Трое мужчин, не сговариваясь, встали вокруг купейного столика, пытаясь поймать тишину. Её не было. Уже смелей и громче, хором нестройных голосов по вагону разливалась песня про задремавшего есаула, за перегородкой кто-то бубнил об автомобилях, привокзальный пейзаж протяжно озвучил тепловоз. Каждому хотелось думать о чем-нибудь своём. Миша вернулся часа через полтора. Обдал коньячным перегаром и сообщил, что цеплять будут под утро, поэтому уснуть под мерный перестук колёс не удастся.
- Олег Саныч уже не придёт, - знающе порадовал Михаил и, понизив голос, добавил, - они с Елиным третью давят, так что думаю до завтра будем без контроля…
Вздохнув, он встал и пошёл в народ рассказывать: "Аккуратней мужики", "Куликов по вагонам ходит"; "Не орите так", "Завтра поедем в 5 утра…".
- Я больше не могу жрать, лопну… - объявил Костя, вставая, - с вашего позволения, меня чего-то в сон потянуло.
- Отбой? - спросил Долгов.
- Попробую… - одним рывком Костя забросил своё тело на полку. Не раздеваясь, он вытянулся на одеяле и, вдыхая тёплый воздух, разбавленный креозотом, закрыл глаза…
* * *
Вагон жёстко дёрнуло. Костя проснулся.
"Я спал одетый, всё может быть, наверное, снова я начал пить…" Ни к селу, ни к городу вспомнилась дурацкая песенка. Как вчера забрался на полку, так и уснул в олимпийке и камуфляжных штанах.
На соседней полке, накрывшись одеялом с головой, спал Долгов. Свесившись головой вниз, Костя увидел умиротворённое сном лицо Кутузова и "услышал" крепкий сон Саши Лаврикова. Его раскатистый храп звучал в унисон с чьим-то сопением за перегородкой. Где-то дальше в вагоне ещё не закончились посиделки - слышался шум голосов, о чем-то негромко спорящих.
5.20 показывали часы. Осторожно спустившись, нащупал ногой кроссовки, обувшись, прошел в тамбур.
Лежать на верхней полке в спертом воздухе вагона расхотелось. Там тоже не удалось подышать свежим воздухом.
Около двери, затягиваясь сигаретой, стоял плотный, кряжистый мужик в светлой футболке и "афганских" штанах. Рассеянно кивнув, Катаев встал на противоположную сторону.
- Тебя Костя зовут? - раздался за спиной вопрос с утвердительной интонацией.
- Типа того… - повернулся Костя к соседу по тамбуру.
- Серёга Рябинин, - рукопожатие было сухим и жёстким, - Я слышал за тебя… Не первый раз едешь, вроде…
- Не первый… - Костя силился вспомнить, где он слышал эту фамилию, всматриваясь в лицо собеседника. Только сейчас он заметил, что тот слегка нетрезв, хотя применительно ко времени, эта формулировка вроде неуместна. К пяти утра "слегка" не подходит. Несмотря на это, взгляд Сергея был пытлив и изучающ.
- Табарик за тебя рассказывал, - произнёс Сергей, вдавив окурок в консервную банку-пепельницу, традиционно висящую на ограждении оконного проёма. Костя вспомнил заместителя начальника управления кадров Игоря Табарова. Тот, ещё в управлении рассказывал ему про этого Рябинина. Ничего конкретного, но что-то запало…
"Вы там обязательно состыкуетесь… Его как и тебя, несмотря на возраст, сносит малость… На грани тоже…"
- И мне про тебя говорил. Нормально отозвался… - ответил Катаев.
- Нормально… - усмехнулся Сергей, - ну, как и мне о тебе…
Поняв и, уже распознав, заочную схожесть, опера по-другому глянули друг на друга. Рябинин был старше Катаева лет на десять, но разница, в общем, не ощущалась.
- Мы тут приняли маленько… Я к парням присматриваюсь с кем, о чём можно… Ты-то в каком едешь?
- В первом… Чего-то вырубился вчера вечером… Стресс, наверное, - улыбнулся Костя.
- А мы и не ложились ещё…
Косте вспомнились спорщики из середины вагона. Крепко присели… А по Серёге и не скажешь, видно со здоровьем в порядке.
