Дойнов показал афишу с эмблемой девушки в полете на фоне трапеции, под надписью ГОМЭЦ. Девушка тянулась руками к красной звездочке.
- Сумею.
Афиши вышли замечательные. Все артисты наперебой расхваливали Левкину работу. Особенно восторгался Абашкин.
- А меня во фраке с хризантемой изобразить можешь?
- Могу, конечно.
- Сколько слупишь?
- Что ты, Паша! Нисколько!
- Ну, тогда подарю тебе что-нибудь! Красок куплю, бумаги, холста!
- Все у меня есть. В детдоме дали. Вот только если белил немного...
- Бочку достану! На одну хризантему и манишку, знаешь, сколько белил уйдет?
Когда все вышли из комнаты, Абашкин, кивнув на афишу, шепнул Левке:
- А девушка, знаешь, на кого похожа?
- Какая девушка?
- Не знаешь? Брось притворяться! Та девушка, что на трапеции?
- На кого? - спросил Левка сдавленным голосом, и уши его запылали.
- На Сабину! - весело сказал Абашкин и многозначительно подмигнул.
Левка ничего не ответил, но уши его покраснели еще гуще. Абашкин рассмеялся, понимающе стукнул Левку по плечу.
- Идем, что ли, жених!
На другой день с утра Левка и Паша Абашкин отправились покупать белила.
- Можешь снять шляпу-то! - сказал жонглер, когда они отдалились от дома.
- Нет. Я слово дал... - тяжело вздохнул Левка.
- Стойте, ребята! - крикнул сзади Панич, размахивая палкой. - Вы куда?
- На рынок.
- И я с вами. Мне новый аквариум нужен. Вчера разбил.
Купив в ларьке белила, они прошли на шумную, людную барахолку. С трудом протискиваясь сквозь толпу, подошли к забору, около которого среди всякого хлама Панич разыскал аквариум. За него пришлось отдать все деньги.
- А ну, кому ботиночки? Мировые ботиночки! Налетай! Хватай! Даром отдаю! - кричал верзила в сетчатой майке, раскручивая синие ботиночки, связанные за шнурки. - Эй, шляпа, ботинки бери! По дешевке! К твоему кокошнику как раз подходят!
- Бери, - сказал Панич. - Стоят!
- Красивые, - вздохнул Левка. - Да денег нету...
- Денег нет, так я их мигом заработаю, - сказал Панич. - Пошли за мной! А ты, парень, жди нас! Вернемся, заберем ботиночки! Никому не продавай!
Они остановились у пивной.
- Ты войдешь попозже, будешь набивать цену! - сказал Абашкину Панич.
Левка ничего не понял: "На что набивать цену? Чем Панич торговать собирается?"
В пивной было людно. Левка и Панич уселись за длинным столом, покрытым старой, липкой клеенкой. К ним подошла официантка. Панич сделал заказ.
"У него же нет ни копейки!.. Чем расплачиваться будет? - подумал Левка. - Ну и отчаянные люди эти артисты!"
- Сейчас карася поймаем! - тихонько шепнул Панич.
- Какого карася? - изумился Левка, покосившись на аквариум.
- Увидишь!
Панич приглядывался к посетителям. Его взгляд остановился на румяном толстяке, который сидел напротив. Медленно потягивая пиво, тот сдувал с кружки пену и, судя по всему, был настроен весьма добродушно.
- Подходящий карась! - шепнул Левке Панич и вежливо осведомился у румяного толстяка: - Сколько, извините, приняли внутрь?
- Четвертая!
- И хорошо проходит?
- Великолепно!
- А норма у вас какая?
- Кружек восемь выпью!
- За весь вечер?
- Конечно. Часа за четыре.
Официантка принесла заказ.
- А вы что же, только одну кружечку? - приветливо улыбнулся толстяк. - Маловато больно.
- Мне много не выпить... - пожаловался Панич. - Организм не принимает. Обидно даже...
Левка прыснул и чуть не испортил все дело.
В пивную вошел Абашкин с банкой белил в руках. Попросив разрешения, он занял место рядом с толстяком, заказал водки и пива.
