Из Топока МакКэндлесс погреб на юг через озеро Хавасу под багряными сводами неба, гигантскими и пустыми. Он ненадолго посетил реку Билла Уильямса, приток Колорадо, затем продолжил свой путь вниз по течению сквозь индейскую резервацию и заповедники Империал и Сибола. Он плыл мимо гигантских цереусов и солончаковых равнин, ночевал под нагромождениями голых докембрийских камней. В отдалении острые горы цвета шоколада плыли в мистических озерах миражей. Оставив на сутки реку, чтобы проследить за табуном диких лошадей, Крис наткнулся на знак, предупреждавший, что он вступает на запрещенную территорию испытательного полигона Юма, что его нисколько не напугало.
В конце ноября он проплыл через Юму, где остановился, чтобы пополнить съестные запасы и отправить письмо Вестербургу в Дом Славы – трудовое учреждение тюрьмы Сиу Фоллс, где тот отбывал свой срок. "Привет, Уэйн!" – начиналось письмо.
Как дела? Надеюсь, стало получше с тех пор, как мы в последний раз общались. Уже почти месяц я шляюсь по Аризоне. Какой чудный штат! Здесь найдешь сколь угодно фантастические виды, и климат великолепный. Но помимо привета главная цель этого письма – снова поблагодарить тебя за гостеприимство. Редко встретишь такого щедрого и душевного человека как ты. И все же иногда я думаю, что лучше бы мы не встречались. Путешествовать слишком легко, когда есть деньги. Было веселее, когда у меня не было ни гроша, и я должен был сам добывать себе еду. Однако теперь это невозможно без денег, так как сейчас здесь растет очень мало фруктов.
Пожалуйста, еще раз поблагодари Кевина за одежду, которую он дал мне. Без нее бы я замерз до смерти. Надеюсь, он передал тебе книгу. Уэйн, ты обязательно должен прочесть "Войну и мир". Я подразумевал это, когда утверждал, что ты по характеру выше почти всех людей, которых я встретил. "Война и мир" – очень сильная и насыщенная символами книга. В ней есть многое, что, уверен, ты сможешь понять. То, что недоступно большинству людей. Что же касается меня, я собираюсь еще некоторое время пожить моей теперешней жизнью. Свобода и простая красота ее слишком хороши, чтобы их упустить. Когда-нибудь я вернусь к тебе Уэйн и хоть немного отплачу за твою доброту. Может, ящиком ‘Джека Дэниэлса’? До тех пор я всегда буду вспоминать о тебе как о друге. Благослови тебя Бог. Александр
Второго декабря он достиг плотины Морелос и мексиканской границы. Опасаясь, что его не пропустят из-за отсутствия документов, он пробрался в Мексику, заплыв на каноэ в открытый шлюз плотины и соскользнув по водосбросу вниз. "Алекс быстро оглядывается, ища признаки опасности, – записано в его журнале. – Но его попадание в Мексику либо не замечено, либо проигнорировано. Алекс торжествует!"
Его торжество, однако, длилось недолго. Ниже плотины Морелос река превращается в лабиринт оросительных каналов, болот и тупиковых протоков, среди которых МакКэндлесс постоянно терял путь:
Каналы ветвятся во множестве направлений. Алекс ошеломлен. Встречает работников канала, немного владеющих английским. Они ему говорят, что он продвигается не на юг, а на запад, и направляется в центр полуострова Баха. Алекс подавлен. Молит и настаивает, что должен существовать водный путь до Калифорнийского залива. Они смотрят на него как на идиота. Но затем между ними вспыхивает эмоциональный диалог, мелькают карты и карандаши. Через десять минут они вручают Алексу маршрут, который, несомненно, приведет его к океану. Он ликует, и надежда вновь наполняет его сердце. Следуя карте, он плывет назад, пока не находит Канал де Индепенденсиа, по которому двигается на восток. Согласно карте, этот канал разделяет пополам Канал Веллтеко, который должен повернуть на юг и впасть в океан. Но его надежды быстро угасают, когда канал заканчивается тупиком среди пустыни. Разведка показывает, однако, что Алекс попросту вернулся назад, в мертвое русло пересохшей реки Колорадо. Он обнаруживает другой канал примерно в полумиле с противоположной стороны русла. Он решает перетащить каноэ в этот канал.
