Встречный бой
Итак, колонна чернокожих чеканила шаг, с каждой милей прирастая вооруженными чем попало подкреплениями. После прохода плантации Мюльон, самой большой на Немецком берегу, издалека она, по свидетельствам очевидцев, "напоминала небольшую армию". Поместье было разграблено, обширная коллекция оружия роздана всем, кто не имел ничего, кроме палок, а дом подожжен, однако раб-мулат по имени Бэзил с риском для жизни погасил пламя, крича, что лучше умрет, чем позволит родному дому сгореть, и сам Кук, плюнув, приказал выбросить факелы. Вскоре, на очередной плантации, Делонд велел разбивать бивак, поскольку уже стемнело и люди, отшагав около 32 километров, нуждались в пище и отдыхе. А тем временем, белые, отойдя от шока, разворачивались для подавления мятежа. Раненый полковник Андре, успевший перебраться на другой берег, отказался от госпитализации и взял на себя командование формирующимся ополчением, одновременно, получив новости, засуетились и в Новом Орлеане, отправив к месту событий солидные силы: сотню волонтеров, 30 солдат и 40 морских пехотинцев под командованием майора Хэмптона. Однако к 4 часам утра 9 января, добравшись до места ночлега "армии" Делонда, Хэмптон обнаружил, что бивак уже покинут, и приказал форсированным маршем идти вверх по реке, куда ушли бунтовщики, в направлении большой плантации Бернуди. Туда же, с другой стороны, двигалась местная милиция – 80 бойцов, ведомых полковником Андре, усиленная взводом солдат майора Перре.
Вот этот-то отряд примерно в 9 часов утра, почти нос к носу столкнувшись с мятежниками, числом (по минимальным, то есть, скорее всего, верным данным Перре) до 300 рабов, причем около половины конных, обстрелял их, атаковал в лоб и после получаса упорной рукопашной обратил в бегство. Около полусотни черных были убиты, 27 белых ранены, из них семеро довольно тяжело, и организовать преследование рабов, отступивших в болотистый лес, по свежим следам не удалось. Впрочем, это уже было делом техники. Подоспела колонна Хэмптона, подтянулись новые группы плантаторов с опытными следопытами, знавшими болотные тропы назубок, и собаками, и небольшие группы беглецов начали отлавливать одну за другой, кого-то беря в плен, а кого-то и убивая на месте, как, скажем, Делонда, пойманного 11 января. Опознанного полковником "главаря бандитов" не стали ни вязать, ни допрашивать. "Ему, – писал жене ополченец Сэмюэль Хэмблтон, участвовавший в поимке и казни, – отрубили руки, прострелили коленные чашечки, а потом, пока он не истек кровью, бросили в костер и смотрели, пока он не испекся наподобие свиньи".
В общем, поймали почти всех, последнего – 13 января, "пропасть без вести" посчастливилось считаным единицам, да и то, учитывая фактор кайманов, не факт, что очень уж посчастливилось. Провели допросы и опознания, выяснив, что практически все "зачинщики" и лидеры мятежа – мулаты-старожилы, а подавляющая часть рядового состава – уроженцы Африки. Затем состоялся суд, – по французскому праву, без жюри присяжных, – и 18 рабов, изобличенных как активисты, пошли на плаху, а их головы, насаженные на пики, были выставлены на обозрение; через год путешественник, ехавший мимо места казни, иронизировал в дневнике: "Эти изящные украшения похожи на черных ворон, оседлавших шесты". Еще 11 пойманных негров вздернули в Новом Орлеане, – троих на центральной площади города. Всего же, включая павших в стычке у Бернуди и убитых на месте, чернокожих погибло 95 человек, и за каждого казненного власти выплатили компенсацию в 300 долларов (средняя цена пеона). 56 пленных, признанных соучастниками, вернули владельцам с рекомендацией наказать. Что те и сделали, но постаравшись не испортить ценное имущество. 30 рабов, доказавших, что не хотели идти с Делондом, но побоялись противиться, отделались испугом в виде порки. Один, мулат Базиль, рисковавший жизнью ради спасения хозяйского дома, был освобожден из рабства и получил денежное вознаграждение. Рабам же, не примкнувшим к "бандитам", господа накрыли обильную поляну и увеличили пайку.