- Рыбками интересуетесь, молодой человек? - спросил он у Левки, указав на аквариум.
- В основном карасями! - совершенно серьезно ответил Левка.
- Приятное занятие... Не помешал вашему разговору? О чем беседуете?
- Да вот, товарищ рассказывает, что восемь кружек за вечер выпивает, - сказал Панич.
- Извините, - спросил Абашкин, - а за раз сколько можете?
- Кружки две-три, наверное...
- Спорим, что не выпьете! Угощаю! Все три оплачиваю!
Толстяк согласился. Абашкин крикнул громко, на всю пивную:
- Товарищи! Прошу всех сюда! Всех, кто в выпивке понимает. В судьи зову! В свидетели!
Посетители окружили стол тесным кольцом. Принесли пива. Первую кружку толстяк опорожнил залпом, вторую выпил с остановками, третью - с трудом. Его глазки покраснели, стали рачьими, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
- Больше не угодно? - вежливо спросил жонглер.
- Нет, спасибо!
- Здоровье героя! - крикнул Абашкин. - Молодец! Хотя я одного типа знал, так тот десять кружек за раз выпивал. Правда, потолще был, раза в четыре.
- Ну, это вы, извините, брешете! - сказал толстяк.
- Ясное дело, брешет! - зашумели посетители. - Хоть в сто раз толще будь, а столько за раз не выпить!
- А я верю! - сказал Панич. - Что тут особенного? Сам бы, кажется, запросто мог выпить!
Все рассмеялись.
- Да у вас, извините, кишка тонка! - сказал толстяк. - Сколько времени сидите, все с одной кружкой никак не справитесь, а это как-никак пять литров. Молчите лучше!
- А вот возьму да пять литров и выпью! Спорим!
Все зашумели, загалдели. Толстяк крикнул:
- Выставляю десять кружек!
- Нет, это уж не по-честному выходит! - вмешался Абашкин. - Человек, можно сказать, за ради нашего удовольствия будет жизнью рисковать и за бесплатно! Такой спор может состояться только на деньги! Как скажете, товарищи понимающие? Как, товарищи пьющие, на деньги будет справедливо?
- Справедливо! Только на деньги! О чем разговор!
- За вашу справедливость и понятие предлагаю чокнуться!
Посетители выпили. Назначили сумму.
- Ну, деньги на стол, и бейте по рукам!
- По рукам! - подхватили посетители.
Принесли пива. Официанты и буфетчик, чтобы лучше видеть, залезли на стулья. Панич поставил в ряд десять кружек по краю стола.
- Сроду такую махину не одолеть! - заметил кто-то. - Это ж бегемотом надо быть!
- Тихо! - крикнул Абашкин. - Перед опытом предлагаю всем выпить за здоровье смельчака!
Снова принесли водки, пива. Посетители выпили.
- Ну, в добрый путь! - крикнул Абашкин.
Панич, сдувая пену, легко выпил первые две кружки...
После третьей он взялся за сердце. После шестой оглядел всех помутневшим взглядом и тихо спросил:
- Минуты две передыху дадите?
- Отдыхай! - загудела толпа.
"Здорово играет, артист!" - восхитился Левка.
- Не осилит! - обрадовался толстяк.
- Осилит! - возразил кто-то.
Поднялся страшный шум. Абашкин суетился больше всех. Он заказал еще водки, пил, чокался со всеми направо и налево, заключал новые пари. Страсти разгорались.
- Две минуты прошло! - крикнул толстяк. - Пора!
Панич поднялся со стула, не спеша, отдыхая после каждого глотка, выпил три кружки. Десятую пил медленно, с остановками, маленькими глоточками. Наконец он сделал последний глоток и с трудом опустился на стул. Посетители кричали, хлопали в ладони, стучали ногами. Толстяк лез целоваться.
- Денег не жалко за такое удовольствие! Качать его!
- Качать!
- Нет! - закричал на всю пивную Левка. - Помрет он! Не дам брательника! Не дам!
- Прав пацан! Нельзя качать! Смертоубийство может случиться!
Панич вышел в туалет и вскоре вернулся.
- Вылили? - поинтересовался шепотом Левка.
