- Если хочешь знать, Витя, - ответил Малеинов, - ближе к ледовому выступу снег обычно держится до середины лета. Идти там легко, но, чтобы случайно не попасть в скрытую трещину, необходимо тщательно прощупывать наст ледорубом.
- Так это до середины лета, - заметил Кухтин. - А остальное время?
- В июле и даже в первой половине августа на Куриной грудке снег плотный, подъем не требует специальной подготовки… Только глядеть нужно в оба: идти внимательно, осторожно, плотно вбивать ботинок в снег.
- Если не ошибаюсь, сейчас уже середина августа, по-твоему, выходит, что на Куриной грудке лежит снег?
- Трудно сказать. Год на год не похож. Сейчас, думаю, снег давно сошел и там сплошной лед.
Разговор продолжался бы, если бы Алексей не увидел из-за поворота крутой ледовый гребень. Озаренный солнцем, он был хорошо виден всем. Какая-то женщина остановилась и воскликнула:
- Так это и есть Куриная грудка?
Остановилась вся колонна. Люди с ужасом смотрели на ледяной выступ.
- Ничего не скажешь! - вырывается из уст Кочергина, седого шустрого старика в длинном дождевике поверх теплой куртки, застегнутой на все пуговицы. - Если сорвешься, то и костей не соберешь.
- Ну зачем вы так, - с укором заметил молодой крепильщик с лыжной палкой в руке.
Зябко поеживаясь, Кочергин заморгал глазами и, видно, что-то хотел сказать в ответ, но, услышав вблизи голос Одноблюдова, словно ужаленный, подскочил:
- А как вы думаете, Юрий Васильевич, - спросил он, - под силу нам взобраться на этот утес?
- Если бы не под силу, то и не тащили бы вас сюда.
Бледный и растерянный, стоял перед ним старик, хотя и делал усилие, чтобы овладеть собой.
- А вы не волнуйтесь, товарищ Кочергин, - успокаивал его Одноблюдов. - Куриная грудка только издали кажется страшной. А начнете подниматься, и ничего, пройти вполне можно. Пока вы передохнете, проложим для вас тропу, навесим перила. Все будет хорошо, вот увидите.
- Дай бог, чтобы все было так, как вы говорите, - прошептал старик.
Подошел Малеинов.
- А где вся группа? - поправляя сползшие на лоб дымчатые очки, спросил Одноблюдов.
- Тянутся по леднику, - показал рукой Малеинов.
Длинной цепочкой по леднику двигались люди. Одни шли в связках, другие без веревок. Если попадались ледяные глыбы или глубокие трещины, их обходили со всеми предосторожностями.
- Молодцы, идут осмотрительно… Сделаем здесь привал.
Малеинов, сбросив с плеч рюкзак, улыбнулся:
- Я так и знал.
Одноблюдов внимательно посмотрел на ледник.
- Пока все подойдут, мы на Куриной грудке проложим трассу. Вот только трудновато нам будет выкручиваться без кошек.
- А что поделаешь? Давай не будем терять времени, займемся ледовыми ступеньками и навеской перил.
- Об этом и хотел я сказать тебе, Алексей. - Одноблюдов еще раз осмотрел ледовый склон и тяжело выдохнул. - Начнем с тебя, как с самого опытного альпиниста… Не будешь возражать?
- Ты что!
На Куриной грудке лед был твердый и гладкий, как алмаз. Быстро сориентировавшись, Малеинов выбрался на ледовый склон. Снизу была хорошо видна его сухая, подвижная, на первый взгляд совсем не богатырская фигура. Вот он примостился на склоне и стал размечать, а потом вырубать одну за другой ступеньки. Куски льда разлетались веером. Они секли лицо, залетали под капюшон штормовки и даже прилипали к толстым стеклам выпуклых очков. Алексей отфыркивался, переходил на вырубленную ступеньку и делал следующую. Ступеньки у него шли зигзагами. Чтобы было удобней менять направление подъема, он вырубал на поворотах "лоханки" - большие ступени для обеих ног.
