В негодовании генерал Сикорский решил отданный ему британским флотом крейсер, в порядке протеста против аннексии Восточной Польши, назвать "Лемберг". Британское правительство с большим трудом отговорило Сикорского от этого провокационного жеста. С другой стороны, британцы поддерживали польское правительство в его претензии на аннексированные Советским Союзом – а пока оккупированные немцами – территории Восточной Польши.
Результатом этих неутешительных событий стало напряжение между польским ссыльным правительством и советским правительством, так же как и между Лондоном и Москвой.
Англичане сидели между двумя стульями.
14 ноября 1941 года польский посол в Москве Кот обратился непосредственно к главе Советского государства Сталину. Он потребовал точной информации о судьбе 8000 польских офицеров. Сталин отговорился, что ничего об этом не знает. Однако, чтобы сохранить престиж, он вызвал шефа НКВД Берию. Кот наблюдал, как Сталин беседовал с Берией, но по лицу Сталина ничего нельзя было прочитать. Он только внимательно выслушал разъяснения Берии, после чего кратко попрощался с польским послом.
3 декабря 1941 года глава ссыльного польского правительства лично обратился к Сталину и потребовал информации об исчезнувших поляках.
На этот раз Сталин не уклонился от беседы. Нет, у генерала Сикорского нет повода для беспокойства. Польские офицеры не попали в руки немцев. Перед падением Смоленска они были эвакуированы и размещены в лагерях в дальневосточной части Советского Союза. Но только эти офицеры не испытывали доверия к Советскому Союзу и потому скрылись, перейдя маньчжурскую границу. Вот так! Все 8000 человек, как один.
Польские семьи в Англии и Швейцарии, тщетно ожидавшие вестей от своих интернированных в Советском Союзе родственников, пришли в отчаяние.
Где Ян, 28-летний ротмистр, чья жена и двое детей жили в Швейцарии? Почему он не пишет? Что произошло?
Где дедушка Александр, 60-летний полковник? Хорошо ли он перенес бегство в Маньчжурию?
Известий не было. Ни из Советского Союза, ни из Маньчжурии, ни из других стран. Судьба 8000 польских офицеров оставалась неизвестной.
До 13 апреля 1943 года. В этот день стало ясно, где находится 4100 человек – элита польской армии. Немецкое радио сообщило, что в районе Катыни, расположенной в окрестностях Смоленска, обнаружена могила. Братская могила, в которой захоронено 4100 польских офицеров, скованных по рукам и ногам и умерщвленных выстрелами в затылок.
Немецкое правительство заявило, что 4100 польских офицеров были убиты русскими. В западных и нейтральный странах этому утверждению сначала не поверили. Было известно, что зондеркоманды СД и немецкой полиции вели на всей территории Восточной Европы массовые расстрелы, а жертвы – в основном евреев и коммунистов – хоронили в братских могилах. Очевидно, говорили себе люди, на совести СД или полиции и эти польские офицеры.
Но немецкое правительство продолжало утверждать обратное. Немцы собрали медицинских экспертов из нейтральных стран и поручили им проанализировать ход событий и установить истину.
Врачи и журналисты со всей Европы съехались в Катынь. Тела расстрелянных были осмотрены и исследованы. Врачам пришлось нелегко, поскольку тела подверглись разложению и испускали ужасное зловоние. При вскрытии было установлено, что польские офицеры были расстреляны весной 1940 года, то есть еще до немецкой оккупации. Записи в дневниках и письма, найденные в вещах погибших, подтверждали тот факт, что массовый расстрел произошел весной 1940 года.
Глава польского правительства в Лондоне генерал Сикорский никогда не верил Сталину. Однако такое неслыханное обвинение требовало неопровержимых доказательств. И он обратился в Международный Красный Крест в Женеве с просьбой исследовать тела польских офицеров и точно установить дату смерти. Кроме того, он поручил польскому послу в Москве потребовать от советского правительства разъяснений относительно катыньского дела.
Советское правительство отрицало расстрел польских офицеров. И оно не могло объяснить, где находятся остальные 3900 человек.
Польское правительство посчитало установленным факт, что элита польской армии была расстреляна русскими. Оно прервало отношения с русским правительством. Хотя британское правительство пыталось выступить в роли посредника между поляками и русскими, но успеха не добилось. Разрыв между поляками и русскими был окончательным. Британское правительство, хорошо знавшее, в каком лагере следует искать катыньских убийц, предпочло отмалчиваться. Между прочим, именно в те дни в Персии были сформированы три польские дивизии под командованием польского генерала Андерса.