- Все в порядке! Смотри, что сейчас будет! - тихо сказал Панич и закричал на всю пивную:
- Внимание! А что, если бы я выпил еще десять кружек без остановки, одну за другой, в один присест, не сходя с места?
- Спятил!
- Обалдел!
- Совсем окосел! И так еле живой!
- Новое пари! Новое! - засуетился Абашкин.
- Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса! - завопил толстяк. - Ставлю пиво и еще столько же!
- Это мало! Удваивай ставку! Гони монету!
- Согласен!
Принесли пива. Панич бодро встал, разом выпил десять кружек. Толпа ахнула. Замерла. Панич получил деньги и под изумленными взглядами вышел из пивной. Левка с аквариумом - за ним.
Купив ботинки, они отправились на розыски Абашкина.
Сильно захмелевший жонглер стоял неподалеку от рынка рядом с женой Валерией. Она тащила его за рукав.
- Пошли домой, Паша! Еле на ногах держишься!
- Отстань!
Увидев Левку и Панича, он радостно сообщил заплетающимся языком:
- Потерял белила! А знаешь, почему? Потому что неизвестно, кто из нас больше выпил!
- Пошли домой, Паша...
- Отстань, Валера!.. А ты, Панич, вылил обратно пиво-то?..
- Конечно. Сразу же.
- Ну и дурак! Я бы ни за что не выливал, - с трудом выговорил жонглер, покачнулся и затянул: - "Бывали дни... веселыя... гулял... я молодец..."
Глава V
Большие перемены
Левка сидел совершенно убитый: вернувшись в Уральск, он узнал, что Дойнов больше не берет на гастроли Сабину.
- Ты чего? - спросил Дойнов, входя в комнату. - Чего нос повесил?
- Сабину жалко. Переживает...
- Ишь ты! Жалко! А чего ей переживать? Матроску же я назад не отымаю! И какую матроску! Почти совсем новую! Пускай ходит!
- При чем тут матроска? Ей артисткой стать хочется!
- Кому же не хочется красивой жизни? Только у меня не лазарет и не богадельня! Разве это дело, чтобы у акробатки голова кружилась? Пусть в балет идет! И вообще, ежели в человеке сидит хворь, так дома надо отлеживаться. Ты выдержал срок, она - нет. Сколько времени кормил, поил, обувал, катал - хватит! Вернется в детдом. Совсем неплохо. Я же заранее предупреждал, никого не обнадеживал, верно?
- Предупреждали... Все равно жалко...
Левка пошел в детский дом.
- Выйдем поговорим, - сказал он Мише Кацу.
Они вышли на пустынную улицу.
- Прошу тебя, помогай Сабине... Во всем помогай, обещаешь?
- Клянусь!
- Вызови-ка ее.
На крыльцо вышла Сабина, увидела Левку, подошла к нему. Они стояли и молчали. Сабина заплакала. Левка погладил ее по плечу, не зная, чем утешить. Почувствовав, что вот-вот разрыдается сам, проговорил с трудом:
- Ну... ладно тебе... хватит...
Она порывисто поцеловала его в щеку, взбежала на крыльцо, крикнула:
- Будь счастлив, Левка! - и скрылась за дверью.
Левка слышал, как простучали ее тяжелые башмаки по лестнице. Он еще долго стоял внизу у забора, потом вздохнул и медленно зашагал прочь...
Бригада выехала на гастроли. Сборы были безрадостными. Все ходили мрачные: денег нет, нечего есть, нечего продать.
- Что бы мне загнать? - рассуждал Абашкин. - Ничего не осталось... Разве вот чемоданчик?..
Он показал Левке небольшой чемоданчик, оклеенный линялым дерматином, разукрашенный изнутри вырезками из старых цирковых афиш и программ, фотографиями артистов, полуобнаженных красоток, рисунками лошадей.
- Жаль такой шик загонять! - вздохнул Абашкин. - Сколько лет прослужил мне верой и правдой! Знаешь что, Левка, - неожиданно предложил он. - Бери-ка ты его, на память! Все равно никто красоты этой не оценит...
- Что ты, - сказал Левка, - такую ценность! И потом мне нечего в него складывать...
