Красная линия была теперь совсем светлой и веселой - потому что солнце. Возвращаясь к радиоразговору в начале - о том, чем пахнет Чикаго, - то (если он и в самом деле пахнет как красная линия) ничем таким особенным: солнцем, свежим воздухом, вагоном - легкий запах даже не пластика, какой-то другой. Понятно, народу немного. Кто знает, как оно пахнет в час пик. Может, совокупность всех запахов вообще. Хотя вряд ли.
Сидел, ехал, поглядывал в окно, пытался понять, как все же в этих четырехэтажных домах устроены деревянные лестницы, - а дома мелькают, не рассмотришь. Вообще в основном они идут как обычные лестницы в домах: вверх, плотный поворот на следующий марш, вверх на следующую площадку. Обычно - с краю площадки. Но некоторые все же, да, идут по центру, а вот чтобы то расходились на две, то сходились вместе - это, пожалуй, могло и показаться. Но площадки-балконы есть всюду, на каждом этаже, большие, а от них еще и балконы-галереи вдоль дома по каждому этажу. Означает ли это, что в квартиры можно зайти только по галерее или внутри дома тоже есть коридор? Да, а мне еще надо понять, как на воркшопе предъявить "Счастьеловку" - эту книгу они частично перевели для своего ридера, в связи с чем меня, собственно, в Чикаго и выписали.
Примерно так: раз уж я не мейнстримовский писатель, то должен зарабатывать иными способами. Что поделать, я журналист, отчасти политический аналитик и т. п. Но однажды мне предложили колонку в интернет-проекте; шефом раздела там филолог, который предложил мне писать все, что захочу. Да, чтобы о политике - но как захочу. То есть зазвал именно как писателя, а не как политического журналиста и т. п. Но, разумеется, о политике и прочей жизни общества.
Два года я писал колонку в неделю. Разумеется, всякий раз это были нарративы на политическую тему. Потом проект закончился - этот редактор ушел, какое-то время работал с другим, но уже по инерции. И им уже хотелось чего-то другого, и мне перестало быть интересным. Все заканчивается потому что. В итоге у меня остались все эти тексты с правами на них, а некоторые были неплохи - то есть как-то существовали и после исчерпания контекста времени их написания. Вполне куски прозы, но что с ними делать? Сложить их вместе - бессмысленно, такие штуки никогда не работают. Да вместе они и прозой не будут.
Я их и засунул - не все, конечно - внутрь большого нового описания. Они там стали быть как эти вышеупомянутые рабочие, обслуживающие инсталляцию. Конечно, требовалось добавить еще какие-то нарративы, уже приватные и неполитические. Требовалась и рамка, чтобы обеспечить всему этому новый смысл. Потому что description должно быть умнее, чем случаи у него внутри, и он добавит всем им смысла - практически mind map, внедренная в отдельный артефакт.
Неизвестная, не названная Creature (так Кутик перевел Тварь из "Счастьеловки") здесь - именно description, которое хочет охватить и переустроить все эти элементы. В таком варианте текст строит себя, меняя природу локальных нарративов, - ставит над ними еще какой-то смысл, а они на него отзываются, вынуждены это делать. В каком-то смысле эта Креатура, сущность работает вариантом маковского Setup Assistant, загружая - когда надо - приложения.
Здесь же и бытовой эффект. Descriptive-вариант письма - не машинка для ложного воображения: записываемые им сущности существуют реально, просто ранее существовали в non-spelling shape. Это прагматическая машинка, она не будет формировать фантазии, этот инструмент не работает с ними. И не только в случаях, когда возле текста маячит метафизика. Например, никто же не знает, чтó именно происходит в той же политике - там явно нечеткое пространство. При этом наррации не помогут: они же умеют рассказать только о том, что уже произошло, но не о вещах, у которых еще нет карты. Здесь могут работать только дескрипции. И еще один побочный эффект: новые descriptions способны impose, навязать смысл рутинным, ежедневным нарративам. Навыки такого письма очень полезны и в нелитературной работе. Прагматически полезны, и это не только шутка.
Эти мысли закончились примерно к "Лойоле", затем поезд добрался и до "Дэвис-стрит". Потом в гостиницу приехал Илья, мы обсудили с ним воркшоп, апофатическое письмо, дескрипции, он поехал по своим делам, а я пошел покупать еду. Разумеется, участие Чикаго в этой небольшой литературной теории неоспоримо. Иначе я бы думать об этом не стал, и наоборот: теперь не могу описывать Чикаго без этой истории.
