Все эти работы и публикации документов ограничивались временем до начала второй четверти XIX века и создавали иллюзию, что подобные действия власти остались лишь памятником истории. Тот же А.Г. Брикнер заканчивал свою статью о перлюстрации во времена Екатерины II фразой, что "в настоящее время такое учреждение едва ли могло бы иметь такую важность". В некоторых публикациях делались лишь намеки на существование перлюстрации и в дальнейшем, например при Николае I. Даже в своих дневниках деятели, имевшие прямое отношение к этой тайне, практически не упоминали о ней. Так, П.А. Валуев, министр внутренних дел в 1861–1868 годах, проговорился в дневнике лишь однажды – 7 марта 1868 года он записал о своем преемнике А.Е. Тимашеве, что тот "предпочитает преимущества, которые дает черный кабинет, тем многочисленным и беспрестанным неудобствам, которые связаны с делами прессы" (Тимашев стремился передать периодическую печать из ведения МВД в Министерство народного просвещения). В этом плане удивительна публикация рассказов бывшего канцлера А.М. Горчакова, записанных М.И. Семевским весной 1882 года в Ницце. Они были напечатаны в журнале "Русская старина" в 1883 году. Горчаков весьма откровенно вспоминал о практике перлюстрации при Александре II. В частности, он указывал, что особо "расположены были к перлюстрации, находя, что она вызывается государственной необходимостью", князь В.А. Долгоруков (начальник III Отделения и шеф Отдельного корпуса жандармов в 1856–1864 годах) и И.М. Толстой (директор Почтового департамента МВД с 1 января 1863 года, затем, с 15 июня 1865‐го по 1866 год, министр почт и телеграфов). Бывший министр иностранных дел признался, что в его ведомстве "подбирали и подыскивали все ключи к дешифрованию писем". По его словам, мысль "о бесполезности и вреде вскрытия чужих писем" отстаивали он сам и граф П.А. Шувалов (начальник III Отделения и шеф Отдельного корпуса жандармов в 1866–1874 годах). Правда, воспоминания заканчивались на оптимистической ноте. Горчаков уверял, что в конце царствования Александра II "перлюстрированные письма уже не восходили до его величества", а "вслед затем, – вскрытие писем, так мне говорили, брошено и, как надо надеяться, навсегда". Безусловно, последние фразы едва ли могли ввести в заблуждение думающего читателя.
О том, что Александр II лично читал перлюстрированные письма, упоминалось в журнале "Русская старина" в 1891 году. Генерал-майор М.Л. Дубельт, сын Л.В. Дубельта, управлявшего III Отделением в 1839–1856 годах, вспоминал о вызове к императору в 1862 году. Государь спросил его как командира Отдельного кавалерийского корпуса, каково его мнение о начальнике 4‐й кавалерийской дивизии генерале С. в "политическом отношении". Дело в том, что генерал написал в письме фразу: "Все мы имеем недостатки, но у нашего государя их гораздо более, чем у кого‐либо другого". В ответ на слова Дубельта, что это недоразумение, Александр II воскликнул: "Я сам читал это письмо" – и добавил, что уже приказал военному министру Д.А. Милютину снять С. с должности. Дубельт попросил дать ему возможность разобраться в происшедшем и получил согласие. В результате выяснилось, что письмо написал сын генерала, поручик Белорусского гусарского полка. Молодой офицер был уволен в отставку, а его отец продолжил командовать дивизией. Судя по всему, речь шла о командире 4‐й кавалерийской дивизии в 1858–1875 годах, прославленном боевом генерал-лейтенанте Н.А. Столпакове.
Известны случаи, когда о перлюстрации упоминали газеты. Например, "Саратовский дневник" в начале 1895 года опубликовал заметку "Нижегородская жизнь". Здесь, в частности, говорилось: "…по просьбе г. начальника губернии [Н.М.] Баранова в Нижнем [Новгороде], ввиду предстоящей выставки, открыто, по примеру столиц, охранное отделение для контроля за почтовой корреспонденцией и надзора за внутренним порядком города. <…> Персонал служащих очень велик и часть его уже начала свои занятия в нижегородской почтовой конторе". Через три недели газета вновь обратилась к этому сюжету, сообщив, что один из обывателей Нижнего получил письмо с вложенной фотографией гусарского офицера вместо посланной ему фотографии племянницы. Одновременно в другой семье получили из другого города письмо с фото незнакомой барышни. О таком "небрежном исполнении своих служебных обязанностей чиновниками, контролирующими почтовую корреспонденцию в виду предстоящей выставки, доведено, по слухам, до их непосредственного начальства". Заканчивалась заметка многозначительной фразой: "Факты в этом роде у нас нередки". Естественно, что большего подцензурная печать до 1906 года сказать не могла. И без того министр внутренних дел 15 марта 1895 года приостановил издание газеты на четыре месяца.