Столь явная позиция еще больше разожгла недоверие, которое Сталин питал к своим английским и американским союзникам. Отношения между Англией и США, с одной стороны, и Советским Союзом, с другой, становились день ото дня напряженнее. Кризис приближался.
В ставке фюрера царило тревожное настроение.
Гитлер решил начать наступление. Он желал добиться решающего разгрома Красной армии, который разрушил бы союз между Советским Союзом и западными державами.
Наступать он решил в районе Курска. Там советский фронт изгибался дугой протяженностью около 200 километров, вдаваясь на 100 километров в глубь немецких позиций. Группа армий "Центр" должна была атаковать из района южнее Орла на юг, а группа армий "Юг" – из района Белгорода на север. В районе Курска оба атакующих клина должны были встретиться, отрезать находившиеся на фронтовой дуге советские войска от тыловых связей и уничтожить их.
Генерал-полковник Цейтцлер, руководивший Генеральным штабом армии, выступал за наступление. Он также считал, что должно быть сделано все возможное для навязывания русским своих правил игры. Однако Цейтцлер придерживался мнения, что наступление на Курск должно начаться как можно скорее, лучше всего уже в апреле. Цейтцлер указывал на то, что каждый день промедления идет на пользу русским, ибо с каждым днем их фронт в районе Курска становится все сильнее.
В этом вопросе Гитлер придерживался противоположного мнения. Он был уверен, что не следует начинать слишком рано; прежде всего, пожалуй, он хотел дождаться, чтобы к наступлению были подготовлены новые улучшенные танки.
Так прошли последние дни апреля. Наконец, 4 мая Гитлер вызвал в Мюнхен командующего группой армий "Центр" фельдмаршала фон Клюге, командующего группой армий "Юг" фельдмаршала фон Манштейна, министра вооружений Шпеера и генерал-инспектора танковых войск Гудериана, чтобы обсудить план наступления. Кроме них на совещании присутствовал генерал-полковник Модель. Гитлер прочил его командующим северного крыла войск (в роли ударной выступала 9-я армия), которое должно было наступать из района Орла – к Курску.
Модель был против наступления. Он говорил, что советские войска на Курской дуге чрезвычайно сильны. Особенно надежно защищены фланги. Они так хорошо оснащены противотанковым оружием, что немецкий удар приведет только к слишком высоким потерям, недопустимым потерям.
У русских имелось две причины устроить здесь глубоко эшелонированную оборону. Район Курска прямо-таки напрашивался в качестве идеальной наступательной цели для немцев, а для русских являлся трамплином для собственного наступления с великолепными перспективами. Кроме того, на этом участке фронта находились лучшие советские военачальники, имевшие исключительные тактические способности – генералы Конев и Ватутин.
Модель был категорически против намерения Гитлера нанести противнику на Курской дуге удары с флангов. Это неправильно, считал он, пытаться прорвать фронт на его самых укрепленных участках. Удар следует наносить на самых слабых участках. А лучше всего было бы вообще воздержаться от атаки. Для подтверждения своей позиции Модель представил аэрофотоснимки, на которых были отчетливо видны глубоко эшелонированные масштабные советские позиции.
Тут вмешался генерал-фельдмаршал фон Клюге и заявил, что аэрофотоснимки, представленные Моделем, не доказывают силу советской обороны. На снимках в основном старые и оставленные позиции, сохранившиеся от прежних сражений.
Дискуссия разгорелась нешуточная. Модель продолжал утверждать, что атака на Курск приведет только к очень высоким потерям. Гитлер пребывал в нерешительности. Начальник штаба группы армий "Центр" требовал начать наступление немедленно или отказаться от него вообще. Однако Гитлер никоим образом не желал отказываться от операции "Цитадель" – атаки на Курской дуге. Но он не предполагал начать ее немедленно. Наступление должно было начаться, только когда появятся новые танки.
Под новыми танками имелись в виду "Пантера", "Тигр" и сверхтяжелый "Фердинанд", разработанный профессором Порше. Они могли, по мнению Гитлера, обеспечить победу на Курской дуге. Генерал-полковник Гудериан считал, что они должны составить костяк новых немецких танковых частей.
Гудериан в конце февраля 1943 года был назначен генерал-инспектором немецких танковых войск, после того как Гитлер зимой 1941 года освободил его от командования 2-й танковой армией.
Немецкие танковые войска нуждались в срочной реорганизации. Во время военных кампаний в Польше, Франции, Норвегии и Греции немецкие танковые части значительно превосходили соответствующие подразделения противника. После вторжения в Советский Союз оказалось, что русские имеют в своем распоряжении танки, которые в плане вооружения и брони лучше, чем немецкие. То же самое касалось и танков, которые после высадки союзников в Северной Африке появились на Юго-Западном театре военных действий.
