Бир ловит себя на мысли, что расслабился. А этого допустить нельзя. Он должен быть начеку. Иначе… Даже его чутье может изменить.
Во мгле повис тяжелый багровый месяц. При его свете Шныриков увидел скалистые хребты Гарганских гор, которые Рудой окрестил "петушиными гребнями".
Пограничнику хорошо знакомы их поднебесные кручи с острыми вершинами. Скалистые, крутые, безлесые, они были крепостью, которую довелось штурмовать Николаю и его товарищам по Четвертому Украинскому фронту. Здесь пулеметчика Шнырикова со взводом пограничников забросили в тыл гитлеровским егерям. Атакованные вдесятеро превосходящими силами гитлеровцев, пограничники стояли насмерть и удержали перевал до подхода своих.
Он верил: и теперь на помощь придут друзья. Они где-то близко. Об этом говорит беспокойство стражей, стрельба, петляние по лесам, внезапный уход бандеровцев в горы.
Уже несколько часов льет дождь. Неужели Серега потерял их след? Дождь и снег. Вокруг опять все помутнело. Горные потоки вздулись, словно вены на теле земли. Пелена сгущалась. Даже ели, растущие вблизи, едва видны. Дождь льет частый и крупный, как, бывало, дома весной.
…Босые ноги шлепают по лужам, оставляя на размытой дождем дороге следы. Впереди, лениво обмахиваясь хвостами, степенно идут коровы. Они то и дело останавливаются, будто оглядываясь на шагающих за ними деревенских мальчишек.
Ребята гонят стадо на выпас.
"Слыхал, Колька, челюскинцев сняли с льдины? Во здорово! Это летчики!.." "Водопьянов, Леваневский, Ляпидевский, - залпом уточняет всезнающий Михаил. - Мне учительница говорила. Я, ребята, как вырасту, тоже летчиком стану". "Так тебя и возьмут!" "Возьмут, - уверенно парирует Мишка. - Батя сказывал, что Гришка, сын сторожа из деревни Тупик, в армии выучился на летчика. А что, Комаровка хуже?"
Комаровка… Она была для них целым миром.
Рубленые, низкие, конопаченные мхом избы под соломенными крышами, в которых керосиновая лампа только начала вытеснять лучину. А теплая печь!.. Сколько раз они с Мишкой, бывало, на этой печи, мечтали…
- Отдыхаешь? - долговязый подозрительно смотрит на пленного. Сегодня им не до пыток. Пограничники рядом. Нужно уходить скорее.
Шныриков, слышавший выстрелы карабинов, все понял.
Надежда снова затеплилась в душе. Товарищи недалеко. При мысли о них Николай забывает о боли. Еще час, два, день - ребята наверняка найдут верный след. Их, наверное, ведет Серега…
Только суждено ли им увидеться? Когда банду настигнут, "кабан", конечно, прикажет убить его…
И все-таки Николай надеется. Наперекор всему хочется жить.
И он будет жить. Вера придала силы. Николай уснул. Словно и не было кошмара истязаний, будто не его ждала смерть.
Снова приснилась Комаровка. Старенький деревенский дом и двор, по которому метался огненно рыжий Шарик.
Сильный удар в бок разбудил Николая.
- Не храпи, думать мешаешь! - шипит рябой и скалит зубы, довольный собственной остротой. И в то время, когда губы его растягиваются в улыбке, глаза продолжают смотреть немигающим мертвым взглядом.
"Опять будет пытать!" - содрогнулся Николай. Снаружи донесся какой-то шум и крик. Долговязый, чертыхаясь, вышел из бункера.
Шныриков изнемогает. Ему кажется, что он не выдержит больше пыток. Но он должен выдержать, он обязан…
Все то, что Николай перенес у бандеровцев, позволило ему яснее, чем когда-нибудь, ощутить, насколько нужна людям их пограничная служба.
Изнемогая от ран и боли, он все же не чувствует себя побежденным. Нет, он не повержен. Побеждает он…
- Вставай! - В блиндаж в сопровождении долговязого вошел красногубый. - Не притворяйся!
- Шо ты его уговариваешь, дай я его подниму! - сказал рябой.
