Итак, 7 октября. Московское время 19.45 (в целях удобства управлением подводными лодками мы не пользовались поясным временем ни тогда, ни позднее). Прозвучала команда: "Боевая готовность № 2 надводная, 3-й смене приготовиться на вахту" Смена собралась в 4-м отсеке на развод. Командир БЧ-5 инструктировал вахтенных отсеков, я напутствовал посты наблюдения и управления машинными телеграфами и рулями (на лодке, кроме традиционною руля - вертикального - по направлению, есть еще горизонтальные рули - рули глубины, да еще по две пары - носовых и кормовых). Мы с сигнальщиком отличаемся от других тем, что на нас напялены прорезиненные химкостюмы.
В 19.55 раздалась команда "Третьей смене заступить!" В свою очередь, я скомандовал "По местам!", потом прошел в Центральный пост в 3-м отсеке, зашел в штурманскую рубку. Проверил место ПЛ, ее опережение или отставание от подвижной точки, курс, скорость, а в напутствие спел частушку:
Ты куда меня ведешь,
молоденьку девчоночку?
Я веду тебя в сарай,
не разговаривай, давай.
Поднявшись на мостик, я тут же умылся - волна ударила в лобовую часть ограждения рубки, вода поднялась снизу (лодка зарылась под подошву волны) и рухнула сверху через ограждение рубки. Стало темно. Только голубел подсвеченный снизу, из Центрального поста водоворот в верхнем рубочном люке. Две секунды, и волна схлынула в корму, еще 2–3 секунды, и вода ушла вниз, внутрь лодки и туда, откуда и пришла, - в океан.
"Мостик! - запросили из Центрального. - Как вы там?" - "Нормально!" - отвечает тезка Гагарина, только Александрович, а не Алексеевич, помощник командира лодки, капитан-лейтенант Кокорев, он же вахтенный офицер, командир второй боевой смены. И тут же спустился вниз ко мне, под "козырек"- самое защищенное от стихии место на мостике, с иллюминаторами для обзора носового сектора Но обзор ограниченный. Поэтому мы правим вахту "на заборе" - на площадке 1,5 м выше, возвышаясь над всей лодкой выше пояса, с секторами обзора горизонта и воздуха 360 градусов.
- Горизонт чист!..
- Горизонт чист, - скороговоркой сдавал вахту Юра, - погода дрянь, ветер 280 градусов, 12 метров в секунду, волна 5–6 метров, облачность 10 баллов, видимость 7 миль. Указания на вахту - новых нет. Остальное ты знаешь.
- Принято, - отвечаю я.
- Давай, докладывайся! - торопил Юра. Он, несмотря на химкомплект, промок насквозь, промерз, и его ждали заслуженный ужин и отдых.
Я взобрался на "забор" Привязался - влез в петлю из прочного конца и затянул ее на груди (потом для этой цели на лодки стали выдавать монтажные пояса). Проверил, закрепился ли сигнальщик. Одновременно осмотрел горизонт и воздух, не упуская из поля зрения набегавшей волны.
Было еще светло, но плотность облаков такова, что невозможно было определить, где солнце Серое небо, серое море - не то. И свинцовое - не то. Неприветливое - слабо. Враждебное? Точнее…
Волны высотой 5–6 метров, как оценил их Юрка, мне показались "выше сельсовета". Высота глаза наблюдателя на ПЛ - 7,5 метра. И когда лодка при длине волны около 100 метров (длина лодки - 91 метр) ритмично через 5–7 секунд то поднимается на гребень, и тогда волна кажется не более пяти метров, но когда опустится в подошву, тогда да - высота волны резко вырастает. Но вот лодка, почему-то задержавшись на гребне, вдруг как рухнет под подошву следующей волны и на нас стремительно набегает шипящая стена воды. Я кричу сигнальщику:
- Берегись!
