Короче, Леон (простите за натурализм) демонстрирует свой "инструмент". Это – нечто. Лука Мудищев может идти на пенсию. Таким "инструментом" ишака разорвать можно. Как при таких достоинствах можно совершить "законченный полноценный половой акт", с насилием, без "каких-либо ссадин, потертостей, царапин и без нарушения девственной плевы" у 12– и 14-летней девочек, остается тайной. Вот этой-то "честной" экспертизы своего члена и добивался Леон своей голодовкой.
О том, в чем его обвиняют и за что осудили, знают его мать, сестра, жена и дочка. Семья разрушена. И если до своего ареста, до этого обвинения он практически "завязал" (собирался купить квартиру в Подмосковье, вызвать жену и дочку, решил вопрос о школе, в которую она пойдет и т. д.), то теперь… Одна мечта, одна цель – доказать, что он не совершал этого (именно этого!) преступления, выйти, добраться до следователя и экспертов, до судьи, осудившего его "по беспределу".
Думаю, что доберется.
А что ему еще остается? Он не старый, физически очень крепкий… Рано или поздно выйдет. Без жилья, денег, семьи, без будущего. С одной целью – отомстить…
Алексей
Я встретился с ним уже в зоне. Глубокий старик 65 лет, которому на вид можно дать все 80. Тихий, незаметный, никому не мешающий, с провинциальной крестьянской врожденной тактичностью. Он подошел ко мне, долго мялся, не зная, как начать разговор. Потом куда-то отошел, с кем-то пошептался и принес фаныч с чифиром. Он не чифирит. Я – практически тоже… Но чифир – это уважение, приглашение к разговору, повод "неформально" пообщаться. Дачек, писем он не получает. Значит, "замутку" для чифира одолжил у кого-то из земляков. Я понимаю, что ему непросто было "собраться с духом и потревожить занятого человека".
– Леонидыч, ты извини, если побеспокоил, но когда будет время, удели 10 минут…
Сели, чифирнули, поговорили…
Вот его история. (Я просто цитирую приговор, переводя его на нормальный человеческий язык.)
Жил в одной из деревень под Рязанью. Жена умерла давно. Дочка замужем, живет отдельно, видятся редко. Более 35 лет крутил баранку по району. Ушел на нищенскую пенсию по болезни. Свое хозяйство – огородик. Столярничал, плотничал. Свой домик, который построил его отец. Алексей его подновил, подремонтировал, жил в нем один. Никому ни в чем не отказывал, помогал соседям. Обычная нелегкая неторопливая жизнь одинокого старика, доживающего в деревне, в которой родился, вырос, прожил всю жизнь.
За пару лет до его ареста в село вернулся после очередной отсидки один из его соседей: алкаш, не вылезающий из тюрем и зон. Начал с того, что через пару месяцев после возвращения спалил свой собственный дом в отместку за то, что жена не дала "на опохмелку". Сошло с рук. Семья перешла жить к родственникам, а он обосновался в сарае. Но надо что-то есть и, главное, пить. Самым безобидным и безответным, самым выгодным для "дойки" стал Алексей. Живет один, свое хозяйство, заступиться некому. Начал захаживать "по соседству". Пару раз в холода попросился переночевать. Алексей по доброте душевной разрешал.
Короче, тот почти год регулярно обворовывал Алексея. Начал с мелочей – хозяйственный инвентарь, картошка, запасы в погребе. Потом – часы, приемник, телевизор. Алексей, когда домогательства становились невмоготу, откупался бутылкой. Об этом знали все: и соседи, и участковый, но связываться с "отморозком" никто не хотел. Так продолжалось более года. Финал был предсказуем.