Легкие и средние немецкие танки также уступали противотанковой обороне противника. И наконец, противотанковые орудия не были равными соответствующим орудиям противника.
Получилось так, что в последние военные годы немецкие бронетанковые войска понесли слишком серьезные потери, и реорганизация стала неизбежной.
Генерал-полковник Гудериан приступил к работе со свойственной ему энергией. Он собрал штаб из проверенных старых танкистов, а в лице надежного офицера-танкиста полковника Томале нашел идеального начальника этого штаба.
25 марта 1943 года ОКХ расформировало инспекцию "моторизованных войск" и с 1 апреля 1943 года переименовало их в "танковые войска".
Генерал-полковник Гудериан незамедлительно сформулировал инструкции по расстановке танковых войск. Он приказал использовать легкие и средние танки только как разведывательные транспортные средства. Танки типа "Панцер III и IV", которые до того времени использовались на фронтах, следовало постепенно вывести для установки на них нового вооружения.
Одновременно немецкая промышленность лихорадочно работала над изготовлением "Тигров" и "Пантер".
Однако реорганизацию бронетанковых войск невозможно было осуществить в течение нескольких недель. Гудериан составил программу, предложил меры по рационализации и в конце концов пришел к выводу, что располагает временем по крайней мере до начала 1944 года, чтобы создать новые мощные танковые войска.
Однако Гитлер категорически настаивал на том, чтобы новые танки участвовали в операции "Цитадель", причем в количествах, сводивших на нет все усилия Гудериана по реорганизации войск.
Тогда Гудериан предпринял последнюю попытку. На совещании 4 мая он предложил Гитлеру отказаться от проведения операции "Цитадель". Он, как и Модель, был уверен, что в этом сражении немецкие танки понесут слишком большие потери. Кроме того, следовало подготовить танковые резервы для ожидаемого в ближайшем будущем вторжения союзников во Францию. Только с помощью танков можно будет остановить, а где возможно, и оттеснить назад войска союзников.
Министр вооружений Шпеер поддержал Гудериана, подчеркнув, что новые танки еще не до конца испытаны. Если их сейчас ввести в бой, необходимо будет считаться с возможностью потерь из-за технических неисправностей.
В середине мая Гитлер устроил в рейхсканцелярии новое совещание. Присутствовали фельдмаршал Кейтель, Заур – чиновник из министерства вооружений и генерал-полковник Гудериан со своим начальником штаба.
Гудериан снова поднял вопрос о необходимости отказаться от операции "Цитадель". В конце он задал прямой вопрос:
– Почему вообще вы хотите в этом году наступать на востоке?
За Гитлера ответил фельдмаршал Кейтель:
– Нам это необходимо по политическим мотивам.
Гудериан возразил:
– Вы думаете, люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, в наших он руках или нет. Я повторяю вопрос: почему вообще вы хотите наступать на востоке именно в этом году?
На это Гитлер ответил буквально следующее:
– Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинает болеть живот.
Но на отмену операции "Цитадель" Гитлер в последний момент все же не смог решиться.
Игральная кость упала, и время пошло.
Это впечатление было и у начальника штаба армии генерал-полковника Цейтцлера, когда он в середине мая убеждал Гитлера, что операция "Цитадель" должна быть начата самое позднее в первые дни июня. А каждый лишний день означает невосполнимую потерю времени и даст русским возможность укрепить свои позиции на Курской дуге.
Генерал-полковник Йодль советовал следовать концепции фельдмаршала фон Манштейна, согласно которой необходимо было дождаться летнего наступления русских и в кульминационный момент наступления ударить свежими силами по утомленным советским войскам.
Яснее всех выразился генерал-полковник Модель, которому предстояло возглавить северную ударную группу и повести ее в направлении Курска. Он сказал:
– Я против этого наступления, потому что не могу с парой людишек вести войну.
Цейтцлер возразил:
– Но ведь это наступление – приказ фюрера.
– Я не собираюсь в этом участвовать. Скажите это фюреру. Я не намерен рисковать своей репутацией и делать то, что с самого начала является бессмысленным и будет стоить много ценных человеческих жизней.
А Гитлер тем временем принял решение в пользу преобладающих политических соображений. Все они снова и снова возвращались к развалу союза между западными державами и Советским Союзом. Он был убежден, что западные союзники прекратят любую дальнейшую помощь Советам, поскольку втайне их боятся. Гитлер желал нанести Советскому Союзу такой разрушительный удар, чтобы власть имущие в Кремле оказались вынужденными выйти из войны. Он основывал свои планы на том, что недоверие между Советами и западными союзниками, значительно усилившееся в эти недели, станет еще глубже.