- Ты за выслугой едешь или за "боевыми"? - посмотрел в глаза Косте Рябинин.
- Не думал пока. Скучно просто стало, вот и завербовался. Взбодриться…
- Там насовсем можно взбодриться, - одними губами улыбнулся Серёга, - повоюем, что ли… Есть пара наработанных схем по пленным… В первой командировке я шестерых срочников вытащил… Опасно правда, малёхо…
- Там, так то, за угол поссать сходить опасно… А пленных с боем? Как во вторую мировую?
- He-а… Обмен, но тоже приятного мало. Шаг в сторону и тебя, и пленных, и посредника к Аллаху отправить могут… Дорога дальняя, расскажу как-нибудь… Людей надо присматривать уже сейчас… Пойдём к нам, дёрнем да спать завалимся…
- Это ты завалишься, а для меня день только начинается…
- Ну, тогда к вечеру словимся…
Оба опера вышли из тамбура. Шедший первым Рябинин вдруг остановился около купе проводников. Деликатно кашлянул. Костя, заинтересованный, тоже встал. Серёга обернулся:
- Бойца надо вызволить, - кивнул он на дверь. Костя до сих пор не понимал, что же происходит.
- Бес! - шёпотом позвал Сергей в стык двери и косяка: - Бес!
За дверью послышался шорох и снова всё стихло.
- Бля, Бес!.. - громче, сопроводил ударом кулака в пластик, свой призыв Рябинин.
- Мальчики здесь никого нет, - не открывая двери, далеко не сонным голосом отреагировала проводница.
- Тьфу! - сплюнул Серёга и пошёл по проходу, - пусть сам на проверке отдувается…
Костя свернул в свой отсек и залез на полку. Было тихо в вагоне, соседи по-прежнему спали, даже Лавриков не храпел. Спать не хотелось, Костя, потянувшись к столу, взял яблоко и, лёжа на животе, захрустел.
Минут через десять, неслышно раздался тоненький скрип отодвигаемой двери купе проводников. Повернувшись, Костя увидел, как из него выскользнул блондин лет тридцати, раздетый по пояс, и, ступая на носочках, двинулся мимо первого отсека вглубь вагона.
- Бес! - желая проверить предположение, шепнул Катаев. Парень резко тормознул и вскинул на него глаза. По его лицу блуждала довольная ухмылка.
- Помаду со спины сотри, - улыбнулся Костя.
- Тьфу! - Совсем как Рябинин, сплюнул Бес и, уже не скрываясь, потопал в свой отсек, напевая Чижа:
"И все кругом говорили, добился-таки своего…"
* * *
Моздок. 5-ый день.
Снова запасные пути. На этот раз последние. Дистанция, которую обычный пассажирский поезд покрывает за 36 часов, для "подкидыша" растянулась на рабочую неделю. Из-за спрессованности поездного пространства, весь путь следования с мелкими происшествиями, бытовыми неурядицами и забавными случайностями слепился в единый пучок воспоминаний…
На одной из станции чуть не забыли зампотыла Бабаева. Произошло это следующим образом.
Имея на руках график с маршрутом следования и, подпитываемый чувством интендантского долга, Юра Бабаев, посчитал какую-то заброшенную станцию за крупный железнодорожный узел. Искренне полагая, что стоянка будет не один час, тыловик выскочил из вагона. Его интересовало, не разболтались ли крепежи на грузовых платформах, фиксирующие УАЗы и ЗИЛ-водовозку. Эту технику, автохозяйство, выволочив из "зелёного ряда" и, реанимировав двигатель с ходовой, в качестве бесплатного приложения, направило в Грозный.
Бабаев вскарабкался на платформу и, с видом завзятого слесаря, хмуря лоб, пошёл вдоль транспортных единиц, выборочно колупая хомуты и затяжки. Перелезая с одной эстакады на другую, ничего не успев понять, лёгким одномоторным истребителем, Юра спикировал на насыпь и покатился по гравию. Как оказалось, красный свет на путях сменился на зелёный и машинист, совершенно логично, двинул тепловоз дальше. Бабай вскочил на ноги и, хлопающими глазами, провожал набирающий ход состав. Ошибка в станции грозила самовольным оставлением эшелона, дезертирством и ещё чёрт знает чем, может быть даже расстрелом на месте, согласно законов военного времени. Все эти мысли хороводом протанцевали в мозгу начальника тылового обеспечения. И он рванул. Бегал Юра последний раз так давно, что не помнил когда.
