- Возвращайся-ка, Коля, вниз. Если нужно, возьми с собой двух-трех ребят.
- Ребята мне не нужны, я сам пойду.
- Сам так сам, - согласился Сидоренко, - а мы тебя подождем возле скального гребня.
Все больше портилась погода. С запада навалился туман. Моренец быстро спускался вниз, осматривая на пути каждый след. Но что это? Он увидел едва заметные следы, уходившие в сторону от тропинки. Коля пошел быстрее и вскоре под большим серым камнем нашел мальчика, до половины засыпанного снегом. Это и был Ваня. Лицо в ссадинах, глаза опухли, щеки побелели, руки как-то странно скрючены на груди.
- Ваня! Ваня! - тормошил его Николай. - Скорее вставай, замерзнешь.
- Кто, я?! - удивленно прошептал Ваня и сразу же схватился за щеку.
Моренец быстро достал из рюкзака теплые вещи, натянул на мальчонку и принялся растирать ему щеки.
- Ноги, как у тебя ноги?
- Шевелятся… - Ваня помолчал, потом заговорил снова: - Эх и сон же перебили, товарищ инструктор! Лежу я в теплой кровати, а мне чай подают с малиновым вареньем. Такая благодать!
- Какая там благодать! - перебил его Моренец. - Ведь ты, дурачок, замерзал.
Ваня непонимающе уставился на инструктора.
- Ты не смотри так на меня, - продолжал Моренец. - Вставай и разминайся.
Мальчик немного пришел в себя и стал показывать, как на ледовом склоне его обдало снежной пылью от лавины, как он с перепугу бросился в сторону, поскользнулся и упал. Пролетел вроде и немного, а когда пришел в себя, над ледником уже висел густой туман.
- Тут я и потерял из виду нашу колонну… Посидел немного, перевязал разбитую руку и пошел догонять наших. Добрался до этого камня и почувствовал: если не посплю - шагу не сделаю.
Пока Ваня рассказывал о своих злоключениях, Моренец не сводил с него глаз. Его серьезно беспокоил вид мальчишки: не по летам повзрослевшее лицо и безразличные синие-синие глаза. Ваню нужно немедленно подымать.
- А идти сможешь? - уточнил Моренец. - Чего молчишь? Говори как есть!
- Не знаю, кажется, могу, - растерянно прошептал Ваня.
Перед тем как поднять мальчика, Моренец оглянулся. Вокруг никого не было. Туман сплошной пеленой висел над ледником и ближайшими скалами, до неузнаваемости искажая все, что совсем недавно виднелось вокруг.
- Ваня, а почему ты один? Где твои родные?
- Мать до войны умерла, отец погиб на фронте, под Северным Донцом, - ответил мальчик.
Моренец осторожно дотронулся до Ваниного плеча:
- Вставай, пошли, дружок, ты не один…
У мальчика потеплели глаза. Он уперся руками в колени, нагнулся и почувствовал такую слабость, что ему стало не по себе: а вдруг не поднимусь?
Тишина нависла над горами. Только изредка откуда-то сверху долетали приглушенные выкрики людей. Ваня еще раз нагнулся, теперь уже без стеснения, опираясь на плечо Моренца, поднялся и, пошатываясь, пошел с инструктором.
Тем временем колонна Сидоренко подходила к седловине - понижению остроконечного гребня между двумя его вершинами.
- Наверное, уже перевал? - все чаще и настойчивей сыпались вопросы.
- Теперь скоро, совсем скоро, - подбадривал инструктор, показывая на видневшуюся вдалеке снежную седловину.
3300… 3370… И наконец высотомер показал 3375 метров над уровнем моря. Тут перевальная точка, с которой начинается спуск в долину реки Долры и дальше - к морю. Кто-то уже на гребне машет ледорубом и кричит изо всей силы:
- Пе-ре-вал! Ура! Ура-а!
К скальному гребню подходят люди. Словно изваяния, стоят они над облаками, суровые, усталые, даже не замечая: их красоты.
