Маньяк
Он – старший вертухай. Ходит с ключом по зоне, отпирает и запирает локалки. Охотится за всеми. "Закрывает" (то есть уводит на вахту) и пишет рапорты за что угодно: за бирку, тапочки, куреху – за все, на что остальные вертухаи внимания не обращают. За его смену обязательно несколько человек "сидят" и пишется десяток рапортов.
Его избегают. Как заразного больного. Напороться на Маньяка – все равно, что подцепить грипп на улице или триппер от соседки. Опасна не столько болезнь, сколько последствия и осложнения. Каждый рапорт – это замечание, нарушение с вытекающими наказаниями.
Даже если обходится без штрафных пятнашек, все равно осложнят возможный уход по УДО и т. п.
В основном, всех вертухаев зовут здесь по именам. Погоняла (то есть прозвища) только у двоих: Маньяк и Бацилла. С Бациллой – все понятно. Просто вредный, мелочный, прилипчивый. А вот у Маньяка история его погоняла – целый детективный роман.
Он и раньше работал здесь вертухаем. Он всегда работал вертухаем. Он им родился. Но несколько лет назад в городе объявился какой-то маньяк. Убивал, насиловал и т. п. Распространили приметы и словесный портрет. Внешне – копия нашего Маньяка. В Москве его и взяли по приметам. На его утверждения, что он сам "работник органов" в чине сержанта или еще кого-то там, – ноль внимания. По слухам, даже сказали, что на зоне только такие и работают (менты вертухаев не уважают). Пока выясняли что и как, Маньяка избили по всем правилам "взятия показаний" – отбили все, что можно отбить… Потом все выяснилось. На настоящего маньяка он "не потянул". Но об истории стало известно, и погоняло "Маньяк" осталось.
Для того чтобы он не слишком шумел по поводу методов "работы" наших "славных и самоотверженных", присвоили звание младшего лейтенанта (!) и сделали старшим смены. Он – единственный "офицер" из вертухаев – приложение к ключам… Но, видимо, голову ему в ментовке все-таки повредили. Он с упорством настоящего маньяка ходит и запирает все, что может запираться. Вид идущего куда-нибудь зека (неважно, куда – к врачу, отряднику, в клуб, к доске приказов) вызывает у него реакцию быка на красную тряпку. При этом он холодно вежлив. Например: "Остановитесь! Вы отошли на три шага от локалки. Я записываю вашу фамилию, арестовываю вас ДО решения ДПНК и подаю на вас рапорт!".
Зек: "Да, но я иду на вахту как раз, чтобы сирость разрешения ДПНК…".
Маньяк: "Кто вам разрешил выйти из локалки? Даже для того, чтобы идти к ДПНК…"
Зек: "Так для того, чтобы спросить разрешения выйти, я должен подойти к ДПНК…"
Маньяк: "Не знаю… Это не мое дело… Вы вышли, и я вас арестовываю! Направляйтесь за мной…"
Как правило, через три – четыре – пять часов сидения в боксике ДПНК освобождает. Он понимает, что Маньяк, как всегда, "до кого-то дое…лся". А жалобы и последующие разборки ДПНК не нужны. Но рапорт написан, подан, и на него нужно реагировать…
Рапорт попадает к отряднику. Те из них, кто поумнее и поопытнее кладет его "под сукно" до тех пор, пока у самого не появится повод или желание наехать, на "провинившегося" зека. Тогда этот рапорт" служит "довеском". А иногда рапорт превращается в замечание, фиксируется, и снять его можно только через полгода при "безупречном" поведении и "активной общественной работе". В противном случае ни об УДО, ни об "улучшенных условиях", дополнительной дачке, свидании и т. п. нечего и мечтать.
Смену свою Маньяк подобрал под стать себе. Такие же отморозки. Все – в рамках системы – той клинической патологии возведенного в Закон извращения, называемого "пенитенциарная система России".
