Конечно, была досада, была злость - ведь столкновение случилось за три дня до окончания трудного, но в целом удачного похода. Утешал себя тем, что экипаж жив, раненых нет - и это главное. А значит, слава Богу!
Все это случилось в несчастливый для моряков день - в пятницу. И в тот же день московское радио передало сообщение ИТАР-ТАСС о столкновении в Баренцевом море "российской подводной лодки с неопознанным подводным объектом". Оперативно сработали средства массовой информации США - от неожиданности, должно быть, - подтвердили факт столкновения (никогда такого за ними не водилось!) и даже назвали подводную лодку: "Грейлинг", которая вскоре вернулась в Норфолк.
Президент Билл Клинтон был взбешен. Командира сняли с должности. Повреждения атомарины были столь значительны, что лодку вскоре вывели из боевой линии, списали и утилизировали.
Нас тоже поставили в ремонт, но на плаву. Еще в море на К-407 прибыл катер с командующим Северным флотом. Первое, что он спросил у меня, это:
- Командир, а почему у тебя сапоги рыжие?
Поскольку сапог моего размера интенданты перед походом на складах не нашли, я носил обычные меховые сапоги коричневого цвета. Но вопрос был задан таким тоном, что всем становилось ясно продолжение фразы - "вот потому вы и сталкиваетесь!". Вот уровень разбора происшествия. Еще не вникнув в суть дела, он прибыл на корабль с готовой обвинительной речью.
Потом на лодке работала серьезная комиссия под руководством вице-адмирала Владимира Григорьевича Бескоровайного, опытнейшего подводника- Он самолично изучал наш вахтенный журнал, прокладку, документы. Сделал вывод - командир К-407 не виноват.
Главный штурман ВМФ, контр-адмирал Валерий Иванович Алексин после изучения наших карт сказал мне: "Командир, твоей вины нет". Знаю доподлинно, что приказ о моем наказании переделывался трижды. И только в третьем варианте главком объявил мне НСС (неполное служебное соответствие) и приказал списать ремонт корабля за счет командира.
Я просил разрешить нанести на рубку цифру "1" - за уничтожение корабля вероятного противника. Не разрешили.
КАК ЛОКОТЬ ВРЕЗАЛ ПО ЯДЕРНОЙ "КРАСНОЙ КНОПКЕ" И ЧТО ИЗ ЭТОГО, ПО СЧАСТЬЮ, НЕ ВЫШЛО
Об этих двух атомаринах мир говорил бы седьмой год подряд… Говорил бы с еще большей тревогой, чем о Чернобыле: об американской "Батон Руж" и российской, тогда еще безымянной атомной подводной лодке типа "Сьерра" (по натовской классификации). Они столкнулись у входа в Кольский залив 11 февраля 1992 года, и, если хотя бы одна из них шла с чуть большей скоростью, ядерная катастрофа разыгралась бы неминуемо. По злой иронии судьбы американская атомарина называлась "Красная кнопка" ("Батон Руж") - видимо, в честь той самой пресловутой кнопки, на которую должен лечь палец президента в случае ядерной войны, а российской лодкой командовал капитан 2-го ранга Игорь Локоть. Да простится эта невольная игра слов, но врезать локтем по опасной кнопке можно только по роковой случайности, что и произошло в злосчастный февральский день.
Эти строчки я пишу в кают-компании той самой российской "Сьерры", которая протаранила "Батон Руж". Сейчас она снова стоит у ремонтного пирса, но это не аварийный, а плановый ремонт. А я в гостях у ее нынешнего командира, капитана 1-го ранга Соколова. Сижу за очень удобным столиком с видом на благостный среднерусский пейзаж - по берегу реки разбрелись буренки - и не могу отделаться от мысли: что здесь вот точно так же, как на "Комсомольце", стояла бы сейчас черная вода беспросветной глубины, пронизанная жесткими лучами радиоактивной смерти. Непременно так оно и было бы, прибавь тогда Игорь Локоть ходу на узел-полтора или увеличь американец обороты своих турбин. Тогда пронесло. Но кто поручится, что именно в эту минуту в глубинах Баренцева моря не надвигаются друг на друга два стальных атомных айсберга?
