54
Незадолго до того, как убийцы покинули Белград, князь Александр посетил правительственную типографию вместе с ее директором Живоином Дашичем, ярым сербским националистом. Там он познакомился с Габриновичем, которого Дашич взял на службу в качестве наборщика. Когда Габриновича после ареста допрашивали об этой встрече, он признал это обстоятельство, но затем вдруг отказался отвечать на дальнейшие вопросы, видимо, опасаясь запутать в свое дело князя Александра. Это обстоятельство вместе с доказательствами, собранными австрийцами в Белграде во время войны, внушили некоторым писателям мысль, что, может быть, Дашич и князь Александр были до некоторой степени посвящены в заговор об убийстве. Об этом пишут Фарос и ряд других исследователей, но это нельзя считать окончательно установленным. (Примеч. авт.)
55
Информация из секретного донесения белградской полиции сербскому министру внутренних дел Протичу от 30 июня 1914. Донесение было найдено австрийцами после взятия Белграда; напечатано в хорватской газете "Hrvatski Dnevnik" № 132, 12 мая 1916, и перепечатано у Фароса. (Примеч. авт.)
56
Мы не можем согласиться с объяснением Сетон-Уотсона, что это пассивное отношение Пашича было вызвано его "типичным восточным равнодушием к общественному мнению как о нем самом, так и о его стране". Мы подозреваем, что им руководили опасение, что Австрия и Европа узнают больше, чем ему хочется, о соучастии сербских офицеров, а также боязнь еще более усилить враждебное отношение к нему "Черной руки". Сетон-Уотсон признает, что другим основанием для бездеятельности сербского правительства в это критическое время была роль, которую играла "Черная рука". (Примеч. авт.)
57
Затрудняясь объяснить, почему Циганович не был арестован, сербское правительство, видимо, давало разные ответы. В ARB, II, 47, последняя фраза гласит: "il n’a pu encore etre decouvert et un mandat d’amener a ete lance contre lui" (не удалось открыть его местопребывание, и издал приказ об его приводе), но в ССК, 39, и ФЖК, 49, слова "joints" (найти) и в ББК, 39, "arrete" (арестовать) заменили слово "decouvert" (открыть местопребывание) и уже ничего не говорится о "un mandat d’amener". (Примеч. авт.)
58
В лондонской "Times" от 1 июля, с. 7, венский корреспондент уже сообщал: "Из вполне осведомленного источника передают, что нет никаких оснований утверждать, будто сербский посланник в Вене сообщил австро-венгерскому правительству о существовании заговора против эрцгерцога". Точно так же Пашич в интервью, напечатанном в будапештской газете "Az Est" от 7 июля и перепечатанной в тот же день в "Neue Frei-Presse" № 7811, с. 5, по словам репортера, сказал: "Не верно, что Сербия знала заранее о приготовлениях к убийству и что она поэтому сделала предостережение". Парижский "Temps" от 8 июля вкратце передал интервью с Пашичем, напечатанное 7 июля в "Az Еst", но в передовой статье от 10 июля мы находим странное заявление: "Пашич в интервью, которое он дал третьего дня, неопровержимо доказал, что сербское правительство предостерегало от опасности (avait signale le peril) и что австро-венгерские власти не обратили никакого внимания на это предостережение (avertissement)". (Примеч. авт.)
59
Так как Дени писал главным образом на основании сербских источников, то возможно, что он получил сведения у Пашича или у одного из сербских министров или же он просто списал безответственную передовую статью из "Temps", которая приведена в предыдущем примечании. (Примеч. авт.)
60
Г-н Иосифович, как утверждают, отрицал, что он писал это. Утверждение, что Иованович сообщил Билинскому 21 июля в 12 ч. дня, опровергается тем обстоятельством, что Билинский вернулся в Вену из отпуска, проведенного во Львове, 21 июля после полудня. Другое утверждение этого письма, что Билинский тогда поставил в известность гофмейстера эрцгерцога, барона Румерскирха, решительным образом отрицается последним. (Примеч. авт.)
61
Либо его информация в 1914 году была неточна, либо ему изменила память в 1924 году. Маневры не должны были происходить на Дрине, как раз против Сербии, а происходили на юго-запад от Сараева в Тарчинском округе у Адриатического моря (почти в самом отдаленном месте от Дрины и сербской границы). Неверно также будто "эрцгерцог сам должен был командовать". Командовал генерал Потиорек, и эрцгерцог присутствовал в качестве официального наблюдателя. (Примеч. авт.)
