Летом 1917 года интерес к Колчаку проявила и миссия Элиху Рута. Так, почти все источники в полном согласии друг с другом сообщают, что 7 июня 1917 года Колчак познакомился в Севастополе с шестидесятилетним американским контр-адмиралом Джеймсом Гарольдом Гленноном из миссии Рута, в которой Гленнон был главой морской группы.
Когда для Колчака уже всё было кончено и он, арестованный, давал в Иркутске показания Чрезвычайной следственной комиссии, он утверждал, что с Гленноном в Севастополе не встречался, а, выехав из Севастополя в Петроград после отказа от командования Черноморским флотом, всего лишь ехал с ним "в одном поезде". Колчак, конечно, лгал. Могло ли быть так, что за несколько суток пути Гленнон, коль уж он не встретился с Колчаком в Севастополе, не попытался с Колчаком познакомиться в пути, а Колчак ему безосновательно отказал? Тем не менее Колчак упорно отрицал знакомство с Гленноном до приезда в Петроград. Выходит, было отчего? Иными словами, не будет очень смелым предположить, что Гленон вёз Колчака на "смотрины" к Элиху Руту. Вскоре по приезде в Петроград эти "смотрины" состоялись. Колчака показали Руту, и адмирал "закалённому старому служаке" понравился.
Жёсткая личность англизированного адмирала была явно привлекательной для тех, кто проектировал военный переворот. А сорокасемилетний генерал Корнилов и сорокатрехлетний адмирал Колчак смотрелись отличной диктаторской "связкой"! Позднее не кто-либо, а сам Антон Деникин свидетельствовал:
"Страна искала имя… Многими организациями делались определённые предложения адмиралу Колчаку во время пребывания его в Петрограде. В частности, "Республиканский центр" находился в то время в сношениях с адмиралом, который принципиально не отказывался от возможности стать во главе движения… доверительные разговоры на эту тему вёл с ним и лидер кадетской партии…".
Имя искала, конечно, не страна, а имущие слои страны, но отыскали Колчака не столько даже они, сколько Америка – в своих интересах.
В интересах не страны, а элиты – как российской, так и заокеанской – был отыскан и генерал Лавр Корнилов.
Русскую же армию в целом инспектировала военная группа миссии Рута под руководством генерал-майора Х. Скотта. 18 июня (1 июля) 1917 года армия начала своё последнее и неудачное наступление, однако это Соединённые Штаты не обескуражило: они уже поняли, что при любом развитии событий буржуазная Россия будет существовать после войны в фарватере политики и экономики США. Поэтому любой ценой сохранить Россию именно буржуазной оказывалось для Америки важнейшей и насущнейшей задачей.
ПРИНЯТО считать, что такой же важнейшей и насущнейшей задачей миссии Рута являлось удержание России в орбите войны. Но это было, пожалуй, не так. Хотя Рут и ставил Временному правительству условием предоставления займов продолжение участия России в войне, в результате работы миссии Рута в США было явно понято, что даже выход России из войны не грозит срывом планов США! Уже говорилось, что к лету 1917 года судьбу войны решали действия на Западе, а не на Востоке. К тому же Америка, как сегодня становится ясно, стояла за низвержением не только царя, но и кайзера. Так что будущий знаменитый тезис германских генералов об "ударе в спину" германской армии был не попыткой оправдаться, а констатацией факта, известного лишь посвящённым в подоплёку событий.
Долгое время и мне казалось, что усилия посла Фрэнсиса, усилия Рута и т. д. были направлены на то, чтобы сохранить Россию как "пушечное мясо" для Запада. И лишь недавно стало приходить понимание, что суть была не в этом… Ниже будут приведены факты из первых дней уже советской истории России, которые доказывают, что к началу 1918 года Америку не волновало, останется ли новая Россия участником антигерманской коалиции . Более того, можно утверждать, что Америка в 1917 году имела главнейшей целью активизацию максимального развала России с дальнейшим погружением её в тяжелейший кризис при полном контроле ситуации Соединёнными Штатами. Если бы не Ленин, этот перспективный курс США в отношении России мог бы реализоваться. Требование же США к России воевать "до победы" было обусловлено не военными соображениями, а тем, что продолжение Россией войны обрушивало страну – в уже ближней перспективе – в катастрофу, последствия которой Соединённые Штаты должны были обратить в будущем в свою пользу.