В этой связи неудивительно, что, к примеру, известный историк Н.К. Шильдер, располагая значительным числом перлюстрированных писем первой половины XIX века, использовать их в своих трудах не смог.
Гораздо свободнее о "черных кабинетах" в Российской империи писали зарубежные и нелегальные издания. В изданной в Париже в 1854 году книге Лакруа "Les Mystėres de la Russie" имелся следующий пассаж:
Почтовая тайна есть чистейшая фикция. Никакая печать не священна для русской полиции. И это признается [полицией] громко, гласно, как самая простая вещь. Частные люди, даже знать, иногда прямо боятся получать письма, иначе, как по почте, именно оттого, что почта, по крайней мере, прочитывает и цензурует письма, а если получишь через посыльного, то там вдруг окажется что‐нибудь неблагонадежное! Даже слуги великой княгини Елены Павловны [с 1849 года вдова великого князя Михаила Павловича] убоялись как‐то принять письмо, посланное ей англичанином Рексом не по почте, а через лакея.
В 1858 году эта тема была затронута в газете "Колокол", издававшейся А.И. Герценом в Лондоне, – в заметке "Что значит суд без гласных". В 1860 году тот же "Колокол" опубликовал весьма конкретные сведения о "черном кабинете" в столице (в разделе "Смесь" появилась заметка о службе перлюстрации на Петербургском почтамте). Через несколько месяцев "Колокол" продолжил данную тему.
В 1861 году в Париже вышла книга эмигранта князя П.В. Долгорукова "Правда о России". Касаясь интересующей нас темы, он, в частности, писал о так называемой "инициативной" перлюстрации, т. е. организуемой отдельными администраторами:
Осенью 1859 года, начальник гвардейского штаба граф Эдуард Баранов [Э.Т. Баранов – начальник штаба Отдельного гвардейского корпуса в 1856–1866 годах], именем командира гвардейского корпуса генерала [Ф.С.] Панютина, тайным циркуляром предписал полковым командирам, чтобы они наблюдали за перепискою нижних чинов с их семействами, и объявил, что ротные и эскадронные командиры будут отвечать за распространение перепискою нижних чинов каких бы то ни было ложных и вредных слухов [курсив мой. – В.И.], т. е. требовал от генералов и офицеров гвардейского корпуса, чтобы они распечатывали письма… Если бы правительство русское одарено было разумом и истинным просвещением, то оно поняло бы, что не узнать ему истины через распечатывание писем, потому что в России одни дураки пишут истину по почте.
В июле 1903 года в журнале "Освобождение", выходившем в Штутгарте под редакцией П.Б. Струве, была помещена заметка "Черный кабинет и его щупальщики". Анонимный автор довольно точно описывал деятельность такого учреждения при Петербургском почтамте. Сведения, судя по их содержанию, были получены явно от кого‐то из почтовых чиновников, хотя и не имевшего прямого отношения к этой деятельности.
Множество публикаций о перлюстрации появилось в российской печати после 1905 года – с отменой предварительной цензуры. В августе 1906 года в газете "Товарищ" была напечатана за подписью "П.Ч." статья "Перлюстрация в России" (видимо, "П.Ч." – это "почтовый чиновник"). Здесь сообщалась в высшей степени точная информация, а именно: что перлюстрация производится в "черных кабинетах", "действующих под вывеской цензуры иностранных газет и журналов"; что ее руководителем является старший цензор Санкт-Петербургского почтамта; давались сведения о примерном количестве сотрудников "черных кабинетов", перечислялись их официальные должности, называлось их негласное жалованье; указывалось примерное количество общих выписок в течение года и представляемых министру внутренних дел. За исключением Киева, были названы все действующие пункты: Санкт-Петербург, Москва, Варшава, Казань, Одесса, Тифлис, Харьков. Единственная грубая ошибка заключалась во фразе, что якобы в "черные кабинеты" передается "вся простая и заграничная корреспонденция". Выскажу предположение, что автором статьи или человеком, давшим материал для нее, был Л.П. Меньщиков, знаменитый сотрудник Московского охранного отделения и Департамента полиции с 1889 года, ушедший в отставку 1 февраля 1907 года. Открыто выступать с разоблачениями провокаторов и раскрывать секретную деятельность ДП Меньщиков начал в 1909 году, но еще осенью 1905‐го он передал эсерам так называемое петербургское письмо, в котором указывал на Е.Ф. Азефа и Н.Ю. Татарова как на провокаторов. Именно Меньщиков в ДП тесно соприкасался с материалами перлюстрации. Тем не менее эта публикация не имела серьезного резонанса – о ней не вспоминали даже те журналисты, которые впоследствии писали на данную тему.