62
В частном письме доктору Богичевичу, сербскому уполномоченному в делах в Берлине в 1914 году, выступившему впоследствии с резкой критикой Пашича и дипломатии Антанты, Иован Иованович кратко сообщил об этом, но не говорит, что он действовал по собственной инициативе, и менее определенно высказывается относительно даты: "В мае месяце, в конце мая 1914 года узнав, что эрцгерцог Франц-Фердинанд собирается в Сараево на маневры в Боснии, как раз в Виттов день 14–15 (27–28) июня 1914 года, я сообщил австро-венгерскому министру финансов фон Билинскому, что было бы нежелательно (не выгодно), чтобы эрцгерцог руководил маневрами в день святого Витта. Это явилось бы провокацией по отношению к сербам, и могло бы произойти что-нибудь неожиданное, потому что во время маневров при стрельбе холостыми патронами может случиться, что выстрелят и военным патроном". (Примеч. авт.)
63
В ближайшие дни после убийства он пытался порицать генерала Потиорека, военные власти и даже самого эрцгерцога за беспорядочность и упрямство при организации поездки. (Примеч. авт.)
64
Vide – имя албанского принца; vide, по-французски, – пустой. Le throne est vide – одновременно "на троне Вид" и "трон пуст". Полный перевод фразы: "Кассы пусты, на троне Вид [= трон пуст], все пусто". (Примеч. ред. 1934 г.)
65
Смерть наложила кровавую печать на его уста – в самом конце войны Тисса был убит на пороге своего дома. Все считали, что он являлся одним из главных виновников войны. (Примеч. авт.)
66
Согласно сообщению Ж. Камбона, который слышал это несколько дней спустя непосредственно от "особы, находившейся в этот момент около императора". Приводя его в своей книге, Рекули добавляет, что император, побледнев, заметил: "Tout est a, recommencer!" ("Приходится все начинать сначала!") Отсюда он без всяких доказательств делает вывод, что император в Конопиште уговорил Франца-Фердинанда предпринять какую-то большую затею – он тщательно избегает определенно указать, какую именно, – и что теперь весь план рушится вследствие смерти эрцгерцога. (Примеч. авт.)
67
Кроме того, 2 июля Берхтольд сообщил германскому послу Чиршки: "Полученные сегодня сообщения из Землина, согласно которым, двенадцать убийц выехали с целью убить императора Вильгельма, может быть, заставят наконец Берлин понять, какая опасность угрожает из Белграда". (Примеч. авт.)
68
По сообщению британского посла в Вене, Берхтольд 29 июля выразил надежду, что на похоронах эрцгерцога не будут присутствовать миссии иностранных государей, чтобы не утомлять Франца-Иосифа и по возможности сократить церемонию. Возможно, он опасался, что съезд государей в Вене может оказать решающее влияние и помешать ему в осуществлении его плана войны с Сербией. После войны два видных австрийских сановника высказывали мнение, что на таком съезде монархов мог бы быть подан совет, который привел бы к иному решению конфликта, без войны. (Примеч. авт.)
69
Русское издание – Вильгельм II. Мемуары. М. – Пг., 1923. (Примеч. ред.)
70
В своем последнем письме к Францу-Иосифу от 1 июля Тисса говорил о "предпочтении, оказываемом кайзером Сербии". Бетман писал германскому уполномоченному в делах в Бухаресте 6 июля: "Как известно королю Каролю, император всегда выступал в Вене в пользу соглашения". (Примеч. авт.)
71
По-видимому, кайзер в воскресенье днем еще не знал об этом безответственном разговоре Гойоса, который, по всей вероятности, имел место в понедельник утром, когда Вильгельм II уже отправился в Киль. Этим объясняется, почему место, относящееся к инциденту с Гойосом, было выкинуто из депеши Чиршки, когда Ягов отправил ее кайзеру. (Примеч. авт.)
72
Трудно сказать, насколько точно переданы здесь слова Чиршки и в какой мере они искажены Берхтольдом и его агентом для их надобностей. Даже если они были переданы точно, то Чиршки, очевидно, выражал только свое личное мнение, ибо ни по одному из документов не видно, чтобы он получил за это время соответствующие инструкции из Берлина. Если бы он имел такие инструкции, то он, несомненно, передал бы их официально Берхтольду, который, конечно, с радостью сообщил бы об этом Францу-Иосифу и Тиссе. Относительно искренних мнений, которые он высказывал 30 июня и 2 и 3 июля, где он к заверениям об австро-германской солидарности присоединил предостережение против всяких поспешных и рискованных шагов, способных внести смуту в Европу. (Примеч. авт.)
