17
"Крв Словенства", Белград, 1924. Статья Иовановича имеет столь большое значение, что она была несколько раз напечатана в английском переводе. Дюргем подробно останавливается на статье Иовановича в своей новейшей книге "The Sarajevo Crime", с. 127–147 "Видов дан" ("День святого Витта"), 28 июня, – день годовщины Косовской битвы, имевшей место в 1389 году, и национальный сербский праздник: в тот же день был убит эрцгерцог. (Примеч. авт.)
18
"Крв Словенства", с. 9. В письме, напечатанном в "Novi Zivot" ("Новая жизнь") и в белградской "Политике" от 28 марта 1925 года, Иованович объясняет, что этой фразой он имел в виду "Черную руку". Он говорит, что когда стало известно провозглашение Австрией аннексии в 1908 году, то "по частной инициативе" было основано общество "Народна Одбрана", а другие элементы, которые были крайне недовольны деятельностью официальных сербских кругов, несколько позднее организовали общество "Уедненье или Смрт" ("Объединение или смерть", обыкновенно известное под названием "Черная рука"); это и была та группа лиц, вошедшая в "тайное общество", которую я упомянул в моей статье". (Примеч. авт.)
19
Иованович был одним из основателей и деятельных членов "Народной Одбраны", и в абзаце, который мы здесь опустили, рассказывает о своем личном знакомстве с Принципом в Белграде. (Примеч. авт.)
20
Следует заметить, что показания, сделанные на Салоникском процессе, как и последующие заявления членов "Черной руки", часто противоречивы и проникнуты неприязнью к Пашичу, а потому пользоваться ими можно только с большой осторожностью. (Примеч. авт.)
21
Милан Прибышевич оставался деятельным членом "Народной Одбраны", Принцип первоначально собирался обратиться к нему за помощью для осуществления сараевского заговора, но потом получил помощь от руководителей "Черной руки". Прибышевич в начале мировой войны сражался в чине полковника в сербской армии, но неверно, что он был убит своими собственными солдатами в лесу на Ястребацкой горе. Он скрылся в Америку для того, чтобы вербовать там сербских добровольцев.
22
Трифко Крыштанович в своих показаниях описывает, как он прибыл из Боснии в Белград в 1908 году, получил квартиру и стол у Войи Танкосича и обучался у него метанию бомб, а потом получал жалованье в качестве шпиона и тайного курьера, перевозившего письма от лидеров "Народной Одбраны" в Сербию к их агентам в Боснии и обратно. Конечно, показания этого человека вызывали некоторые сомнения. (Примеч. авт.)
23
Иованович писал в газете "Политика" от 17 апреля 1925 года: "В точности известно, как обстояло… с мероприятиями, которые Пашич предпринял для того, чтобы предупредить переход через границу лиц, участвовавших в убийстве, и относительно которых он слышал, что они получили оружие в Белграде и отправились через Дрину в Боснию. Австрийцы нашли определенные следы этих мероприятий, когда они в первый раз в 1914 году перешли Дрину, взяли Лозницу и нашли дневник одного из пограничных офицеров, покойного Косты Тодоровича, который записывал изо дня в день полученные им распоряжения. Среди них было строгое распоряжение тогдашнего военного министра Душана Степановича, чтобы молодым боснийцам, указанным в этом распоряжении, не дали перейти границу". (Примеч. авт.)
24
Некоторые из "благоприятных" мест были использованы сараевскими убийцами. Габриович был переправлен через Зворник, а Принцип и Грабец с бомбами и револьверами – через Боснийские острова. Все трое потом встретились в Тузле. (Примеч. авт.)
25
Некоторые, но не все. Часть бывших заговорщиков 1903 года отказались вступить в новую организацию "Черной руки" на том основании, что хотя убийство короля Александра и было необходимо, но нет надобности пускаться в новую авантюру, которая может только причинить неприятности государству. Эти офицеры примкнули к радикальной партии; впоследствии, когда в 1917 году была уничтожена "Черная рука", они были вознаграждены тем, что получили места своих соперников. Обыкновенно они известны под названием "Белой руки". (Примеч. авт.)
26
Анте Старчевич – философ и журналист, фанатичный католик и основоположник идеологии хорватского национализма. Призывал к сербским погромам, выдвинул фантастическую теорию о том, что хорваты не являются славянами и происходят от готов. Впоследствии стал кумиром хорватских фашистов – усташей. (Примеч. ред.)