Отступление
Помните известную рубрику в "Литературке": "Если бы директором был я…"? Кстати, незаслуженно забытую. Так вот, если бы директором был я…
Может, то, что я сейчас пишу, – результат определенных психических сдвигов, произошедших за последние два года. Может, следствие ставшей хронической ненависти к "органам". Может, согласно второму закону философии, количество накопленной за эту тюремную жизнь информации перешло в качество – в навязчивую идею? Не знаю. Но попытаюсь эту "идею" изложить. Может быть, очень сжато, схематично, без деталей и механизма реализации, но суть, надеюсь, будет ясна и доступна каждому.
Так вот, в каждом городе, почти в каждом поселке есть стадион. Согнал бы я на этот стадион всех (и бывших, и ушедших на пенсию) работников МВД со всеми их структурами – ОМОН, СОБР, РУБОП и т. д. и т. п.
Кроме, пожалуй, технических и медицинских служб.
Всех работников прокуратуры и суда (кроме тех же технических служб). Всех сотрудников ГУЛАГА-ГУИНА (вот здесь – без исключения: со всеми техническими службами). Думаю, что по всей стране их набралось бы больше миллиона. Окружил бы эти стадионы армейскими частями. Установил бы вокруг пулеметы. Но все сразу. Одномоментно. Чтобы не успели разбежаться и попрятаться, как тараканы. Так же организованно, как при их помощи когда-то депортировали татар, чеченцем и т. п. Как тщательно готовились к решению "еврейского вопроса".
Собрал бы их всех. И объявил: – государственный внешний долг России составляет порядка 150 миллиардов долларов. Примерно столько же мне нужно для решения первоочередных внутренних проблем. Да еще миллиардов 200 для полной стабилизации и компенсации нанесенного народу вреда. Дал бы всей этой своре 48 часов времени и велел бы собрать, и вернуть эту сумму. Приблизительно 500 миллиардов. В любом эквиваленте: золото (от наворованной ювелирки до зубных протезов), камни, валюту, рубли, антиквариат и т. п. Объявил бы круговую поруку. И через 48 часов начал бы расстреливать тысяч по 10–15 каждый час. Трех суток не прошло бы, как собрали бы все. Даже больше! Да одни ГАИшники и ГУИНовцы покрыли бы больше половины. И у них самих в загашниках столько же осталось бы…
Собрал бы всю необходимую сумму, а потом… Все равно половину бы (как минимум) расстрелял.
Простите зеку эту его сладкую мечту…
Портереты (продолжение)
Серега-дурак
"Дурак" (можно и без кавычек) – его погоняло. Вернее погоняла я еще не встречал. Я сидел вместе с ним на Пресне. Ему около 45 лет. Режим – "полосатый" (особый). Черт-те, какая ходка: может, 8-я, может, 88-я…
По тюрьмам и зонам с малолетства. Ламброзо завертелся бы от восторга в своем гробу, узнав о столь ярком и наглядном подтверждении своей теории. Жизненное (естественное) выражение лица – питекантроп, смотрящий по телевизору фильм Феллини. Интеллект на уровне полученного образования – четыре класса школы в одной из деревень Хабаровского края. Но вместе с тем – звериная хитрость, невероятная практичность, фантастическая живучесть, уникальная приспособляемость.
Мы как-то подсчитали с ним: с 15 лет (он впервые сел за кражу) до этого, последнего, "залета" (сейчас ему 45), то есть за 30 лет, он пробыл на свободе чуть больше 5 лет. Все остальное время – тюрьмы и зоны. Эта ходка – за убийство с особой жестокостью. Я читал его дело. Волосы дыбом! Ему дали 18 лет особого, но потом Верховный Суд три года скинул. Остается 15 лет. Уверен, что выживет, и доживет, и выйдет, и через несколько месяцев опять сядет. Среди людей жить не может. Да ему и нельзя.
Знание тюремного мира и быта – абсолютное. Убежден, что все (включая нескольких жен и троих детей, которыми успел обзавестись в паузах между зонами) обязаны его кормить, поить, холить и т. п.
Жаден до патологии. Вымогает (у тех, кто послабее), клянчит (у тех, кто "откусывается") все – от зубной щетки, которой никогда не пользуется (пригодится), до старых газет, которые никогда не читает (он вообще ничего не читает) и которые можно использовать на "тарочки" (бумага для самокруток). У него три неподъемных баула. Килограмм по 25–30 каждый. Насобирал за три – четыре месяца, находясь на "Пресне" в ожидании решения Верховного Суда на свою "касатку".