А вокруг действительно чудесно. Куда ни глянешь - горы и горы. На северной стороне - Эльбрус, самая высокая гора в Европе. Он был виден отовсюду, и, как всегда, его купола сверкали белоснежными шапками. В разрыве облаков виднеются крутые отвесы Когутай-баши, скальная гряда Донгуз-Оруна, Северный Приют, бегущие из-под льда потоки, моренные валы, возвышающиеся над ледником на многие десятки километров. А на юге - озаренные солнцем вершины и ледники группы Квиш, Сванский хребет.
Наконец-то добрались до гребня и Моренец с Ваней. Увидев инструктора с мальчиком, люди облегченно вздохнули. Николай обнял мальчика, показал на одинокого орла, который гордо парил над скалами.
- Говорил я тебе, Ваня, что в горах орлы водятся, - сдвинув с глаз очки, сказал Моренец. Потом немного помолчал, посмотрел на мальчика и спросил: - Генриха Гейне знаешь? Был такой великий немецкий поэт.
- Слышал, - улыбается Ваня.
А Моренец, как бы вспоминая, начал вдохновенно читать:
…На горы круто взбираясь,
вздыхаешь ты, как старик.
Но если достигнешь вершины,
орлиный услышишь там крик…
- Ты что это, Николай, в поэзию ударился? - окликнул Сидоренко.
Сашин голос вернул Николая к действительности.
- Что ж, Ваня, нужно идти дальше.
Перевал Бечо совсем близко. И минут через двадцать по всей колонне снова волной прокатилось:
- Перевал! Перевал!
Радости не было границ. Навстречу утомленным тяжелой дорогой людям спешили солдаты, наши солдаты с красными звездами на шапках.
- Наши! Наши! - радовались и старые и молодые.
Тут проходил передний край. В скалах - блиндажи, пулеметные гнезда, ящики с патронами, взрывчатка. Наши горноальпийские отряды, которые будут защищать Главный Кавказский хребет, окопались здесь.
Прыгая по камням и обгоняя друг друга, к людям бежали здоровенный старшина и высокий, в меховой куртке, лейтенант. Не отставая от них, спешили и другие защитники перевала. Они шумно приветствовали всех, на ходу сбрасывали полушубки, шинели.
- Ребята, примите девчонку, - кричит осипшим голосом Одноблюдов, несший на руках черноглазую девочку.
- Давай, браток, скорее…
Люди кричали, смеялись. Не менее взволнованы были и солдаты. Старший сержант, на вид хмурый, стоял, прислонившись к скальной стене, держал на руках веснушчатого мальчишку и кормил его кашей из котелка.
- Ешь, ешь, сынок, - а у самого на глазах слезы.
Детей брали к себе другие солдаты. Они кутали малышей в овчинные полушубки, поили теплым чаем, оделяли хлебом, сухарями, женщин устраивали в блиндажах между высокими камнями, где меньше дуло.
Неожиданная встреча на четырехкилометровой высоте, видимо, напомнила солдатам о родном доме, семье, близких…
- Ешьте, ешьте, не стесняйтесь.
Солдаты доставали кружки, котелки, консервные банки, открывали их ножами, резали сало мелкими ломтиками. Проголодавшиеся дети, словно зверьки, набрасывались на еду. Некоторые из них так и засыпали с куском хлеба или сухарем в руках…
На перевале холодно. В горах зима бывает и летом, бывают в горах и все четыре времени года в один день. Там, внизу, в развилке Баксана, стояло жаркое лето, на Северном Приюте - поздняя осень, а на перевале Бечо - самая настоящая зима, в то время как за хребтом - в полном разгаре весна.
Четыре часа дня, а на перевале все не утихают возбуждение и шум. Укрывшись в скалах, сидят в подшитых валенках два солдата и инструктор Малеинов и о чем-то оживленно переговариваются с окружившими их школьниками.