Но Шныриков на этот раз их не слышит. Силы оставили его, и он вновь потерял сознание.
- Вроде без памяти, - сплюнул долговязый и длинно выругался, - придется нести.
- Проклятый москаль! - дергается красногубый. Нагнувшись, он хватает пограничника за ногу и тащит. - Тяни за вторую.
На поляне, куда они волокут пленного, их ожидают сотни. В сборе все, кроме тех, кто караулит лагерь. Бир обещал зрелище. Обозленные, усталые, страшась угрожающей им опасности, они свирепо радуются предстоящему развлечению.
Снег и дождь прекратились. Прояснилось небо.
- Сейчас будет казнь, - обещает Бир.
Главарь, как опытный режиссер-постановщик, продумал все детали спектакля.
Он сам выбрал деревья. Бир уверен, пограничнику не устоять. Мертвый и тот не выдержит…
- Вы побачите, як вин зломается, - говорит главарь. - Кличьте усех, нехай побачут. - Биру хочется, чтобы все видели его победу.
Николай лежит без сознания недалеко от деревьев, где распоряжается Бир. Он не знает, что замыслил вожак. Впрочем, Шныриков не ждет ничего хорошего. Еще утром красногубый сообщил ему со злорадной улыбкой:
- Отнянькались мы с тобой. Сегодня Бир зломает тебя.
Не зная точно, что затеял "кабан", Шныриков понял: конец.
"Только бы устоять. - Шныриков смотрит на перекошенное злобой лицо красногубого. - Должен выдержать. Отроду не было предателей среди Шныриковых…" Перед глазами проплыли лица деда, отца, дяди… "Ваш муж, бронебойщик Алексей Кондратьевич Шныриков, пал смертью героя…"
Николай представил себе этот миг. На дядю Алексея, громыхая гусеницами, ползут тупорылые бронированные чудовища.
Дядя нашел силы, как тот солдат, которого замучили бандеровцы. А Михаил, направивший горящий танк на машины фашистов?
И он, пограничник ефрейтор Шныриков, умрет как солдат. Зря сорвали значок с его гимнастерки. Комсомол у него в сердце, врагам его не достать. А боль? Стоит ли ее бояться? Он ведь уже переступил ту незримую черту, которая разделяет жизнь и смерть. Пусть боятся враги. Им не уйти. Возмездие близко. Не сегодня, так завтра они будут разбиты. Их действительно много. Красногубый не соврал. Наверное, сотни три. И все же они бегут. Прячутся… Их преследуют не только пограничники, но и страх…
Пытки сделали Николая совсем слабым. Без посторонней помощи ему не сделать и трех шагов. Но вера его жива. На последнем привале, лежа у дерева, Николай нацарапал на гладкой коре несколько букв: "Верю!"
На большее не хватило сил. Но товарищам достаточно будет и этого. Напрасно бандеровцы тщательно маскируют следы. Все равно их прочтут Серега, Варакин…
Бессмертие
Шныриков не знает, что, безоружный и беспомощный, он внушает страх красногубому. Бандеровец не только ненавидит раненого, он боится его. Красногубый опасается, что Бир сохранит жизнь солдату, когда тот выдаст мужиков. Что пограничник заговорит, красногубый не сомневается: то, что придумал Бир, выше сил человека. Недаром он вожак. У него голова. Но, восхищаясь Биром, красногубый не радуется. Он не может радоваться.
- Ты что, его в сотню решил узять? - угрюмо спрашивает он главаря.
Занятый мыслями о предстоящей казни, Бир удивленно смотрит на телохранителя и, наконец, поняв, что волнует того, заливается смехом:
- Ха-ха-ха! Ой же дурень ты, голубе! Ну скажи, на який ляд мени пограничник? Побачишь, що я зроблю з ним, когда вин зломается…
Теперь гогочет и красногубый, поняв, наконец, что задумал Бир. Красногубый рад. Он уже простил вожаку все ошибки. Хорошо, что они не разошлись в главном…
- А ты що думал? Я его сотником поставлю? - острит Бир. Он тоже доволен. Лед между ними сломан. Сегодня, мечтает главарь, будет восстановлен его, Бира, авторитет. - Давай тащи его сюда, - приказывает он красногубому.