27
Из боснийцев, связанных с подготовкой и осуществлением заговора на австрийского эрцгерцога, Габринович был наборщиком, Мехметбашич – столяром, Мишко Иованович – коммерсантом и директором кинематографа, Илич был учителем, Пушара – городским служащим, Керовичи – крестьянами, Яков Нилович – рыбаком на Дрине. Принцип и Грабец были студентами. (Примеч. авт.)
28
Богичевич пишет на основании сведений, сообщенных двумя революционерами – Мустафой Голубичем и Павлом Бастаичем, которые вместе с Гачиновичем организовывали заговор против австрийских властей, подготовлявшийся в Тулузе. То, что Гачинович был одним из многих боснийских студентов, которых субсидировали белградские власти, видимо, явствует также из документов, захваченных австрийцами во время войны в доме Павловича и Пашича. (Примеч. авт.)
29
Один из главных сербских авторитетов по вопросам, касающимся "Черной руки", Богичевич, по-видимому, считает членов этих кружков членами организации "Черная рука". Однако я не нахожу этому подтверждения. Показания, данные на процессе сараевских убийц, свидетельствуют, что лица, арестованные в Боснии после совершения убийства, видимо, действительно не знали о существовании тех, кто входил в более узкий круг организации "Черная рука" в Сербии. Но Богичевич, безусловно, прав, когда он противопоставляет сравнительно низкий социальный состав кружков в Боснии членам "Черной руки" в Сербии, которые принадлежали главным образом к среде чиновников и военных. (Примеч. авт.)
30
Отец его, который, говорят, был австрийским шпионом, покончил самоубийством в 1924 году, незадолго до того, как исполнилось десятилетие со дня покушения его сына на эрцгерцога. (Примеч. авт.)
31
Не исключено, что здесь и в ряде мест далее автор либо использованные им документы путают французскую Тулузу с хорватским городом Тузла, находящимся в 100 километрах к северу от Сараева. (Примеч. ред.)
32
Вполне естественно, что югославяне, проживающие в настоящее время в Сараеве или в Югославии, у которых Сетон-Уотсон главным образом почерпнул свои сведения, стараются преувеличить размер югославянского движения за период до 1914 года и гнета, созданного австрийскими властями в Боснии, а вместе с тем преуменьшают значение деятельности сербских офицеров в Белграде и их ответственность за преступление. (Примеч. авт.)
33
Конечно, если речь идет именно о Тулузе, а не о Тузле. От последней до Скутари (албанский Шкодер) – всего около 400 километров. (Примеч. ред.)
34
Из показаний Илича на суде. Точно так же и Принцип в своих признаниях в тюрьме говорит, что он писал шифром Иличу, который "находился под его влиянием, хотя и был на пять лет старше. Он раньше был учителем". Принцип писал ему, что он "сам примет в этом участие и достанет оружие для 5–6 человек". (Примеч. авт.)
35
Показания на суде относительно Поповича и Вазо Чубриновича, по-видимому, указывают, что они были привлечены Иличем к участию в этом деле всего лишь за несколько дней до убийства и что они действительно не обладали выдержкой и решимостью для этого дела. Те, кто вооружил нескольких убийц, стремились придать протесту против австрийского господства как можно более широкий характер. Грабец показал: "Мы хотели, чтобы нас было как можно больше, чтобы таким образом сильнее показать недовольство". (Примеч. авт.)
36
Фарос, судя по его предисловию, примечаниям и тем стараниям, с которыми он приводит все то, что на суде говорилось о масонах, подозревает последних в участии в преступлении. В "La Conspiration Serbe", с. 33, цитируется предсказание, якобы сделанное видным масонским деятелем и напечатанное в "Revue internationale des Societes Secretes", II, 788 (1912). Там говорится, что эрцгерцог производит очень хорошее впечатление и жалко, что он осужден и умрет на пути к трону. Ответственность франкмасонов стала излюбленной темой многих авторов. Но многое из того, что они говорят о масонах, по-видимому чистая фантазия. Автор этой книги считает весьма сомнительным, чтобы на них падала какая-нибудь ответственность за заговор, но вполне допускает, что ими можно прикрываться для того, чтобы сбить с толку австрийские власти и скрыть деятельность "Черной руки". (Примеч. авт.)
