Ночь я не спала. Часто уходила в ванную и там тихо плакала. Около пяти утра написала записку дочкам, что хочу отлучиться на пару дней по делам, собрала сумку и вышла из квартиры. До Рязани доехала на электричке, оттуда до Солотчи ходил автобус. Ехать было всего около двадцати километров. Меня удивило количество людей. Автобус набился битком, многие были с удочками, одеты по-походному. Перевозбужденные дети и собаки дополняли картину. Мне удалось занять местечко на заднем сиденье в самом углу. Рядом со мной пристроилась бабуля в аккуратном синем ситцевом платье и голубом платке. Она глянула на меня пронзительно-синими глазами, совершенно не выцветшими от возраста и казавшимися еще ярче от кирпично-красного загара и голубого платка, и радостно заулыбалась.
– Отдыхать в наши края, дочка? – спросила она.
Я молча кивнула.
– А я ныне в Рязань ездила, сынок у меня там шоферит, так его проведывала. Невестка там же и внучок. Хотела внучка к себе забрать на каникулы, он в институте, так сейчас каникулы, да он чтой-то воспротивился. Но пообещал, что непременно позже будет. И столько денег я издержала в этой Рязани! Совсем гомонок опустел.
Я слушала ее неторопливую напевную речь, почти не вникая в смысл, и молча кивала.
– А сынок мне дал, – с гордостью добавила она. – Хороший он, всегда мне помогает. А мне на дрова надоть. Сейчас как раз возят по дворам. Две машины, что ли, взять на этот год, а? А внучок приедет и исколет. И нанимать никого не стану. Да? – спросила она и задумчиво на меня посмотрела.
Я улыбнулась и пожала плечами. Потом спросила, как добраться до нужной мне деревни.
– Так на перекладных ехай, – ответила бабуля. – Туда автобус раз в неделю ходит, по понедельникам, а ныне у нас среда.
– Как – раз в неделю? – расстроилась я. – А местные жители?
– Ноне все богатые, – улыбнулась она, – все на машинах. Да и кому там особо ездить? Деревня, конечно, хорошая, места знатные, там озеро большое, рыбы много, но живут старики, молодежь ныне вся в город устремляется, сама поди знаешь.
Я сразу представила Ника в какой-нибудь избушке среди стариков и погрустнела от жалости к нему, захлестнувшей сердце.
– Хотя чего я тебя путаю, – спохватилась бабуля. – Да ведь эта деревня знаменита своей кузницей! Вот же голова моя старая! Туда едут аж из самой Рязани. Мастера там знатные! У нас тут в Солотче даже выставки устраивают. Шибко красивые вещи продают, подсвечники там, лампы, наборы для печек и всякое другое. У нас тут отдыхающих круглый год полным-полно. Ты вот что, девонька, на остановке поспрошай, может, кто туда и поедет, так тебя и прихватят.
Когда мы приехали, я помогла бабуле выбраться из автобуса и стала прощаться. Но она отчего-то прониклась ко мне симпатией и развила бурную деятельность.
– Ты пока постой тут, девонька, – командовала она, поставив свою сумку мне под ноги, поправляя платок и оглядываясь по сторонам. – Я сама поспрошаю. Может, кто из наших туда поедет, мало ли! А не найдем никого, так пока у меня переночуешь. Я тут неподалеку обитаю, за монастырем нашим женским. Немного пройти, спуститься с пригорка, там мой дом и находится.
Я даже немного растерялась от такой активности. Бабуля вперевалочку, но довольно быстро направилась к магазину, видневшемуся неподалеку. Я заметила, что возле него припаркованы несколько легковых машин. Она скрылась в магазине, а я стала осматриваться. За небольшой площадью, на которой все еще стоял наш автобус, виднелись высокие сосны. Между их стройных стволов в приличном отдалении я заметила какие-то белые стены. Позолоченные кресты, поблескивающие над зелеными кронами, говорили о том, что это какой-то монастырь. За низким зданием магазина также виднелся сосновый лес, а чуть левее начиналась узкая улочка с деревянными домами, палисадниками, кустами сирени и собаками, лежащими практически у каждых ворот. Когда народ, ехавший с нами в автобусе, постепенно разошелся, площадь опустела, стало тихо. Я услышала пение птиц, шум ветра в кронах деревьев и вдохнула полной грудью вкусный чистый воздух.