В 1908 году издававшийся в Париже журнал "Былое" напечатал воспоминания бывшего чиновника Департамента полиции М.Е. Бакая "О черных кабинетах в России". Здесь назывались конкретные фамилии чинов Департамента полиции и Главного управления почт и телеграфов, занимающихся этой секретной работой: И.А. Зыбина, В.Н. Зверева, П.К. Бронникова, Ф. фон Кребса, давалась психологическая характеристика Бронникова. Одновременно обвинения в адрес почтового ведомства в нарушении тайны переписки прозвучали на первой сессии III Государственной думы: 3 апреля 1908 года в прениях по докладам представителя бюджетной комиссии Думы К.К. Черносвитова и начальника Главного управления почт и телеграфов М.П. Севастьянова эту тему затронули Т.О. Белоусов (социал-демократ, Иркутская губерния), Н.С. Розанов (трудовик, Саратовская губерния) и А.И. Шингарев (кадет, Воронежская губерния). Севастьянов все отрицал, клятвенно уверяя законодателей, что выемка частной корреспонденции проводится лишь на основании официально утвержденных законов. На защиту правительства встал один из лидеров правых – В.М. Пуришкевич.
Результатом этих дебатов в Думе и издания материалов М.Е. Бакая стала публикация статьи "Охранка и черные кабинеты" в партийном журнале социалистов-революционеров "Революционная мысль", выходившем в Лондоне. Автор статьи А. Аринов писал: "В нашем распоряжении имеется обширный материал об этом "мифе" [так назвал утверждение о существовании "черных кабинетов" М.П. Севастьянов]", но пока он готов сообщить только часть сведений. В сжатой форме было приведено немало важных фактов. Говорилось, что в Варшаве, Петербурге, Москве, Одессе перлюстрацией занимаются чиновники цензуры иностранных газет и журналов при почтамтах, что в их распоряжение еще до сортировки поступает "абсолютно вся корреспонденция". Просмотру, сообщал автор, "подвергаются как подозрительные по внешности письма, так и те, которые внесены в алфавит по предписаниям Департамента полиции, губернаторов, охранных отделений и пр. [очих] должностных лиц и официальных учреждений. С писем, заслуживающих особого внимания, снимаются копии и отсылаются в те учреждения, которых это касается и обязательно в Департамент полиции". Отмечалось, что проводится перлюстрация писем "представителей иностранных держав, государственных деятелей, любовниц высокопоставленных лиц". Наиболее успешными автор считал "черные кабинеты" в Петербурге и Варшаве и указывал, что "руководителями в первом является цензор П.К. Бронников [что было ошибкой], а во втором – [Ф.Г.] фон-Кребс".
Далее рассказывалось о работе по перлюстрации в стенах Департамента полиции, где "специалистом подделок всевозможных почерков… является чиновник… [В.Н.] Зверев", "специалистом по разбору шифров… чиновник [И.А.] Зыбин", а "общее… заведывание перлюстрацией" (в ДП) лежит "на чиновнике для поручений… [В.Д.] Зайцеве". Отмечалось, что из ДП "копии подозрительных писем рассылаются по жандармским управлениям и охранным отделениям для выяснения авторов и адресатов… и установления за ними надзора и ареста".
Наконец, приводился образец так называемого открытого листа от 14 июня 1903 года за подписью начальника Главного управления почт и телеграфов. Такой лист выдавался начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений на право выемки писем и телеграмм подозрительных лиц. Надо отметить, что, несмотря на вполне понятную неполноту и отдельные неточности (утверждения, что в распоряжение "черных кабинетов" при почтамтах "еще до сортировки поступает абсолютно вся корреспонденция", что "черные кабинеты" "существуют в большинстве русских городов"), материал в целом обладал высокой степенью достоверности. Журнал публиковал обещание продолжить эту тему.
В последующих номерах "Революционной мысли", в так называемой "Черной книге русского освободительного движения", где приводились фамилии осведомителей и провокаторов, были названы имена В.Н. Зверева, И.А. Зыбина, П.К. Бронникова и В.И. Кривоша с указанием рода их деятельности. Например, о последнем говорилось следующее: "Кривош Владимир Иванов, цензор иностранных газет и журналов при государственной типографии в Санкт-Петербурге; – состоит постоянным переводчиком при Департаменте полиции документов, отбираемых у революционеров по обыскам".