Переноска каноэ и экипировки заняла почти три дня. Запись от пятого декабря гласит:
Наконец-то! Алекс, судя по всему, нашел канал Веллеко и плывет на юг. Беспокойство и страх возвращаются по мере того, как сужается канал. … Местные жители помогают перенести лодку вокруг преграды. … Алекс считает мексиканцев душевными, дружелюбными людьми. Гораздо более гостеприимными, чем американцы. …
6.12 Небольшие, но опасные водопады усеивают канал.
9.12 Все надежды рушатся! Канал не доходит до океана и просто исчезает в огромном болоте. Алекс совсем сбит с толку. Решает, что до океана недалеко, и надо попробовать прорваться через болото к морю. Алекс теряется, и вот уже он должен толкать каноэ через тростниковые заросли и тащить его по грязи. Положение отчаянное. На закате находит клочок сухой земли, чтобы переночевать на болоте. На следующий день, 10.12, Алекс продолжает поиски выхода к морю, но лишь еще больше запутывается, двигаясь кругами. Полностью подавленный и падший духом, вечером он ложится в каноэ и рыдает. Но затем по фантастической случайности он встречает мексиканских гидов по охоте на уток, которые владеют английским. Он рассказывает им про свою историю и поиск моря. Они говорят, что выхода к морю нет. Но затем один из них соглашается отбуксировать Алекса в свой базовый лагерь [на маленьком моторном ялике] и отвезти его вместе с каноэ [в кузове пикапа] к океану. Это чудо.
Охотники на уток довезли его до рыбацкой деревушки Эль Гольфо де Санта Клара. Оттуда МакКэндлесс вышел в море, направляясь на юг к восточному краю Калифорнийского залива. Достигнув своей цели, МакКэндлесс умерил темп, его настроение стало более созерцательным. Он фотографировал тарантула, печальные закаты, продуваемые ветрами дюны, длинные изломы береговой линии. Записи в журнале сделались короткими и поверхностными – менее сотни слов за весь последующий месяц.
14 декабря, устав от гребли, он втащил каноэ высоко на берег, вскарабкался на песчаниковый утес и разбил лагерь на краю пустынного плато. Он оставался там десять дней, пока сильные ветры не вынудили его искать убежище в пещере посередине обрывистого склона утеса, где он оставался еще десять дней. Он встретил новый год, любуясь полной луной, восходящей над Гран Десьерто – Великой Пустыней: 1700 квадратных миль движущихся дюн, самой большой песчаной пустыней Северной Америки. Днем позже он вновь поплыл вдоль бесплодного берега.
Журнальная запись от 11 января 1991 года начинается словами: "Очень судьбоносный день". Продвинувшись к югу, он вытащил каноэ на отмель вдалеке от берега, чтобы поглядеть на могучий прилив. Часом позже яростные шквалы обрушились из пустыни. Ветер и волны вынесли его в открытое море. Вода вокруг превратилась в хаос белых бурунов, угрожающих опрокинуть и поглотить утлое суденышко. Ветер стал ураганом. Белые барашки выросли в высокие, сокрушающие валы. "В великом отчаянии", – гласит журнал, –
Он кричит и колотит каноэ веслом. Весло ломается. У Алекса есть запасное. Он приходит в себя. Если потерять второе весло, он погибнет. Наконец, после невероятных усилий и множества проклятий, ему удается втащить каноэ на мол, и он на закате падает в измождении на песок. Этот случай убеждает Александра бросить каноэ и вернуться на север.