- Значит, будем спускаться на Южный Приют? - спросила невысокая, лет двенадцати девочка, в серой шапочке с длинной черной косой.
- Другого пути нет, - Малеинов приподнялся и, упершись ногой в большой камень, поднял ледоруб. - Видите, зелень?
- Видим, видим, Алексей Александрович! - воскликнула худенькая девочка.
- Так вот, туда, к ущелью реки Долры, мы и будем держать путь. Там хорошо, тихо, много душистых альпийских цветов, густые пихтовые леса, нарзан в долинах, птицы поют, и почти до самой зимы светит ласковое южное солнце.
Ребята сидели не двигаясь, стараясь не пропустить ни слова.
- Так начинается сказочная Сванетия, - продолжал Малеинов, - край древних башен и храбрых охотников…
Когда рассказчик сделал короткую паузу, сидевший поблизости безусый голубоглазый парень в черной лохматой шапке приподнялся и начал приглядываться к отвесным скальным башням, проглянувшим за хребтом. Потом, на минуту оторвавшись от манящего пейзажа, спросил:
- Что там за вершины?
- Шхельда, Бжедух, Ушба… Только увидим их после Южного Приюта.
- Увидим Ушбу?! - удивленно переспросила девочка в черном платке. - Легендарную Ушбу? Расскажите нам о ней, вы же обещали, еще на Северном Приюте.
- Вижу, деваться некуда, придется выполнить обещание. - Алексей придвинул к себе рюкзак и поудобней уселся на нем. - Тогда слушайте и не перебивайте.
Рассказывают, что богатырь Амиран, герой сванских легенд, был навеки прикован к вершине Ушбы за то, что, подобно Прометею, восстал против бога, неся свет и волю народу.
К огню Амирана старались проникнуть отважные юноши Сванетии, но каждый раз, когда смельчаки отправлялись в дальний и тяжелый путь, что-нибудь мешало им достичь вершины. То ущелье, которое ведет к Ушбе, вдруг смыкалось перед юношами, словно ворота закрывались, то вырастала каменная стена такой высоты, что тучи плыли ниже ее, то девы душили смельчаков в лавинах, сбрасывали в пропасти, только дьявольский посвист разносило ветром по ущельям, где тогда жили сваны-охотники. Это место, по преданию, было заколдованным, все его боялись. Вслушиваясь в завывание ветра, матери шептали детям: "Тише, Ушба гневается". Имя ее стало синонимом страха. Перед тем, как схватиться за кинжал, сван бросал обидчику. "Чтобы ты очутился на Ушбе!"
Прошли годы. Как-то вечером горцы, собравшись на окраине селения Ушхванари, увидели в просвете ущелья что-то необычайное "Нарьи! - Свет!" Свет вспыхнул высоко в небе, выхватив из мрака грозные башни в черной одежде скал и белой манишке вечных снегов.
Дети да и взрослые слушают затаив дыхание.
- А что это за свет? - смешно взъерошивая пальцами черную бороду, вдруг спросил до этого молчавший плотник из Тырныауза.
- Это был огонь фотопленки, зажженный рукой советского человека, покорившего Ушбу. Первыми на ее вершину вступили Алеша Джапаридзе, его сестра Александра и двое местных горцев. Они обещали в случае успеха зажечь на вершине огонь. Вот смельчаки и выполняли свое обещание. Радости сванов не было конца. Они встретили альпинистов после восхождения как героев, и долго не смолкали песни и пляски на озаренной светом поляне.
Алеша сделал паузу и задумчиво сказал:
- Сваны говорят, что настойчивость и храбрость всегда несут с собой радость и свет…
- Правильно говорят, - кивнул головой старый плотник и хотел еще о чем-то спросить, но его опередила одна из девочек. Зажмурив глаза, она спросила:
- И вы бывали на этой страшной горе?
- Бывал.
- Один?
- Зачем один? На Ушбе бывали и мои друзья-альпинисты Сидоренко, Одноблюдов.
- Страшно было?