Сто тысяч "почему?"
Далее начинаются неясности. Почти два века, несмотря на масштаб – по количеству участников мятеж на Немецком берегу держит абсолютный рекорд среди всех "черных" восстаний в США, – и несмотря на то, что потомки его участников очень многое помнят, – память передавалась устно, от отца к сыну, – исследованиями его мало кто занимался. Белые историки коротко писали о "кровавом мятеже, учиненном бандитами из плавней", черные, натурально, – о "героической борьбе с угнетателями", но дальше небольших статей и книг на частные темы дело не заходило. И только в 2011-м, когда историк Фермин Итон взялся за дело всерьез, надолго засев в архивах, на поверхность начали выползать странности. В принципе очевидные и раньше, вот только замечать их, похоже, никто не хотел. Например – об этом я уже поминал, – чего, собственно, хотели и куда так целенаправленно шли мятежники? Что и кому хотели показать, поднимая испанские и французские знамена? Отчего рядовой состав бунтарей практически полностью состоял из молодых, максимум 25 лет, парней, недавно привезенных из Африки, а из рабов-старожилов к бунту не примкнул почти никто? Почему Шарль Делонд строго воспрещал убивать белых?
Согласитесь, неясностей много. А все, кто мог прояснить ситуацию, – и Гарри, и Хендерсон, и Кук, и вообще, все "цветные" лидеры, – погибли в стычке. Либо, если уцелели, как сам Делонд, были убиты сразу же после поимки, словно кто-то заранее сговорился, что они не должны дожить до суда и дать показания. Но при этом обычные полевые рабочие предстали перед судом и, – фактически ничего не сказав, поскольку не знали ни английского, ни французского языков, – были жесточайше наказаны. При том, что крови на руках у них не было, да и флаги Испании и Франции из сундуков вытаскивали явно не они. Ну и, до кучи, вовсе уж мистика: согласно церковным записям, разысканным м-ром Итоном, сын полковника Андре, – по официальной и поныне версии, ставший первой жертвой мятежа, – на самом деле, мирно скончался и был честь по чести похоронен 3 января, за пять дней до того, как все началось. И вот исходя из всего этого, подводит предварительный итог историк, логично было бы поискать в событиях "белый" след. То есть попытаться понять, не стояли ли за кулисами люди Клейборна, желавшие припугнуть "старожилов", показав, что без надежной американской крыши у них могут быть серьезные неприятности, от которых никакие жаки и никакие хуаны не спасут.
В общем, очень загадочно, и я от души надеюсь, что м-р Итон когда-нибудь сумеет пролить свет на сию черную-черную дыру истории. Но это сейчас. А тогда ни у кого, – кроме, возможно, узкого круга посвященных, – ни у кого и тени сомнений не возникло. Напротив, всё прозрачно: "цветные" науськали дикарей; негры, вооружившись, взбунтовались; толпа убила двоих (хорошо, что только двоих!) белых, после чего, сжигая по пути уютные имения, двинулась вверх по реке, в беззащитные густонаселенные районы, – и если бы, не приведи Господь, сумела рассеять местную милицию, кончилось бы все трагедией. Именно так, или примерно так, рассуждал Юг, а каждый следующий год приносил пусть не сенсации, пусть куда меньших масштабов, но сходные, взвинчивавшие коллективное подсознательное новости. И в таких условиях, да еще в Южной Каролине, у Денмарка Вези и его друзей шансы доказать свою правоту, – даже стремись судьи выяснить все по-честному, – были ниже нуля.