37
На вопрос, откуда Циганович достал деньги и браунинг, Габринович показал на суде: "Я не знаю. Он [Циганович] получил деньги от Танкосича. Последний подписал чек вместе с одним из своих коллег [вероятно, Димитричем], получил по нему деньги и купил оружие. От нашего имени к Танкосичу ходил Грабец. Танкосич спросил его: "Вы готовы?" Когда Грабец ответил: "Да", – он стал расспрашивать относительно нас, надежные ли мы ребята. Грабец ответил, что он может за нас поручиться… Какие у них были еще дела с Танкосичем, я не знаю". Показания Грабеца относительно того, что деньги и револьверы были получены от Танкосича и Димитриевича, подтверждаются Богичевичем, который говорит, что Димитриевич действительно показывал ему и другим оплаченный счет за купленные револьверы. (Примеч. авт.)
38
Они признали, что в последней части приготовлений к тайному переходу через границу при содействии офицеров пограничной стражи Танкосич принимал непосредственное и деятельное участие.
В связи с этим следует отметить не внушающий доверия рассказ Иована Иовановича в "Политике" от 4 декабря 1924 года. Когда заговорщики первоначально обратились к Танкосичу, он не одобрил мысли об убийстве эрцгерцога. Тогда молодые люди обратились непосредственно к полковнику Димитриевичу, и тот санкционировал заговор, но никому об этом не сказал. Сначала было пять заговорщиков, которые добрались до Шабаца. Но перед тем как перейти границу, один из них стал предателем. Гражданские власти что-то узнали, и по распоряжению Протича, министра внутренних дел, заговорщики были доставлены обратно в Белград. Таким образом, первая попытка не удалась. Но она еще более усилила антагонизм, который как раз в то время существовал между радикальной партией и "Черной рукой". Танкосич не знал об этой первой попытке, но потом Принцип и Грабец обратились к нему, чтобы он помог им переправиться в Боснию. Тогда он изменил свою позицию и сделал это. Так рассказывает бывший сербский посланник в Вене.
Трое молодых людей нигде не упоминают о том, что в первый раз они были арестованы. Если это действительно имело место, то, очевидно, сербское правительство заранее знало о заговоре. Это подтверждало бы сообщение Любы Иовановича, что в конце мая или начале июня Пашич узнал о заговоре. Евтич говорит, что за три недели до Видова дня (28 июня) эти молодые люди при посредстве "туннеля" переправились в Боснию. По всей вероятности, вследствие чьей-то нескромности о действиях эмигрантов стало известно. Белградская полиция немедленно устроила несколько облав – но, видимо, безуспешно. (Примеч. авт.)
39
Эта предосторожность, как оказалось, ни к чему не привела. Принцип проглотил яд, но от большого волнения немедленно выплюнул его, прежде чем он стал действовать. Габринович принял яд, но он не подействовал. У Грабена яда не оказалось, потому что Илич не положил на место порцию, которую он должен был взять. (Примеч. авт.)
40
В показаниях Габриновича мы читаем: "Циганович определенно сказал нам, что мы должны стараться, чтобы гражданские власти ничего не знали о нашем путешествии и наших намерениях. Если об этом пойдут слухи, то Министерство внутренних дел немедленно арестует нас". (Примеч. авт.)
41
Мишко Иованович был человеком средних лет, зажиточным коммерсантом в Тузле; он являлся председателем сербского приходского школьного совета, директором, местного сербского банка и управляющим кинематографа. В 1912 году по настоянию своего родственника Кубриловича он отправился в Шабац, стал там членом "Народной Одбраны" и потом распространял ее литературу в Боснии, что особенно облегчалось для него положением, которое он занимал в сербской школе. В письмах, найденных в его доме, говорилось о "работе на пользу любимой Сербии" и о готовности рисковать жизнью для Сербии. (Примеч. авт.)
42
На процессе и в тюрьме Принцип настаивал, что второй его выстрел предназначался Потиореку и что он не имел намерения убить жену эрцгерцога. (Примеч. авт.)
43
Евтич добавляет, что накануне убийства Принцип снова ходил на могилу Жераича, как к святому алтарю, "чтобы попрощаться с Жераичем", и "принес большой венок". (Примеч. авт.)
44
Фарос пишет, что, по словам Принципа, "Смерть героя" Гачиновича, представлявшая собою панегирик Жераичу, произвела на него большое впечатление. (Примеч. авт.)
45
Это заявление показывает, как сербская националистическая печать возбуждала недовольство и оппозицию против Австрии, извращая факты. "Исключительные законы" действительно были стеснительны и недопустимы, но в 1913 году в соответствии с проводившейся Билинским примирительной политикой они были отменены. Франц-Фердинанд, хотя и был другом барона Конрада, возглавлявшего военную партию в Вене, сам не принадлежал ни к одной из венских военных клик. Наоборот, он часто действовал против них, в пользу мира. К сербам он относился скорее дружественно, чем враждебно. Его политика "триализма" улучшила бы их положение за счет немцев и мадьяр двуединой монархии.
