го истребительного корпуса. "Приллер, – сказал дежурный офицер, – похоже на то, что происходит что-то вроде вторжения; думаю, тебе стоит привести свое крыло в состояние повышенной готовности".
У до конца не проснувшегося, полупьяного Приллера внутри все снова закипело. 124 самолета, находившиеся в его подчинении, улетели далеко от Лилля еще вчера; и сейчас произошло то, чего Приллер больше всего боялся. Язык, на котором, по его воспоминаниям, он характеризовал действия и приказы 2-го истребительного корпуса и руководства люфтваффе в целом, был непечатным. Перед тем как бросить трубку, он проорал: "Кому я должен объявлять повышенную готовность? Я готов. Водаржик тоже! Но вы знаете, болваны, что у меня только два самолета!"
Через несколько минут телефон снова зазвонил. "Что еще?" – спросил Приллер. Звонил тот же офицер. "Дорогой Приллер, – сказал он, – произошла ошибка. Мы получили неправильную информацию. Все в порядке – никакого вторжения". Приллер пришел в такую ярость, что не смог ответить. Более того, он уже не смог заснуть.
В противоположность сомнениям, неуверенности и нерешительности, проявленным Высшим немецким командованием, солдаты при контакте с противником действовали быстро и решительно. В противоположность генералам из штабов "OB-West" и группы армий "В" они не сомневались, что силы союзников вторглись на континент. Многие из них уже принимали участие в боевых столкновениях с американскими и британскими десантниками. Тысячи других находились в ожидании за береговыми оборонительными сооружениями, готовые отразить вторжение. Они понимали, что случилось, но зависели от обстоятельств и действий противника.
В штабе 7-й армии один из немногих генералов, который знал, что нужно делать, собрал совещание. Генерал Пемсель стоял перед офицерами в ярко освещенной комнате. Говорил он, как обычно, тихим мягким голосом. Точное понимание положения определял смысл слов. "Господа, – сказал он, – я уверен, что вторжение произойдет на рассвете в нашей зоне. Я призываю вас отдать все силы, которые у вас есть".
В сотнях миль от штаба 7-й армии находился человек, который полностью согласился бы с Пемселем, выигравший много сражений благодаря способности видеть реальную ситуацию сквозь противоречивые факты. Но этот человек мирно спал. В штабе группы армий "В" положение не казалось таким серьезным, чтобы беспокоить фельдмаршала Эрвина Роммеля.
Глава 6
Парашютистам уже было доставлено первое подкрепление. В районе выброски парашютистов 6-й британской дивизии приземлились 69 планеров, 49 из которых попали на приготовленную полосу. (Первая группа планеров приземлилась раньше – отряд под командованием майора Ховарда, захвативший мосты, – а за ней небольшая группа планеров, доставивших тяжелую технику.)
"Поезд", состоящий из 69 планеров, был основным. Перед его посадкой саперы успели проделать большую работу. У них не было достаточно времени, чтобы полностью очистить от различных препятствий посадочную полосу, но достаточно, чтобы взорвать препятствия с помощью динамита. После приземления планеров картина была ужасной. Повсюду валялись искореженные планеры: обломанные крылья и хвосты, сплющенные кабины. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь остался в живых после такого приземления. Но жертв, как ни странно, было немного. Во время полета раненых в результате зенитного обстрела было гораздо больше.
С поездом прибыл командир 6-й дивизии генерал-майор Ричард Гейл со своим штабом, новыми подразделениями, тяжелым оборудованием и необходимым противотанковым вооружением. Люди выбирались из поломанных планеров, ожидая, что сразу попадут под вражеский огонь, но вокруг была пасторальная тишина. Сержант Джон Хатли, пилотировавший "хорсу", ожидая "горячий" прием, предупредил второго пилота: "Как только мы упадем на землю, сразу выпрыгивай и беги в укрытие". Но признаки войны в виде разноцветных трассирующих очередей наблюдались на значительном отдалении, в районе Ранвилля. Вокруг них люди выгружали из планеров оборудование и затаскивали на джипы противотанковые пушки. Атмосфера после перелета и такой посадки была почти веселой. Хатли с товарищами, которых он привез, перед тем как отправиться в сторону Ранвилля, забрались в деформированную кабину и выпили по чашке чаю.
На другом краю нормандского побережья на Шербурском полуострове первые американские планерные поезда тоже собирались садиться. На месте второго пилота в головном планере 101-й дивизии сидел помощник командира бригадный генерал Дон Пратт, которого в Англии так испугала брошенная на его постель фуражка. Пратт, по словам очевидцев, перед первым для него полетом вел себя как "беспечный школьник". Караван состоял из 52 планеров, которые в связке по четыре тянули "дакоты".
В планерах находились джипы, противотанковые пушки, медицинская служба дивизии и даже небольшой бульдозер. На носу головного планера было крупно нарисовано "№ 1". Огромный "Кричащий орел" – эмблема 101-й дивизии – и американский флаг декорировали брезентовые кабины пилотов. Летящий в первой связке помощник хирурга Эмиль Наталле смотрел на рвущиеся под планером снаряды и горящую технику. Он видел "стену огня, которая нас приветствовала". Связанные с самолетами планеры болтало из стороны в сторону и несло через сплошной огонь зениток.