Сосед начал ломиться к Алексею еще с раннего вечера. Требовал "на бутылку". Как назло у Алексея в тот вечер не было ни копейки. Объяснить это отморозку, жаждущему выпивки, было невозможно. Алексей заперся в доме, надеясь, что "побуянит и устанет, успокоится". Более четырех часов(!) продолжался "штурм" хаты. Сосед побил все стекла. Раздобыл где-то арматуру и лом и начал взламывать дверь. Поняв, что отсидеться не удастся, Алексей через заднее окно убежал к соседям. Оттуда несколько (!) раз звонили в милицию, просили помощи (зафиксировано!). Милиция не приехала: не было бензина. Наконец, когда ждать помощи уже было невмоготу (сосед мог поджечь дом, тем более, что "опыт" уже был), Алексей и сосед, у которого он отсиживался и от которого пытался дозвониться в милицию, решили попытаться еще раз образумить буяна.
Подошли к дому. Алексей пошел на "переговоры". И когда озверевший сосед бросился на него, схватил валявшийся на земле (после разгрома сарая) топор и, обороняясь, нанес удар обухом в "теменную область головы пострадавшего". То ли опыта бить по голове обухом топора у Алексея было недостаточно, то ли голова "потерпевшего" была непробиваема, но особого эффекта этот удар не дал. Тот продолжал нападать. Алексей, размахивая перед собой топором, начал отступать к забору, под прикрытие второго соседа, спешащего ему на помощь. Короче, при попытке отнять топор у "потерпевшего" была отсечена кисть руки.
Пока искали врача, вызывали "скорую", он "скончался от потери крови".
Теперь бензин нашелся. Алексей, потрясенный тем, что фактически убил человека, ни в чем не запирался, признал и подписал все, что говорили следователи. Корил себя за то, что "не припас бутылки, а то все кончилось бы хорошо".
Суд. Шесть лет лишения свободы в ИК строгого режима. На суде жители-односельчане стояли за него горой.
Алексей уже два года в зоне. Дай Бог, чтобы дожил до ¾ отмеренною и ушел по УДО. Только вряд ли. Передачи посылать некому, а на тюремной баланде долго не протянешь. Да и возраст, здоровье (вернее, его отсутствие), приобретенные в СИЗО и на зоне болячки не способствуют долголетию и выживанию. Помог написать ему "помиловку". Но…
Денис
21 год. Бывший студент 3-го курса Плехановки. Из приличной семьи. Не кололся, не пил, не блатовал.
На зоне работает штамповщиком. Много читает. С моей подачи начал слушать информационные программы, пытается понять, что к чему. Раньше интересы, кроме учебы, – это поп-музыка, тусовки и т. п. Его "дремучесть" в политике, общественной жизни, во всем, что не имеет непосредственного отношения к лично его жизни, – потрясающа. Свой срок – шесть лет строгою режима – воспринимает спокойно, считая, что "все правильно". Законопослушен до идиотизма. Ранее не судим, не привлекался, не задерживался, улицу переходил в положенных местах, характеристики с места учебы и жительства – отличные. Но… грабеж!
Сумма ущерба – 2 руб. 40 коп. Я не оговорился. Не 200, не 20, а именно (по приговору) 2 руб. 40 коп. Типичная для России в целом, а для Москвы особенно, история.
Трое студентов (он в том числе) после занятий подошли к ларьку с гамбургерами. Заказали три банки пива и три гамбургера. При расчете не хватило трех (трех!) рублей. Обратились к стоящему рядом мужчине с просьбой помочь. Ни угроз, ни "наездов" – ничего. Как обычно просят жетончик для телефона у любого прохожего.
Но рядом оказались те, чья "служба и опасна и трудна". "Пасли" какого-то наркомана. Увидев, что кто-то передает кому-то деньги, задержали на всякий случай всех. В милиции, выяснив, что "потерпевший" ранее "подозреваемых" не знал и "деньги отдал, так как предполагал в случае отказа негативные последствия", Дениса арестовали. Конкретно с просьбой о деньгах обратился он. Остальных отпустили.