Затаив дыхание люди с восхищением смотрели на смельчака. Кое-кто из новичков предлагал помочь. Но Алексей молчал.
- Не слышит.
- А и услышит, так все равно не отзовется!…
Во время минутных передышек Малеинов слышал, как в висках стучит кровь, слышал голоса тех, кто кричал снизу, но не спешил с ответом. Кто-кто, а он хорошо знал, что такое ледовые ступеньки и каких навыков, опыта, мастерства требуют они от человека…
- Может, помочь? - надрывался внизу Кухтин.
- Ну ладно, - Малеинов махнул ледорубом. - Давай подмогу. - От общей колонны отделилось двое. Придерживаясь за веревочные перила, они осторожно поднимались вверх. Первым Малеинов увидел Яшу Евлакова. Это был самоотверженный парень, заместитель секретаря рудничного комитета комсомола. Следом за ним поднимался быстрый и верткий молодой забойщик.
"Да, этим молодцам силенок не занимать, - поглядывая на рослых и крепких парней, думал Малеинов. - Хоть сейчас их на ковер!"
Ребята понравились инструктору, и он принялся за обучение. Поначалу у них не все ладилось. Ледоруб ерзал в руках: то удар выходил слишком сильным, то вдруг с почти готовой ступеньки откалывался пласт льда, и ступенька приходила в негодность.
- Как, я говорил, держать ледоруб? - сердился Малеинов.
- Двумя руками, - виновато промямлил Яша.
- А ты как держишь?
- Одной.
- То-то ж. - Сделав паузу, Малеинов несколько раз напомнил парням, что рубить лед следует боковыми ударами. Корпус держать в вертикальном положении.
Постепенно дело наладилось, и ступеньки стали выходить приличные, даже лед с них не скалывался.
С подъемом становилось холодней, ветреней, но те, кто вырубал ступеньки на ледовом выступе, холода почти не чувствовали. Им было жарко. Работа тяжелейшая: одна ступенька - четыре-пять ударов ледорубом, каждая десятая - пятьдесят. А если таких ступенек двести, триста, пятьсот? И когда за спиной тяжелый рюкзак, когда высота и легким не хватает кислорода? Когда ветер прошибает до костей? Когда острыми иголками впивается в лицо колючий снег? Приходится еще стоять на скользкой ступеньке, посматривать вверх - за камнями, а вниз - за людьми, так как куски льда часто летят далеко вниз, могут попасть в людей… Все время напряжение, тревога…
Когда на ледовом склоне была проложена трасса, вырублены ступеньки и навешаны перила, инструкторы стали переводить небольшими группами людей. Начался самый ответственный этап ледового перехода.
К Куриной грудке прижался человек. Метров на пять ниже - еще один, дальше - еще… Альпинисты. Они прокладывают путь, поправляют ступеньки, рубят новые. Где особенно круто и опасно - натягивают дополнительную веревку и по ней поднимают людей.
На одном из участков Куриной грудки, самом опасном, неожиданно возник вопрос: кого пропускать раньше? Людей или ишаков с вьюками?
- Пустим ишаков, - решил начальник перехода. - А люди пусть еще отдохнут…
- Ич, ич, - раздались крики погонщиков.
Животные плелись медленно, осторожно, поджав от страха хвосты. И вдруг в облаке снежной пыли покатилось что-то большое, страшное, непонятное.
Тревожные взгляды вмиг устремились вверх. И тотчас же по колонне пронеслось:
- Человек сорвался! Человек сорвался!
Заволновались, заметались женщины. Заплакали дети. В ушах звенел надрывный крик девочки. Колонна остановилась. Стараясь немного успокоить встревоженных людей, Сидоренко бегал по леднику, размахивал ледорубом и кричал до хрипоты:
- Какой человек! Это же ишак сорвался! Ишак, я вам говорю!
Сорвался действительно ишак. Откуда-то сверху, со снежного склона, скатился камень. Попав на ледник, он стал скалывать по пути целые глыбы льда и тащить их за собой. Навьюченные животные, шедшие впереди, испугались и шарахнулись в сторону, увлекая за собой других ишаков. Первый ишак удержался, но второй покатился вниз. Погонщик Осман едва успел бросить поводья, но тоже поскользнулся и упал. Пролетев несколько метров, он сумел задержаться, а бедные животные исчезли в глубокой пропасти. И все это на глазах у женщин и детей!..