С начала 60-х годов и до конца 1986 года столкновения американских и советских субмарин случались не столь редко, как хотелось бы. На этот счет есть статистика, которую провел американский эксперт Джошуа Хэндлер из небезызвестного "Гринписа". Он разделил подобные столкновения на две группы: те, которые происходили в нейтральных водах, и те, что случались у берегов СССР. Последняя значительно превалирует над первой. Почему? Эксперт объясняет это тем, что командование ВМС США осуществляло (и осуществляет) тайные операции под кодовым названием "Хоулистон" с целью сбора разведывательной информации о советском (и российском) флоте в районах его базирования. Американские атомарины намеренно заходили в террводы СССР и даже проникали в акватории военных гаваней. Вот почему столь высок процент столкновений именно у наших берегов. Первый инцендент такого рода отмечен еще в 1965 году, когда американский атомоход пробрался в одну из баз Тихоокеанского флота и, маневрируя в стесненных условиях, задел днище советской субмарины типа "Эхо". В списке Хэндлера немало других подобных инцидентов. Их более двадцати. Об одном из них, пожалуй, самом опасном, рассказывает его невольный участник, контр-адмирал Владимир Лебедько:
- В ночь с 14 на 15 ноября 1969 года я шел старшим на борту атомного подводного ракетоносца К-19. Мы находились в учебном полигоне неподалеку от того места, где Белое море сливается с Баренцевым. Отрабатывали плановую задачу.
Раннее утро. Первая боевая смена готовится к завтраку. В 7.10 приказываю перейти с глубины 60 метров на 70. Акустик докладывает: горизонт чист. А через три минуты страшный удар сотрясает корабль. Люк в носовой отсек был открыт - только что пролез матрос с камбузным чайником, - и я увидел, как вся носовая часть подводной лодки заходила из стороны в сторону. "Сейчас отвалится", - мелькнула мысль. Погас свет, и я с ужасом почувствовал, как быстро нарастает дифферент на корму. С грохотом и звоном посыпалась посуда с накрытого стола, все не закрепленные вещи… Я сидел против глубиномеров. Рядом стоял старшина-трюмный. Даже при скудном свете аварийного освещения было видно, как побледнело его лицо. Лодка стремительно погружалась. Я приказал продуть среднюю цистерну. Тогда ракетоносец стал также круто валиться на нос. Все-таки нам удалось всплыть. Осмотрел море - вокруг никого. Доложил о происшествии на командный пункт флота. Вернули нас в базу. Там уже с пирса оглядел носовую часть: гигантская вмятина точно копировала очертание корпуса другой лодки. Потом узнали, что это был американский атомоход "Гэтоу". Он держался под водой без хода, почему мы его и не услышали.
- Это столкновение, - свидетельствует американский эксперт, - могло стоить планете мира, так как старший минный офицер "Гэтоу", решив, что "красные" подводники хотят потопить его корабль любой ценой, готов был выпустить противолодочную торпеду "Саброк", а следом еще три торпеды с ядерными боеголовками. Командир корабля успел остановить своего сверхрешительного подчиненного. Нетрудно домыслить, что бы произошло, если бы торпеды были выпущены…
- Не так давно, работая в Гатчинском военно-морском архиве, - продолжает свой рассказ адмирал Лебедько, - я узнал, что от нашего удара "Гэтоу" получил пробоину в прочном корпусе. Американский атомоход лег на грунт, и там шла отчаянная борьба за живучесть. Потом подлодка все же вернулась в свою базу. Ее командир, кэптен Лоуренс Бурхард был награжден высшим военным орденом. Нас же не наказали, и на том спасибо… И еще один факт потряс меня до глубины души: оказывается, специалисты установили, что если бы мы шли со скоростью не в 6, а в 7 узлов, таранный удар развалил бы "Гэтоу" пополам. Видимо, нечто подобное произошло и годом раньше в Тихом океане, в 750 милях к северо-западу от Гавайских островов, когда американская атомарина "Сордфиш" протаранила в подводном положении советский ракетоносец К-129, который затонул на глубине почти в пять километров. Честно говоря, мы жалели, что этого не произошло с "Гэтоу". Может быть, тогда до Пентагона дошло бы, что игра в "чей прочный корпус крепче" - опасная игра, и адмиралы с берегов Потомака перестали бы посылать свои атомоходы в территориальные воды России.
Вот такой разговор состоялся в кают-компании подводной лодки "Сьерра". Впрочем, какая она теперь "Сьерра"? У нее появилось собственное имя - "Кострома". Все как в песне у Юрия Визбора: "По судну "Кострома" стучит вода, в сетях антенн запуталась звезда.." Вообще-то она из породы "Барсов". Но жизнь заставила хищницу сменить имя, заставила нарушить традицию флотского имяречения, по которой названия губернских центров наносили на борта лишь госпитальных судов да вспомогательных транспортов. Но куда деваться, если казенное снабжение флота захирело настолько, что впору пускать фуражку по губерниям - подайте, кто сколько сможет? И подают - каждый город своему, именному кораблю. Так возникла ассоциация городов, шефствующих над Северным флотом. Россия, точнее, ее регионы, спасают свои в прямом смысле этого слова - свои корабли.