В конце процесса Габринович сказал в защитительной речи, что мысль об убийстве Франца-Фердинанда не явилась у него и его товарищей самопроизвольно, а была внушена им той средой, в которой они вращались в Белграде; убийство изображалось там как благородное дело. Люди, с которыми они общались, постоянно твердили, что эрцгерцога надо устранить, потому что он является препятствием для осуществления югославянской идеи. Хотя Принцип упорно не раскаивался, но другие обвиняемые высказали сожаление по поводу содеянного. Они не знали, что у эрцгерцога были дети, и теперь просили прощения у сирот ("La Conspiration Serbe", с. 147). (Примеч. авт.)
46
Приблизительно то же самое сказал Габринович: "Мы говорили, что нам надо организовать сербов [в Боснии], снабдить их деньгами, динамитом и бомбами, чтобы они могли произвести революцию перед войной, с тем чтобы Сербия могла явиться и установить порядок". (Примеч. авт.)
47
На опасение нападения со стороны Австрии под руководством эрцгерцога часто указывалось как на мотив, побудивший Димитриевича к участию в заговоре. Но весьма мало вероятно, чтобы это опасение действительно было одним из его мотивов. (Примеч. авт.)
48
Рекули и Дюмен дают понять, что австрийские власти в Сараеве, вместо того чтобы организовать полицейскую охрану, помогли убийцам занять удобные пункты, а Шопен пытается доказать, что Габринович был австрийским агентом-провокатором и был направлен в Белград перед совершением убийства, для того чтобы создать впечатление соучастия сербов в этом деле. Все эти намеки – чистейшая выдумка. Не имеется также никакого подтверждения тому, что рассказывает хорват, Рудольф Бортулич, будто убийство является делом мадьяр. (Примеч. авт.)
49
Левитич добавляет к этому пикантную подробность: когда эрцгерцог остановился у одного из базаров, он столкнулся почти лицом к лицу с Принципом: "Принцип видел его, но не шевельнулся; за ним кто-то чужой, несомненно, полицейский агент заботливо протянул руку. В тот же день вечером Принцип в "кружке" рассказал нам об этой встрече". (Примеч. авт.)
50
Нельзя также согласиться с его мнением, что вся инициатива исходила из Боснии и что убийство было бы кем-нибудь совершено, даже если бы не были доставлены бомбы из Белграда, потому что в конце концов убийство было совершено при помощи браунинга, а браунингов было достаточно и без импорта из Сербии. Но все показания, данные на суде, свидетельствуют о том, что у молодых людей не было денег на покупку револьверов и что браунинги в Боснии было трудно достать. Илич собирался отправиться в Сербию, потому что только там он мог достать их. (Примеч. авт.)
51
Это опасение мести со стороны сербов, объяснимое террористическими действиями "Черной руки", очень живо изображается также некоторыми доверенными лицами, из которых состоял "туннель". Они говорили это в оправдание того, что оказывали содействие трем заговорщикам при переправе их из Белграда в Сербию. Так, например, школьный учитель в Прибое Кубрилович заявил: "Я боялся, что убьют мою семью. Наш дом находится всего в 6 милях от границы, и нас могут погубить в одну ночь – разорить и убить. Я слышал, какие ужасы учиняли тайные сербские организации в Македонии. Я опасался, что Принцип является членом одной из этих организации, и потому боялся за свою голову. Я полагал, что кто-нибудь стоит за Принципом, потому что иначе каким образом он мог бы получить бомбы. Мне рассказывали об одном землевладельце в старой Сербии, у которого истребили всю семью". (Примеч. авт.)
52
Согласно показаниям Принципа и Габриновича, Грабец тоже, услышав взрыв бомбы, решил, что это бомба Габриновича, потому что считал Илича и привлеченных им людей "второсортными". (Примеч. авт.)
53
Милан Гаврилович (№ 406), Симич (№ 420) и С. Симич (№ 467) по частичному списку членов, установленному Богичевичем ("Le Proces de Salomque", с. 53–68). Он включает также в список, не указывая, однако, их номеров, племянника Пашича, Милютина Иовановича, бывшего секретарем в Министерстве иностранных дел, а в 1914 году – сербским уполномоченным в Берлине и впоследствии сербским посланником в Швейцарии. (Примеч. авт.)