Глава 13. Натан Мудрый
Вундеркинд
Что рабство штука скверная, спору нет. Но все относительно. Одно дело, когда тебя, вольного охотника, сняли с пальмы, сунули в трюм, увезли невесть куда, нарядили в кандалы и пожизненно наградили мотыгой, и совсем другое, когда иной судьбы ты не знал никогда. Так что черному мальчику, рожденному 2 октября 1800 года на ферме Самуэля Тернера, можно сказать, повезло. Это не домыслы, он сам успел в последние дни жизни надиктовать свои знаменитые "Признания", так сказать, воспоминания и размышления насчет этапов большого пути, тогда же по всем правилам заверенные нотариусом. Они интересны. Вот, скажем, "От рождения своего жил я в доме мистера Тернера, который был со мной добр более, чем с другими детьми. Обнаружив во мне сметку и любознательность, он выделил в каждый день час ради обучения моего грамоте, подарив затем Букварь, а позже и Библию (…) Наказания плетью в родном моем доме были редки, я же не знал их во всю свою жизнь. Шрамы на лодыжке и на затылке остались у меня от падения с яблони, чего я не помню, но мне рассказывала мать, а узел на правом запястье появился, когда я сломал руку, корчуя вместе с сыном мистера Тернера пень на новом огороде".
А вот еще: "От начала 1830 года я жил у мистера Джозефа Тревиса, колесника, который был добрым хозяином и испытывал ко мне величайшее доверие – иными словами, я не имел ни малейших причин жаловаться на его обращение со мной. Он велел мне присматриваться к его работе, сказав, что я должен когда-нибудь зажить своим домом, но для этого мне следует обучиться ремеслу, чтобы на свободе я умел себя прокормить".
И наконец: "В воскресный день я приходил в семью Уайтхед, послушать псалмы и поговорить со старой вдовой о муках Господа нашего, особенно же привечала меня молодая мисс Маргарет, она угощала меня оладьями и учила французским словам, которые знала очень хорошо. Я и сейчас могу написать по-французски свое имя, а если будет нужда, то и спросить дорогу".
В общем, жизнь у парня "5 футов 6 или 8 дюймов, весит от 150 до 160 фунтов, цвет лица светлый, но не мулат, широкие плечи, большой плоский нос, большие глаза, волосы очень короткие, без бороды, за исключением верхней губы и на верхней части подбородка", можно сказать, удалась. Правда, еще и потому, что родился он там, где надо, – не в "страшной Луизиане" с ее рисовыми и хлопковыми плантациями, где рабы долго не жили, и не в Арканзасе, и не в Джорджии, а в веселой Вирджинии, где плантации по старинке засеивали нетрудоемким табаком. Да и было плантаций не так много, в основном же мелкие фермы, где белые владельцы двух-трех черных невольников пахали наравне с ними и ели вместе, за одним столом. Черных в штате было очень много, в иных графствах больше, чем белых, но привозные попадались редко, в основном афроамериканцы во втором, как сам Нат, а то и в третьем-четвертом поколениях; намного чаще, чем где бы то ни было, черных отпускали на свободу, порой даже в кредит и в рассрочку. Там же зародилось движение за возвращение черных в Африку, вылившееся позже в целую Либерию, и, более того, там, и только там некоторые (разумеется, очень немногочисленные) свободные негры, грамотные и соответствующие установленному законом имущественному цензу, имели даже некоторые, хотя и ограниченные избирательные права.
Впрочем, вернемся к Нату. По всем воспоминаниям, IQ у Ната был круче, чем аж у Обамы. Читать и писать (по желанию первого хозяина) он обучился в раннем детстве. Многократно перечитывая Библию, выучил ее назубок, причем, будучи прирожденным харизматом, умел толковать, вводя себя в транс, заводивший слушателей, и не только черных, – некий Этельред Томас Брантли показал на суде, что многим обязан Нату, "вторичным крещением и совместной молитвой излечившему меня от греха пьянства". В моменты транса Ната посещали видения, толкования которым он находил в Святом Писании, расценивая их как прямые обращения Господа и смиренно им следуя. Когда в 23 года, "повинуясь Дьвольскому искушению", он убежал от хозяина, как признавался сам он, "некий огонь и громовой голос спустя месяц повелели мне вернуться и нести службу Господу там, где им предопределено".