Его объяснений никто слушан, не стал. Прибежавшие родители сразу не врубились в намеки, что "здесь тоже люди, и у них на пиво и гамбургеры тоже денег не хватает, но при этом они не пристают и не угрожают прохожим". Родители сказали, что будут жаловаться (наивные люди!). Дениса до этого уже успели побить, и вид у него был далеко не самый лучший. Все остальное – по отработанному годами безобразному сценарию, – вызывается "потерпевший", ему популярно объясняют, что его пытались ограбить, что, говоря о добровольной ссуде, он покрывает грабителей (и милиция ему этого не забудет) и т. д. и т. п. Новые показания, в которых уже фигурирует "угроза действием в случае отказа дать деньги". "Обвинение" подтверждается показаниями продавца и двух милиционеров, производивших задержание. "Бутырка", суд, 6 лет "строгого режима".
Родители двух других студентов оказались более понятливыми. Подсчитали, во что обойдется им адвокат, передачи и т. п., и сделали правильный вывод. Всем хорошо. Студенты – свидетели (у Дениса, по его статье отсутствует "предварительный сговор"), "потерпевший" достоин доверия органов. Менты могут наплевать на задержку зарплаты. Лет на пять вперед.
В институт Денис вряд ли вернется. "Исправление" идет полным ходом. Его уже сейчас начинает "подтягивать" братва.
Олег (наш "миротворец" в Чечне)
Он был задержан "при попытке сбыта четырех автоматных рожков-магазинов и гранат РГД в количестве двух штук". Через 2 месяца после приезда из Чечни. Воевал контрактником. Подзалетел по наводке. Сдал кто-то из своих. Но особенно не переживает. Как "участник боев в горячих точках" и орденоносец (медаль "За отвагу") попадает под амнистию. Уйдет уже из зоны. Очень скоро. Очень переживает из-за того, что теперь, после "попадания", он "у ментов засвечен", и вряд ли ему удастся вновь "завалиться по Чечне". Патрулировал город (в группе), проверял документы, участвовал в зачистках. "Натрахался на 100 лет вперед".
По его словам, "обеспечил своих на пару будущих лет". Стандартные ситуации: проверка документов – от 25 до 50 баксов, в зависимости от возраста "проверяемого" – чем моложе (от 17 до 35–40), тем дороже; или золотая цепочка, кольцо, часы… Входит в дом. Обыскивают на предмет поиска оружия, боеприпасов, передатчиков и т. п. Если в доме ничего нет, – уводят кого-нибудь из мужчин для "установления личности". Потом, через 15–20 минут, возвращаются и говорят, что "начальства на месте нет, содержать "задержанного" негде, а потому они его сейчас отправят в фильтрационный лагерь. Месяца на 2–4. Может, и выживет…" Население Чечни (да и всего мира) хорошо уже знает, что представляют собой фильтрационные лагеря. Но… можно и вернуть домой обратно: "задержание" еще не оформлено (командира-то нет на месте). Так что все зависит… от семьи. В частности, от того, насколько жена (сестра, дочь) действительно готовы сделать все для возвращения мужа (отца, брата) домой. Но времени мало: "командир может вернуться", и потому или – или… Обычно "или" не бывает. Женщины готовы на все, чтобы вернуть близкого человека домой.
Однажды он "поимел по очереди жену и сестру". Но "все по честному", ибо "ничего не взял, кроме небольшого ковра, и парня домой сам привел."
Патрули делятся с командиром. 100–150 баксов после патрулирования. Но вообще-то у начальства свой заработок. Всякие справки, документы, помощь в выезде из города (поселка) и еще "о чем лучше не говорить: – глаз на жопу натянут". Но в целом: "Все путем. Жить можно! А оружие только дурак с собой не везет. И для себя, и для продажи братве".
Костя
Он приблизительно одного со мной возраста. Чуть более 50 лет. Плотник, столяр. Раньше работал на какой-то небольшой фабрике. Потом "перешел на вольные хлеба": делал стенные шкафы, антресоли, – все, что связано с работой по дереву. Неплохо зарабатывал. Потом – кризис. Заказов стало меньше. Устроился на какую-то базу-склад (продажа мебели по образцам: покупатель получал разобранную, в пакетах, и он, от базы, собирал ее и устанавливал). База за городом, в Подмосковье. Чтобы каждый день не мотаться, не тратить зря времени, договорился, что будет каждый день звонить к вечеру, и ему будут сообщать адреса, по которым он должен собирать купленную мебель. Зарплата – сдельная, вполне приличная, да и хозяева за аккуратную работу и "привязку" к месту доплачивали приличные чаевые. Так проработал почти полгода. А потом вдруг арест.
