4
"Начальнику Управления Восточной Карелии от старосты Горне-Шелтозерской местности Д. Тучина-Пильвехинена.
Господин генерал-майор! Озабоченный дальнейшим укреплением доверия карельского и вепсского народов к освободительным финским войскам и финскому народу, вынужден доложить Вам о недостойном поведении коменданта Горне-Шелтозерской местности сержанта Вели Саастомойнена. Систематическое пьянство, разврат, неуважительные высказывания в адрес нашего великого союзника, паникерские настроения, которые я неоднократно вынужден был пресекать, - все делает фигуру Саастомойнена нежелательной в управленческом аппарате Восточной Карелии.
Прошу Вас, господин генерал-майор, обратить самое серьезное внимание на моральное и политическое состояние нижнего звена Управления. Время требует не только железной твердости, но и большого такта. На мой взгляд, одним из тех, кто мог бы сейчас повести за собой вепсское население, является прибывший к нам из учебного отдела Главной Ставки лейтенант Матти Канто. Непреклонная воля, убежденность и ораторский дар, присущие ему, - надежная гарантия того, что вепсский народ в любых испытаниях останется верным знамени Маннергейма.
Искренне преданный Вам Дмитрий Пильвехинен, кавалер медали Свободы I степени, прапорщик".
Тучин отложил ручку. Встал. Открыл форточку. Пустил в нее табачную струю, но дым лез обратно, и тогда он осторожно вышел на крыльцо.
Здесь, среди звезд и тишины, не тронутой ни звуком, ни светом, смолил сигарету за сигаретой. Знал, что не уснуть. Ночь по-своему истолкует день - в кошмарном сне явится заросшая морда старика на лыжах с коричневым вещмешком на плече. Потянутся к глазам его дрожащие руки, и сон покажется явью, потому что старик полжизни отдал Рыборецким горным разработкам и перенял трясучку у отбойного вибромолотка. Это про него говорили: "Ложку щей до рта не донесет, а водки и капли не уронит". Повторится все, как запугивал его, чтобы молчал старик о продуктах и парашютах в стогу, как приволок его, наконец, домой, и отлил бутылку спирта, как сказал: "Проспишься, еще приходи. А язык распустишь - и минуты не проживешь".
И вспомнится невероятная для ночи встреча: разведчик, староста, секретарь подпольного райкома партии и финский генерал-майор.
Глава 14
Держите направление на мыс Муромский. Подойдя к берегу, снимите маскхалаты. Километрах в четырех от берега будут встречать пограничники. Ваш пароль: "Егор идет к Ивану". Отзыв пограничников: "Я - Василий".
Власов.
1
Пройдет еще два долгих месяца, прежде чем "Северок" Сильвы Паасо примет этот вызов Большой земли… Календарными листами тех дней лежат в архивных делах радиодепеши. В них - точное время событий.
9/I-44 г., 16 ч. 00 мин.
Власову
В Вознесенье переброшен батальон шюцкоровских войск со всеми видами вооружения. На восточном берегу Свири население эвакуировано в Гумреку.
"Егор".
22/I - 15-30
"Егору"
Бои с немецкими захватчиками перенеслись на Север. Советские войска взяли Мгу, Петергоф, Красное Село. Недалек тот день, когда вся мощь советского оружия обрушится на белофинских бандитов. Сообщайте об этом населению, готовьте его к встрече Красной Армии. Смерть фашистским мерзавцам!
Власов.
27/I - 16-00
ЦК, Власову
Нами приняты в члены партии Дмитрий Тучин, кандидатами - Алексей Николаев, Николай Гринин, Ефим Лучкин, Михаил Егоров. В комсомол - Ефим Бальбин, Сергей Бутылкин, Федор Реполачев, Степан Тучин, Яков Фофанов, Илья Медведев, Александр Егоров, Петр Бутенев, Мария Пянтукова - всего 21 комсомолец. Фамилии сообщим дополнительно.
"Егор".
1/II - 15-15
"Егору"
По метеорологическим условиям самолет может быть снаряжен только в конце месяца. Сообщите самочувствие, примите все меры через Тучина, чтобы получить медицинскую помощь.
Передайте благодарность Тучину за его заботу о вас и содействие. Партия и Советская власть не забудут.
Власов.
9/II - 15-40
"Егору"
Сообщите населению: вчера советские самолеты бомбили Хельсинки. Недалек день, когда вся Советская Карелия будет освобождена от фашистских оккупантов.