Итогом миссии Рута стал "План американской деятельности по сохранению и укреплению морального состояния армии и гражданского населения России". Внешняя его суть его была проста: "Хотите иметь деньги – продолжайте воевать". "Миссия Рута, – подтверждает и Бесси Битти, – ясно заявила, что главным условием предоставления помощи России является дальнейшее участие России в войне".
В Петрограде Элиху Рута заверяли, что это участие никем под сомнение и не ставится. 13-го июля старого стиля посол Временного правительства в США Бахметев-Бахметьев (преемник царского посла Бахметева) сообщил в МИД: "Американское правительство открывает нам немедленно кредит в 75 миллионов".
Это было только начало. Предполагался заём в 325 миллионов долларов под низкие проценты, но вернее его было назвать приманкой, ибо генеральной целью "Плана…" являлось внедрение во все слои российского общества американского влияния и привития русским чувства неполноценности перед "цивилизованными" и "добросердечными" янки. План американской деятельности в России нацеливал США не на сохранение и укрепление морального состояния армии и гражданского населения России, а на их всё возрастающую моральную деградацию и политическую дезориентацию.
Ранее приводилась оценка Самуэлем Хором межсоюзнической конференции в январе 1917 года в Петрограде. Хор высказался – уже после событий, конечно, – вполне откровенно: "Ни народ, ни правительство, ни император не хотели приезда союзной миссии… этой большой компании политиканов, военных и экспертов… Это было назойливостью в час испытаний их Родины".
Летом 1917 года ситуация повторилась, и оценка Хора вполне применима также к миссии Рута с поправкой на то, что Временное правительство и хотело приезда миссии Рута, и было лишено права её приезда не хотеть.
Для тех же, кто посылал Рута в Россию, требование о продолжении участия России в войне объяснялось, повторю это ещё раз, стремлением максимально ослабить Россию и ввергнуть её в кризис. Ловить же рыбку в замутнённой ею же воде Америка умела и в начале ХХ века.
ЛЕТОМ 1917 года в США, в видах соблазнительного и "жирного" для них российского будущего, прикидывали, как ввозить в Россию военное снаряжение и как вывозить из России то, чем она будет за это снаряжение расплачиваться. Выдвигался Соединёнными Штатами в качестве важнейшего и "железнодорожный" вопрос. "Записные" историки общего, так сказать, профиля, больше оперируют политическими категориями и тот же аспект "железнодорожных" отношений США с "временной" Россией считают малозначащим, проходным, второстепенным, в то время как он высвечивает очень много любопытного в чисто политическом плане и на нём необходимо остановиться отдельно.
Миссия Рута добились от "временного" Петрограда согласия на присылку в Россию американской Консультативной комиссии железнодорожных экспертов во главе с Дж. Ф. Стивенсом – одним из организаторов авантюры вокруг строительства Панамского канала. Как сообщает А.С. Сенин, автор интереснейшей монографии "Железнодорожный транспорт России в эпоху войн и революции (1914–1922 гг.)", переговоры начались 12 июля 1917 года и проходили трудно. Американцы требовали права на фактически всеобъемлющее ознакомление с железнодорожным хозяйством России и контроль над ним. Комиссия настаивала на осмотре её членами Владивостокского порта с его верфями, складами, мастерскими и т. д., требовала права на инспекцию не только Уссурийской, Сибирской и Китайско-Восточной (КВЖД) железных дорог, по которым могли идти военные грузы из США, но и, например, на инспекцию линий, связывавших Петроград с Донецким угольным бассейном. "Временный" министр путей сообщения Некрасов пошёл на попятный, и посол Фрэнсис сообщал в государственный департамент:
"Моё определённое соглашение с Некрасовым состоит в том, что мистер Стивенс должен получить абсолютный контроль над конечным пунктом железной дороги во Владивостоке. Для того, чтобы этот контроль был эффективным, он должен распоряжаться всеми поездами, прибывающими на станцию Владивосток, и я надеюсь, что через некоторое время, и притом короткое, этот контроль распространится на значительную часть, если не на всю Сибирскую железную дорогу".
Требования США высказывались в ультимативной, по сути, форме при дипломатическом нажиме как со стороны Вашингтона, так и Лондона. Одной из причин активности США было решение "National City Bank" и американских строительных компаний о строительстве в Донбассе крупного металлургического завода и сооружении железной дороги между Москвой и Донбассом.
