В Петроград царский поезд прибыл на восемь часов раньше намеченного срока. Николай Второй приказал выдать членам паровозной бригады по пятнадцать рублей серебром премии и, не задерживаясь в помрачневшем, тёмном, с малым количеством света Петрограде, поехал в Царское Село - к жене, к детям...
Был уже поздний вечер, под горбатыми мостками, проложенными над тихими глубокими каналами, слабо поблескивала чёрная вода, на западе, там, где плескалось холодное осеннее море, над горизонтом повисла недобрая густо-красная полоса. Солнце уже давно нырнуло за землю, уползло в далёкие дали, а мрачный отсвет от него остался, резал глаза, и лёгкое радостное чувство, родившееся в царе - скоро он увидит Альхен, Алёшу, четырёх своих малышек, которые ростом вымахали уже с мать, стали настоящими великосветскими дамами, - угасло.
Царь помрачнел, протёр рукою зеркально чистое стекло автомобиля, словно бы не верил, что таким озлобленно-резким, чужим может быть небо, оглянулся на конвой, не отстававший от автомобиля ни на шаг, и, насупившись, погрузился в свои думы.
И вот странное дело: на память словно бы что-то надавило, в голову сразу же пришёл Распутин, бледный дрожащий лик его словно бы возник перед Николаем в сумраке автомобильного салона. "Старец" укоризненно глянул на Николая, и царь, насупившись, отвёл глаза в сторону, он понял, что Распутин уже появился в столице и долго ещё будет попрекать его за то, что Николай выскользнул из-под "старца", ушёл от его влияния, за то, что начал войну с немцами... Может быть, они даже поругаются. Царь допускал и такое. Он вообще был прост в общении и мог ругаться даже с дворниками, не видя в этом ничего зазорного, - с одной стороны, это было плохо, а с другой, если тщательно обмозговать это дело, - хорошо.
Пусть они и поругаются со "старцем", но Распутин его не бросит, не будет вести себя так, как ведут остальные Романовы, образовавшие при матушке второй двор, всё время норовящие поставить Николаю - законному государю - подножку, Распутин и совет полезный даст, и поколдует, и - если надо - у Бога защиту для царской семьи выхлопочет.
Царь облегчённо вздохнул, откинулся назад, на пухлую кожаную спинку автомобильного сиденья, и закрыл глаза - он здорово устал, и если бы не радостное предчувствие встречи с семьёй - незамедлительно уснул бы.
Распутин зашёл в торговый дом на Литовском проспекте, глянул на себя в длинное узкое зеркало, врезанное в квадратный каменный столб, стоящий посреди зала, зацепил глазом, что в бороде у него появился серебристый волосок, ловко ухватил его крепкими пальцами, дёрнул, сдул на пол. Пробормотал огорчённо:
- Нечего растить седые волосы! Не старый ещё... Рано!
Какая-то старушка с родимым пятном на кончике носа, дорого одетая, в капоре, отделанном собольим мехом, кинулась к "старцу", потянулась к руке, смешно шамкая крупным, лишённым зубов, влажным ртом:
- Святой отец, благослови!
По лицу Распутина пробежала брезгливая тень, нырнула в бороду, он отшатнулся от старухи, но в следующую секунду сообразил, что это производит неприятное впечатление, протянул бабке руку для поцелуя, та звучно её чмокнула, и Распутин отошёл в сторону.
Филёр, наблюдавший эту сцену из дверей, усмехнулся - он не любил Распутина.
"Старец" тем временем уже переместился в отдел старых вин, поставил на прилавок большую корзину, сплетённую из лозы, и, сощурившись, стал медленно читать названия, красочно напечатанные на этикетках.
Начал с шампанских. На "Мадам Клико" его взгляд не задержался. "Силлери Гран-Муссе" в больших чёрных бутылках он тоже обошёл вниманием - дрянной небось напиточек-то, обычная заморская кислятина. Вместо этого шампанского лучше суточных щей выпить. В последнее время Дуняшка наловчилась по этой части - сварит щи, выстоит их сутки, сольёт из кастрюли бульон - и в бутылки из-под шампанского.