Мы нагибаемся, поворачиваемся боком, руки в мертвой хватке на конструкциях мостика, дыхание затаено, глаза закрыты - стена бьет тебя всего сразу, крутит, рвет, кромсает и сходит назад Ты плюешься, кашляешь, харкаешь, естественно, материшься… На запрос снизу. "Как вы там?" - отвечаешь: "Нормально!** Потом приходишь в себя и шаришь глазами по горизонту и воздуху…
Никого? Слава богу, никого…
Но такое купание случается не через 5–7 секунд, а пореже - через 5–7 минут. И я, освоившись на мостике, нажимаю тангенту "Нерпы" - внутрикорабельной связи:
- Внизу! Подключить командира! Товарищ командир, старший лейтенант Шеховец вахту принял исправно!
- Меняйтесь!
У командира нет вопросов- он после ужина уже поднимался наверх для перекура.
Кокорев, дождавшись переката девятого вала, чтобы не оказаться в роли поршня под многотонным водяным столбом, исчез в шахте люка Погода не располагала к выходу наверх для перекура, и, кроме нас с сигнальщиком, на мостике не было никого. Мы стояли с ним друг против друга, по диагонали, непрерывно осматривая: я - носовую полусферу, он - кормовую. Если полностью нас накрывало сравнительно редко, то ведро-другое холодного крутого рассола мы имели от каждой второй или третьей волны, ударявших в лобовую часть мостика Но вот повышенный взлет лодки, зависание - и площадка, на которой мы стоим, стремительно и долго уходит из-под ног вниз. "Берегись! Отплевываясь, мы еще перешучиваемся и хохочем Хотя море требует уважения к себе и в этом походе легкомыслие и неуважение к морю было не раз наказано переломом ребер, выбитыми зубами, вывихами рук, пальцев, разбитыми носами и просто "фонарями". Пять суток блаженства..
Чем ниже (южнее) мы спускались, тем спокойнее становился океан, выше температура, "чище" визуальный и радиотехнический горизонт- ни самолеты, ни корабли (вообще надводные цели) по несколько суток не загоняли нас под воду.
Наступили дни, когда ходовая вахта на мостике (с разрешения командира) неслась по форме одежды "ноль", то есть в трусах. Океан чуть-чуть дышал, поверхность его, изумительной синевы, гладкая, как не знаю что, вспарывалась форштевнем лодки так аккуратно, что надстройка ПА, имеющая в самой высокой части не более двух метров, оставалась сухой. Нас сопровождали дельфины, парами и большими группами. Скорость, изящество и приветливость - восхитительные создания! Поражает то, что они выскакивают из воды одновременно! У меня есть фотография, на которой запечатлен миг, когда в воздухе одновременно были десятка три дельфинов!
Солнце уже не греет, а печет. На небе редкие перистые или высококучевые облака К концу вахты кожа у нас покраснела и даже чуть-чуть побаливает - легкий ожог. Сигнальщик, перегревшись под субтропическим солнцем, чувствует себя хуже - озноб, повысилась температура Но ночью, спустя 8 часов, он исправно выходит на вахту. Температура в норме, побаливают только плечи.
Ночью погода и обстановка не изменились. Небо густо-черное, звезды крупные, появились новые для нас созвездия Южного полушария - Южная Корона, Южный Крест и другие… Фосфоресцирует вода, да так ярко, что подсвечивает корпус ПЛ, зеленоватые отсветы даже на наших лицах. Вокруг лодки голубое пламя, за кормой - голубая полоса кильватерного следа, белая в районе гребных винтов, затухающая в нескольких кабельтовых позади.
В другой раз в облачную ночь сигнальщик обратил мое внимание
- Посмотрите!
Я оглянулся и был поражен: штырь антенны был объят синефиолетовым пламенем! Это был столб диаметром около 20 сантиметров и высотой около метра Огни святого Эльма! Потом мы обнаружили подобный эффект на макушках капюшонов, на кончиках поднятых пальцев, наэлектризованный воздух светился даже на задранном носу! Вот так развлекалась верхняя вахта большой подводной лодки!