Состояние железных дорог России к лету 1917 года было, конечно, уже ужасающим – прежде всего, из-за катастрофической нехватки работоспособных паровозов и "здоровых" вагонов, но также и из-за изношенности железнодорожной колеи, из-за неразвитой инфраструктуры железнодорожного хозяйства. Однако в России хватало квалифицированных железнодорожных деятелей для выправления положения при улучшении материальной базы железных дорог. Тем не менее Временное правительство придало Стивенсу диктаторский, по сути, статус советника Министерства путей сообщения. Члены комиссии Стивенса получили право провести обследование дорог Сибири и Юга России. Было дано согласие на размещение на российских дорогах американских железнодорожных бригад в составе начальников поездов, инженеров, диспетчеров, связистов, которые намечалось разместить в крупнейших железнодорожных узлах. В США формировался специальный "железнодорожный корпус" для управления русскими дорогами (в 1918 году, с началом сибирской диктатуры Колчака, он-то Транссиб под свой контроль и взял).
Фактически на железнодорожных коммуникациях России предполагалось установить чуть ли не оккупационный режим США, при этом Америка много обещала, но мало давала. Так, американская сторона согласилась поставить для Сибирской железной дороги 850 мощных паровозов и 20 тысяч новых вагонов, сборку которых предполагалось проводить во Владивостоке. Но сохранилось письмо Стивенса в Совет национальной обороны США с предложением выслать в Россию старое оборудование из зоны Панамского канала. Свежеиспечённый советник российского Министерства путей сообщения без обиняков заявлял, что это избавит Америку "от затруднений, связанных со сбытом массы второсортного материала по высоким ценам".
Иными словами, янки намеревались провернуть руками Стивенса в России вторую "панаму". И у Стивенса явно были свои люди во "временных" "правительственных" кругах. 1 апреля 1917 года Временное правительство утвердило представление МПС о заказе в США 2 000 паровозов и 40 000 вагонов, выделяя на эти цели 200 миллионов долларов. Американцы определили стоимость одного паровоза в 300 тысяч рублей, что более чем в два раза превышало стоимость отечественного паровоза подобного типа. Экономист-железнодорожник П.П. Мигулин в № 30–31 журнала "Новый экономист" за 1917 год резонно отмечал: "Американские паровозы – слишком нежная машина, требующая тщательного ухода и особо высокого качества топлива. Американцам пришлось бы дать нам своих машинистов и свой уголь".
Однако на то, похоже, и был расчёт, и 3 августа 1917 года Особое совещание приняло решение о приспособлении казённых дорог под обслуживание американских паровозов "Декапод", для чего требовалась перестройка поворотных кругов, установка в депо нового оборудования, и всё – с закупкой в США. Судя по всему, это был типичный, говоря языком путинской "Россиянии", "откат", ибо во всех отношениях (кроме выгоды своекорыстных ренегатов) было надёжнее, перспективнее, проще и дешевле финансировать усиление производства отечественных паровозов на отечественных же заводах под имеющееся оборудование.
Америка обязывалась к 1 ноября 1917 года сдать во Владивостоке "под ключ" паровозо– и вагоносборочный завод. Реально же из США в 1917 году по 16 сентября поступило во Владивосток 69 комплектов паровозов "Декапод", из которых в харбинских мастерских собрали 22 паровоза. Кроме того, за восемь месяцев в Россию завезли 561 полувагон.
Отечественные заводы за весь 1917 год изготовили 12 561 товарный вагон (при заказе 27 956). И товарищ министра путей сообщения Л.А. Устругов имел все основания заявить, что комиссия Стивенса широко развернула свою деятельность в области "предположений и теоретических подсчётов", но мало что сделала в области реальной помощи российским железнодорожникам.
Впрочем, ничего особо значительного реально делать и не предполагалось. Расчёт был на обстоятельную, детальную технико-экономическую "рекогносцировку" железнодорожного дела в России с внедрением янки в российские железнодорожные круги в видах того, что в будущем всё это перейдёт под контроль капитала США.
Последнее подполье Ленина. "Грозящая катастрофа и как с ней бороться"
УЖЕ ПОСЛЕ окончания Великой Отечественной войны стала известна статья "Правда о большевизме", написанная умершим в 1943 году Павлом Милюковым незадолго до смерти… Милюков полемизировал в ней со статьёй осевшего в США бывшего эсера М.В. Вишняка "Правда антибольшевизма".
В своей посмертной статье бывший лидер российских кадетов писал:
"Когда видишь достигнутую цель, лучше понимаешь и значение средств, которые привели к ней. Знаю, что признание близко к учению Лойолы… Но… что поделаешь? Ведь иначе пришлось бы беспощадно осудить и поведение нашего Петра Великого…".