73
Слова "поскольку император Вильгельм… с Сербией" были добавлены Берхтольдом уже впоследствии к заметкам, сделанным Гойосом. Исправляя протокол, Берхтольд облегчил себе задачу убедить Франца-Иосифа согласиться на войну с Сербией, когда ему был представлен на утверждение журнал о заседании Совета министров. (Примеч. авт.)
74
Эта и следующие цитаты взяты из протокола заседания Совета министров от 7 июля. Гойос указывает на изменения, внесенные Берхтольдом в протокол. Конрад, который вместе с одним адмиралом присутствовал на послеобеденном заседании с 3 часов до 5 часов дня и сделал секретный доклад о военных делах. Он рассказывает об этом в своих воспоминаниях, но из предосторожности доклад этот не был включен в официальный протокол заседания. (Примеч. авт.)
75
Имеются серьезные основания полагать, что Берхтольд сам сфабриковал заявление, приписываемое им Чиршки, для того чтобы, как он сам указывает, "повлиять" на Тиссу:
1) В документах Каутского нет такой телеграммы на имя Чиршки, и последний не подтверждает ее получения или выполнения данных ему распоряжений, как он это обыкновенно делал в подобных случаях;
2) Чиршки, сообщая о своей беседе с Берхтольдом 8 июля, совершенно не упоминает о подобных заявлениях;
3) Берхтольд говорит о "телеграмме, полученной из Берлина, в которой его монарх и т. д.", между тем как кайзер за два дня до этого покинул Берлин и отправился в северное плавание. Следует отметить, что Берхтольд 8 июля получил телеграмму Сегени, в которой указывалось, что Берлин с нетерпением ожидает решения. Возможно, что содержание телеграммы Сегени Берхтольд приписал Чиршки, чтобы "повлиять" на Тиссу. (Примеч. авт.)
76
Частное письмо Чиршки Ягову от 11 июля. Это частное письмо и телеграмму от 11 июля, приведенную нами выше, следует считать весьма важными, так как, по-видимому, они легли в основу нашумевшей депеши Шена, советника баварского посольства в Берлине, которая в искаженной форме была напечатана Куртом Эйснером и приводилась на мирной конференции как одно из доказательств ответственности Германии за войну. Опубликование этой депеши послужило поводом для нашумевшего, в свою очередь, процесса, разбиравшегося в Мюнхене. Ha эти два донесения Чиршки, по-видимому, опирался также Тирпиц в своей полемике с Бетманом, когда утверждал, что 13 июля канцлер знал уже существенные пункты ультиматума. (Примеч. авт.)
77
Обе эти фразы, и только они одни, были процитированы из доклада Визнера Лансингом и Скоттом, американскими членами Комиссии по вопросу об ответственности виновников войны, на Парижской мирной конференции, 4 апреля 1919 года. Но, утверждая, что обе эти фразы составляют существенную часть доклада Визнера, они создали совершенно неправильное впечатление о нем. Сделали ли они это нарочно или получили доклад в искаженном виде (может быть, от Веснича, сербского посланника в Париже, который, как они признают, снабжал их другими документами), об этом они, насколько мне известно, никогда не говорили. Относительно других случаев, в которых "доказательства" ответственности Германии за мировую войну впоследствии оказались совершенно неосновательными или способными ввести в заблуждение, что дало основание Германии требовать пересмотра Версальского договора. (Примеч. авт.)
78
Тисса – Маргарите Зейк, 26 августа 1914 года. Это почти единственный случай, когда он упоминает в своих письмах об изменении своей позиции во время июльского кризиса. (Примеч. авт.)
79
Конрад выехал из Вены 14 июля, вернулся на несколько часов, чтобы присутствовать на заседании Совета министров 19 июля, и после этого снова немедленно уехал и вернулся только 22 июля, то есть накануне вручения австрийской ноты Сербии. (Примеч. авт.)
80
Гизль, бывший прежде австрийским посланником в Черногории, горячо отстаивал интересы Австрии против Сербии во время Балканских войн. (Примеч. авт.)
81
Вручение ноты в Белграде было впоследствии отложено с 5 на 6 часов дня, чтобы быть более уверенными, что Пуанкаре уже покинет Россию, когда сообщение о вручении ноты будет получено в Петербурге. (Примеч. авт.)
82
Берхтольд – Гизлю, 20 июля. Письмо было датировано более поздним числом, а именно – 22 июля. Возможно, Берхтольд полагал, что ультиматум произведет лучшее впечатление, если не видно будет, что он был отправлен до того, как был показан Францу-Иосифу и получил его одобрение; в случае же если бы император воспротивился этому, то можно было бы сослаться на отправку ультиматума, как на совершившийся факт. Он помечен "22 июля" в австрийской "Красной книге" 1915 года и "24 июля" в экземплярах, представленных державам утром 24 июля. (Примеч. авт.)