Но вскоре комфорт мягких субтропиков тоже остался за кормой. С каждым пройденным градусом широты становилось все жарче и жарче. Кондиционеров на лодках в то время еще не было. Была объявлена форма одежды "Разовая". Одноразовое белье - безрукавка, трусы с кармашком, сандалии на босу ногу. На шее одноразовое полотенце. Положены были еще одноразовый носовой платок и такие же носки. Но платок был в буквальном смысле "разовый", хотя, как и весь комплект белья, выдавался на 10 суток. Носков потом после похода хватало если не на год, то на полгода - точно. Это белье не подлежало стирке, а после носки шло в ветошь, которой на лодке всегда не хватало. Однако в тылах нашлись умники, которые в 70-х годах добились того, что за счет разового белья сократили норму снабжения ветошью."
Мы подолгу от мира вдали.
Дни и ночи глубинами стерты.
По рожденью мы дети Земли,
Но живем в измеренье четвертом.
Под бомбами
"- Срочное погружение!
Смолк дизель. Доктор опустил свой перископ, я же непрерывно смотрю на самолет, пытаюсь, пока лодка не готова, определить тип самолета "Марлин"! Наконец дизельный отсек доложил:
- Пятый готов к погружению.
- Боцман, погружаться на 120 метров! Доложить командиру, погрузились от самолета!
Перископ стал дрожать от среднего хода, и я его опустил и спустился в центральный пост. Командир изменил мое приказание: погружаться на 180 метров. На глубине около 100 метров мы изменили курс. Минут через пять раздался взрыв. Все отсеки доложили, что слышали взрыв в районе своего отсека. Взрыв небольшой мощности, аналогичный взрыву ручной гранаты. Еще взрыв. Потом еще… Была объявлена боевая тревога, и мы погрузились на 240, а потом и на все 250 метров. Бомбежка длилась очень долго, часов восемь. Гранаты рвались то ближе, то дальше. И все это время мы стояли по боевой тревоге. Проходили часы, напряжение в отсеке спадало, кто-то что-то рассказывал, кто-то с кем-то спорил, повышались голоса, потом Центральный голосом командира возвращал нас к суровой действительности:
- Седьмой, нас бомбят, а вы смех…ечками занимаетесь!
Мы постепенно уходили из района обнаружения, а может быть, патрульный самолет выбрал ложное направление. Но взрывы наконец погасли шипя. Именно - шипя. Если на малых дистанциях это был короткий звук высокого тона, как будто стегали по корпусу стальным прутом, то с увеличением дистанции звуки взрывов теряли высокие тона, увеличивалась их длительность и, наконец, вовсе превратились в чуть слышный шорох.
Мы перешли с главного мотора на движение под мотором экономического хода, всплыв на 150 метров. Это мотор небольшой мощности, 80-100 об/мин. На таких оборотах подлодка под экономходом развивает 1,2–1,5 узла. Это меньше 3 км/час - скорость медленно идущего человека
Но вдруг послышался слабый писк корабельного гидролокатора Это самолет вызвал ПУГ - поисково-ударную группу. Мы вновь прибавили ходу, перейдя на главный мотор, а также изменили глубину погружения. Гидролокатор прослушивался часов шесть, сила сигнала не превышала 2 баллов. А это значит, работал он далеко, миль 25. Когда затих гидролокатор, кончилась ночь и начался день, который мы просидели под водой и всплыли лишь с наступлением вечерних сумерек, через 32–34 часа после срочного погружения. Было тихо. И море, и тактическая обстановка Сразу же начали зарядку аккумуляторной батареи. Мы пропустили много сеансов связи и поэтому сделали запрос об информации для нас, а заодно объяснили причины пропуска.
Этой ли ночью или в очередной сеанс связи было получено радио:
1) в районе Кубы США начали учение амфибийных сил;
2) нам занять район ожидания с координатами- (это у Багамских островов, со стороны Атлантики).
Каждый час мы штурмуем редут.
Верим в ангелов, Бога и черта!
Наши лучшие годы пройдут
В глубине - измеренье четвертом…
"Хватит испытывать судьбу!"