Их Кобзарь
В общем, нет ничего удивительного в том, что Нат сделался достопримечательностью всего графства. Еще в детстве он удивлял всех своими странными для негритенка привычками ("У меня никогда не было в обычае воровать, как другие негры, ни в детстве, ни в юности…"); позже белые не без почтения именовали его Проповедником, а черные – просто и без затей Пророком. Сам же он после того, как почти умер от дизентерии, но все-таки выжил, уверился, что "избран и рукоположен для неких великих целей по воле Всевышнего", однако что это за цели, узнал только 12 мая 1830 года, когда работал в огороде и вдруг "громовой рог вострубил в Небесах и Дух, явившись, открыл мне, что Змий восстал на земле, и Христос призывает меня возложить иго на плечи мои и истребить воинство Змия силою меча, когда же случится так, придет день, когда первые станут последними, а последние первыми, и откроются врата в Царствие Небесное". Узнав из дальнейших инструкций, что "воинством Змия" являются все белые от мала до велика, Нат, по его словам, "трижды вопросил, верно ли понял волю Господа нашего", на что Дух трижды же терпеливо пояснил, что да, все верно, именно все и от мала до велика. Делать было нечего, и Нат начал подготовку, для чего дал инструкции "четверым апостолам моим, мудрому Генри, и могучему Харку, и Нельсону, и Сэму" подобрать "сколько найдется верных, чистых и богобоязненных". Сам же, однако, продолжал ждать знамения, ибо предупредил Духа, что "пока явно не покажет мне Господь волю свою, не впаду я во искушение".
Знамения, некоторое время помедлив, явились. Сперва, 12 февраля 1831 года, случилось "кольцевое" солнечное затмение, в котором Нат увидел "руку черную, охватившую светило", и Пророк, уже не сомневаясь, назначил Великое Деяние на 4 июля, по опыту зная, что в этот день "многие белые мужчины предаются пьянству и теряют всякую осмотрительность", однако вышло так, что сам Нат и вернейший из "апостолов", Генри, слегка захворали, так что не вышло. А 13 августа солнце вдруг "сделалось немного синим и немного зеленым, словно бы пораженным просяной гнилью". (Ныне доказано, этот атмосферный эффект спровоцировало извержение вулкана Сен-Эллен). Но Нат об этом ничего не знал, так что ему "было понятно, что всякое промедление противно воле Господней, и помедли я еще недолго, солнце изгниет в Небесах и дожди гнойные прольются на землю". Шутки, стало быть, кончились. Ровно через неделю, в ночь на 21 августа 1831 года, Пророк и "апостолы" его впятером зарезали семью Тревис, позабыв было сперва о спящем в люльке младенце, но затем, вспомнив, не поленившись вернуться и разбить его об стенку, а затем побрели по дороге, понемногу обрастая сперва "верными", а затем и всеми желающими, которых в конце концов оказалось более семи десятков душ, в том числе 5–6 конных. Убивали как и чем придется, в основном мачете, вилами и топорами, а ружья забирая с собой, но только для красоты, потому что стрелять не умел никто. Как признавался Нат, "вопреки ясно выраженной воле Господней, я был полон решимости взять на себя грех и пощадить, если бы они встретились нам, трех белых, Брантли, Хогана и Макхью, слушавших мои проповеди и получивших от меня второе крещение; за них я готов был предстоять на Страшном Суде", однако "молодую мисс Маргарет велено мне было уничтожить своими руками, и я совершил это, сперва пронзив ее шпагой, а затем разбив ее бедную светлокудрую головку ломиком". К слову сказать, эта девушка, единственная, кого Пророк убил своими руками, была та самая мисс Уайтхед, о которой, как уже говорилось, Нат вспоминал с неподдельным теплом и любовью.