16 января МакКэндлесс оставил пузатую металлическую лодку на пружинистой поросли колосняка к юго-востоку от Эль Гольфо де Санта Клара, и направился пешком на север вдоль пустынного берега. Он не видел ни единого человека уже тридцать шесть дней. Все это время он питался лишь пятью фунтами риса и тем, что удавалось добыть в море – опыт, который позднее убедит его, что он сможет существовать с подобными скромными запасами и на Аляске.
Он вернулся на границу США 18 января. Пойманный иммиграционной службой при попытке проникнуть в страну без документов, он провел ночь за решеткой, а затем состряпал историю, которая вызволила его из каталажки, где Крис вынужден был оставить свой револьвер 38го калибра, "великолепный Кольт Питон, к которому он был очень привязан".
Следующие шесть недель МакКэндлесс путешествовал по юго-востоку США, от Хьюстона до побережья Тихого океана. Чтоб не обчистили темные личности, царящие на улицах и автострадах, где приходилось ночевать, он выучился закапывать свои деньги перед тем, как войти в город, и возвращаться за ними на обратном пути. 3 февраля, согласно его журналу, МакКэндлесс отправился в Лос Анджелес, "чтобы получить удостоверение личности и работу, но ощущает сильный дискомфорт в обществе и должен немедленно вернуться на дорогу".
Шесть дней спустя, разбив лагерь на дне Гранд Каньона вместе с Томасом и Карин, подвезшей его молодой немецкой парой, МакКэндлесс написал: "Тот ли он Алекс, который отправился в путь в июле 1990 года? Недоедание и дорога дорого ему стоили. Похудел почти на 25 фунтов. Но его дух высок как никогда".
24 февраля, через семь с половиной месяцев после того, как он бросил Дацун, МакКэндлесс вернулся в Детритовую балку. Парковая служба уже давно забрала автомобиль, но он откопал старые вирджинские номера, SJF-421, и часть своих пожитков. Затем он добрался автостопом до Лас Вегаса и нашел работу в итальянском ресторане. "Александр зарыл свой рюкзак в пустыне 27.02 и вступил в Лас Вегас без денег и удостоверения личности", – рассказывает нам журнал.
Несколько недель он жил на улице вместе с бродягами, тунеядцами и алкашами. Но на Вегасе история не кончается. 10 мая он вновь почувствовал шило в заднице. Алекс бросил работу, откопал рюкзак и снова вышел на дорогу, обнаружив при этом, что если ты настолько глуп, что зарываешь фотоаппарат, в будущем не стоит рассчитывать на снимки. Поэтому у рассказа нет фотоиллюстраций с 10 мая 1991 года по 7 января 1992 года. Но это не важно. Истинный смысл – в опыте, воспоминаниях, великом ликующем удовольствии жизни на полную катушку. Господи, как здорово быть живым! Спасибо тебе. Спасибо.
Глава пятая.
Буллхед Сити
Первобытный зверь был силен в Бэке, в жестоких условиях новой жизни он все рос и рос. Но это оставалось незаметным. Пробудившаяся звериная хитрость помогала ему сдерживать свои инстинкты.
Джек Лондон "Зов дикой природы"
Восславим Первобытного зверя!
И капитана Ахаба!
Александр Супербродяга
Май 1992
Надпись, найденная в заброшенном автобусе у тропы Стэмпид
Лишившись камеры, МакКэндлесс забросил не только фотографию, но и журнал, который он возобновил лишь в следующем году на Аляске. Поэтому о его путешествиях после ухода из Лас Вегаса в мае 1991 года известно немногое.
Из письма МакКэндлесса к Джен Буррс мы знаем, что он провел июль и август на орегонском берегу, возможно, неподалеку от Астории, где жаловался на "нестерпимые туманы и дожди". В сентябре он автостопом добрался по трассе 101 до Калифорнии и вновь ушел на восток в пустыню. В начале октября он попал в Буллхед Сити, штат Аризона.