- Мы дальше не пойдем! - истерически заголосила молодая женщина в пуховом платке, прижимая к груди ребенка.
- Не пойдем, слышите, не пойдем! - поддержала ее другая.
Остановились в нерешительности и остальные. "Что делать?" - подумал Сидоренко, но в это время его отвлек откуда-то сверху, нарастающий гул.
- Неужели опять "рама"…
Но в этот раз это был не фашистский самолет-разведчик. Эхо ружейных выстрелов, каких-то взрывов доносилось не сверху, а снизу, со стороны Баксана.
Как стало известно позже, крупное подразделение первой горноальпийской дивизии "Эдельвейс", перебравшись через перевал Хотю-Тау, заняло Старый Кругозор, Ледовую базу Эльбруса и другие высоты, господствующие над верховьем Баксанского ущелья. Спустившись по снежным склонам Эльбруса в долину Азау, эдельвейсовцы захватили учебную базу Центрального спортивного клуба армии в трех километрах от селения Терскол.
Немцы рассчитывали зайти в тыл нашим войскам, отходившим тогда по Баксанскому ущелью, захватить перевалы в центральной части Главного Кавказского хребта, отрезать путь к морю. Угроза окружения нависла и над гражданским населением, которое в это время альпинисты поднимали к перевалу Бечо.
Однако фашистским планам не суждено было сбыться. Подвижной отряд 214-го кавалерийского полка и два взвода конвойного батальона НКВД подошли к Терсколу и, замаскировавшись в ближайших скалах, перехватили разведку противника, а затем в коротком и кровопролитном бою полностью уничтожили немецких егерей…
- Не пойдем, слышите, не пойдем, - долго еще звучали эти слова в ушах тех, кто находился на Куриной грудке.
…Моренец и Сидоренко переглянулись. Оба подошли к женщине в пуховом платке. Подобрав ноги, она сидела на льду и плакала. Как утешить женщину? У нее недавно на фронте погиб муж, а в Тырныаузе умерла дочь. И этот единственный ее ребенок тоже может погибнуть. Моренец осторожно поднял плачущую женщину, взял у нее ребенка, обернул в плащ-палатку и привязал к себе. А Сидоренко достал из рюкзака вспомогательную веревку репшнур, ловко смастерил "проводничок", пристегнул его одним концом к поясу женщины, другим - к своей обвязке.
- Идемте! - сказал он как можно спокойней. - Только прошу, не оглядывайтесь! Не смотрите вниз!
Колонна снова двинулась дальше. Люди молча шли за альпинистами туда, где совсем недавно сорвались в пропасть животные.
Сидоренко шел медленно, осторожно, поддерживая за локоть перепуганную женщину. Она тяжело дышала, губы ее посинели, на глазах слезы. Временами она забывалась и что-то бормотала. Саша прислушался и едва разобрал: "Господи, спаси, милостивый…"
- Неужели вы еще на бога надеетесь? - удивленно переспросил Сидоренко.
- Надеюсь, - конфузливо и растерянно ответила женщина, а потом, видимо спохватившись, поправилась: - Больше на вас, чем на бога.
- На нас надейтесь, но и сами не плошайте…
Куриная грудка запомнилась людям на всю жизнь. От одного ее вида кружилась голова и дрожали колени. Как бы люди ни уверовали в своих провожатых, а страх не оставлял их ни на минуту. В голове одна и та же мысль: только бы не свалиться, только бы дети остались живы…
Горы есть горы, со своими причудами, постоянными и всегда неожиданными переменами. Полтора часа тому назад ледяные стены отсвечивали всеми цветами радуги, искрились, блестели, переливались, а сейчас вдруг все краски потускнели. Потянуло холодом. По небу, словно стадо барашков, поплыли облака, и с крутых склонов понеслись навстречу тучи колючего снега.