Урбана
Во вторник было по-рабочему. С утра встретились в кафе с Реджинальдом, который ведет этот семинар, что-то уточнили. Доехали до университета, он близко. Потом надо было повозиться с заполнением разных отчетных бумаг, потом семинар. Там славные люди, да. Потом Кутик показал мне кэмпус - здания в парке, вокруг искусство - средней величины скульптуры: Кальдер, Мур, Миро. Джакометти только не отыскался - ну, может, убрали на всякий случай, раз уж он сейчас подорожал. Хотя Миро стоит, а уж такой великолепный. Небольшой: золотой шар практически висит внутри дыры в черной металлической плите - неровной и нестерильной.
Жизнь как жизнь. Солнце светит, озеро блестит, апрельская листва мягко зеленеет, тюльпаны вокруг, Миро и т. п. Разошлись по своим делам - до гостиницы от университета квартала три, что ли. Вечером поужинали, выпили пиво в каком-то баре - Чикаго не Чикаго, никакой разницы. Профессия свое берет, то есть наоборот: если она участвует в ситуации, то нет разницы, где находишься.
На следующее утро начиналось следующее приключение. Надо было ехать в Урбану, тоже в университет. Тоже выступать, но там иначе: одна лекция - просто как человека из Москвы про всякую политику и т. п., а вторая - чуть позже - про онлайн-СМИ в России. По стечению обстоятельств во второй истории я оказался давно, в середине 90-х, так что получался как бы экспертом. К этим лекциям особо готовиться не надо было. Выписался с утра из гостиницы, и поехали.
Урбана - не рядом, и можно было уточнять в собственном уме детали workshop. Вообще, он был главным делом, так что теперь получались почти что каникулы. Для важности можно добавить, что чикагский Northwestern входит в топовую десятку в США. Понятно, мое попадание туда на workshop не моя заслуга, а Кутика: такова, значит, сила его позиции. Которая, с другой-то стороны, основана на разделяемых нами творческих позициях по части меташколы и всего такого прочего. Ну, дело сделано, едем в Урбану, говорить об общегуманитарном.
С утра уже едем, Кутик ведет, а я, не вполне еще проснувшийся, думаю о вчерашнем - ну почему бы и не подумать? Формат лекций тут не совсем такой, как в Европе. Если время лекции час с чем-то, то лекция займет минут двадцать, потом - вопросы и ответы. Безусловно, вопросы будут заданы. Не потому, что так положено, но чтобы выяснить конкретно, о чем была речь. Это я знаю - годом раньше выступал на конференции в нью-йоркской Колумбии. Но там было в расслабленном варианте: все-таки конференция, где большую часть слушателей составляли участники. Тут-то жестче.
Ну и вот, рассказываю я о descriptive-прозе и ее отличиях от нарративной. О том, чем descriptive-проза отличается от других дескриптивных форматов, типа нон-фикшна, эссеистики и т. п. О том, что в ней требуется еще то да се, потому надо поступать так и этак - чтобы сдвинуть фактуру и вытащить текст из plain-описания. С уточнениями до самой простой схемы: смысл такого письма в том, что читателю не сообщается о какой-то произошедшей с кем-то истории, а выстраиваются пространство и обстоятельства, внутри которых читатель сам ощутит то, что ему и предлагается ощутить. Да, такой тип письма можно рассматривать как literature art, рубрика не "литература", а "современное искусство". Фактически словами делается то же самое, что и в случае акций, перформансов и т. п. И еще много всяких нюансов, но о них надо думать уже на практике, примерно в таких-то случаях.
Как-то я это все рассказал, следуют вопросы - о них-то и речь. Дело в том, что сама эта идея (насчет descriptive prose - еще бы ладно) про прозу как contemporary art для них (человек двадцати) была вовсе не типичной. Вообще это скорее европейская штука. Но вопросы оказались правильными, что и удивило, заставив теперь их вспоминать.
Например, спрашивают: вот вы про дескрипции говорите, а русская проза же чисто нарративна. Вы себя ей явно противопоставляете? То есть даже так: то, что противопоставляете, это понятно, но это было принципиальным, намеренным или как-то сложилось само по себе? Да, о том, что я не российский русский, а латвийский, отчего у нас с нарративами ситуация другая, я не упоминал. Было бы некстати, речь бы ушла в боковые детали. Теперь же в ответ рассказываю, поясняю отличия, уточняю, что нам логичнее работать дескрипциями, но это, разумеется, не является общим правилом для всех русских, которые пишут вне России. Наша ситуация лишь дает дополнительный повод сообразить, что бывает и такой вариант письма. Конечно, здесь не было принципиального решения поступать наперекор - все можно объяснить и простыми причинами, просто - это естественно. Задавший вопрос удовлетворен, большой черный умный человек.