Предполагаемые ежегодные зачёты, он, в силу статуса не сдавал, а если и приезжала комиссия из вышестоящих структур, то экзаменоваться приходилось в сауне, под водочку и балычок. Сейчас же его забег напоминал гон лося в период брачных игр, да и поезд, к его счастью, не набрал полного хода. Обогнав платформы с техникой, Юра поравнялся с дверьми последнего вагона. И ужаснулся - они были закрыты, задраены. Обезумевший зампотыл заметил чью-то фигуру за пыльным стеклом и, стараясь бежать вровень, отчаянно замахал руками. Человеком за стеклом был Саша Бескудников. Тот самый Бес, уболтавший в первый же день вагонную "Мерил ин Монро" на получасовое совместное проживание, а затем, протрезвев, трусливо гасившийся от её томных попыток продолжить начатое общее ведение хозяйства. Вот и сейчас, докуривая третью сигарету, он в тамбуре пережидал её увеличившуюся активность. Тыловика Бес увидел сразу же, но, обладая странным чувством юмора, решил поиздеваться над несчастным бегуном.
С белогвардейским выражением лица, выпуская дым в стекло входной двери, он демонстративно не замечал несвязных выкриков и нелепых прыжков, чемпиона мира по бегу среди тыловиков. Стараясь придать своему взгляду мудрость, уставшего после сложной операции, хирурга, Саша начал вальяжно отворачиваться от окна.
- А-а-а-а!!! - разорвалось сердце Юры Бабаева, в перерыве вдоха-выдоха Бескудников, туша сигарету в банку, "вдруг случайно заметил", уже потерявшего надежду зампотыла.
Всем своим видом, обозначая озабоченность и отзывчивость спасателя международного класса, Бес споро задёргал засовами и задвижками. Рывком открыл дверь и, посторонившись, пропуская засипевшую нижнюю полку перекрытия, заорал:
- Братуха-аа!! Давай руку-у!
Дернувшись в героическом прыжке, Бабаев ухватил протянутую ладонь. Натужно крякнув, Бескудников потянул на себя плотное тело с заплетающимися ногами. Совместными усилиями они ввалились в узкое пространство вонючего тамбура. Бес на ногах удержался, но Бабаев, по-бабьи охая, сел задницей на грязный пол. Грудь его от стремительного бега вздымалась, глаза налились влагой, в уголках рта пузырилась сухая пена. Саша, с трудом сдерживая гадливую улыбку, сочувственно спросил, на "вы":
- Как у Вас? Нормально? Доктора быть может?
Понимая, что вызов доктора, предаст его конфуз огласке, тыловик отрицательно замотал головой, выставив потные ладони вперёд. Говорить он всё ещё не мог. Продолжая зарабатывать очки, Саня присел на корточки и участливо посмотрел на спасённого:
- Дверь закрыть? Или пусть обдует?
Утвердительный кивок. Понимай, как знаешь. Спустя минут пять, Бабаев обрёл дар речи, первым делом попросив Сашу не разглашать происшествие.
- … А то начнут лыбу давить… Ну, вы меня понимаете…
Просьбу тыловика подкрепил обещанием не остаться в долгу. Бес, ответствуя, прижимал руки к груди, давал слово аспиранта МГУ.
Словом, в присущей ему манере, при общении с руководством, кривлялся и позировал. Что, впрочем, принималось, неискушённым в оперских интригах Бабаевым за чистую монету.
Надо ли говорить о том, что к вечеру весь эшелон обсуждал эту гонку преследования.