- Разбогатеешь еще! - пообещал Абашкин. - Бери...
Вскоре после этого разговора Абашкину пришла телеграмма. Его жена Валерия сообщала о рождении дочери, звала в Тбилиси. Левка отправился на станцию проводить друга. Абашкин с бригадой не поехал.
- Жду тебя в Тбилиси, Левка! Вот адрес! Рассчитывайся и приезжай! Жить будешь у меня! Места - вагон! Начнем сразу репетировать, попытаемся наняться в настоящий государственный цирк. Надоело мне мотаться с Дойновым. А пока суд да дело, поступим в филармонию, поработаем на эстраде. Не пропадем! Жди писем!
Письма шли одно за другим. В них Абашкин расхваливал жизнь в Тбилиси, звал Левку к себе. Тот наконец решился, сложил в чемоданчик, подаренный Абашкиным, все свое имущество: трусики для работы, матерчатые тапочки, старый резиновый бандаж, альбом и пачку махорки.
"Даже полотенца не нажил, артист... - с горечью усмехнулся Левка, захлопнув крышку. - Поеду в общем вагоне зайцем. Не тратить же деньги на билет. Лучше купить подарки для Паши, Валерии и новорожденной..."
Тбилиси поразил его. Левка вышагивал по улицам, заглядываясь на говорливых прохожих, красивые здания, высокие горы, обступившие город со всех сторон.
"Первым делом схожу в бани! - решил он. - В знаменитые серные бани, о которых рассказывал Паша. И сколько бы это ни стоило - найму банщика. Пашка объяснял, что без банщика серные бани - не бани! А потом - к Абашкиным!"
Левка сравнительно легко разыскал бани. В них противно пахло сероводородом. Он лег на каменную скамью, и банщик в белых мокрых кальсонах принялся делать ему "глубокий массаж": выворачивал руки, ноги, тер Левку какой-то шершавой рукавицей, намылил белую наволочку, надул ее и бил ею Левку, который только кряхтел да удивлялся. А потом проехался пяткой по Левкиному позвоночнику и снова мял, растирал, выворачивал руки.
- Слышишь, как тело скрипит? Так чисто, как в наших банях, нигде в мире не вымоешься! - сказал банщик, закончив работу. - На сто лет помолодел, верно?
И Левка почувствовал, что действительно помолодел на сто лет...
Он вышел на проспект Руставели, свернул к Верейскому спуску и, проходя мимо Куры, увидел старенькое здание цирка. Подбежав к нему, Левка прочел объявление, вывешенное на дверях: "Цирк закрыт на ремонт". Левка постоял немного в раздумье и отправился по магазинам. Купил погремушки новорожденной, расческу и наборный поясок Паше, конфеты и пудреницу Валерии. А себе зачем-то рог для вина.
Свернув на новую улицу, мальчик глянул на гору и обомлел. На ней стоял огромный цирк. Он был похож на сказочный дворец.
"Нет, это не цирк... Не может же в городе быть сразу два цирка..." - подумал Левка, но тут же перебежал площадь и стремглав бросился вверх по нескончаемым ступенькам. У цирка стоял дворник.
- Это цирк? Это цирк?
- Ты что... слепой, мальчик? Не видишь? Конечно. Не аптека.
- Значит, в Тбилиси два цирка?
- Ты что, считать не умеешь, мальчик? Конечно, два.
"Раз в городе два цирка, значит, есть шанс попасть!" - радостно думал Левка, слетая со ступенек.
Вот наконец и техникум физкультуры, где обосновались Абашкины. Усатый привратник неодобрительно покосился на Левку.
- Сама с младенцем гуляет. Сам, кажется, дома. Последняя комната. Там спросишь! - Он пропустил мальчика через проходную.
Разыскав дверь, Левка постучал. Никто не отозвался. Левка постучал еще, толкнул дверь и очутился в душной комнатенке с голыми стенами. Детская люлька, два венских стула, стол, железная койка, большой фанерный ящик для циркового багажа - вот, пожалуй, и вся обстановка.
На веревке сушились пеленки. На полу у окна темнела груда старого тряпья.