"А здесь хорошо, – подумал я, прищурившись и подняв голову. – Недаром сюда едут отдыхать даже из Москвы".
Но тут я вспомнила, зачем сама сюда явилась, и сильное волнение обожгло душу.
"Ник где-то здесь, рядом, – подумала я, – всего в нескольких километрах. И что я ему скажу? Ну не дура ли я? Явилась, хотя меня никто не звал! И как я объясню свое появление его родственникам? Кто я ему? Разница в возрасте очевидна, и деревенские меня вряд ли поймут. Это вам не Москва!"
Я закрыла глаза и мгновенно увидела лицо Ника, его длинные кудрявые черные волосы, гладко зачесанные назад, продолговатые светло-карие глаза с оливковым оттенком, яркие пухлые губы с приподнятыми вверх кончиками. Я даже почувствовала аромат его парфюма, прикосновение его рук, услышала его голос, говорящий мне о вечной любви. И невольно начала улыбаться, погружаясь в то сияющее счастье, которое он всегда приносил мне.
– Девонька, айда! – услышала я громкий голос бабули и открыла глаза.
Она махала мне рукой, стоя у довольно грязной "Нивы". Я подхватила ее сумку и пошла к машине.
– Вот как славно! – радовалась бабуля. – Петруньку встретила в магазине. А он как раз туда едет. Так что тебе везенье, касатушка. С им и договаривайся.
– Спасибо вам за все, – улыбнулась я, отдавая ей сумку. – Прощайте!
– Удачного пути, – заулыбалась бабуля. – Ежели что не так, то возвертайся сюда в Солотчу. Тут хорошо отдыхается. А я почитай каждый день в магазин хожу, может, и встретимся. Спросишь бабушку Лизавету у продавщицы, она тебе все и скажет.
– Обязательно, – улыбнулась я и забралась в машину.
За рулем сидел рыжий, весь в крупных коричневых веснушках парень на вид лет двадцати пяти. На мой вопрос о плате за проезд он только хмыкнул и пожал плечами, сказав "сколько не жалко".
– А вы там к кому? – спросил Петрунька, когда мы поехали.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я не знала ни фамилии родственников Ника, ни точного адреса, поэтому после небольшого раздумья ответила, что наслышана о мастерстве местных кузнецов, поэтому еду в кузницу.
– Так и я туда! – явно обрадовался он. – Дед Михей, он там главный мастер, моему дяде сродный брат, так что родня моя. У него там целое дело. Еще два кузнеца работают и недавно подручного взяли, какого-то парнишку. Красивые штуки они делают, сами увидите! Из Москвы даже приезжают. И заказов много по Интернету.
– А там что, и Интернет имеется? – изумилась я.
– Там-то нет, – засмеялся Петрунька. – Но офис в Солотче. Они и заказы принимают, и дизайн для заказчиков по желанию разрабатывают – все на компьютере, и рекламу на сайтах дают. Два раза в год выставки-продажи организуют, и не только у нас в Солотче, но и в Рязани. Так что все серьезно, это вам не ранешнее время!