Власов.
15/II - 16-15 Власову
Бросайте 100 пистолетов и деньги - без парашютов, рядом с деревней.
"Егор".
Справка
Вместе с грузом для группы тов. Горбачева отправлены на самолете газеты "Ленинское знамя" - специальный номер от 25/I-44 г., 500 штук, от 13 февраля 44 г. - 1500 штук, брошюры - доклад о 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции - 26 штук, книга Куусинена "Финляндия без маски" - 8 штук.
9/III - 15-20
Власову
Разрешите от имени ЦК написать воззвание солдатам финского "батальона соплеменников", с которым поддерживаем связь. Основная мысль листовки - бессмысленность сопротивления Финляндии.
"Егор".
М осква, ЦК ВКП(б), тов. Шамбергу.
Согласно полученной нами от подпольной партийной организации информации с 1-го по 15-е марта 1944 г.:
Из г. Петрозаводска производится эвакуация финских семей, приехавших из центральной Финляндии. Из прилегающих к г. Петрозаводску районов финны забрали с/хоз. инвентарь и вывезли в Финляндию.
Финны спешно производят дополнительные мероприятия по укреплению побережья Онежского озера. В частности, в первые 15 дней марта на участке Шокшинские разработки, Янигуба, полуостров Брусно они дополнительно завезли и установили 50 артиллерийских орудий. Из района Вознесенья к Петрозаводску осуществляется переброска финских войск.
Секретарь ЦК партии Карело-Финской ССР
Г. Куприянов
18/III - 15-40
Власову
В ответ на запрос о паспортах. Паспорта у карел и вепсов одинаковые, у русских - особые, у финнов - тоже. В паспорте восемь страниц без корочки. Корочка наподобие старых комсомольских билетов. На первой странице стального цвета номер паспорта - Б-ОУ 7561 (к примеру). На второй странице светло-голубого цвета, в средине - белый квадрат для фотокарточки, районный порядковый номер и печать без номера. Размер печати 3×2 см. В ободке "Itä-Karjalan sotilashallinto" и звездочка. Ширина ободка 6 мм. В середине печати - "Sotapoliisin esikunta" . Подписывает начальник полицейского штаба района, внизу на пятой странице, капитан Лаури Ориспяя.
"Егор".
21/III - 15-40
Власову
19 марта финны провели общие собрания с гражданами по вопросу, с кем население хочет жить, - с финнами или с русскими.
"Егор".
22/III - 15-10
"Егору"
Передаю сообщение Совинформбюро: "17 марта финское правительство дало по поводу советского заявления о мире отрицательный ответ и тем самым взяло на себя всю ответственность за последствия".
Власов.
Из отчета Д. Тучина:
На сходках представители финских властей требовали от населения "свободного волеизлияния". Это была агитация за уход местного населения, в случае заключения перемирия, в Финляндию. На каждую из этих сходок мы послали своих людей. В Залесье - Алексея Николаева, в Шелтозеро - жену Горбачева Анастасию. В Горнем Шелтозере присутствовал сам.
Там одна лишь бабка Лепсинья выскочила, выпятила живот: "Мне русских не надо. Вона я при финнах"… Но тут вышла Праскева Федоровна Засекова:
- С кем жить? Да неужели мы своих мужей на вас променяем! Мы с советской властью жить хотим… Я так скажу… Пускай русские придут сюда, и мой старичок придет, а потом мы посмотрим, как с вами быть…
Высказалась, да с плаксой ко мне подошла:
- Егорыч, что же я, дура, наболтала-то. Арестуют, поди?
- Не арестуют, Праскева Федоровна. Сами напросились.
Николаев рассказывал, что в Залесье никто говорить не решался. Потом пропихался вперед старик - рука к уху приложена - Романов Егор Федорович. Пальцем грозит и говорит:
- Вы нам советскую власть давайте. Больше и разговаривать не о чем. А то, смотрите, сыновья наши придут…
Отпихнули старого, но никто больше не выступил. Так голос Романова и остался решающим.
В Шелтозере собрание проходило в воскресенье. К двум часам в школу согнали 350 человек. Анастасия Горбачева рассказывала: выступил начальник районного штаба полиции Лаури Ориспяя. Он сообщил, что Советский Союз опубликовал условия перемирия, и назвал их несправедливыми. Затем он призвал население выразить желание добровольно поехать в Финляндию.