Оказывается, фирма – липовая. Мебель, которую она продавала, – частью левая, частью ворованная с других баз и еще чего-то там… Он так и не разобрался. Единственные легальные сотрудники – два сторожа-охранника, да девушка-диспетчер, у которой по телефону он (как и двое других сборщиков) получал заказы. Все остальные (директор, бухгалтер, кассир и т. д.) давно сорвались вместе с деньгами за мебель. А этих "легалов" арестовали. Его "вычислили" по телефону, который он оставлял клиентам для возможных дальнейших услуг. Типичный лох-подставка для сдачи. Но – "соучастие" и 4 года общего режима. Тоже вот-вот освободится по амнистии. Тем более что 1,5 года уже отсидел…
На зону
Встречающий конвой хуже овчарок, которые рвутся с поводка. Агрессивнее.
Состав остановился у перрона. Наш "столыпин" в конце состава. Перрон до него не доходит. Сбрасываем вещи, потом спрыгиваем сами.
Команда: "Руки за голову! Сесть на корточки". По пять человек в ряд. Всех – в наручники. Правая рука с левой рядом сидящего. Мне опять везет: я с правого края последний в ряду. Левая рука пристегнута браслетом наручников к соседу слева, а правая – свободна. Левой (скованной) цепляю сумку с едой, правой пытаюсь схватить сразу два баула. После нескольких попыток – удается… "Головы вниз! Не поднимать, не огладываться! Бо́шки поотшибаю!" Зрители на перроне. Зрители в окнах вагонов. Конвой звереет от собственной смелости и значимости. Дубинки не отдыхают.
Да, времена "особо духовных", милосердных россиян, подающих узникам кусок хлеба, несмотря на окрики и пинки конвоя, остались только в книжках и старых кинофильмах. Вспоминаю "Воскресение" по Толстому. Ха! "Свободные россияне, живущие в демократической России в начале XXI века", судя по лицам (удается рассмотреть), прекрасно понимают, что любой из них в любой момент может оказаться на нашем месте. Но никакого "сочувствия и сострадания". Напряженное, нескрываемое любопытство. Реальный "экшен". Не кино, а сама жизнь…
Такое же любопытство я видел на лицах москвичей, питерцев, ростовчан во время взрывов, танкового обстрела "Белого дома", аварий… Равнодушно-азартное любопытство.
"Встать! Бегом!" – с обеих сторон автоматы и рвущиеся с поводков собаки. Нужно пересечь трое путей. Спрыгивать с платформ еще кое-как удается, но забраться, скованными, да еще с баулами, да еще "бегом и не отставая"… Моя грыжа бултыхается где-то в районе колена, и сердце даже не в горле – в ушах. Добежали.
Погрузка в автозак, 20–25 минут в дороге. За это время отдышались. Стоп. Выгрузка. Зона. ИК-2.
Я не знаю, как писать о зоне. С одной стороны, мне здесь еще жить и жить. (Пока не добьюсь отмены приговора или, что намного вероятнее, не помру.) С другой стороны, столько тем, портретов, судеб, абсурда… Главное – не навредить "общему". Не навредить сложившемуся укладу жизни, не спровоцировать очередную "прессовку" и зажим, сберечь те микроскопические "достижения" и "вольности", которые здесь (в отличие от обычных "красных" зон) есть.