Пробкой покрепче придавит, сложит бутылки в корзину и - вниз, в хозяйский подвал, которым разрешено пользоваться почётному жильцу дома номер 64 по Гороховой улице, квартира номер 20, Григорию Ефимовичу Распутину.
Щи Дуняшкины такими сильными оказываются, что запросто вышибают тугие пробки - те, как свинцовые пули, с которыми ходят на лося, могут выкрошить из подвальных сводов каменные осколки, могут и человека покалечить, если тот случайно окажется рядом, - убить не убьют, но глаз высадят запросто.
И что в таком разе кислым распутинским щам "Силлери Гран-Муссе"! Детский лепет, дристушка из винной ягоды. А вот "Мине Жён Орижиналь" - это уже посерьёзнее, и цена в три раза выше, чем у "Силлери", Распутин это шампанское пробовал. Остался доволен. "Мадерце", правда, уступает, но вино хорошее. Совсем иного класса, чем мадера, но после супа "Мине Жён Орижиналь", в отличие от "Силлери", можно выпить. Чтобы во рту оставался приятный вкус.
Имелось ещё шампанское "Эксцельсиор", непонятно, чьё оно - то ли французское, то ли португальское. Распутин в этих тонкостях не разбирался, но "Эксцельсиор" было, по его мнению, шампанским на любителя. Может, кому-то "Эксцельсиор" и нравится, а "старцу" - нет, ноги мыть ещё годится, а чтобы в рот - не-ет, господа хорошие, увольте!
Распутин поплевал себе на руку, расправил влажными пальцами брови - в отдел вместе с подтянутым артиллерийским поручиком, перекрещённым новенькими скрипучими ремнями, вошла женщина, на которую "старец" сразу обратил внимание - чистая, как ангел. Такая чистая, что Распутин даже несколько оторопел, в следующий миг отметил невольно, что он готов вести себя, как повела старая бабка в капоре, отороченном собольим мехом, - готов плюхнуться перед этим ангелом на колени и потянуться губами к её нежной руке...
При воспоминании о бабке, которая ещё не ушла из магазина, всё глядела на Распутина широко открытыми глазами и тихо молилась, Распутин поморщился: до чего же противная старуха! Пятно, расплывающееся у неё на носу, свидетельствовало о том, что бабка не Богом, а совсем иными силами помечена. Другое дело - эта чистая, с тревожными умными глазами женщина, при виде которой в груди у Распутина сразу сделалось горячо. Он снова поправил влажными пальцами брови и смело, в упор глянул на женщину.
Поручик, поймав взгляд Распутина, нахмурился было, но в следующий миг обмяк, улыбнулся.
"Знает меня, - понял Распутин, - встречались ранее. А где встречались - вряд ли уже вспомню. Богу одному, пожалуй, это только и известно. Да и помнить всякие мелочи не обязательно - чего загружать впустую мозги? А вот баба у него - пёрший сорт, дюже хороша - чисто лесная ягода. Вкусная и душистая. М-м-м!" Поручик поклонился Распутину. Распутин кивнул в ответ и, желая привлечь к себе внимание дамы, заговорил громко, властно, потыкал пальцем в полку с "Мине Жён Орижиналь", потом ткнул пальцем в приказчика:
- Голубчик, положи-ка шесть штук в корзину!
- Слуш-юсь! - бодрым, хорошо отрепетированным возгласом отозвался приказчик.
- А если я возьму десять бутылок этой кислятины, твои рабочие смогут доставить вино ко мне домой?
- Всенепременно-с!
- Тогда десять бутылок!
- Кто это? - услышал Распутин за спиной шёпот дамы. - Человек крестьянского вина, а берёт дорогое шампанское...
Цель была достигнута. Распутин знал, что делал, внутри у него шевельнулась сладкая истома, он невольно подумал: "А неплохо бы этого офицерика загнать на фронт, тогда будут открыты все двери... Но чтобы заслать его в Тмутаракань, где немцы режут русским потроха и вывешивают их на столбы для просушки, надо побывать у папы..."