Где-то в ростовской области вологодский "подкидыш" маневровый тепловоз спустил с горки. Это такой способ сцепки товарных вагонов, который не требует филигранной четкости стыковки, ввиду отсутствия каких-либо последствий для грузовых составов. Чего не скажешь про вагоны пассажирские. Мягкое, вкрадчивое движение степенно набирало ход. Вот за окнами проплыло здание товарной станции, затем переезд, опущенный шлагбаум… И вдруг жёсткий стык многотонного удара потряс эшелон. Загремела, сметаемая инерционным движением, посуда со столов, сумки, лежащие на третьих полках. Те, что потяжелее полетели вниз, на головы, полегче перескочили на соседние.
Кто-то из пассажиров, не успев ухватиться, повторил участь баулов, а один из мобовцев, бережно несший кружку с кипятком, обварил себя и парочку корешей.
В первом купе все только проснулись и сползли на нижние полки. Лавриков и Долгов получили на колени всё, что находилось на столе и, Катаева, сидевшего напротив. Миша Кутузов ударился грудью о край стола, но стоически переносил боль, морщась и потирая ушибленное место.
Много всего было за эти пять дней. Но по мере приближения к границам Чеченской республики личный состав всё-таки вынырнул из перманентного опьянения, нарушений дисциплины и мелких бытовых конфликтов.
Солнечный день в полной мере главенствовал в атмосфере. Уезжая из Вологды, покрытой лишь проплешинами оттайки, здесь менты увидели набухающие почки и пробившуюся светло-зеленую травку. Искрились, зашлифованные миллиардами колёсных пар, железнодорожные рельсы. Существующие по ходу движения поезда, послабления закончились. Снова были задраены выходы, запущен приказ "не выходить" и "приготовиться к строевому смотру".
…Неровный повторяющий изгибы железнодорожной насыпи, строй замер вдоль вагонов.
… - Наш эшелон подошёл к границам Чечни. Детство закончилось. Дальнейшее продвижение будет проходить в условиях, приближённых к боевым - голос полковника Куликова то относило ветром, то возвращало обратно, усиливая характерное "р" - Бронепоезд "Кузьма Минин" проведёт нас до Ханкалы. Это крайняя точка нашей поездки. Дальнейшее продвижение в Центр Содействия Грозного будет осуществляться автотранспортом. Старшим подразделений проверить оружие и обмундирование! - отдал команду полковник.
Пока шла проверка, Куликов отошёл к вагону, из которого выпрыгнул связист и, с минуту поколдовав над трубкой спутникового телефона, подал его полковнику.
- Товарищ генерал! - донеслось до шеренги, но Куликов, повернувшись спиной к подчинённым, перешёл на полтона ниже. Дальнейшее, из его доклада расслышать не удалось.
Стоявший в конце строя, ближе всех к голове состава, Костя рассматривал бронепоезд. Само название было тяжело прилепить к этой конструкции. Ничего общего с аналогом гражданской войны, она не имела. Обычная железнодорожная платформа, усиленная бронелистами с ЗУ (зенитная установка), смотрящей в небо. Края платформы, также обваренные бронелистами, были обложены мешками с песком. За "рулём" ЗУ-шки сидел солдат-срочник, ещё двое пулеметчиков расположились с боков. Остальные бойцы желдорбата, ожидая начала движения, перекуривали, спрыгнув на щебень около состава.
- По вагонам! - разнеслась команда и строй, сломавшись, распался на две части, каждая из которых скучилась около своих вагонов. Железные коробки всасывали в себя человеческую змейку. Миша Кутузов в очередной раз обошёл по проходу личный состав. Все на месте. В его отсеке, облачённые в камуфляжную форму, попутчики, молча смотрели в окно. Раздался протяжный гудок тепловоза и состав качнуло. Поехали, прошелестело по вагону.
Через час поезд, на предельно малой скорости, катился по территории мятежной республики. Пейзаж изменился "в плюс" - ярче светило солнце, трава, раскинувшихся полей зеленела ещё веселей. Всё-таки по мере продвижения вперёд, близость военного положения ощущалась. На разъездах вместо будок мрачнели блокпосты, затянутые в массеть. На дорогах чаще мелькали зелёные кузова армейских "Уралов" и "Камазов". Да и в вагоне гогот и весёлые возгласы уступили место спокойным разговорам вполголоса, отчего стало непривычно тихо.
Саня Долгов с интересом, практически не отрываясь, смотрел на заоконные картины. Свежий ветерок через открытое окно врывался в купе, разряжая воздух, цепляя мыслями о весне и лете.