"Последняя ночь перед приходом в базу, последняя зарядка аккумуляторной батареи. Я отдыхаю во 2-м отсеке на чужой койке под шум просасываемого через отсек и батарею воздуха. Просыпаюсь от потряхивания за плечо.
- Товарищ старший лейтенант, выйдите из отсека!
Я никак не пойму: почему выйти? На вахту? В отсеке тишина. Я вышел в Центральный. Там командир, старпом. Все хмурые и все молчат. И тоже тишина. Наконец командир запрашивает через открытую переборку во 2-й отсек:
- Сколько?
- Все также, 4 %.
Водород! В результате неправильного приготовления системы вентиляции во 2-м отсеке к концу зарядки водород не выводился из отсека, а накапливался, достигнув концентрации гремучей смеси! Все было остановлено, даже вентиляторы. Водород удалялся "естественно, в атмосферу" (это не ирония, а цитата из документа). Через полчаса, когда концентрация упала до 2,5 %, были пущены вентиляторы.
Через несколько часов после этого эпизода происходит эпизод № 2: из-за неправильных действий трюмного машиниста 7-го отсека, который из благих намерений выводит из строя гидравлическую систему, лодка из положения под РДП на перископной глубине проваливается на 120 м А под килем было 180 м! Баренцево море не отличается глубинами. Конечно, на лодке было предусмотрено запасное ручное или электрическое управление жизненно важными механизмами на такой или подобный случай. И мы постоянно тренируемся по переводу управления с гидравлического на ручное (клапана и захлопки) и электрическое (рули). Но на тренировках не всегда можно создать обстановку, полностью совпадающую с реальной. В некоторых случаях создавать ее просто запрещено - опасно. А режим "под РДП" - как раз именно такой опасный случай.
А где-то за 2–4 часа до всплытия в назначенной точке (где завершался скрытый этап возвращения в базу) вдруг зазвучали частые звонки колоколов громкого боя: "Аварийная тревога! Пожар во 2-м отсеке!" Короткое замыкание в электропроводке электрокипятильника на 10 л для мытья посуды (вода-то была морская!). Командир сказал "хватит испытывать судьбу" и приказал всплывать при молчаливом согласии комбрига, капитана 1-го ранга Агафонова Кстати, о комбриге.
Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы он вмешался в действия командира, как не могу в последующие годы вспомнить других начальников, оказавшихся на борту, которые не вмешивались бы в действия командира Возможно, здесь сказалось, во-первых, то, что Рюрик Александрович Кетов действовал всегда так решительно и отдавал приказания таким внушительным голосом, что даже представить трудно, как кто-то может оспорить его решение. Во-вторых, Агафонов пришел к нам с лодок другого типа и не мог знать все особенности 641-го проекта Не мне судить, хотя с годами и я стал командиром ПА, но мое отношение к своему первому командиру так и осталось лейтенантским."
"Теплая" встреча
"Итак, мы всплыли, миновали остров Кильдин, вошли в Кольский залив, через Сайда-губу в бухту Ягельную и часа два томились, в дрейфе, ожидая, когда же нам назначат причал и разрешат швартоваться. Мы томились, злились, радость возвращения медленно, но
безвозвратно испарялась. Наконец, когда это произошло, прозвучал долгожданный аврал: "По местам стоять, на швартовы становиться". Мы, швартовные команды, мигом выскочили наверх, где, несмотря на то что 15 декабря стояла в разгаре полярная ночь (шесть суток до зимнего солнцестояния), было светло, слабый мороз, редкий снежок и безветрие. Но швартовались мы так же долго, как и ждали "добро" на заход в бухту. Лодка, к борту которой мы становились, долго не принимала концы (?!) Как мы вскоре узнали, она находилась в боевом дежурстве с ядерными ракетами в шахтах и не имела права допускать кого бы то ни было к борту. Но встречавший нас лично командир эскадры, контр-адмирал Рыбалко принял ответственность на себя и мы все-таки "привязались". Затем около часа по всей территории базы искали для нас сходню. Таковой, увы, не нашли. И с одного круглого борта на круглый другой подали две доски-сороковки. Адмирал первым, балансируя, перешел на наш корпус, принял рапорт командира, приказал собрать экипаж в 7-м отсеке, где добил нас короткой речью: "Ну, задания правительства вы не выполнили. А пока отсутствовали, здесь кое-что изменилось. Так что давайте привыкать к новым порядкам". И под команду "Смирно" покинул отсек и, не задерживаясь, оставил подводную лодку.