Сегодня атомный подводный крейсер "Кострома" снова готов к боевой службе. И наверняка на выходе из Кольского залива его снова поджидает американская атомарина. Разойдутся ли они на контркурсах? Вопрос отнюдь не праздный…
ДОЛГО БУДЕТ СНИТЬСЯ НАМ "РИЦА"…
Куда мы шли, вольноотпущенники на час, с наших кораблей, из наших казарм? Конечно же, в "Ягодку" - главный приют холостых офицеров, работавший по вечерам в режиме ресторана, а днем - как военторговская столовая. Или же направлялись в "Космос", если подводные лодки стояли в доках Росты или Чалмпушки. А этот лейтенант, имея все данные - приглядный и рослый, - чтобы быть любимцем гарнизонных див, манкируя дружеские пирушки и прочие офицерские развлечения, корпел над учеными книжками и электронными плато разъятых на части приборов. Знать бы тогда, что замышлял этот самый странный на Северном флоте лейтенант - Виктор Курышев!..
Зато сегодня я могу с гордостью сказать, что 4-я эскадра подводных лодок не только пахала моря, но и двигала науку. И дело не только в том, что на наших кораблях по ходу службы проводились всевозможные эксперименты самых разных ведомств, а в том, что некоторые офицеры, несмотря на чудовищную занятость по службе, несмотря на все соблазны береговой жизни, находили время, чтобы посидеть над схемой того или иного прибора, дабы улучшить его возможности; более того, они сами создавали уникальную аппаратуру, которую еще только разрабатывали в столичных НИИ. Жизнь заставляла подводников изобретать то, без чего невозможно было надеяться на победы в дуэльных поединках под толщей воды. Формула успеха весьма очевидна: кто кого первым обнаружил, тот и выстрелил первым. У вероятного противника поисковая техника была намного эффективнее, чем та, которой были оснащены советские подлодки. Как ни обидно это было сознавать, еще обиднее было ощущать это в море, на боевой службе. Исправить положение взялся молодой офицер, выпускник Высшего военно-морского училища радиоэлектроники имени А.С. Попова, лейтенант Виктор Курышев. С самонадеянностью молодости он взялся за проблему немыслимой технической сложности и… добился ошеломительного результата. Впрочем, все по порядку.
Все началось с научно-технического кружка во ВВМУРЭ, где курсант Курышев, хорошо знавший английский язык, помогал преподавателю Юрию Григорьевичу Тарасюку переводить научный труд "Основы гидроакустики". Именно тогда Виктор Курышев и увлекся идеей цифровой обработки сигналов.
Смысл ее был таков: очень слабый сигнал от цели, принятый гидрофонами подводной лодки, но не различимый на экране штатной аппаратуры и не слышимый человеческим ухом, регистрировался компьютером, переводился на цифровой код, очищался от помех, прежде всего шумов своего корабля (адаптивное подавление помех) и классифицировался по образцам шумов (из базы данных, из шумовых "портретов" иностранных ПАА). Таким образом, определялся пеленг на цель, идущий за порогом чувствительности штатных ГАС - гидроакустических станций.
Важно было и то, что подлодки не надо было переоснащать новой гидроакустической аппаратурой, довольно было поставить к бортовым станциям весьма компактную приставку, названную автором БПР-ДВК, а впоследствии - "Рица".
Существенный недостаток курышевского прибора - медленность обработки сигналов. На дальних дистанциях это было не столь важно, а вот ближние цели попадали в мертвую зону и успевали выйти из сектора наблюдения. Но при доработке можно было бы избавиться и от этого изъяна. Главное то, что "Рица" позволяла обнаруживать подводные лодки на запредельной для советской гидроакустической аппаратуры дистанции.
КОЕ-ЧТО О ГРАДАЦИИ ЛЕЙТЕНАНТОВ
Служить выпускник престижного ВВМУЗа, лейтенант Курышев попал в медвежий угол Кольского полуострова - в далекую заполярную базу подводных лодок Гремиху, прозванную из-за частых шквальных ветров "городом летающих собак".
Есть такая флотская шутка о лейтенантах: младший лейтенант - ничего не знает и ничего не умеет; лейтенант - все знает и ничего не умеет; старший лейтенант - что-то знает и что-то умеет; капитан-лейтенант - ничего не знает, но все умеет… Лейтенант Курышев - статья особая!