Он и затеял свою жалобу ("подумаешь, трешку сбросили"), в основном, чтобы было время "затариться" (прибарахлиться). Как он дотянет эти баулы по всем этапам и пересылкам – не представляю. Но он утверждает (и я ему верю!), что "в зубах доволочет". Он теперь у себя на "особняке" – крутой. Все есть: 10–15 кг чая, 2–2,5 сотни пачек "Примы", мыло, щетки, насты и т. д. и т. п. Не для себя. Ему это "на фуй не нужно!". "Для игры, для конвоя и вертухаев, для крутизны!"
Отношение к нему в хате, как к неизбежному злу – как к клопам, вшам, грязи. Неизбежно, а потому стараешься не замечать, не реагировать. Ни в коем случае нельзя таких бояться. Мгновенно почувствуют и сядут на шею. Только наоборот. Чем с ним резче и презрительней (нет, не то слово… даже не знаю, как выразиться… наглее!), так вот, чем с ним резче и наглее, тем он смирнее и услужливей.
Читаю книгу. Его это безумно раздражает.
– Чего ты там нашел? Это все – шняга! Я всех этих писак маму. Не реагирую.
– Я тебе!.. Что молчишь?! Зажрался?! Да я…
Начинает сам себя заводить до привычной ему истерики. Очень действует на новичков. Особенно когда рвет на себе майку. Надо признать, умело: по боковому шву. Потом сметывает ее на "живую нитку" и при очередном "заводе" рвет ее по привычной схеме. Только при мне такое повторялось раз пять.
Поднимаю голову от книги, смотрю ему прямо в глаза. Не отрываясь.
– Заткнись, мешаешь… Сразу идет апелляция к хате:
– Рот затыкает. Да я у себя дома! Я в тюрьме вырос! Это ты у меня в гостях… (мать, блядь, фуй во всех падежах, склонениях и спряжениях по сотне на каждое нормальное слово)
Хата заинтересованно прислушивается.
– Он – бродяга. Я для некоторых, особенно молодых "растопырок" (это когда пальцы "веером"), непонятно кто… Но не "коммерс" и не блатной, – в общем, что-то непонятное…
– Значит, ты дома, а я гость?
– Да! В тюрьме я – хозяин!
(Вот я его и зацепил! Подвел к слову "хозяин". "Хозяин" в жаргоне – начальник тюрьмы, зоны).
– Значит, хозяин?! Может, еще и кум?! Что-то ты шибко спелый и здоровый для "полосатика". Тебя кто в хату кинул? Опер?! За мной присматривать’1! Меня до "кичи" довести?! На кого пашешь, мразь полосатая?!
И попер, попер… На фоне нормальной, обычной речи, без мата, с "пожалуйста" и "спасибо", мой "взрыв" выглядит достаточно эффектно.
Серега к отпору не привык, теряется на время. Самый момент его добить. Но зачем? Кому и что я этим докажу? А потому, "убивая рамс", резко меняю тон, обращаясь к кому-нибудь из хаты с абсолютно нейтральным, не имеющим отношения к предыдущему, вопросом. Любым. Показав тем самым, что Серега меня не интересует, и терять время на разговоры с ним не собираюсь…
Все. Больше он ко мне не "прикалывался". Несмотря на весь свой примитивизм на уровне дебилизма, он понял, что я его не боюсь и он мне попросту не интересен. Через несколько дней его увезли на больничку. Желая зацепиться еще на какое-то время в Москве, он организовал себе кровотечение, связанное с язвой желудка (это несложно). Больше я его не видел…
Чудеса!
Мне еще в "Матроске", на "Пресне" – везде, где заходил разговор о зоне, говорили именно об этой. О той, на которую волею судьбы (и стараниями друзей) я попал. Что она какая-то то ли экспериментальная, то ли показательная, но во всех случаях, не похоже, чтобы "красная". Первые впечатления превзошли все ожидания.