Пленного в бессознательном состоянии волокут на большую поляну, где, картинно рисуясь, стоит вожак.
- Що з ним? - небрежно роняет главарь, машинально дотронувшись до заклеенной пластырем щеки.
- Прикидывается, - цедит сквозь зубы красногубый, - треба водичкой облить, нехай заодно напьется…
Но Бир не торопится. У него промелькнула мысль: это даже к лучшему, что пограничник пока ничего не видит. Тем больше будет испуг, когда солдат придет в себя и все поймет.
- То хорошо, - ухмыляется Бир. - А ну, хлопцы, нагните те березки, - он показывает на два облюбованных им высоких дерева.
Бандеровцы достают веревки и, сделав на концах их петли, бросают вверх, стремясь заарканить верхушки.
- Ну, хлопцы, покажите мени, кто з вас ловчее? - подбадривает Бир.
Наконец одному из бандеровцев удается накинуть петлю, и полсотни "лбов" нагибают верхушку дерева. Вторая береза покоряется так же неохотно, как и первая.
- Добре! - хвалит главарь, и по его команде пятеро дюжих бандеровцев, в их числе красногубый с долговязым, подтащив пленного, привязывают ноги пограничника порознь к нагнутым верхушкам деревьев. Только теперь, лично убедившись, что солдату не вырваться, Бир приказывает принести воды.
Услужливые руки тащат ведра.
- Лей! - командует главарь, и ледяная вода обдает пограничника.
Шныриков вздрагивает, чихает и медленно открывает глаза. Первое, что он видит, - лицо "кабана" с пластырем, закрывающим половину щеки. "Промазал…" - сокрушается Николай.
Вокруг толпа бандеровцев. Их много. Очень много. Большинство их Шныриков видит в первый раз. Ближе других, рядом с Биром, стоят красногубый и рябой.
"Что они снова придумали? - Николай не замечает, что его наги привязаны к двум нагнутым деревьям. - Зачем собрали всех на поляне?"
Триста пар глаз внимательно следят за каждым движением пленного пограничника.
Наигранно улыбаясь, Бир делает шаг вперед.
- Ты понял, голубе, что тебя ждет? - Главарь небрежно показывает на березы, верхушки которых с трудом удерживают его люди. - То твои кони, - острит "кабан", - сейчас ты полетишь на них.
Шныриков видит согнутые стволы деревьев. Они действительно дрожат, словно дикие кони, каждый миг готовые стремглав сорваться в галоп.
Толпа затихает. Глаза Николая встречаются с остекленевшими глазами долговязого, дико выпученными - красногубого.
"Они ожидают зрелища. Хотят увидеть мое унижение", - понимает Шныриков и, чтобы не видеть их, устало закрывает глаза.
Бир багровеет: опять что-то не так, пленный не дрожит, не молит о пощаде. Не может быть, чтобы его не проняло! "Зеленая шапка" не понял еще, что его ждет!" - осеняет догадка.
- А ну, хлопцы, - командует Бир, - покажите ему, яки его ожидают кони!
Дюжие руки поднимают пограничника.
- Гляди! - срывается с места красногубый.
Только сейчас Николай увидел свои ноги, привязанные к верхушкам нагнутых деревьев, сведенных, словно две гигантские пружины. Только теперь до него дошел страшный замысел "кабана".
- Что? Понял, голубе? - ликует Бир, угадав состояние пленного. - Другой бы с тобой не возился. Видишь, хлопцы ждуть, а время у нас в обрез. Но я добрый! Гляди, голубе, ты еще можешь купить себе жизнь, понимаешь, жизнь? - нарочито громко, чтобы все услышали, говорит "кабан". - Даю три минуты. Решай.
Толпа замерла.
Николай видит сотни горящих глаз на заросших щетиной лицах. "Волчья стая!"