В отличие от парашютного планерный десант заходил на полуостров с востока. Через несколько секунд после того, как они прошли над берегом, появились посадочные огни в районе Хесвилля в 4 милях от Сен-Мер-Эглиз. Один за другим отсоединились трехсотярдовые канаты, и планеры начали снижаться. Планер, на котором летел Наталле, проскочил зону посадки и врезался в "аспарагус Роммеля" – специально вкопанные против планеров тяжелые столбы. Сидя в джипе внутри планера, Наталле с ужасом видел через маленькие окошки, как у планера отвалились крылья, как продолжают мелькать столбы. Затем раздался треск и планер раскололся пополам – прямо за джипом, в котором сидел Наталле. Он потом вспоминал: "…поэтому очень просто было выбраться".
На небольшом расстоянии от развалившегося планера лежал искореженный "№ 1". Он приземлился на покатую лужайку, тормоза не смогли удержать его при скорости 100 миль в час, и он врезался в лес. Наталле нашел пилота, которого выбросило из кабины, на земле в лесу со сломанными ногами. Генерал Пратт погиб мгновенно, раздавленный смятой рамой кабины. Он был первым генералом из участников событий, погибшим в день "D".
Пратт был одной из немногих жертв 101-й дивизии. Почти все планеры дивизии приземлились на посадочное поле или рядом с ним у деревни Хесвилль. И хотя большинство из планеров были разрушены, груз в большинстве своем уцелел. Это был большой успех. Немногие пилоты имели за спиной больше трех-четырех тренировочных приземлений, да и те выполнялись в дневное время.
101-я дивизия в целом десантировалась довольно успешно, чего нельзя сказать о 82-й дивизии. Неопытность пилотов стала главной причиной потери большей части планерного поезда, состоявшего из 50 летательных аппаратов. Менее половины нашли зону приземления, расположенную к северо-западу от Сен-Мер-Эглиз; остальные врезались в лесозащитные полосы и строения, утонули в реках или сгинули в болотах долины Мердере. Оборудование и техника были разбросаны на много миль вокруг. Жертвы были очень большими. 18 пилотов были убиты в течение своего краткого, длившегося десятки минут полета. Один из планеров, который нес десантников, пролетел над головой капитана Роберта Пайпера, адъютанта 505-го полка, который так описал картину: "…он сбил дымовую трубу, свалился в сад, пропахал по нему и врезался в стену; я не услышал даже стона в этой жуткой катастрофе".
Планеры 82-й дивизии разбросало на огромной территории. Сбор и спасение незначительного числа уцелевших пушек и другого снаряжения заняли несколько часов. Теперь им предстояло проводить боевые операции, применяя в основном личное оружие. Но для парашютистов это была обычная ситуация, они готовы были сражаться и ждать прибытия подкрепления.
Парашютисты 82-й действовали в тылу противника. Их задачей было удерживать мосты через реки Дув и Мердере. У них не было автомобилей, противотанковых пушек, было несколько базук, пулеметов и минометов. Хуже всего было то, что у них не было связи. Они не знали, что происходит вокруг, какие позиции захвачены. Нелегко приходилось и парашютистам 101-й дивизии, хотя им посчастливилось спасти большую часть оружия и оборудования. Солдаты обеих дивизий, будучи разбросанными на большом пространстве, небольшими отрядами начали атаковать и захватывать свои объекты.
В Сен-Мер-Эглиз местные жители из-за закрытых окон наблюдали, как по пустынным улицам города осторожно передвигаются парашютисты из 505-го полка 82-й дивизии. Церковный колокол уже молчал, а на колокольне висел парашют рядового Джона Стила. Мерцающие огни углей, образовавшихся на месте сгоревшей виллы, подсвечивали красноватым светом деревья на площади. Тишину, царившую в городе, нарушил звук одинокой пули, выпущенной снайпером.
Подполковник Эдвард Краузе ожидал встретить серьезное сопротивление, но, кроме отдельных снайперов, в городе не осталось солдат немецкого гарнизона. Парашютисты Краузе использовали создавшуюся ситуацию: заняли важнейшие здания, установили на дорогах блок-посты и пулеметные точки, перерезали телефонную и телеграфную связь. Маленькими группами, передвигаясь, как тени, от двери к двери, они занимали прилегающие к центральной городской площади Эглиз улицы и переулки.
Обойдя здание церкви, Вильям Такер вышел на площадь и установил за деревом свой пулемет. В лунном свете он увидел почти рядом с собой парашют и тело убитого немца. На противоположной стороне площади в разных позах лежали тела других жертв ночного боя. Такер сел и попытался представить себе, что здесь недавно произошло. Вдруг ему показалось, что он не один, рядом кто-то стоит. Подхватив тяжелый пулемет, он сделал несколько шагов. На уровне глаз перед ним появились медленно раскачивающиеся десантные ботинки. Такер отпрянул назад. На дереве висел мертвый парашютист; его раскрытые глаза смотрели на Такера.