Гайдамаки
Короче говоря, шли от фермы к ферме, рубили, резали и шли дальше, к Саутгемптону, где "было обещано Господом, что откроются нам врата арсенала и придут многие свободные черные, умеющие владеть ружьем и порохом". Всего 13 ферм, около 60 трупов (точного числа неизвестно, поскольку не было установлено количество грудничков), в основном женщины и дети, – только в доме пастора Леви Уоллеса обезглавили десятерых детей, сложив их головы в пирамидку; выжил только двухлетний мальчик, которого черная няня спрятала в камин. Идти с собой насильно не заставляли никого. Однако черных, пытавшихся заступиться за хозяев – таких было немало, – били беспощадно. Больше того, некоего "Цезаря, умевшего играть на банджо, Том и второй Том бросили в колодец, хотя я и велел им не делать этого". Надо сказать, кстати, что с какого-то момента слово Пророка перестало быть абсолютом: Нат, абсолютно непьющий, строго-настрого запретил "верным" пить спиртное и "осквернять души свои насилием над обреченными мечу белыми дамами", однако толпа быстро накачивалась всем, что горит, а спустя сутки после начала Великого Деяния случилось даже нечто вроде бунта на корабле, когда "сей Билл презрел гнев мой, и был дерзок со мной, говоря, что не я Пророк Господа, а он генерал всего войска и белая женская плоть вся принадлежит ему, так что пришлось мне призвать Нельсона и Харка, чтобы Нельсон грозным словом, а Харк угрозой секиры усмирили сего Билла".
В общем, хотя до Саутгемптона от фермы Тревисов было миль 25, за двое суток не прошли и полпути, причем, что интересно, чем больше крови проливалось, тем реже приходило пополнение. А на рассвете 23 августа, атаковав первую ферму, хозяева которой были уже в курсе (единственная женщина, сумевшая убежать от черных, предупредила соседей) и не только вооружились сами, но раздали оружие и рабам, толпа встретила отпор и, потеряв десяток активистов, в том числе "апостола" Генри, разбежалась. Ядро, отступившее в относительном порядке, через пару часов столкнулось нос к носу с отрядом уже начавшей формироваться милиции (13 человек) и было рассеяно. Однако самого Ната с ними уже не было: он бросил "верных" сразу после неудачного штурма фермы и пошел другим путем.
К вечеру 23 августа все кончилось. Подоспевшим федералам при паре пушек делать было уже нечего: большинство бунтарей, маясь похмельем, вернулись на родные фермы, где и были арестованы, кое-кого поймали в лесах и на дорогах – они брели, не зная куда, и были одеты куда как причудливо, вплоть до женского белья. В кутузку попало 73 черных, как "верных", так и попавших под горячую руку. Что интересно, всех, кого довели до тюрьмы, судили честь по чести, с присяжными и защитой; оправданы или "отпущены без суда" были 32 подсудимых, 24 приговорены к изгнанию из графства или продаже на хлопковые плантации и только 16, уличенных в кровопролитии, в том числе трое выживших "апостолов", к повешению. Семнадцатым, получившим "вышку", стал сам Пророк, пойманный по чистой случайности много позже всех остальных: в самом конце октября некий охотник обнаружил нору, где он отсиживался, питаясь мелкой лесной живностью. 5 ноября Нат был предан суду, осужден, приговорен к смертной казни и, успев продиктовать адвокату, мистеру Томасу Раффину Грину, то самое "Признание", 11 ноября повешен. Тело в Иерусалиме, штат Вирджиния. Тело его, согласно приговору, рассекли на части и сожгли, предварительно (это приговором предусмотрено не было, но людей можно понять) сняв кожу и пустив ее на кошельки, розданные родственникам погибших.