- Не задерживаться! Не оглядываться! Вверх! Вверх!..
Но женщины, старики, дети без особых команд шли, ползли, тянулись к вершине ледника…
- Бабушка, сердце? - кричит кто-то из инструкторов.
- Сердце? Сердце - ничего.
- Холодно? Очень?..
Старушка не отвечает: холодно очень, но сказать стесняется. Уже более трех километров над уровнем моря. Высота дает о себе знать. Тошнит, побаливает голова, у некоторых детей идет носом кровь.
На ледовом склоне, как и раньше, предупредительно звучат голоса альпинистов:
- Держитесь, товарищи!
- А мы и так держимся, - сипло вздохнул старый шахтер. Он очень бледен. Он едва тянет ноги. Чтобы согреться, шевелит пальцами, но теплее не становится. Не идти нельзя - совсем окоченеешь. И старик идет, и ногу ставит только на ледовую ступеньку, иначе…
И опять слышится команда:
- Не смотреть вниз! Идти след в след! Не останавливаться!
Переправив через ледовый выступ одних, альпинисты возвращались за другими. На Куриной грудке, как и на переправе через горную реку, руки должны быть свободными, чтобы держаться за веревочные перила, опираться на палку или ледоруб. Все понимали, что на ледовом выступе круто, опасно. Два дня тому назад, поднимаясь по ущелью реки Юсеньги, матери неохотно отдавали своих детей. Перед Куриной грудкой уже не было таких разговоров. Матери отдавали детей альпинистам, а те переносили их по очереди на руках - одного, другого, третьего…
Самых маленьких детишек несли в рюкзаках, иногда по двое. Привязывали сверху чем-то вроде сетки из марлевой ткани, чтобы ребенок не выпал. В дело пошли простыни, полотенца. В опасных местах ими привязывали детей к себе…
Приходилось альпинистам иногда перетаскивать на себе и взрослых. Машинистка из Тырныауза, тяжело больная женщина, совсем задыхалась.
- Так вы хотите тащить меня?
- Я, положим, не хочу, но приходится.
- Ну что же, у меня другого выхода нет…
Через всю Куриную грудку несли ее на себе Александр Сидоренко и Николай Моренец.
И остальные альпинисты, привязывая к себе веревками, тащили вверх тех, кому было особенно трудно: стариков, ослабевших женщин. Всем было тяжко. Раны, полученные Моренцом в боях под Москвой, напоминали о себе при каждом шаге. Сидоренко ни на минуту не забывал о своих ступнях с ампутированными пальцами. А людей еще надо успокоить, ободрить…
Поравнявшись с Кухтиным, сухонький рудничный конторщик не преминул спросить:
- Товарищ инструктор, долго ли до перевала?
- Пройдем Куриную грудку, а там недалеко.
- Думаете, дойдем?
- Ну конечно, дедушка!
Уверенность и самообладание альпинистов успокаивающе действовали на изнуренных людей. И они шли сквозь непогоду, все выше и выше - к угрюмому перевалу, казавшемуся им недоступным, шли с верой в счастливый исход.
ПЕРЕВАЛ
За Куриной грудкой путь к перевалу вел на юго-запад. Склоны становились более пологими и безопасными. Если трещины и попадались, то совсем неглубокие, сплошь заваленные камнями.
- Там дальше пусто, - пояснял впереди идущий инструктор, попадая на такую трещину. - Мы идем по каменному "мосту".
Под ногами что-то гудело. Видимо, как и говорил инструктор, там пустота. Люди идут, держась за натянутые веревочные перила. Идут не спеша, затаив дыхание: три, пять шагов… семь, и снова чистый лед. Попадались трещины и с прочными снежными "мостами". Тогда передний альпинист зондирует снежный наст штычком ледоруба. Следом двигаются остальные. Если же такой "мост" ненадежный, альпинист, идущий впереди колонны передает по рядам:
- Идти только по одному, со страховкой через ледоруб!
Те, кто полегче, пробираются по снежному "мосту" на четвереньках, кто тяжелее - переползают по-пластунски.