- Какие есть вопросы?.. Что молчите? Не бойтесь. Ваши выступления мы не покажем ни Сталину, ни Маннергейму, ни Гитлеру… Мы знаем, среди вас есть жены коммунистов, которые раньше никогда не работали. А мы вот заставили их работать, и за это они ненавидят нас…
В зале стали посмеиваться. Час прошел, а никто так и не сказал ни слова. Капитан разозлился и махнул рукой: "Подите прочь!.."
Агитация сорвалась. Маленький вепсский народ молчанием проголосовал за Советы. Лейтенант Матти Канто показал мне шведскую газету "Готеборген Постен". Там было написано: "Финны ни на мгновение не почувствовали, что они пришли в роли освободителей, как надеялись многие из них". Он же принес опубликованные в шведской печати отрывки из дневников датского военного корреспондента Херсхольта Гансена, который готовил книгу "По следам войны". "Ничто не произвело такого глубокого впечатления на финских солдат, - писал Гансен, - как то, что народ, который "освобожден" по приказу Маннергейма, знать ничего не желает о финнах"…
30/III - 10-15
"Егору".
Выход разрешается всем, при условии, если Тучин обеспечит с нами регулярную связь. Передайте ему шифр Насоновой. Если Тучин связь не обеспечит, оставьте Насонову.
Выход возможен только по озеру. День выхода сообщите, укажем пароль при встрече на озере.
Власов.
30/III - 10-10
Тучину
В дальнейшем Вас будем звать парткличкой "Дмитрий". Этим именем подписывайте Ваши радиограммы.
Власов.
2
Из отчета Д. Горбачева:
У нас были серьезные основания считать, что финны догадываются о существовании подпольного райкома партии. К весне 44 года о подполье знало так много людей, что опасения эти не могли быть напрасными. Казалось, терпение судьбы на пределе. Мы чувствовали, что только сковываем энергию Тучина.
Когда было получено разрешение на выход, Тучин подготовил семь пар лыж, палки, маскхалаты. Привели в порядок оружие. Стали ждать плохой погоды.
Я попросил жену - она на дорожных работах - присмотреть полегче выход к озеру. Она сообщила, что лучше всего пробиваться между деревней Коккарево и Сухим Носом - здесь самый короткий пробег от тракта до озера, здесь с берега на тракт возят аварийный лес - дорога, стало быть, не заминирована, сигнальных проводов нет.
30-го марта погода не ухудшилась. Но озеро посинело и местами покрылось водой. Медлить было нельзя: прошлый раз группа не вышла, потому что озеро не замерзло, теперь может не выйти, потому что оно вот-вот вскроется.
- Выходите в субботу, - настаивал Тучин. - В субботу полиция ходит в баню, а потом - кто во что горазд.
Ночь на первое апреля. Переоделись, помылись, побрились. В 21-30, как условились, под окном тихо кашлянул Тучин. Я прошел в дом. За мной по одному пришли все. В доме были моя мать, отец, мать Тучина, сестра Маша, Иван Федорович Гринин. Женщины плакали. У всех на памяти Асанов. Я имел неосторожность сказать: "Не беспокойтесь, если что, живыми из нас никто не сдастся".
- Ваша смерть - наша смерть, - ответил на это Тучин.
Простились. На лыжах пересекли поле и вышли в лес. Спустились к южному краю болота Гладкое. Путь лежал через Залесье. Обогнув деревню, взяли азимут - 60 градусов. Место трудное. Несколько раз пересекали контрольные лыжни, обойти их было невозможно.
К четырем утра достигли тракта Петрозаводск - Вознесенье. Светало. Решили залечь в кустарнике и переждать день. До берега оставалось не больше километра. Был сильный заморозок. Лежать без движения в снегу мучительно.
В десять вечера без лыж перешли тракт и вдруг у самого берега уткнулись в изгородь. Рядом была избушка, видно, НП - провода тянулись. Нырнули в бок и вскоре вышли на берег. Постояли, осмотрелись. Чувствовалось, что каждому страшно сделать первый шаг по бесконечному онежскому льду…
Где-то на пятом километре бега без сил свалились на лед. Кате Насоновой стало плохо. Всем хотелось пить. Принялись долбить лед автоматными очередями. Пробили. Но с берега ударил луч прожектора, в воздух взлетели ракеты. Бросились дальше, к советскому берегу…
Шли всю ночь и весь день 3-го апреля. В шесть часов вечера увидели группу людей с собакой и двумя ручными пулеметами.
- Пароль?