Автозак с нами загнали в какой-то внутренний двор-отстойник. Вылезаем. Все как ожидалось – высокие стены, колючка, но… чистота! Впечатление такое, что асфальт в дворике не подметен, а вымыт. У забора – по периметру – цветы. И не какие-то там чахлые пыльные кустики, а роскошно цветущие мальвы. После клоаки рязанской пересылки, заплеванных, засопливленных прогулочных двориков – контраст непередаваемый!
Принимал нас какой-то майор. Видимо, ДПНК. Рядом с ним всего один (!) вертухай. Да и принимал как-то непривычно. Не спеша, не матерясь (!), почти по-человечески…
Проверили по фамилиям, статьям, срокам.
– Теперь, через дворик, во-о-он к тому крылечку… Увидев, что я пытаюсь подцепить сразу все свои баулы, замечает:
– Да носите их по одному. Спешить некуда.
Если все комиссии по правам человека, всех контролеров и наблюдателей ОБСЕ возят именно сюда, на эту зону, то понятно, почему Россию еще не поперли из Совета Европы. Этакий агитпункт в аду. Как в старом анекдоте:
"У одного на Страшном Суде возникла необычная коллизия. Грехов и праведных дел – ровно пополам. Непонятно, куда его – в рай или в ад. Решили предоставить право выбора… Показывают рай: чисто, спокойно, скучно… Под деревьями сидят братаны с блаженными, как после "прихода", лицами, перед ними дубок с фруктовыми муссами – амброзией называется. Вместо халдеев – какие-то фраера в балахонах с крылышками… Вместо нормального рэпа – какая-то бодяга на деревянных дудочках. Тоска… Беспонтово…
Показывают ад, Полный улет!
Телки – высший класс! Братва зажигает по-полной, везде баяны разовые, дурь, шмаль, кирялово… Жрачки – хоть лопни! Стосы для понимающих, железки для качков. Музыка – почище, чем по "Муз-ТВ" Короче – житуха по кайфу…
Выбирает, понятно, ад…
Только выбрал, к нему сразу двое амбалов. Принимают и ведут к ма-а-а-ленькой, незаметной дверце. Открывают, заталкивают, а там вонь, жара, черти шуруют, под котлами со смолой костры жгут – полный беспредел, в натуре…
– Вы куда это меня?! Я же не это выбирал! Я – туда, где телки, где кайф!
– Дурак ты. Это наш агитпункт был. Мы там лохов разводим…"
Не знаю еще, как в самой зоне, но агитпункт у них – что надо!
Шмон – почти поверхностный. Отметают только сахар (жаль, я заготовил более 2 кг), зажигалки (хотя в зоне они почти у каждого) и лекарства. Обещали, что после проверки в санчасти вернут. (Действительно вернули.)
С уважительным (!) недоумением просмотрели баул с книгами. И все…
Чудеса продолжаются
Никогда не предполагал, что стрижка наголо, "под нуль", может доставить такое острое наслаждение. Всего за 1,5 недели в рязанской пересылке волосы превратились в свалявшуюся, грязную, зудящую паклю. Вздохнул полной головой! В полном смысле этого слова. Вздохнуть полной грудью может каждый, а вот полной головой…
Все. Все формальности окончены. Нас везут в карантин. Карантин – громкое слово. Это просто отдельное помещение в бараке 4-го отряда. Обычные двухъярусные шконки. Но… с сеткой, без струн! Впервые за более чем два года сижу на чем-то, что пружинит, а не режет, не впивается в задницу. Наслаждаюсь…
И – воздух! И – чистота! Стерильная чистота. Знаете, к чему труднее всего привыкнуть на зоне после более чем 1,5 лет камеры в СИЗО? К чистому воздуху, к чистоте, к возможности ходить. Первые несколько дней даже голова кружится от воздуха. Простыня не липнет к телу и… ходи (в камере более трех – четырех шагов не сделаешь). У меня в первые 10 дней безумно болели ноги: отвык…
Распределяем шконки. Мне (уважают!) нижняя. На одной из тумбочек (Бог мой! Здесь даже тумбочки есть!) щедро, горкой лежит чай и несколько пачек "Примы". С общака – карантину. Спасибо, братва!