То, что Николай Второй уже вернулся из Ставки, Распутин знал - Муня Головина сообщила, да и сердце подсказывало, чутьё у "старца" на этот счёт было превосходное, он даже знал час, когда "папе" открыли ворота дворца в Царском Селе, - но звонить "папе" не спешил: Николай Второй позвонит ему сам. Это произойдёт обязательно, Распутин верил в силу своего внушения.
- Это Распутин, - шёпотом произнёс офицер.
- Распутин? Сам? - Женщина удивилась. - Я его представляла себе другим.
- Это он и есть. Сам. Собственной персоной.
- Та-ак, милый... Ещё подай мне вина старого, очищенного, - потребовал Распутин у приказчика.
"Очищенным" вином он по старинке называл водку. Водка здесь была выставлена разная - и "Смирновская", в толстых бутылях, украшенных вензелями, и "монополька", изящно и дорого оформленная, в серебре и опоясках, с величественной надписью, внушающей уважение: "Монополь", и "Державинская" - особо крепкая и особо горькая, такая горькая, что пить её, как "монопольку", без закуски, нельзя - водка обязательно вывернет питока наизнанку, каким бы крепким питок ни был.
В Покровском жил когда-то один лохматый мужик, который, не морщась, выпивал стакан "державки", потом подносил ко рту свечку и рыгал - всё лицо у него мигом окрашивалось страшным синеватым пламенем, это загоралось дыхание, в воздухе раздавалось гудение, потом - хлопок, и пламя, взвившееся было в воздух, исчезало. Никто в селе не мог повторить этот фокус, а мужик, незавидный, низкорослый, кривоногий, с небритым лицом, не морщась, выпивал ещё один стакан и снова подносил ко рту свечку.
Бабы, присутствовавшие при этом смертельном номере, случалось, падали в обморок. Отыскать бы сейчас того мужика да показать его фокус Петербургу, но нет - сгинул умелец бесследно, растворился в бескрайних просторах Сибири. Жаль, талантливый пропал человек.
- И другого сорта водки дай мне, - потребовал Распутин у приказчика, - господином Смирновым что произведена... Четверть, - сказал он, подумал, что четверти может не хватить, у него в доме разный народ ведь бывает - а вдруг тот же Хвостов, очень крепкий человек, приедет и вздумает упиться? Поправился: - Две четверти. Выдержанной, без горечи!
- Как можно-с - горечь в водке? - всплеснул руками приказчик, он был опытным работником по части купли и продажи, знал, как можно подыграть клиенту. - Горечь в водке - это уже не водка, а денатурат. Пойло! Горючее для заправки ламп и куросиновых кухонь "Примус".
- А это что? - потыкал Распутин пальцем в затейливые флаконы со стеклянными пробками, украшенными золотой фольгой с броскими этикетками "О де Колон".
- Парфюмерный товар, - охотно пояснил приказчик, - мы теперь не только вино, но и парфюм продаём. Жидкий...
- Вонь изо рта отбивать?
- Не только. Очень хорошо умасливает голову. Помогает в росте волос. Освежает лицо после бритья и умывания-с. Превосходный запах сохраняется надолго. Можно, конечно, использовать и как эликсир, и для полоскания можно-с, - поспешно добавил приказчик, увидев, как потяжелело, сделалось угрюмым лицо Распутина.
- Вот врёт, - восхищённо произнёс офицер, - даже не морщится! Ни в одном глазу враньё не отражается.
- Профессионал, - оценила приказчика спутница офицера, улыбнулась неожиданно привлекательно и печально.
Распуган засек эту улыбку - корнями волос на затылке, самим затылком, кожей почувствовал её, оглянулся и сделал пальцем замысловатое, похожее на рыболовный крючок, движение.
- Два флакона - также в корзину!
- Слуш-юсь!
- Что-то не вижу шустовского коньяка, - строго проговорил Распутин.
- Один момент-с, сейчас специально достанем для вас из подвала. - Приказчик виновато улыбнулся. - Всего десять минут назад фура о четырёх конях доставила коньяк, все бутылки спустили в подвал. - Он и тут врал, опытный приказчик, врал и при этом приятно улыбался.