Когда мы въехали в деревню, я растерялась. Она оказалась не такой маленькой, как я думала, хотя и состояла, в основном, из одной улицы. Но так как эта улица тянулась вдоль невысокого, но длинного холма, являющегося, по сути, высоким берегом речушки, то и деревня была такой же длинной. С одной стороны высился сосновый лес, речка выглядела узкой и заросшей камышом и какими-то пушистыми кустами, дома были деревянными, с нарядными палисадниками, покрашенными почему-то в ультрааквамариновый цвет. Разницу составляли лишь деревянные украшения. У кого-то это были белые звезды, на другом палисаднике я увидела желтые и красные деревянные цветы, на следующем – серых целующихся голубей. Ставни также выглядели нарядно. Многие были в искусных резных узорах. Мы ехали по улице, собаки дружно лаяли нам вслед, жители выглядывали из окон или выходили из калиток и провожали машину внимательными взглядами. Я сидела в кабине, буквально трясясь от невыносимого волнения и пристально глядя на дома.
"А ведь в одном из них живет Ник, – метались мысли. – И как мне его отыскать? И что я вообще скажу?"
Петрунька, помня, что я еду в кузницу, ни о чем не спрашивал. И я решила положиться на обстоятельства.
"Сейчас приедем, – успокаивала я сама себя, – познакомлюсь с дедом Михеем, тем более он там главный, скажу, что хочу купить что-нибудь. А там видно будет".
Существует несколько устойчивых и опасных по своей сути стереотипов о любви и любовных отношениях. Вот некоторые из них:
1. "Для полного счастья нужно найти свою "вторую половинку".
Но ведь, если вдуматься, это утверждение рождает у человека ощущение неполноценности. На самом деле мы все – полноценные и вполне самодостаточные, а наших "вторых половинок" вокруг нас очень много, и они есть в любой точке мира.
2. "Если я продолжаю любить, то и моя "вторая половинка" должна меня любить".
Но почему мы считаем, что если я "все еще люблю", то и меня должны все еще любить? Потому что нам кажется, что нашей страсти, нашего состояния души в этот момент хватит на нас обоих, что партнер должен продолжать отвечать взаимностью. И мы его мучаем постоянными упреками и напоминаниями типа "ведь ты обещал меня любить, ведь мы договаривались".
3. "Настоящая любовь вечна и может быть только один раз в жизни".
Но практика показывает, что любой человек может разлюбить и утратить чувства в любой момент. Это может случиться и с тобой. Но это не означает, что ты не полюбишь когда-нибудь вновь.
4. "Счастье длится только миг!", "Счастье может подарить только любимый человек".
Понятно, что счастье не зависит от каких-то внешних обстоятельств, наличия или отсутствия любимого, это – внутреннее состояние. Хочешь быть счастливым, будь им!
5. "Настоящая любовь всегда трагична, потому что на земле нет места взаимному счастью".
А вот этот стереотип, к сожалению, внушили нам многочисленные литературные герои. А ведь поэзия и, зачастую, проза отражают внутреннее и, как правило, редко, счастливое состояние автора, его любовные переживания, личную драму. Энергия несчастной любви сублимируется в энергию творчества, в высокий творческий потенциал. Это неизменный закон написания текстов. Поэта, писателя распирают переполняющие его чувства, некому высказать их, и он выплескивает их на бумагу. Часто творческие люди умышленно (кто-то осознанно, кто-то по наитию) выискивают такие объекты для любви, настраиваются на трагическую любовь-зависимость, чтобы творить. Для них такая любовь – искусственно вызванное состояние, источник творчества. Ведь о том, что хорошо и радостно, читать неинтересно. Читателю нужна романтика, страдания, испытания и преграды, которые преодолевают герои, трагические финалы.