83
Сегени в Берлине получил его приблизительно 21 июля, потому что в тот день в 7.30 вечера он настойчиво требовал, чтобы ему разрешили показать ультиматум германскому правительству раньше, чем это было указано в инструкции. Австрийские дипломатические представители в Риме, Париже и Цетинье получили свои экземпляры ультиматума 22 июля. Сапари в Петербурге не мог получить ультиматум 20 июля, как это неправильно утверждает Сетон-Уотсон, такие же неточности и относительно получения ультиматума в Париже и Лондоне. В действиях Австрии было достаточно много обмана и без того, чтобы требовалось согласиться с утверждением Сетон-Уотсона, будто Сапари уже "таил на своей груди эту бомбу", когда сделал Пуанкаре "совершенно бесчестное заявление" на приеме дипломатического корпуса в Петербурге. (Примеч. авт.)
84
Ср. Грей – Бертхольду, 27 июля: "У меня такое ощущение, что германский кабинет… стремится разными путями, например, через Рим и Бухарест, противодействовать военному конфликту между нами и Сербией. Для этого в период между вручением ноты и началом военных действий всеми сторонами, как друзьями, так и врагами, будут созданы достаточные дипломатические и политические барьеры, чтобы помешать нам воевать. Если Германии это удастся, то Сербия в конце концов будет вынуждена согласиться на основные требования, но ее достоинство как государства будет до известной степени пощажено для сохранения декорума. Это будет как раз то, что ваше превосходительство считали столь ужасным и что действительно поставило бы нас в худшее положение, чем раньше. А Германия снова сорвет в Вене дешевые и незаслуженные восторги за то, что она опять поддержала нас "всем блеском своего оружия"". (Примеч. авт.)
85
И Ягов, и Бетман указывают, что Сегени сказал, что ультиматум будет вручен "на следующее утро". Если их указания правильны, то это является лишним доказательством неточности в сообщениях Сегени, способствовавшей осложнению положения. В таком случае "fait accompli" оказался бы еще более непоправимым. Сам Сегени ничего не сообщал Бертхольду об этой беседе; во всяком случае, его сообщение, если оно и было сделано, не было опубликовано. Вручение ноты в Белграде было назначено "на следующее утро", а в 5 часов утра 23 июля, в последний момент, по совету Ягова оно было перенесено на 6 часов пополудни – для того чтобы иметь уверенность, что сообщение о ней будет получено в Петербурге только после отъезда Пуанкаре. (Примеч. авт.)
86
Эта телеграмма свидетельствует – в дополнение к тому, что уже было сказано выше – о неправильности часто приводящейся депеши австрийского посла в Вене: "Хотя я ничем не могу подтвердить это, но у меня имеются сведения, что германский посол (Чиршки) знал текст ультиматума Сербии до его отправления и сообщил его по телеграфу германскому императору". (Примеч. авт.)
87
Посол Гартвиг не отменил партии в бридж, которую уже назначил на тот же вечер. Потом его обвинили в том, что во время панихиды по убитой супружеской чете он не последовал примеру других посольств и не приспустил своего флага. Но он утверждал, что он это сделал, только флаг, к несчастью, свернулся, так что этого не было видно. Как раз после беседы по этому вопросу с австрийским посланником Гизлем 11 июля Гартвиг скоропостижно скончался в австрийском посольстве. Это подало повод к нелепым слухам, будто его отравили. (Примеч. авт.)
88
Даже сербский посланник в Вене счел нужным предостеречь свое правительство, что надо умерить тон сербской печати. (Примеч. авт.)
89
Несколько дней спустя сербский посланник в Лондоне тоже пытался обмануть английское правительство в отношении другого заговорщика – Габриновича – и повторил ложное сообщение, которое обошло белградские газеты, будто сербское правительство считало его (Габриновича) подозрительным и опасным субъектом и желало выслать его, но когда обратилось по этому поводу к австрийским властям, то последние взяли его под свою защиту и заявляли, что он безобидный субъект. (Примеч. авт.)
90
В Лондоне Бошковичу, когда он выполнял инструкции Пашича, посоветовали, чтобы Сербия проявила примирительное и умеренное отношение к требованиям Австрии. В Берлине сербский уполномоченный в делах просил германское правительство употребить свое влияние для примирения Австрии с Сербией, но ему заявили, что ввиду позиции, занятой Сербией, будет вполне понятно, если Австрия примет энергичные меры. (Примеч. авт.)