- Егор идет к Ивану.
- Я - Василий. Идемте.
На заставе - баня, чай… Впервые за восемь месяцев мы спокойно спали - на своей советской земле, раздевшись.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Ответственности после ухода группы прибавилось. Я остался один руководить организацией. Каждую секунду начеку… Не жалко умереть, когда знаешь, что за тобой хорошая опора, может заменить, а жалко тогда, когда знаешь, что дело наполовину сделано, а со смертью совсем заглохнет, да еще сотни невинных людей пострадать могут…
Из записей Д. Тучина.
1
Дом опустел, и в нем поселился страх.
Безбожница, революционной закалки мать Софья Михайловна беспричинно терлась в углу с иконами, вздрагивали от беззвучных слов сухие морщинистые щеки.
Маша откровенно таскала плаксу от порога к детской кроватке и обратно. Для нее след Горбачева от дома к озеру - о двух концах: пойдут каратели вперед - брата схватят, назад вернутся - мужу несдобровать. А дети-то причем?
И Тучин, человек грубовато-решительный, пожалуй, впервые терпеливо отнесся и к слабости матери, и к рыданиям жены.
Может потому, что сам чувствовал себя черепахой, перевернутой вниз панцирем. Резкий на мысль и действие, сейчас, когда от него ничего не зависело, он вдруг заподозрил себя в суетливости. Крест-накрест заколотил досками дверь в хлев, как когда-то во время переписи. До самой дороги выскреб лопатой заснеженную тропу. Сунул под крыльцо две лимонки, начинил запасной магазин для ТТ, то и дело выходил на улицу. Выслушивал темноту.
Ночь притворялась дурочкой - тихая, глухонемая. А он ей не верил.
Думал ли он о себе? Думал. Нет, жизнь ценности не утратила. Готовое на все отчаяние не подавило надежд. Да и бывают ли такие ситуации, когда бы человек хоть на секунду смирился с мыслью, что жизнь может продолжаться без него. Человек боится не смерти - боится уйти из жизни. Мир теряет одного человека, но человек теряет целый мир.
Почти год в его руках была жизнь семерых людей, и он разучился думать о себе, пока не пришли эти несколько часов зависимости от других. Привыкший носить свою судьбу, как руку на перевязи, он просто не умел зависеть.
В шестом часу утра спустился к Кодиярви, прошел берегом к дому Ивана Гринина.
Страх - это одиночество. Он понял это, когда увидел в окне настороженные угловатые глаза Ивана Федоровича. Едва стукнул в раму, лохматая голова кивнула налево - иди, мол, к двери.
Не спал старик, комбинезон на всех пуговицах, а потянулся, как девица, которую ни свет ни заря на покос подняли.
- Извини за рань, Иван Федорович. Не на беседу пришел, а дело есть. И не к тебе дело, Иван Федорович.
Старик долго ворчал, умолял пощадить "несовершенное детство" младшего сына, однако Тучин уговорил послать двенадцатилетнего Егорку в Шелтозеро.
Запрягли Машку, бросили в сани охапку сена. Егорка нахлобучил на пшеничную голову шапку, обеими руками поправил ее - жест Чкалова перед взлетом. Накрутил на кисти вожжи, локти в стороны, замер так - весь торжественный, а Иван Федорович отвесил ему подзатыльник: "Сколько раз говорено, - ворчал, - не накручай вожжу. В кувет занесет, из саней вытряхнет. Из саней вытряхнет, и вот результат - поволочет тебя, да об камень, об столб али об какую твердость и шмякнет…" А Егорка и на подзатыльник, и на слова - ноль внимания: приказ давал Тучин, значит, он и командир.
- Посмотри, Егор, не слыхать ли там чего. Есть, Егор, опасение, что полиция схватит советских партизан. Послушай у комендатуры, у магазина, на пристани - тихо ли? К Матвею Лукичу Четверикову заедь, он у чайной живет, поможет. Только он глуховат сильно, ему кричать надо - так оглянись сначала. Дело, брат, государственной тайны касается. А если кто спросит, зачем приехал, скажи папка в ваку послал. Вот деньги, купи чего хочется. Ну, с богом!
Егорка ошпарил вожжей лошадиный бок, и сани скрылись в сумерках.
- Не горюй, - утешал старика, - что рано человека на ноги поднял. Он бы сам не простил тебе, кабы из-за тебя войну проспал. Скоро ей, стерве, конец, а мальчонке на всю жизнь - гордость…