И определенная литература программирует читателя на любовные страдания, любовную зависимость, на принесение себя в жертву во имя прекрасного чувства любви. И чем произведение талантливее, тем более сильное воздействие оно оказывает на подсознание читателя. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Отелло и Дездемона – такие трагические литературные пары можно перечислять до бесконечности. И эта литература, особенно поэзия, романтизирует негативные переживания, трагедию, горе. Те, кто зачитывается подобными стихами и романами, уверены, что именно это и есть высокие чувства, это и есть любовь, что любви без страданий и боли не бывает. И они начинают чувствовать, думать и действовать, как литературные герои. Особенно такие негативные программы опасны для впечатлительных, романтичных, эмоциональных подростков. Вспомнить только нашумевшее произведение Гете "Страдания юного Вертера". Вертер, молодой человек из небогатой семьи, образованный, склонный к живописи и поэзии, без памяти влюбляется в Лотту, старшую дочь княжеского атсмана. Но мало того, что он не подходит ей как человек низкого сословия, Лотта еще оказывается невестой, а затем и женой другого. Неразделенная любовь к Лотте делает Вертера невыносимым для окружающих. С другой стороны, постепенно в душе молодого человека все более укрепляется решение покинуть мир, ибо просто уйти от возлюбленной он не в силах. Вертер застрелился. История проста и банальна, но написана гением. И вслед за этой вымышленной смертью вымышленного героя последовала целая серия самоубийств реальных молодых людей, на которых роман произвел неизгладимое впечатление.
Влюбиться – дело нехитрое. А вот как дальше будет развиваться это чувство, зависит только от вас. Как правило, в причинах своих любовных страданий мы готовы обвинять злую судьбу, сглаз, чужую зависть, сам объект любви и даже весь противоположный пол. И редко кто ищет причину в самом себе. Дело в том, что любовные страдания возникают в состоянии любовной зависимости. Зависимость даже в самом начале отношений – это комплекс негативных чувств, вызывающий сплошное страдание по другому человеку, попытки контролировать каждый его шаг, желание, чтобы он принадлежал только вам навечно и безраздельно. Зависимому становится ничего не интересно в жизни, кроме "любимого", он ни о чем другом не может ни думать, ни говорить, ведь любая тема разговора сводится к "любимому". Без конца обсуждается, что с ним делать, как себя повести, что ему сказать, где он сейчас ходит, чем занимается, как себя чувствует. Для зависимых людей любовь – это страдание.
Но истинная, настоящая Любовь – это светлое, радостное, позитивное чувство. И почему бы вышеперечисленные стереотипы не заменить на следующие:
1. "Я люблю тебя, но каждый из нас свободен во всем".
2. "Я люблю тебя, поэтому полностью тебе доверяю".
3. "Я радуюсь тебе, а ты радуешься мне, нам комфортно вместе – это значит, что мы любим друг друга".
4. "Если тебе будет лучше без меня, я пойму и отпущу тебя с пожеланиями счастья".
В записную книжку
Истинная Любовь – это дарение и получение радости.
Основной составляющей любви является радость, а отнюдь не страдание.
Кузница находилась на краю деревни. Прямо за ней начинался сосновый лес. Я увидела довольно большое кирпичное здание, рядом какие-то деревянные постройки, кованый забор, окружающий территорию, ажурные ворота с каким-то вычурным вензелем, двор со множеством кованых решеток, каких-то оград, крестов. Мужчина в синем спецовочном халате красил одну из решеток в черный цвет. Когда мы въехали во двор, он поднял голову, вглядываясь в машину. Потом что-то крикнул, повернувшись к одной из построек.
– Приехали, – радостно сказал Петрунька, загоняя машину под небольшой навес и ставя ее рядом со стареньким газиком. – Выходите.
Он открыл дверцу.
– А вон и дед Михей! – воскликнул он. – Уже идет!
Петрунька шустро выбрался из машины и быстро пошел навстречу пожилому, но крепкому на вид мужчине с кирпично-красным лицом. Они начали о чем-то оживленно разговаривать, периодически поглядывая в мою сторону.
Ничего не оставалось, как выбраться из машины. Я повесила на лицо дежурную улыбку, так как волнение вновь охватило меня, и направилась к ним. Петрунька, увидев, что я подхожу, радостно осклабился.
– Знакомьтесь, – сказал он и пошел обратно к машине.
– Михаил Игнатьевич, – представился мужчина, приветливо на меня глядя. – А вас, дамочка, как звать-величать?
– Ольга Николаевна, – ответила я. – Наслышана о вашей кузнице.