Люди внимательно смотрели рассказчику в лицо и с нетерпением ждали новых подробностей покорения Ушбы. Ждала и Галя, та самая девочка, которая больше всех досаждала Алеше вопросами. Она еще выше подняла плечи, втянула голову в воротник, но Алеша уже не отвечал. Он спал.
- Только начал самое интересное и заснул!..
- Чего удивляетесь, устал человек, - укоризненно заметил девочке чернобородый шахтер, достал табак и закурил. - Целый день на ногах: то вверх, то вниз.
Подошел Сидоренко и стал толкать Алексея.
- Очнись, дружище! Сейчас выходим!
Алеша вскакивает, будто подброшенный пружиной, и кулаками растирает заспанные глаза.
- Ах да… Так на чем я остановился?
- Досказывать будешь другим разом, - сказал ему Сидоренко, - а теперь пора в путь. Видишь, погода портится, туманит и ветер дует в спину.
Кто-то хриплым голосом сказал:
- Через десять минут выходим.
Пришло время сборов и прощания с бойцами.
- Счастливой дороги! Ни пуха вам, ни пера!..
Взволнованные солдаты стоят на гребне, машут руками, рукавицами, шапками. Свободные от нарядов идут со стариками, женщинами, детьми, помогая альпинистам спускать их с перевала. Солдаты далеко идти не могут, у них своя служба. И они прощаются. Вдогонку звучат добрые напутствия, сердечные слова:
- Идите спокойно, фашистов мы сюда не пустим.
В голове колонны Моренец. Он немного спустился с перевального гребня, потопал по рыхлому снегу ботинками, подкованными триконями, и сказал:
- Можно идти.
С крутого перевала стали спускаться группы одна за другой. В числе первых идут семьи Чуфанова, Гудима. Георгий Федорович Гудим спешит уйти с первой партией. Ведь он будет начальником Южного Приюта. Ему принимать эвакуированных, успеть до прихода второй и третьей групп расставить палатки, переговорить с проводниками-сванами. Ведь людей нужно будет вести дальше по Ингурской тропе, к морю.
Идет семья Одноблюдова - Мина Фадеевна несет Танюшу в рюкзаке. Следом поднимаются две радистки из горноспасательной станции, закадычные подруги Мины Фадеевны; невысокая, стройная Мария Ромашина с маленьким Витей на руках и Зоя Олерова, веселая, подвижная. С отцом идет уже взрослая Оля Кормилина, дожевывая на ходу вареное мясо.
К вечеру стало холоднее. Резкий, пронзительный ветер долго гнался за людьми, хлестал по лицу, словно напоминая, что идти нужно быстрее и поменьше останавливаться.
Тропа вниз была крутой. Каменная осыпь почти отвесная, вся укрыта снегом. Приходилось съезжать по ней вниз, как солдатам в известной картине Сурикова "Переход Суворова через Альпы". Особенно опасным оказался участок ледника перед выходом на тропу. И тогда опять прокатилось по колонне:
- Трещины! Внимание - трещины!
В одном месте, где было особенно опасно, Одноблюдов остановился. Он сразу увидел: трудно здесь будет перебираться. Подошел Виктор Кухтин, у него была веревка.
- Возьмем немного левее, Витя.
Через минуту они нашли снежный мост, натянули над трещиной веревочные перила. А когда пошли женщины и старики, альпинисты их подбадривали:
- Идите смелее, смелее. Тут безопасно.
Когда вышли наконец на скалы, кто-то из шедших впереди, крикнул:
- Самолет!
Самолета еще не было видно, но назойливый гул долетал до скал, к которым прижались люди…
- Дяденька альпинист, правда, это наши? - послышался встревоженный голос девочки.
- Конечно, доченька, наши, - пытался успокоить ребенка Одноблюдов.
Словно подтверждая слова начальника перехода, в просвете облаков показался самолет. Все увидели на крыльях красные звезды и с облегчением вздохнули. А Оля Кормилина захлопала от радости в ладоши.