Нас поселили в крысятниках старой-престарой плавбазы "Инза" Офицеров разместили по четверо - в слепых каютах, без иллюминаторов (подводники! Им привычно!), совершенно не пригодных для жилья. Матросы - в кубриках с еще более худшими условиями. Командир надолго сгинул, отчитываясь за поход сначала в эскадре, потом на флоте, потом в Москве. У старпома было не меньше забот с отчетами, но он хоть изредка появлялся перед нами. Офицеры рвались в Полярный к семьям.
Меня через сутки крутили по дежурствам 20-я эскадра, сформированная для похода на Кубу, потеряла свое предназначение, лодками не занималась, аборигены (местное соединение) нас за своих не признавали. Мы оказались ничьи, на чужой территории, на нас вешали всех собак! Мы злобились и разлагались. И когда штурман в ответ на какое-то замечание старпома обложил его матом, а старпом, классический старпом, в интересах службы и порядка не дававший спуску никому, молча сглотнул оскорбление и вышел, я понял, что дальше ехать некуда.
Где-то после Нового, 1963 года, который мне совершенно не запомнился, настолько серы и однообразны были дни этого периода, замполит вдруг стал обегать все наши гадюшники с радостными возгласами: "Все на митинг! Все в кубрик на митинг!" Нехотя и не сразу собрались один-два офицера, два-три мичмана, старшины и матросы, естественно, все, кроме вахты, - им деваться некуда.
- Товарищи! - начал замполит. - Нам оказана высокая честь. Слушайте телеграмму главнокомандующего Военно-морским флотом и члена Военного совета - начальника политического управления ВМФ! В годы Великой Отечественной войны на средства трудящихся Челябинской области была построена подводная лодка М-105, которая, сражаясь с немецко-фашистскими захватчиками в составе Северного флота, покрыла себя неувядаемой славой и стала гвардейской. М-105 давно перестала существовать, но ее имя навечно вписано золотыми буквами в страницы истории нашего славного Военно-морского флота Сохраняя преемственность боевых традиций, подводной лодке Б-4 Северного флота за успехи в боевой и политической подготовке присвоить наименование "Челябинский комсомолец". Поздравляем экипаж подводной лодки с присвоением наименования "Челябинский комсомолец" и выражаем уверенность в том, что весь личный состав ПА своими дальнейшими успехами в боевой и политической подготовке и крепкой воинской дисциплиной будет достоин этой чести".
- Кто желает выступить, дорогие товарищи?
Молчание. На лицах никакого энтузиазма
- Ну, товарищи! Что же вы? Нам оказано такое доверие, такая честь. Прошу высказываться. Можно с места
- Когда баня будет?
- Почему мыла нет?
- Почему почту редко приносят?
Валентин Васильевич растерялся. На глазах проступили слезы…
Как в дальнейшем сложилась служба у дружного офицерского корпуса подводной лодки "Челябинский комсомолец"?
Командир, капитан 2-го ранга Рюрик Александрович Кетов ушел на атомоходы. В звании капитана 1-го ранга и с должности заместителя командира дивизии уволился в запас, долго плавал капитаном-наставником в Балтийском морском пароходстве. Живет в Санкт-Петербурге.
Заместитель командира по политчасти, капитан 3-го ранга Валентин Васильевич Важенин последний раз встречался мне в чине контр-адмирала, в должности начальника Политуправления флотилии ракетных подводных лодок
Старший помощник командира Юрий Федорович Смирнов служил командиром лодки у нас в Полярном, затем перевелся в штаб Северного флота Умер в расцвете лет и сил.