Уже далеко за полдень. В туманной дымке проглядывает клочок Баксанского ущелья. Там было все по-летнему: и горячее солнце, и густая зелень, и пение птиц. В зарослях бодрствовали полосатые барсуки. Шустрые белки только начали припасать орехи и сушить на ветках грибы к зиме. А по дороге на перевал - поздняя осень, даже зима. Те короткие минуты отдыха, которые выпадали, не приносили желанного облегчения. Порывы шквального ветра, словно ошалелые, гнали из-за хребта низкие серые тучи. В воздухе кружились хлопья мокрого снега. Забивало дыхание, обжигало лицо, пронизывало до костей. Особенно мерзли дети и пожилые люди. От усталости предательски смыкались веки.
Пятилетняя Наташа, дочь рудничного геолога Митрофанова, съежилась у бабушки на руках и стала засыпать.
- Ты что, внученька? Не спи, сейчас двинемся!
Заснуть даже на несколько минут нельзя ни в коем случае: уснешь - не проснешься.
Взвалив на плечи тяжелые мешки, матери поднимали детей и молча шли за альпинистами. Было скользко. Люди падали, сбивали колени, поднимались и снова шли по протоптанной в снегу тропинке.
- А вы куда? - послышался голос инструктора.
Вера Ивановна Ковалева отошла с детьми в сторону и приложила руку к сердцу.
- Вам плохо? Помочь?
- Не надо. Спасибо, - тихо произнесла она хриплым, простуженным голосом.
Но останавливаться нельзя, и через несколько минут Вера Ивановна снова двинулась с детьми вперед, наверное, как и все, думая про себя одно и то же: "Только бы не отстать, подальше уйти от проклятых фашистов".
Ветер без разбора хлестал по лицу и в спину, с ног до головы осыпая снегом, песчинками и мелкими камешками. Страшно было смотреть на людей, особенно на детей. Лица обожжены солнцем, носы заострены, глаза не по-детски серьезны. Даже самые маленькие не плачут.
Невесело на душе и у альпинистов. У них свои заботы, волнения. Протаптывает тропинку в неглубоком снегу Саша Сидоренко. Рослый, широкоплечий, с копной густых волос, он идет размеренно, не останавливаясь. Но вот нога ударилась о что-то твердое.
- Гляди, - сказал сам себе, - консервная банка. Московская этикетка… Вот здорово!..
И мыслями он уже в Москве, родном и близком городе. Припомнились друзья-альпинисты, с которыми штурмовал семитысячники Памира. И вечер, когда привезли его в больницу с отмороженными ногами. И просторная палата, и доктор в накрахмаленном халате, и слова, сказанные им тогда с глубокой печалью:
- Вряд ли, друг мой Саша, бывать тебе в горах.
Да только ли это вспомнилось?.. А бессонные ночи после операции, процедуры, бесконечные тренировки, которыми он буквально изводил себя…
И вот он опять в горах. Правда, это не те горы, в которых год или два тому назад совершал он рекордные восхождение, а другие - военные, тревожные.
Саша шел, утаптывая снег, и думал о Москве, когда вдруг заметил знакомую куртку Моренца.
- Ты куда, Коля?
Моренец встрепенулся и, растягивая слова, взволнованно ответил:
- Понимаешь, парнишка пропал.
- Как пропал? Где?
- И сам не знаю. - Коля откашлялся. - Помнишь такого костлявого, в летнем картузе и синем шарфе?
- Ваню, что ли, того, кто ставил с тобой на последнем биваке палатку-полудатку?
- Вот его-то и не хватает.
- А ты всю колонну перебрал?
- Вдоль и поперек.
- Ну и что?
- В хвосте колонны мальчишку не нашел. В середине сколько ни спрашивал - один и тот же ответ: "Нет, не видали". А теперь перебрался к тебе, в голову колонны, и тут его нет.
- Отстал? Упал в трещину? - Николая трясло как в лихорадке.
- Слушай, а если тебе вернуться назад к Куриной грудке? - стягивая с головы капюшон штормовки, сказал Саша - Ведь за нами идет колонна Малеинова. Может, мальчишка с ними?
- Может быть…