- Шесть лет не был… - повернувшись от окна, сказал Саша, - и не рассчитывал снова приехать… Довелось…
- Пока интересного мало, Саш… Вот в Грозный заедем, там будет, что посмотреть… - Костя вспомнил руины чеченской столицы.
- Когда я был в первой, там во многих жилых домах и окна-то целы были.
- Сейчас, наверное, и домов этих нет, - усмехнулся Катаев. Перед глазами всплыла картинка подрыва шестнадцатиэтажных "точек" вокруг "Минутки". Саша Лавриков подавшись вперёд, взял со стола бутылку минералки и, с хрустом, свернул крышку. Отпив глоток, спросил Мишу:
- Михаил, как всё-таки в дальнейшем будем?.. Что у боссов слышно?
Кутузов посмотрел на него, потом глянул в проход:
- Ладно, давай без передачи… - и, понизив голос, поделился служебной информацией.
По приезду в Ханкалу, эшелон самостоятельно начинает разгрузку. То, что на ПВД осталось от предшественников, годится только для баррикад. Именно по этой причине, к основным вагонам состава, прицепили контейнера с мебелью. "Живых" автомобилей тоже не осталось, поэтому УАЗы, первоначально планируемые для передачи чеченским милиционерам, решено было придержать для своих нужд. Тем более по бумагам они вообще списаны. Центр содействия, куда направлялись вологодские сотрудники, именовался Фрунзенским, по району дислокации. Всего город был разделён на четыре участка: Фрунзенский, Куйбышевский, Фабричный и Староремесленный, имея, соответственно четыре РОВД и четыре Центра Содействия. Силовую поддержку всех спецопераций (если таковые будут) сотрудников КМ обеспечивают бойцы череповецкого ОМОНа, которые уже на месте. Охрану периметра ПВД будут осуществлять милиционеры ППС, входящие в блок МОБ и едущие в соседнем вагоне. По мнению руководства УВД сорока человек на эти цели должно было хватить. В случае необходимости, задействуется комендантская рота.
В Ханкале, личный состав, весело и дружно, разгружает вагоны и, также, на бодряке, дождавшись "коробочек", пристраивает к ним в колонну, сгруженные УАЗы и "пилит" к ПВД. Просто и конкретно.
Поезд замедлил ход и практически остановился. В панораме обзора появилась неширокая линия реки. "Терек", понял Костя. Тут же, практически вплотную к вагонам, вырос пост охраны моста. За линией мешков с песком показалась чумазая солдатская физиономия. С детской непосредственностью воин в нахлобученной каске - угроза НАТО - помахал проходящему поезду. Вторую руку боец по-хозяйски положил на стоящий рядом пулемёт.
Осторожно, словно переступая шпалы моста, состав перебрался на другой берег. Вот теперь можно напрягаться. За Тереком уже немного другая ситуация. Катаев, Долгов и любой другой "второход" это точно знали.
Глава II
Город встречал апрельским солнцем, дорожной затхлостью и уличной торговлей. Лотки и их подобие попадались не реже одного на сто метров. Торговали тряпьём, продуктами, алкоголем и канистрами с рукописными табличками "Хороший бензин".
Нечастые прохожие, не желая попадать в облако автомобильного очарования, привычно сваливали с обочины. Чуть поубранные руины домов пока ещё не пугали, а тех, кто это видел впервые, лишь музейно заинтересовывали.
"Первоходы", очаровашками пялились по сторонам, изредка кто-нибудь знающе тыкал пальцем и авторитетно пояснял: "Кумулятив…" Те же, кто хоть каким-то краем своей жизни касался реальной, не полигонной стрельбы, мрачнея, сужали глаза в неконтролируемом напряге.
Романовский мост… Проспект Победы… Рынок… Драмтеатр… Площадь трёх дураков… Красный молот…
Эрмитажевским экспонатом, посреди оживающих местами руин, вынырнуло девственно-розовое здание "Грозэнерго". Ни одной пулевой выбоины или осколочной насечки, весёлые шары освещения на углах ограды и, важнопохаживающая по периметру прилегающей брусчатки, охрана в американской - "Буря в пустыне" - форме.