Милюков вспоминал Игнатия Лойолу, основателя ордена иезуитов, допускавшего применение "любых средств" ради "вящей славы Божьей", однако эта параллель применительно к Ленину была абсолютно неправомерной. Лишь за несколько месяцев до смерти, в 1943 году, Милюков понял – пусть и очень неполно и куце, но понял – значение "средств" Ленина, которые привели к цели, то есть к новой, небывалой ранее России. Ленин же видел цель, к которой надо вести Россию, даже не в 1917 году! Он увидел её уже в молодости, за тридцать лет до 1917 года…
А средства?
Что ж, средства он вынужден был использовать те, к которым его вынуждал царизм. Средства Ленин использовал не по цели, а по условиям , в которых надо было добиваться цели! Если бы Ленин с его устремлениями, с его альтруизмом, с его калибром души и интеллекта, развивал свою политическую деятельность в России, политический строй которой был бы демократическим на уровне, хотя бы кайзеровской Германии (об Англии не говорю!), то он не стал бы создавать подпольную партию "ленинского" типа. Не было бы тогда нужды ни в подпольной "Искре", ни в шифрованных письмах, ни в нелегальных транспортах литературы и оружия, ни в "экспроприациях"…
Зачем всё это делать, если бы Ленин имел возможность легальной работы в массах? Ведь его "Союз борьбы за освобождение рабочего класса" не был террористической организацией – члены "Союза" занимались исключительно пропагандой… В республиканских Франции и Швейцарии, в монархических Англии, Швеции, Норвегии, Бельгии, Дании и даже в кайзеровской Германии и императорской Австро-Венгрии власти смотрели бы на "Союз…" Ленина косо, однако на каторгу и в тюрьмы его членов не загоняли бы!
А в России загоняли, преследовали, ломали судьбы…
Так было в старой, царской России. Но и "временная" Россия в системном смысле отличалась от царской лишь тем, что дала Ленину возможность вести пропаганду легально всего-то три (!!) месяца – с апреля по июль!
И вот теперь, осенью 1917 года, "временная" Россия, приняв от царской России эстафету управленческой немочи и человеческой бездарности, поставила нацию на грань катастрофы… Сам же Милюков, бывшая крупная фигура той власти, в 1943 году признавал в своей статье:
"Побеждённая власть (Временное правительство. – С.К .) многократно призывала к восстановлению "государственности", – но уже после того, как сама же и содействовала её разрушению. Она жаловалась на "хаос", "разруху", "анархию" в стране; но она же и положила начало хаосу…".
Можно привести ещё множество цитат и статистических данных на сей счёт, а можно просто напомнить о той из ленинских работ, в которой Ленин предупреждал, что России грозит неминуемая катастрофа. Эта работа так и называется: "Грозящая катастрофа и как с ней бороться". Ленин писал её с 10 (23) по 14 (27) сентября 1917 года в Гельсингфорсе, за месяц до окончания своего последнего подполья. И, как это у Ленина бывало неоднократно, он поставил точный политический диагноз не только ситуации в России осенью 1917 года. То, что написал тогда Ленин, может стать если не завтрашним, то послезавтрашним днём уже современной путинской "России" в XXI веке!
В газете "Рабочий путь" № 25 от 14 сентября (1 октября) 1917 года были опубликованы две заключительные главы "Грозящей катастрофы", а через несколько дней вся она была издана отдельной брошюрой. Вот названия её разделов: "Голод надвигается"; "Полная бездеятельность правительства"; "Общеизвестность и лёгкость мер контроля"; "Национализация банков"; "Национализация синдикатов"; "Отмена коммерческой тайны"; "Регулирование потребления"; "Разрушение работы демократических организаций правительством"; "Финансовый крах и меры против него"; "Можно ли идти вперёд, боясь идти к социализму?"; "Борьба с разрухой и война"; "Революционная демократия и революционный пролетариат".
Не могу не заметить, что вопрос: "Можно ли идти вперёд, боясь идти к социализму?", безусловно, будет становиться всё более насущным и для нынешней России – через сто лет после того, как он был поставлен впервые!
Ленин писал (все отточия на месте пропусков убраны для удобства читателя, но он сам может при желании познакомиться с мыслями Ленина, прочтя страницы 151–199 тома 34-го пятого издания Полного собрания сочинений):
"России грозит неминуемая катастрофа. Об этом уже говорилось во всех газетах бесчисленное количество раз.
Все это говорят. Все это признают. Все это решили.
И ничего не делается.