А вокруг тишина. И нет товарищей. Шныриков знает: они придут, обязательно, скоро, только его уже не спасут…
Красногубый жадно следит за выражением лица пограничника. Он видит, как в глазах обреченного вдруг промелькнула радость. Да, радость! Красногубому стало не по себе. Проклятый чекист! Почему он не молит о пощаде? Красногубому страшно. Страх заглушает возбуждение, вызванное выдумкой вожака. Бандеровец чувствует: происходит что-то не то! Он не хочет признаться даже себе, что он и сейчас боятся привязанного к дереву пленного. Ох, с какой радостью он полоснул бы из автомата в это лицо и в глаза. Его удерживает только страх перед Биром. Но стоять и ждать - выше его сил. Проклятый пограничник поселил в его душе сомнение. Откуда это упорство? Красногубому хочется крикнуть: "Трусы! Вы испугались пленного москаля, который не может стоять на ногах без посторонней помощи!" Но он и сам боится его. Да, боятся. И с трудом удерживается, чтобы не стрелять…
Красногубый не ошибся. Радость, мелькнувшую в глазах Николая, вызвало воспоминание о родной деревне. Ему ярко, зримо представился на миг берег неширокой речки, дерево у самой воды, по которому он любил взбираться повыше, чтобы оттуда прыгнуть в реку.
Вот он стоит на ветке этого дерева, собираясь сигануть в воду. А внизу, не сводя с него круглых, испуганных глаз, застыла сестренка Маша. Глупенькая, она боится: брат вот-вот упадет… Николай улыбнулся девочке окровавленным ртом. Этого красногубый не смог выдержать.
- Кончай его! - взревел бандеровец, дико вытаращив глаза.
Толпа заволновалась. Побледневший Бир зло отмахнулся.
- Три минуты прошли, - внезапно охрипшим голосом объявил главарь. - Говори, согласен?
Николай молчит…
- Зломался, - шепнул Бир красногубому и, обведя торжествующим взглядом толпу, громко сказал, обращаясь к пограничнику:
- Говори, кто нас предал?
Шныриков слышит голос "кабана", доносящийся откуда-то издалека. Николай видит небо. Весеннее, голубое небо, очистившееся от туч. Видит прозрачные белые облака, ласково обнявшие вершины гор. Где-то там, далеко-далеко, скала. Там рос горный цветок-бессмертник, так удивительно похожий на белую звезду.
- Эдельвейс… - шепчут губы.
- Что? - не понял "кабан".
- Хвамилия, кажись, - осклабился долговязый.
- Человек остается человеком! - приосанившись, торжествующе изрек Бир. - Повтори! - приказал он.
Пограничник едва слышно прошептал еще одно слово.
- Сил нету, - подсказал долговязый.
- Сам бачу, дурень, - обрывает его вожак и нагибается, чтобы разобрать, что говорит пограничник.
Но в тот же миг голова Бира мотнулась назад. И все, кто стоял вокруг, увидели перекошенное злобой лицо главаря, оплеванное кровью.
- Кончай его! - истерично взвыл красногубый.
- Кончай! - заревел вслед за ним Бир, но потрясенные бандеровцы будто окаменели.
- Кончай! - снова взревел вожак.
Николай успел еще раз взглянуть на горы, и деревья выпрямились…
* * *
Недолго рыскала по Черному лесу стая Бира.
Сергей услышал от пойманных оуновцев, что Шныриков был в плену. Но о том, что с ним произошло, они не знали или не хотели говорить.
Только на третий день, когда от стаи Бира осталась лишь горстка бандеровцев, тщетно метавшихся в поисках выхода, пограничники ранили и затем захватили красногубого.
- Чи знаю я вашего Шнырикова? А як же? - злорадно улыбаясь, облизнул языком пересохшие губы бандеровец.
- Что вы с ним сделали? - замер Сергей.
- Що наделали? Ремни резали со спины, звезду на груди, - медленно перечислял красногубый.
- Вы убили его? - не выдержал Сергей.
- Убили?! - переспросил бандеровец. - Он же був мне все одно як кум. Потом Бир распял его! Вы добре поняли - распял! - дико вытаращив глаза, заорал красногубый. - Я бы вас усех… - Он забился в судорогах.
Теперь главной целью пограничников Варакина, преследовавших остатки банды, носившейся по Черному лесу, стало найти человека с пластырем на щеке, о котором рассказал им пленный. Последнюю группу окружили почти у границы. Бандеровцы, не пожелав сдаться, оказывали упорное сопротивление. Через час их осталось двое. Один все же сдался, но второй уходил, петляя по лесу, как заяц. Преследовать его бросились сержант Коробской и Серега Рудой.