Другой вопрос: вы что же, строите какую-то конструкцию, чтобы потом по ходу текста ее уничтожить, поскольку для общего текста и его смысла она оказывается лишь служебной - она затаскивает в имеющийся контекст то, что надо сказать, а потом убирается? Вопрос имел в виду ту самую Тварь, о которой шла речь выше. Ответ: да, разумеется, - это я и в самом деле упустил. Да, есть некоторая unknown entity, которую надо реализовать. Тогда сначала выставляется какая-то… какая-то ее кукла, создается временный предмет. Он выбирается в качестве удобной подмены, но в нем сводятся, складываются детали, части той сущности, которая существует для автора, но которую прямо описать еще не получится. Не хватает известных элементов и связей между ними. Потому и кукла: через нее все описывается-записывается, она затем и нужна, чтобы собрать элементы в ней и их сцепить. А потом она уничтожается, и остается та реальная unknown entity, которая и была нужна. Да, когда она расписана - ups! - все убирается, уничтожается, а структура остается. Тварь уже не нужна, это как Вена в конце "Вены, операционной системы" уже тоже не нужна.
Я чрезвычайно удивился тому, что парень это сообразил. Собственно, оба парня, но особенно второй - его вопрос не прямо следовал из того, что я там бормотал, он исходил уже из перевода "Счастьеловки". Это же уловить надо, при том что это не совсем тривиально. От таких мыслей во мне образовался новый икспириенс, и я его обдумывал, причем это мы еще ехали среди Чикаго, хотя уже и были на его южном краю, где последние станции красной линии CNA, склады и промзоны, постепенно переходящие в пустоши и поля.
Ладно, допустим, что им было интересно - я продолжал осваивать свой новый икспириенс, - но вопросы оказались правильными, это могло произойти только от их личной конкретной заинтересованности: что из этой истории можно извлечь? Вопросы были точны - то есть у них, в не совсем типичной ситуации, сразу же поняли предмет, причем по сути, а не его частности. С ходу, почти инстинктивно сообразили.
Конечно, это была не лекция, а workshop. Да, вопросы задавали не первокурсники, а аспиранты и преподаватель creative writing. Разумеется, у них были предпосылки к пониманию в рамках темы, в которую меня включили, а люди, которые ведут эту тему (Reginald Gibbons & Ilya Kutik), им уже сообщили все, чтобы в ней разбираться. Но присутствующих интересовало именно то, как все устроено. Не так, чтобы сформировать свое мнение или отношение к предмету и при случае его высказать - в той или оценочной форме, а именно разбирая механику. Главной в них была эта склонность: вот, есть на свете и такое, значит - надо уловить, что это и почему. И это полезно, даже если и нельзя использовать в личной деятельности конкретно.
Тут надо быть аккуратным, потому что есть варианты. Скажем, можно быть дотошным, желая понять то, с чем столкнулся. Можно быть умным, чтобы это и в самом деле понять. Но было еще что-то, что прямо не пояснишь: будто бы у них возникает ощущение, что нечто имеет отношение к ним, относится к кругу их интересов и как минимум может быть полезно прагматически. Нет, не так: прагматика так не сработает, сразу не сообразишь, что тебе может пригодиться, а желание что-либо усвоить впрок не обеспечит возможность задать точные вопросы. Тут же сразу жесткое - а не рассусоленное с допущениями - понимание того, что имелось в виду. С вписыванием этого понимания куда-то к себе, в себя. В точной и компактной форме.
Да, я могу преувеличивать, но ощущение этого немедленного понимания было настолько непривычным, что тут не спутаешь. Собственно, иначе бы само это ощущение и не возникло бы. Еще раз: оно состоит в том, что в людях тут же что-то включилось, а сказанное сразу же ставилось на какие-то места в них. При этом была очевидна их умственная автономность - они это делали как-то именно внутри себя, а не подключаясь по ходу дела к какому-то общему - для группы, сословия, коллег - пространству. Что, разумеется, не исключает наличия структур, которые содержат знание профессии, круга и т. п., с которыми можно соотнестись, если возникнет необходимость. Но в момент непосредственного действия у них все - в них самих. Чисто просто капитализм какой-то с присущим ему индивидуализмом - как об этом и писали в книжках.
Тут я сообразил спросить Илью: эти ребята, которые вчера задавали вопросы, они правда умные? Он сказал: да, это очень умные ребята. И добавил, что все прошло нормально, и Реджи как организатор доволен, а там была и начальница с факультета - она тоже. В общем, все хорошо, и мы прервали профессиональные разговоры, свернув на фуд-корт, потому что уже хотели есть. Он удачно появился, фуд-корт. И на этом эти предыдущие мысли были закончены, можно было начинать думать следующие, о непосредственной реальности и ее предметах: вот дорога, вот фуд-корт - парковка в стороне от трассы, по периметру которой стояли закусочные. Низенький, но обширный, бесхитростные названия, Good Food, например. Там я впервые в жизни сейчас выпью root beer, что куда лучше и колы, и прочих лимонадов. Это только в названии - пиво, это безалкогольное питье, что-то солодовое. Но да, надо запомнить: если есть некоторая unknown entity, которую надо реализовать, то для этого сначала выставляется кукла, через нее расписываются все связи и элементы, а затем она уничтожается, и по факту остается структура реальной unknown entity, которая и была нужна. Ну а в заведении "Good Food" с двух до пяти p.m. Happy Hour и цены вполовину. Там есть музыкальная машина 1950–1960-х годов (округлая, гладкая и блестящая, похоже - работающая), а в остальном все как обычно. Куски льда вокруг машинки, которая насыпает его в стаканы, как же иначе.