- Ну, что я тебе говорила? - не оборачиваясь, звала свою подругу, одноклассницу Олю. - Откуда здесь взяться фашистскому самолету? А ты все про какую-то "раму" болтаешь.
- Снова завелись, сороки? - услышав разговор, отозвался Моренец.
Девочки смутились и опрометью бросились догонять остальных.
День клонился к вечеру, а до Южного Приюта добрых два часа ходьбы, к тому же и погодя не улучшалась. Не успел скрыться за Сванским хребтом краснокрылый "ястребок", как небо снова затянуло тучами и вокруг стало серо-серо: казалось, что, кроме тумана, ничего вокруг не было. Пошел мелкий, противный дождь со снегом. Выходить на открытый склон рискованно. Моренец расстегнул рукав штормовки и посмотрел на часы: без десяти восемь.
- Скоро темнеть начнет.
- А разве безопасней оставлять людей на склоне? - вслух рассуждал Одноблюдов. - В темноте нетрудно и в пропасть сорваться.
- Согласен с тобой. Значит, идем?
- Идем без всяких разговоров, - поправив лямки рюкзака, Юрий посмотрел на небо. - Видишь, Коля, облака поднимаются, а это признак улучшения погоды.
Начальник похода не ошибся. Вскоре немного распогодилось. Дождь утих, люди смогли идти быстрее. Близость Южного Приюта придавала им сил.
Часам к девяти каменистая тропа вывела на широкую площадку, которая некогда была ложем огромного ледника. По ее каменистой поверхности текли, обгоняя друг друга, горные потоки, разные по ширине и глубине. Но все они одинаково быстро неслись вниз, с грохотом перекатывая и перемешивая камни. Вместе с другими потоками ледника Квамп они, словно сговорившись, впадали в Долру.
Мостов не было. Альпинисты отыскивали мелкие и безопасные места, сами шли первыми, за ними - все остальные. Двигались небольшими группами, поддерживая друг друга. Подошла к реке с двумя маленькими детьми и работница обогатительной фабрики Анна Власьевна Анипченко. Старшего Женю она держала за руку, а младший Витя сидел у матери за спиной. Чтобы ребенок не свалился в воду, мать привязала его к себе полотенцем. На склоне Витя сидел молча, но, как только мать заходила в воду, он пугался шума реки и плакал.
У переправы оказался Моренец.
- Дайте одного, - сказал он женщине.
- Куда же с таким рюкзаком?
- Ничего. - И Николай взял из рук оторопевшей женщины сначала одного ребенка, а затем другого и осторожно перенес их через бурлящий поток…
Когда позади остался последний брод, вспыхнули над головой первые звезды. Ночь в горах наступает моментально. Как только солнце скатится за гору, землю словно кто-то накрывает черным шатром.
Последний участок травянистого склона люди проходили уже в сплошной темноте. Только где-то внизу слабо светился огонек. И все смотрели на него, как на спасительный маяк.
- Только бы не сбиться с пути!
- Все будет хорошо, - успокаивали альпинисты. - Места здесь знакомые, хоженые. Справа, метрах в двухстах, где впадает Квиш в Долру, стоит деревянный домик, это и есть Южный Приют. Там будем ночевать.
Наконец показалась небольшая лужайка и домик на ней. У костра стояли вооруженные сваны. Один держал в руках курдюк с айраном - кислым молоком, другой с хрустом ломал сухие ветки и подбрасывал их в огонь.
Южный Приют… Здесь на высоте 2238 метров над уровнем моря было тепло. Усталые, измученные люди падали на траву. Спали кто на чем, прямо под открытым небом. Только детям и больным альпинисты поставили несколько палаток. Хотя люди и не успели отдохнуть, но, как только солнце поднялось над горизонтом, снова двинулись в путь, вниз к Черному морю. Хотели попрощаться с альпинистами, поблагодарить…
- Опоздали, - объяснили проводники-сваны, - они уже давно ушли за следующей партией!