Неожиданно в ней что-то зашевелилось, показалась взлохмаченная голова Абашкина. Он оперся на руки, поглядел на Левку осоловелыми глазами и повалился обратно в тряпье.
- Паша! - крикнул Левка, поставил на пол чемоданчик и бросился к Абашкину. - Пашенька!
Он долго тряс Абашкина за плечи, тер уши. В это время открылась дверь и вошла Валерия с дочкой на руках. Увидев Левку, заплакала.
- Счастье, что ты приехал! Запил Пашка! Ничего не слушает. С работы выгнали, никуда не принимают. Хоть бы ты заставил его заняться делом. Живем без гроша.
Левка как мог успокоил Валерию, вытащил подарки. Она растрогалась. Левка спросил:
- Как же я тут помещусь у вас? Вам самим тесно!
- Никуда я тебя не отпущу! Ты будешь спать на ящике, мы - на койке...
Громко, во весь голос заплакала девочка. Абашкин очнулся, приподнял голову, тупо посмотрел на дочь, перевел взгляд на Валерию, потом на Левку, долго, пристально глядел, не узнавая.
- Паша... Это я, Паша...
- Ты, что ли?
- Я, - обрадовался Левка. - Я, Пашенька, я! Приехал я, Паша! Вот я и приехал!
- Ах, приехал... значит, приехал... - повторил Абашкин, по-прежнему не узнавая Левку. - А раз приехал, тогда что надо сделать? Выпить! Пойдем выпьем?.. А?.. Ну, хоть по сто? Хоть по пятьдесят!.. А?..
Глава VI
Новые беды
Пригородный поезд трясло. Дуло в щели. За окнами вагона - непроглядная темь.
"Больше пригородными поездами на концерты ездить нельзя, - думал Левка. - Надо садиться в поезда дальнего следования. В них теплее. И билеты проверяют реже".
Левка поежился, подул на пальцы, спрятал их под мышками. Вагон покачивало сильней и сильней. Соседи-колхозники громко, гортанно о чем-то спорили. Пианист, певица, чтец сидели тихо. Видно, тоже устали после концерта. Левка закрыл глаза.
Ему вспоминался день приезда в Тбилиси, серные бани, приход к Абашкиным. Как давно это было!.. В тридцать восьмом! А на дворе уже конец тридцать девятого! Левке уже пятнадцать, шутка сказать! В кармане - бумажка, обтрепалась по краям. Сколько раз рвалась, вся клеена-переклеена! Буквы стерлись: "Осинский Лев - внештатный артист филармонии. Жанр - "каучук"... Внештатный... Вот и работает Левка без гарантий, а от случая к случаю... А нет выступлений, так приходится открытки рисовать, торговать ими на рынке или около почты. Или еще как-нибудь промышлять, изворачиваться. А промышлять все трудней - холод на улице. Холод, а как Левка одет?
Увидел бы сейчас Дойнов, обрадовался бы: "Так тебе и надо, чмур упрямый! У меня уже другой пацан есть. Не хуже тебя! И не в тряпье, как ты, а в новой матроске и шляпе ходит! Не захотел, дурак, настоящим артистом быть, с "великим мастером" связался! Многому этот спец тебя научит! Не получается ваш номер! И не получится".
Кто-то тронул Левку за плечо.
- Твой билет, мальчик!
Левка открыл глаза. Никакого контролера. Это пианист решил подшутить. Смеется:
- Приехали, Левка! Тбилиси! Пашке кланяйся!
Дрожа от холода, он сел в трамвай. Билета не купил. Увидел издали контролера, соскочил на ходу, пошел пешком. Проходя мимо цирка, остановился. У входа стоял огромный щит.
ТБИЛИССКИЙ ГОСЦИРК. СКОРО! ОТКРЫТИЕ СЕЗОНА
ГАСТРОЛИ ВТОРОГО КОЛЛЕКТИВА ГОСЦИРКА
ПОД ХУДОЖЕСТВЕННЫМ РУКОВОДСТВОМ
И ПРИ УЧАСТИИ
заслуженного артиста РСФСР
А. АЛЕКСАНДРОВА-СЕРЖ (орденоносца)
Все артисты - участники выступлений
на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке
в 1939 году.