В карантин мы пришли уже после 4.30. Проверка уже прошла. Отдыхать хоть до утра. Но ведут на ужин. Общий ужин уже прошел. Для нас накрыли отдельно. На столе – бачок с чем-то горячим. Хлеб – по пайке. Хлеб – очень плохой. Такой же, как и в рязанской пересылке (рязанская пересылка, сейчас для меня эквивалент всего самого худшего из того, что я видел). Баланда – на том же уровне. Хуже, чем на "Пресне", но лучше, чем на пересылке.
Вообще-то, если хотя бы чуть-чуть поддерживают с воли (бульонные кубики, перец, масло, лук, карамель, чай), то прожить на баланде можно. Хотя желудок загонишь полностью. Но все как-то крутятся… Голодных в полном смысле этого слова, как в "Матроске", нет…
После ужина – баня. В предбаннике чисто и сухо. В самой бане – светло и просторно. Мылись целый час. Никто не подгоняет. Что творится? Может, это не Россия? Или – все-таки агитпункт?
"Невольные записки" (Попытка продолжения…)
Отступление № 1
Я очень долго не писал. По многим причинам. В том числе и потому, то после "Матроски", а тем более Рязанской пересылки, моя зона показалась раем. Возможность постоянно дышать (даже не говорю "свежим воздухом"), просто дышать, ходить более семи шагов в одном направлении (длина прогулочного дворика в тюрьме), мыться (не 12–15 минут, как в тюрьме – о пересылке даже не упоминаю…) – все это настолько ошеломило и породило такую эйфорию, что закрыло глаза и уши на все остальное. Действительно, человеку нужно мало. Дышать, ходить, мыться, что-то есть и пить… Ни одно животное (кроме питающихся падалью…) не станет есть того, что, не замечая вкуса и запаха, ест человек. Просто не выживет…
В некоторых европейских столицах, в Нью-Йорке на наиболее оживленных перекрестках стоят клетки с канарейками, птичками наиболее чувствительными к чистоте воздуха. Если СО, превышает допустимый предел, птичка начинает метаться и погибает. Гринпис и прочие "зеленые" устраивают по этому поводу гневные акции и манифестации. Интересно, сколько секунд прожила бы канарейка на общаке в наших СИЗО и пересылках?.. Я нес это к тому, чтобы объяснить причину своего положительного шока в первые дни в зоне.
Кстати, о зоне… Услышал я о ней еще в "Матроске". На "Пресне" об этой зоне вообще говорили, что она одна из лучших (в смысле человеческих, либеральных…) зон России. Попасть сюда такая же мечта, как девчонке из села Красные Говнища на кинотусовку в Канны. Судя по тому, что мне рассказывали очевидцы, побывавшие на зоне в Мордовии, Волгограде, Саратове (не говоря уже о лесозаготовительных северных зонах…), наша зона – почти "курортный островок" в этом архипелаге ГУЛАГ-ГУИН…
Но, все по порядку…
Распределение по отрядам
Оставляю все свои эмоции, связанные с мытьем, стрижкой, стиркой, возможностью переодеться в чистое и т. д. и т. п., – единственными бренчащими медяками в копилке своих приятных воспоминаний за все это время. За неделю пребывания в карантине (отдельная, достаточно чистая комната на 18–20 человек в "козлином отряде", у меня несколько подсохли и поджили язвы от расчесов, я избавился (в основном) от вездесущих вшей и клопов. Короче, я и все, кто прибыл вместе со мной, были вполне готовы предстать перед администрацией.
Форма представления достаточно простая. Застегнувшись на все имеющиеся и оставшиеся пуговицы, нужно зайти в кабинет и сказать: "Гражданин начальник, осужденный такой-то, для распределения в отряд прибыл. Статья, срок, начало срока, конец срока, какой суд осудил". Все. Если зададут вопросы – отвечать. Скажут "идите" – уходить. Сначала – оперативник. Вхожу, докладываюсь Сонный, равнодушный взгляд человека, которому все давно осточертело.
Один вопрос: –Откуда ты?..
Отвечаю: – Из Москвы.
– Где жил?
– В Нью-Йорке.
Видимо, посчитав, что у меня своеобразное чувство юмора, говорит:
– А я из Китая…
– Я так и подумал, – отвечаю.
– Ладно, идите…