Да на четырёх битюгах на фронте тяжёлые пушки возят, а для коньяка, что находится в подвале, для всего добра, скопившегося там, для бутылок, имеющихся в отделе старых вин, достаточно одного одра. Всего одного мохнатоногого битюга. И большого федера - широкой телеги на резиновом ходу, похожей на железнодорожную платформу...
Приказчик призывно щёлкнул пальцами, но на щёлканье никто не явился, и он, досадливо кашлянув в кулак, выкрикнул зычно, так, что на полке затряслись бутылки:
- Арсений!
- Ну и голосина! - восхитился поручик.
- Сколько шустовского? - спросил приказчик у Распутина.
- Три поллитровки.
- Арсений!
На этот раз на крик явился подтянутый, с чёрными цыганскими кудрями молодец в одуванчиково-желтой косоворотке, перепоясанной наборным кавказским ремешком. Склонил голову перед приказчиком. Приказчик выкинул перед собой три пальца и ткнул ими вниз, в подвал, куда сгрузили содержимое, привезённое на "четырёх битюгах", добавил коротко:
- Шустов!
Через полминуты три запылённые, в тусклой фольге бутылки красовались в распутинской корзине.
Распутин скосил глаза на понравившуюся ему даму - небось её офицерик позволить себе такого не может! - снова пальцем поправил брови: очень уж хотелось ему приглянуться даме. Брови конечно же здесь ни при чём, и пальцем красоту не наводят. Распутин, умный человек, знал это, но в нём всякий раз при виде красивой женщины возникало что-то щенячье, под сердцем зажигался огонёк и начинал тревожить душу, тело.
Поймав заинтересованный взгляд дамы, Распутин отвернулся, достал из штанов толстую пачку денег.
- Сколько с меня, милый?
Приказчик назвал сумму, которая ошеломила бы любого человека, даже дворянина-поручика, имеющего немалое поместье, но Распутин отнёсся к ней спокойно, отсчитал деньги, махнул рукой, отказываясь от сдачи, потом нашарил в кармане два серебряных двугривенника, щёлкнул ими поочерёдно о прилавок.
- А это, милый, цыгану твоему... Который "Шустова" из подвала доставал. На вино. И пусть баранок к вину купит. Очень хорошо это - макать баранки в вино.
Тридцать пять копеек, кстати, стоило красное кизлярское вино, большая бутылка, украшенная литыми виноградными гроздьями. А на пятак можно было купить полдюжины мягких сдобных баранок.
- Куда прикажете доставить корзинку-с? - Стремительно смахнув деньги в ладонь, приказчик позвякал рукоятью большого кассового аппарата.
Распутин назвал адрес.
- Через двадцать минут товар будет у вас, - пообещал приказчик.
Распутин кивком попрощался с ним, повернулся к офицеру с дамой, хотел было спросить, знакомы они или нет, - ведь наверняка знакомы, на какой-нибудь пирушке сталкивались, возможно, даже в "Вилле Роде" - модном загородном ресторане, пили вино в шумной компании, или же на званом вечере у старухи Головиной, либо где-то ещё, - но офицер опередил Распутина, лихо щёлкнул каблуками козловых сапог:
- Здравствуйте, Григорий Ефимович!
- Мы с тобою, милок, где-то виделись... Правда ведь?
- Совершенно верно. Несколько раз, Григорий Ефимович. Виделись в доме Лебедевой... Вырубова Анна Александровна также знакомила нас.
- А, Аннушка. - Голос Распутина потеплел, фрейлину царицы с недавних пор он величал только так, Аннушкой, называя их отношения шоколадными, хотя раньше они не были такими. Но всё течёт, всё изменяется, - Аннушка - это... Это Божий человек, - сказал Распутин.
- Совершенно с вами согласен. Мне с её мужем, старшим лейтенантом флота Вырубовым, одно время довелось вместе служить.
- Ах, Вырубов... - Распутин пожевал губами. - Аннушка о нём невысокого мнения.