Буллхед Сити – это община в оксюморонном смысле этого слова, характерном для конца XX века. Не имея определенного центра, город представляет собой восьмимильную полосу беспорядочно разбросанных вдоль берегов Колорадо кварталов и торговых центров, напротив гигантских отелей и казино города Лафлин, штат Невада. Главная достопримечательность Буллхеда – трасса долины Мохаве, четыре асфальтовые полосы, вдоль которых выстроились автозаправки, ресторанчики быстрой еды, лавки хиромантов и видеомагазины, авторемонтные мастерские и приманки для туристов.
В свете этого, Буллхед Сити вряд ли мог произвести впечатление на последователя Торо и Толстого, который должен был презирать буржуазные увеселения типичных американцев. Тем не менее, МакКэндлесс полюбил город. Возможно, сказалась его тяга к люмпенам, кишевшим в местных парковках автофургонов, кемпингах и прачечных самообслуживания. А может быть, его покорили виды голой пустыни, окружавшей город.
Как бы то ни было, в Буллхеде МакКэндлесс приостановил свои скитания более чем на два месяца – возможно, самое долгое его пребывание на одном месте с тех пор, как он оставил Атланту, и до поселения в заброшенном автобусе на Аляске. В октябрьском письме Вестербергу, он говорит о Буллхеде: "Отличное местечко, чтобы провести зиму. Наконец-то я могу осесть и оставить бродячую жизнь. Посмотрим, что будет весной, когда у меня обыкновенно начинает шевелиться шило в заднице".
Эти слова он написал, уже имея настоящую работу – поджаривать Биг Маки в Макдональдсе на главной улице, куда он добирался на велосипеде. В дальнейшем МакКэндлесс вел совершенно обычную жизнь, и даже открыл счет в местном банке.
Интересно, что в Макдональдсе он представился не как Алекс, а как Крис МакКэндлесс, и дал нанимателю подлинный номер соцстраховки. Необычный отказ от легенды мог помочь родителям найти его, но в итоге остался без последствий, так и не обнаруженный частным сыщиком.
Через два года после того, как он потел над грилем под золотыми арками, коллеги почти не помнят Криса МаКэндлесса. "Одно всплывает в памяти – он имел пунктик по поводу носков, – говорит мясистый словоохотливый заместитель управляющего, Джордж Дризен. – Он никогда не надевал носков. Просто не мог. Но в Макдональдсе принято всегда носить стандартную обувь. А это подразумевает и носки. Крис подчинялся правилам, но едва заканчивалась смена, – вжик! Он тут же стягивал носки. То есть, вообще первым делом. Думаю, чтобы показать, что мы им не владеем. Но он был хорошим парнишкой, отличным работником. Очень надежным".
Лори Зарза, второй заместитель управляющего, другого мнения о Крисе: "Откровенно говоря, я удивлена, что его вообще взяли на работу. Он делал то, что требуется, но всегда – в едином медленном темпе, даже во время обеденного аврала, не обращая внимания на просьбы поторопиться. У прилавка толпился десяток посетителей, а он не понимал, почему я на него сержусь. Просто не видел связи. Словно пребывал в каком-то собственном мире.
На него, конечно, можно было положиться. Он появлялся каждый день, потому его и не увольняли. Здесь им платили четыре с четвертью в час, а в казино за рекой – шесть с четвертью, так что сами понимаете.
Не думаю, что он общался с другими сотрудниками после работы. Он разговаривал лишь о деревьях, природе и прочей чепухе. Мы считали, что у него не все дома".
"Ушел Крис, видимо, из-за меня, – признает Зарза. – Когда он начал работать, то был бездомным, и, прямо скажем, не благоухал. Это не соответствовало стандартам Макдональдса. В итоге меня попросили поговорить с ним и убедить мыться чаще. Не успела я рот раскрыть, как вспыхнула ссора. А затем другие работники – они хотели как лучше – стали спрашивать его, не нужно ли ему мыло и тому подобное. Можете представить, как его это бесило. Но он не подавал виду. Через три недели просто взял и ушел".