Мне еще не все понятно. Как и из чего формируется здесь "общак", кто "греет" зону, роль "промки" (рабочая часть зоны – производство) в жизни зоны и т. п. В общих чертах знаю: кое-что из намеков, кое о чем догадываюсь сам. Но я пишу только о том, что видел и испытал сам. А потому обо всем этом, – о "внутренней и внешней политике" зоны – потом, позже, когда досконально во всем разберусь. А пока только зарисовочки, эскизы, наброски к той страшной, но такой обыденной для живущих здесь картине, которую когда-нибудь попытаюсь нарисовать. Итак, "портретики и наброски"…
Француз
Я так и не узнал его имени. По-моему, этого никто не знал, француз и француз…
Он ушел по амнистии через два месяца после моего заезда сюда. У него какой-то дефект речи и понять, что он говорит, невозможно. Потому и француз. Потом со временем я привык и научился различать отдельные слова и общий смысл в картаво-шепелявявом шуме, который был его речью. Тем более что 99 % его лексикона составляет незамысловатая мозаика из слов "фуй(?), блядь, мать" и т. п., а смысл всегда был один – выпивка. Он жил для того, чтобы выпить. Жизнь для него – бутылка и все, что с ней связано. Как брал, где распивал, кого потом "пиздил" он, и кто его. и т. п. Я ни разу не слышал о его матери, доме, семье.
Однако, при всей примитивности его речи, свое освобождение, первые часы, он предвкушал и описывал так образно, с таким неподдельным вдохновением, что порой становилось завидно. Он описывал, как подойдет к первой же палатке, как возьмет стаканчик ("не из горла же первую пить"), как нальет. Он говорил, что по "бульку", с закрытыми глазами, определит, сколько осталось "в пузыре", что ни разу в жизни, ни на глоток не ошибся, "распивая пузырь хоть на троих, хоть на пятерых". Мог бы хоть на десятерых, но это – "беспонтово".
Денег с собой у него почти не было. "Затарил" рублей 30–40. Он серьезно, без дураков, мучался соображениями, как и на что лучше потратить эти деньги. На пузырь белой или на два бутыля красного. Брать закусь или перебиться… Пиво до или после… Как и с кем добавит, когда доберется до дома. Дома никто не знал, когда точно он должен вернуться. Домой он не писал ("беспонтово!"), из дому писем не получал. Единственное, что его по-настоящему волновало. сумеет ли мать, догадается ли "затарить" к его возвращению "горючки" (самогона)? Француз ни секунды не сомневался в том, что скоро ("не год же дома сидеть? Чего там делать?") вернется назад.
Потому и задача – "залиться на пару лет вперед". Поверьте, что он не притворялся, не "наигрывал" и я не утрирую…
Он не олигофрен и не дебил. Вполне адекватно реагирует на все, отвечает (если понять, что он говорит) на вопросы, умеет читать. Писать почти не умеет. Пьет активно и регулярно, по его словам: с 4-го класса школы. Окончил ли 5-й, непонятно, так как, по его словам, "А чего там, в этой школе, делать? На училку смотреть?". В целом он абсолютно безобиден. Даже услужлив. Очень контактен. Не "ширяется" (не употребляет наркотики) – "дорого и беспонтово: на одну "ширку" (укол) можно литром затариться"…
Зачем держать его на зоне? Дешевле для всех (и намного безопасней) каждый день спаивать ему на воле по литру самогона. Он никогда не пойдет ни на какое преступление, хотя бы потому, что "раскрутиться на делюгу", по его глубочайшему убеждению, можно только ради выпивки. "А зачем еще?! Сапоги, штаны, "телашка" (телогрейка) есть. Где "бросить кости" (поспать) есть. Закусь (картошка, хлеб, лук, огурец) есть. Чего еще надо-то?!"
Если посчитать весь причиненный им "ущерб" – следствие, суд, содержание в СИЗО, этапы, зона, охрана и т. д. и т. п., – то его дешевле, экономичней и, главное, безопасней для окружающих каждый день марочным коньяком поить. А что с ним еще делать? Никто никогда его не лечил, не лечит и лечить не будет. Ни добровольно, ни принудительно. "Исправлять" в ИК?..
Вот и ждем возвращения француза с новыми впечатлениями и "залитого на два – три года вперед"…