- Вырубов - несчастный человек.
- Не знаю. Может быть... А это кто ж тебе приходится? - Распутин перевёл взгляд на спутницу поручика. Та чуть покраснела и сделала книксен.
- Моя законная супруга, Григорий Ефимович. Ольга Николаевна Батищева.
- Добро, добро, - довольно проговорил Распутин, цепко оглядывая фигуру Батищевой и внутренне восхищаясь ею: красивые всё-таки женщины рождаются на Руси, много лучше всяких там француженок и англичанок. Или, к примеру, арабок - крикливых, черноглазых, носастых, похожих на ворон, которых Распутин немало повидал, когда совершал паломничество в Иерусалим. - Вы заглядывайте ко мне, милые, - пригласил он офицера с женой. - Вдвоём и заглядывайте. Никогда не помешаете. Адресок-то мой знаешь? - спросил Распутин у офицера.
- Никак нет, - коротко, по-солдатски ответил Батищев.
- А ты запомни... или запиши! Дай-ка, милок, мне карандаш и бумагу, не поленись, - попросил Распутин приказчика.
Тот дал Распутину визитку магазина и химический карандаш с насаженным на пятку хромированным железным колпачком, игриво блеснувшим в тусклом свете дня.
- Пиши! - сказал Распутин офицеру, снова глянул на даму, чмокнул губами от удовольствия. В том, что эта дама окажется в его коллекции, Распутин уже не сомневался: офицер сам и доставит эту красотку в его дом. - Пиши!
Вышел Распутин из магазина довольный, на улице некоторое время стоял, Щурясь на слабенькое, робко проклюнувшееся из облаков солнце, потом поймал мотор - новенькую машину на воздушно-резиновых колёсах, производимую на рижском заводе "Руссо-Балт", и поехал домой на Гороховую.
С царём Распутин увиделся довольно скоро. Николай Второй, как "старец" и рассчитывал, сам позвонил ему, и Распутин, ощутив, что у него размяк, поплыл голос, неожиданно расчувствовался и произнёс проникновенно:
- Я так соскучился по тебе, папа! Я хочу приехать к тебе.
- Когда? - спросил Николай.
- Да прямо сейчас... Не откладывая, а? И по Алексею я соскучился. Очень соскучился.
- Он по тебе тоже скучает. Настоящим солдатом стал. Готовится вместе со мною поехать в Ставку, на фронт.
- Ах он мой хороший! - По щеке Распутина покатилась обжигающе горячая проворная слеза. - Я еду к тебе, папа. В Царское Село! Можно? - Распутин стёр со щеки слезу, попробовал её на вкус: какая она, горькая или солёная?
Горьких слёз не бывает, это всё сочинители придумали, - слёзы бывают только солёные.
- Конечно, конечно, - сказал царь. - Если желаешь, я пришлю за тобой автомобиль.
- Не надо, не царское это дело - посылать автомобиль за простым крестьянином.
- Ты крестьянин особый - святой, - возразил Распутину царь.
- Всё равно не надо. Меня довезут, найду колеса! В конце концов, ноги есть, до вокзала побегу, а там поезд, он мигом домчит до Царского...
Поезда в Царское Село, несмотря на войну и участившиеся перебои с топливом, ходили регулярно, и главное - тютелька в тютельку, минута в минуту, никогда не опаздывали.
Через полтора часа Распутин был у царя. Сейчас никто, ни один человек на свете не может сказать, какой была та встреча, о чём говорили царь и Распутин, из каких блюд состоял их обед и что в тот день поведал Распутину наследник - смышлёный болезненный мальчишка, собиравшийся вместе с отцом поехать в Барановичи, на германский фронт, - всё это осталось в дали времени, сделалось историей.
В дневниках очевидцев отмечено, что царь принял Распутина раньше многих министров, которых надо было незамедлительно принять ради решения важных государственных вопросов. Распутин оказался важнее. Это вызвало нехорошее удивление, некий шок - разве может чернозадый мужик быть главнее министра?
Россия начинала ненавидеть Распутина.