– Да, мы настоящие художники, – немного хвастливо сказал Михаил Игнатьевич. – А ведь сейчас что? Все уже досыта наелись штамповкой, всем подавай эксклюзив! И это правильно! То, что с душой сделано, что в единичном экземпляре, имеет ни с чем не сравнимую ценность. И у нас заказов хоть отбавляй. А вы откуда, Оленька? – неожиданно ласково поинтересовался он.
– Из Москвы, – ответила я и улыбнулась.
– Далёконько, – вздохнул он. – С дороги-то, поди, голова тяжелая? Вы пока тут походите, подышите, разомнитесь, посмотрите, что есть, а потом побеседуем. Готовые вещи вон в той деревянной пристроечке с коньком на крыше. Там у нас что-то типа выставочного зала. В день-то не по одному приезжают, думали уже, что в деревне целесообразно свой магазинчик открыть. Да маета одна это! Помещение нужно, разрешение, ставку продавца, сами понимаете! Так что подторговываем прямо здесь, в кузне. Негласно, сами понимаете, Оленька, – добавил он и остро на меня глянул.
– Не волнуйтесь, Михаил Игнатьевич, я все поняла, – с улыбкой проговорила я. – Я частное лицо и хочу приобрести что-нибудь лично для себя.
– Вот и славненько, – обрадовался он и расплылся в улыбке.
Лучики морщин побежали от уголков его глаз. Зубы были крепкими и белыми.
"Сколько ему может быть лет? – машинально подумала я, глядя в его темно-карие блестящие глаза. – Тоже мне "дед Михей"!".
– А вот и наш подручный, – сказал он в этот момент. – Он вам все и покажет. Никитка! – громко позвал он. – Покажи наш товар приезжей дамочке.
Я обернулась и обмерла. К нам шел Ник. Я сразу узнала его, хотя это было довольно трудно. Черная курчавая бородка и усы неузнаваемо изменили его юношеское лицо. Волосы, обычно гладко зачесанные назад и блестящие от геля, выглядели спутанными. Их непослушные завитки падали ему на плечи, топорщились в разные стороны и напоминали львиную гриву. Ник был одет в старые кое-где порванные и прожженные брюки черно-серого цвета, стоптанные кирзовые сапоги и плотную черную футболку с длинным рукавом. На его шее болталась красная ситцевая косынка. В руках он держал брезентовые рукавицы.
Странно, что я не потеряла сознание и даже пыталась улыбаться. Ник смотрел в упор, словно не веря своим глазам. Я видела, что он начал кусать губы, с трудом справляясь с волнением.
– Никита, я пошел к малому горну, – сказал в этот момент Михаил Игнатьевич. – Ты тут сам разберешься. До свиданья, Оленька, – повернулся он ко мне.
– Всего доброго, – тихо проговорила я, не сводя глаз с Ника.
Когда Михаил Игнатьевич скрылся в здании, Ник резко повернулся, взял меня за руку и пошел к воротам. Он не сказал ни слова, и я испугалась, что он сейчас выведет меня за территорию и отправит восвояси. Мы молча вышли в открытые ворота, повернули влево и направились вдоль кованого забора по узкой тропинке, сплошь заросшей кудрявой мягкой конотопкой. Я двигалась по этой тропке, а Ник шел рядом, приминая высокие стебли донника и цикория. Запах от летящей пыльцы густо цветущего донника был приторно сладким и сильным, и у меня начала болеть голова. Мелкие мушки, пчелы, златоглазки, комары вылетали из травы, потревоженные нашим движением, и кружились над нами, тонко жужжа и пища. Одна из златоглазок зацепилась за пушистую кудрявую прядку Ника и висела на ней, трепеща светло-зелеными крылышками. Я почему-то упорно смотрела на нее, но не пыталась снять, боясь коснуться даже его волос. Пальцы Ника вспотели и сильно дрожали, но он не выпускал мою руку.