После ужасной находки в Катыни и краха польско-советских связей в Кремле поняли: необходимо что-то предпринять, чтобы покончить с недоверием англичан и американцев. И в середине мая было принято решение в качестве доказательства "дружественных намерений" Советского Союза и как уступка западным союзникам распустить Коминтерн. Тем самым Сталин хотел показать, что он отрекся от идеи мировой революции и готов строить коммунизм в рамках одной страны – Советского Союза. В то же время он надеялся, что западные союзники летом текущего года наконец откроют второй фронт в Западной Европе, что несколько снимет нагрузку с Красной армии.
Но пришло лето, и западные союзники дали понять, что на организацию второго фронта в этом году рассчитывать не стоит.
По этой причине недоверие в Кремле значительно выросло. На этот раз принять меры, чтобы развеять или хотя бы смягчить подозрения русских, предстояло американскому президенту Рузвельту. Он отправил к Сталину посла Дэвиса, чтобы тот передал личное приглашение американского президента на общую встречу.
Сталин заставил себя долго уговаривать, и послу Дэвису пришлось призвать на помощь все свое красноречие, прежде чем Сталин в конце концов обещал прибыть на личную встречу с президентом Рузвельтом 15 июля. Казалось, страсти улеглись. Все же в конце июня 1943 года Сталин послал британскому премьеру Уинстону Черчиллю очень злую телеграмму.
В ней он требовал немедленного открытия второго фронта в Европе. Одновременно он напомнил Черчиллю обо всех его обещаниях, которые тот давал относительно открытия второго фронта в течение года, но не выполнил. При этом он использовал выражения, которые доселе в дипломатической переписке не считались употребительными.
Черчилль ответил ничуть не менее откровенным посланием.
На это Сталин тотчас отреагировал, отозвав из Лондона советского посла Майского. Советский посол в Вашингтоне Литвинов тоже получил приказ вернуться в Москву. Одновременно Сталин отчетливо дал понять, что личную беседу с президентом Рузвельтом считает отложенной на неопределенное время.
В столицах западных союзников воцарилось вполне обоснованное беспокойство.
"Выйдет ли Советский Союз из войны?" – спрашивали в Лондоне.
"Решится ли Сталин на сепаратный мир с Гитлером?" – тревожились в Вашингтоне.
Отношения между западными державами и Советским Союзом вступили в самую острую фазу.
Намерение Гитлера провести операцию "Цитадель" по-прежнему стояло на повестке дня.
А тем временем русские еще более укрепили свои позиции на Курской дуге. Особенно на обоих флангах, где и должно было начаться немецкое наступление. Туда они стянули сильные войска и сконцентрировали большое число противотанковых орудий. Немецкие самолеты-разведчики постоянно кружили над этим участком. Аэрофотосъемка совершенно отчетливо показала, что русские ожидают здесь немецкого наступления, причем в самое ближайшее время.
За ночь, словно из-под земли, вырастали новые артиллерийские позиции русских. Днем и ночью велось укрепление деревень, рылись противотанковые рвы, сооружались уличные заграждения.
На Курскую дугу непрерывно шли русские танки, саперные и стрелковые части.
Одновременно на немецкой стороне фронта в расположении группы армий "Юг" начали приниматься меры, имевшие целью отвлечь внимание противника от приготовлений к наступлению немцев на Курской дуге, сконцентрировав это внимание на действиях группы армий "Юг".
За линией фронта группы армий "Юг" началось передвижение сильных танковых формирований – они симулировали активность. Саперы готовили десантные катера и понтоны. Немцы надеялись, что эти приготовления не укроются от воздушной разведки русских. К тому же немецкие самолеты-разведчики постоянно кружили над советскими позициями, расположенными напротив группы армий "Юг", инсценируя напряженную разведывательную деятельность. И наконец, велись оживленные переговоры по радио, рассчитанные на перехват русскими.
Слухи о предстоящем наступлении группы армий "Юг" на восток вовсю циркулировали в войсках. Тем самым немецкое командование намеревалось распространить ложную информацию о наступлении среди местного населения, которому, вопреки всем предостережениям и наставлениям, солдаты часто выдают сведения и пункте назначения и так далее обычно благодаря непреднамеренной болтливости. А уж потом советские агенты сделают все остальное, чтобы полученные от местного населения данные передать дальше.
В расположении группы армий "Центр" тоже велись обманные маневры. Днем войска отводились с фронта на другие позиции. Среди немецких солдат распространилась информация, что в июне группа армий "Центр" начнет наступление в восточном направлении. И среди русского населения распускались слухи о предстоящем наступлении группы армий "Центр" на восток. Немцы надеялись, что об этом услышат советские агенты и передадут информацию своему командованию.