Летом 1979 года лейтенант Курышев доложил флагманскому РТС, капитану 1-го ранга Буреге о возможности обнаружения целей на более дальних дистанциях, чем нынешние. Бурега внимательно выслушал "умного лейтенанта" и доложил о нем командующему 11-й флотилии, Герою Советского Союза, вице-адмиралу Вадиму Коробову. Тот отнесся к цифровой идее с большим интересом. Курышев начал разрабатывать математический аппарат цифровой обработки, создавая качественно новый метод поиска и обнаружения подводных целей. Это сегодня "цифрой" никого не удивишь, а тогда, в начале 80-х это был прорыв в XXI век
"ПУСТЬ ЧЕРТИТ СВОИ "ИЕРОГЛИФЫ""
В 1981 году старшего лейтенанта Курышева перевели в Полярный - на 4-ю эскадру дизельных подводных лодок. Ходил он на боевые службы на подлодке капитана 2-го ранга Геннадия Нужина в качестве командира гидроакустической группы. Проводил в море опыты по цифровой обработке сигналов. О результатах доложил командиру бригады, капитану 1-го ранга А. Широченкову. Тот, не долго думая, послал "хитрого" старлея на три буквы. Без тебя-де ученые люди разберутся, твое дело - служить, лелеять любимый личный состав да подбивать документацию, и нечего соваться поперед батьки в пекло. Убитый таким отношением, Курышев вышел из кабинета комбрига. Лица на нем не было, и света белого не видел, пока не налетел на капитана 3-го ранга Евгения Сазанского, командира подводной лодки. Человек веселый, известный на всю эскадру своими шутками, приколами и розыгрышами, за что снискал кличку Хулиган Сазанский.
- Витя, что стряслось?!
Курышев рассказал все, как было.
Ну-ка, пойдем к начпо! Меня как раз к нему вызывают…
Начальника политотдела эскадры, капитана 1-го ранга Василия Павловича Ткачева в отличие от его предшественника подводники любили и уважали - за человечность, отзывчивость, готовность помочь найти выход из трудных житейских и служебных ситуаций. Как ни странно, но именно политработник сразу же оценил труды молодого офицера и немедленно позвонил начальнику штаба Северного флота, адмиралу Вадиму Коробову. Вадим Константинович вспомнил "умного лейтенанта" из Гремихи и пригласил его на прием. Вместе с Курышевым, дабы тот не робел перед большим начальством, Ткачев направил в Североморск, столицу Северного флота, и "Хулигана Сазанского".
Адмирал Коробов встретил их тепло, подвел Курышева к карте Атлантики.
- Объясни, лейтенант, почему они берут нас на таких дистанциях, а мы их нет?
Курышев четко изложил техническую суть проблемы.
- И что нам делать?
- А делать надо то-то и то-то… - уверенно излагал старший лейтенант то, что было давно уже продумано и отчасти просчитано.
Тогда первый заместитель командующего флотом, адмирал Коробов позвонил командиру 4-й эскадры, контр-адмиралу Василию Парамонову и дал сначала устный, а потом и письменный секретный приказ: старшего лейтенанта Курышева освободить от всех вахт и служб, дабы тот "чертил свои иероглифы", то есть занимался наукой.
Курышева поселили в помещении отдела разведки эскадры (верхний этаж казармы "Помни войну!"). Выделили ему стол и стул Назначили куратора - разведчика, капитана 3-го ранга Виктора Михайловича Хламкова.
Тем временем адмирал Коробов доложил о работах Курышева в Москву - первому заместителю главнокомандующего ВМФ СССР, адмиралу флота Николаю Ивановичу Смирнову. Тот распорядился отдать расчеты лейтенанта на экспертизу в профильный НИИ. Что и было исполнено без промедления.
И тут ведомственная "наука" обиделась. Восемнадцать титулованых мужей науки подписали разгромный отзыв, где отмечалось, что "метод Курышева не только не повысит дальности обнаружения, но и уменьшит ее на 30 %". Резюме - надо бы наказать нахального лейтенанта.
И предстал Курышев на ковре перед начальником политотдела эскадры Ткачевым.
- Вот приказали тебя наказать, - грустно вздохнул Василий Павлович. - Что делать будем? Ладно, не вешай носа, что-нибудь придумаем…
Неизвестно, успело или нет исполнительное начальство занести в служебную карточку старшего лейтенанта Курышева строгий выговор. Известно другое: адмирал Коробов, моряк от Бога и Герой Советского Союза, взял Курышева под свою личную защиту и снова позвонил в Москву, адмиралу флота Смирнову. Тому тоже стало жаль "нахального" лейтенанта, и Николай Иванович принял соломоново решение: пусть Курышев соберет свой аппарат и докажет на практике эффективность своих расчетов. А там видно будет - наказывать его или награждать.
Разговор с высоким начальством состоялся по "вертушке" в присутствии старшего лейтенанта Курышева.
- Ты все понял? - спросил его Коробов. - Что тебе нужно!
Курышев назвал необходимые ему приборы и материалы.
Адмирал выдал ему 400 рублей на командировочные расходы и отправил по Советскому Союзу с рекомендательными письмами от военного совета Краснознаменного Северного флота.
- С Богом, лейтенант! Победишь, докажешь, сделаешь - флот тебе памятник поставит. При жизни. Только сделай - не ради диссертации, ради дела. И держи все это в секрете…
И Курышев отправился в долгий путь в сопровождении трех специалистов-акустиков: Б.М. Хламкова, A.M. Сумачёва и Ю.Б. Буковского…