Бандеровец был, по-видимому, физически натренированным человеком.
После часа погони сержант Коробской, легко раненный утром, отстал, но Рудой настиг беглеца.
- Стой, сдавайся! - крикнул Сергей, догнав его в чаще леса. В ответ пуля раздробила ветку над его головой.
- Нет, не уйдешь, - шептал пограничник, перебегая от дерева к дереву.
Сергей медленно приближался к стрелявшему. Он понимал, что оуновец начал стрельбу, чтобы передохнуть перед последним броскам, и надеется, пользуясь темнотой, уйти.
Вдали послышался лай собаки. На помощь Сергею опешили товарищи. И сразу впереди за деревьями от громадного бука отделилась тень. Сергей не стрелял, врага следовало взять живым.
- Сдавайся! - повторил он, перебегая к месту, где только что скрывался беглец.
Тень резко метнулась, на ходу полоснув огнем.
"Уйдет!" - оседая, подумал Рудой.
Бандеровец уже достиг опушки, леса и на бегу обернулся. И то, что увидел Рудой, заставило его собрать все силы.
Громадным усилием он поднял ствол автомата и, прижав к животу приклад, нажал на спусковой крючок.
В один звук с автоматной очередью слился сухой выстрел снайперской винтовки догнавшего их Варакина.
Беглец зашатался. Обернувшись, сделал неуверенный шаг навстречу Рудому и упал…
Когда подоспели старший лейтенант Варакин и сержант Коробской, Рудой еще дышал.
- Где он? Ушел? Нет? Это… - Сергей не договорил. Его левая бровь, удивленно приподнятая над глазом, поползла вверх и замерла навсегда. А в десяти шагах от пограничника, раскинув руки, лежал сраженный снайперской пулей бандеровец с пластырем через всю щеку…
Именная застава
…На седой вершине могучей Говерлы стоит человек в белой куртке с зелеными отворотами и сорочке, расшитой бисером. Он зорко смотрит вокруг. На нем зеленая шляпа с еловой веточкой и тяжелые горные башмаки…
Эту легенду вы и сейчас можете услышать в горах Закарпатья. Только теперь седоусый вуйко не скажет, вздохнув, что люди не знают имени "того легиня".
У небольшого села на заставе воздвигнут памятник герою-пограничнику Николаю Ниловичу Шнырикову, шагнувшему в марте сорок пятого в бессмертие…
У каждого подвига, как и у человека, своя судьба. Бывает и так, что иной подвиг долгое время известен немногим.
Долгие годы о мужестве пограничника Николая Шнырикова знали только в отряде, где когда-то служил герой. И молодым пограничникам, начинавшим здесь службу, и всем, кому довелось побывать в отряде, старожилы рассказывали, как пулеметчик ефрейтор Шныриков, прикрыв выход товарищей из боя у деревни Кропавна Выгодского района Станиславской области, тяжелораненым попал в руки врагов, но до конца остался верен присяге…
"…Ваш сын погиб как герой, защищая социалистическое Отечество", - написали в марте 1945 года отцу Николая Нилу Кондратьевичу Шнырикову из части. А сестрам и тете, Анне Матвеевне, на ее письмо, уже не заставшее в живых Николая, ответил Василий Коробской:
"…Сообщаю вам, что Николай в боях за Советскую Родину геройски погиб 25 марта 1945 года. Мы поклялись мстить за него до последней капли крови…"
"…Мы были потрясены этим известием, - написала сестра Николая, Мария Ниловна, которую мне удалось разыскать первой из родственников Шнырикова. - Брат был каким-то особенным. Ему все давалось легко. Он был настойчивый, одаренный. И не по-мальчишечьи ласковый, душевный. Всегда помогал нам, младшим сестрам, и брату Василию. Особенно он любил мать…"
Для того чтобы в деталях описать поиск, начатый в 1963 году, потребовалась бы еще одна такая книга. Чтобы уложиться в небольшом послесловии, буду краток. Застава, где служил в конце войны ефрейтор Шныриков, расположена была уже в другом месте. Но память о герое-пограничнике жива.