Дорога
Едем дальше. До Урбаны часа два с половиной от Чикаго, если ехать как Кутик, на 80–85 милях. Университетский город, тысяч сорок, третья часть - студенты. Но это еще далеко и уж точно не Чикаго, поэтому к теме данного сочинения не относится. А вот дорога, сама трасса, пожалуй, что и относится. Похоже, что дорога и является страной. Это не метафора, а общая инфраструктура данного территориального образования (США то есть). Разумеется, я про это читал, все читали. Но теоретически и по картинкам можно даже про море решить, что все про него понимаешь, ни разу не увидев.
Я спросил Илью: важно ли при общении с человеком, из какого он города? Нет, говорит, неважно. Мало ли у кого какие обстоятельства и причины жить там, где он живет, они его не умаляют и не возвеличивают. При общении дело не в этом. Да, некоторые города имеют ауру; спросят откуда - ответишь "Из Чикаго" - скажут: "О, Чикаго!" Только это будет относиться к городу, а не к собеседнику. На его качества не повлияет и то, если он из места, о котором никто-не-знает-где-это. Понятно, этот факт вовсе не исключает желание людей выбраться из какого-нибудь своего мучительного подросткового захолустья. Но в контексте общения это не важно, там другие параметры. Конечно, человек может объяснить свое произношение (просто так, захотелось ему) тем, что раньше долго жил в Калифорнии. Но это будет означать лишь то, что у него такое произношение, потому что он оттуда, и то, что ему сейчас захотелось об этом сказать. Да, а в Чикаго у них тоже немного свое произношение, нежнейшее - это не про "шщикаго", а все эти их "уаааайдюуууукэээээ, хеллооооуууу". Хотя при этом будет и "бАт!", когда А выскакивает на два порядка вверх по громкости относительно общей напевности, даже в самой размеренной академической речи. Ну "bUt!"
Но - возвращаясь к месту жизни - город за тебя играть не будет. Ты из Чикаго, так это Чикаго "О!", а не ты. Культура тогда строится тоже иначе: не надо специально развивать какие-то отельные центры: вот, дескать, будет новая, что ли, культурная столица. Важно наоборот: когда неважно, где именно кто находится. То есть должно быть неважно - ну так технические средства сейчас позволяют и даже этому способствуют. Что, конечно, соответствует всему прочему: если у тебя есть оформленная профессиональная жизнь, то собой себя чувствуешь где угодно. Причем это не сымитируешь, это как-то надо в себе сделать. Или просто в этом вырасти. Тогда все равно кругом будут проблемы, но они в другой рамке.
Но Чикаго - сколько его, собственно? Да, большой, третий город США. А Chicagoland - вся эта агломерация, с ее бело-голубыми флагами с четырьмя Вифлеемскими алыми звездочками - 14 миллионов. Самый центр территории, базовый Чикаго - около трех миллионов. Но часть, где город в традиционном, что ли, виде (высокие здания, то да се, публичные пространства, культурная инфраструктура), не очень большая.
Все же, что именно тогда Чикаго? Даунтауна им хватает, чтобы внятно обозначить место, и нет проблемы добраться из того же Эванстона до Мичиган-авеню. Значит, нет нужды скучиваться вокруг центра и строить высокие кварталы, если можно разойтись во все стороны частными домами. В других городах у них так же - за исключением разве что Манхэттена, но тот настолько отдельный природный заповедник, что у него другая логика, отчего они там и тусуются как могут.
Конечно, если это страна дорог и все дома примерно похожи, то принадлежность к месту какая-то другая. Какая? Радио одно слушают, допустим. Возможно, они привязаны к Чикаго, но и включатся в любую структуру, которая им выпадет по жизни. Никто не станет жить в раз и навсегда выбранном месте только потому, что там вырос и привык. Но и это вряд ли обязательно и скорее относится к тем, кто сумел выйти из замкнутых этнических и иных групп. Во всяком случае, эта штука (вот вроде бы is Chicago, но вроде и нет его) явно полезна при таком устройстве жизни. Ну, разумеется, теперь Чикаго уже точно не было, он развеялся с окончанием южных пригородов. Вот бы еще он покрывал собой весь Иллинойс - нет, не накрывает.