МакКэндлесс старался скрыть, что ночует на улице. Он сказал сослуживцам, что живет через реку, в Лафлине. Когда они предлагали подвезти после работы, он вежливо отказывался. В действительности, первые несколько недель он провел в палатке, которую поставил в пустыне у края города. Затем он начал обживать пустые фургоны. В письме к Джен Буррс он объясняет, как это случилось.
Однажды утром я брился в туалете, когда вошел старик. Он оглядел меня и спросил, не сплю ли я на улице. Я сказал, что да, и выяснилось, что у него есть фургон, в котором можно бесплатно ночевать. Правда, он не был его настоящим владельцем. Отсутствующие хозяева разрешили ему жить на их земле, в другом маленьком фургоне. И я не должен мозолить там людям глаза, поскольку ему не разрешено приводить гостей. Мне, конечно, повезло. Фургон очень удобный, в нем полно места, есть мебель и работающие розетки. Один минус – этот старикан, Чарли, немного не в себе, так что с ним порой непросто.
Чарли до сих пор живет там же, в крохотном яйцеобразном фургоне без воды и электричества, обшитом ржавой жестью и притулившемся за гораздо большим бело-голубым фургоном, где ночевал МакКэндлесс. Голые вершины высятся на западе. Светло-голубой Форд Торино покоится на кирпичных подставках в неухоженном саду, сквозь капот пробиваются сорняки. Олеандровая роща источает аммиачный запах мочи.
"Крис? Крис? – взрыкивает Чарли, шаря по дырявым карманам памяти. – Да, конечно он. Да, да, я, конечно же, его помню". Чарли одет в рубашку и рабочие штаны цвета хаки. Он – хилый и нервный, с глазами ревматика и белой щетиной на щеках. По его словами, МакКэндлесс жил в фургоне около месяца.
"Приятный паренек, очень милый, – рассказывает Чарли. – Не слишком общительный. Темпераментный. Хотел как лучше, но у него было полно комплексов – понимаете, о чем я? Зачитывался книжками того чувака с Аляски, Джека Лондона. Много не болтал. Когда не в настроении, его лучше было не трогать. Вечно искал что-то такое разэдакое, и сам не знал, что именно. Я и сам был таким, а потом понял, чего именно мне не хватает. Денег! Ха! Ха, кха, кхе… Ох, парень…
Аляска – он все время о ней говорил. Что собирается туда. Может, хотел найти там то, что искал. Приятный парнишка. По крайней мере, при взгляде со стороны. С кучей комплексов. И препаршивых. На Рождество, когда он уезжал, дал мне пятьдесят баксов и пачку сигарет за то, что я ему разрешил здесь пожить. Считал, что проявляет неслыханную щедрость".
В конце ноября МакКэндлесс отправил Джен Буррс письмо до востребования в Найленд, городок в калифорнийской долине Империал. По ее словам, "это было первым за долгое время письмом от него, на котором был обратный адрес. И я немедленно ответила, что мы приедем на следующей неделе повидать его в Буллхед, который от нас был довольно недалеко".
МакКэндлесс был взволнован весточкой от Ян. "Я так счастлив, что вы живы и здоровы!" – восклицает он в письме от 9 декабря 1991 года.
Огромное спасибо за поздравления с Рождеством. Так здорово, когда о тебе кто-то думает во время этого праздника… Как прекрасно услышать, что вы приедете ко мне в гости, я всегда рад вас видеть. Просто великолепно, что после полутора лет мы снова встретимся.
В конце письма он нарисовал карту и дал детальные указания, как найти его фургон.
Четыре дня Джен и Боб готовились к поездке, а затем Буррс, вернувшись вечером в лагерь, обнаружила "большой рюкзак, прислоненный к нашему фургону. Я поняла, что Алекс здесь. Наша собачка, Санни, пронюхала о его прибытии еще раньше. Ей нравился Алекс, но я была удивлена, что она его еще помнит. Найдя его, она просто обезумела от радости". МакКэндлесс объяснил Ян, что ему опостылело и жить в Буллхеде, и вкалывать по расписанию вместе с ‘пластмассовыми человечками‘, так что он решил убраться из города ко всем чертям".