* * *
Если что-то получилось или случилось накануне, отчего возникло неконтролируемое состояние счастья – значит жди чего-то резко наоборот. А обратное состояние, даже не обратное, а просто серединное, возвращается с трудом.
В прошлую среду был удачный урок. Говорила о телевидении. Отлично знакомая тема. Начиталась в Москве француза Пьера Бурдье и своего друга Сережи Муратова, взяв у них самые вкусные определения телевидения как фабрики наркотиков. Внутри был кусок про американское телевидение, в частности, про низкопробного Джерри Спрингера. В классе это вызвало взрывы хохота. В конце предложила написать отзывы о моих лекциях. Кто-то задал вопрос: а можно не подписывать? Все засмеялись, я тоже, сказав: можно, я все равно знаю почерк каждого. И серьезно попросила быть не любезными, а честными. Все равно написали много лестного. Кто-то специально отметил, что лекции хорошо переведены и хорошо произнесены. Но и замечаний хватало. Некоторые признавались, что не интересуются политикой или что ничего не знали о предмете, поэтому первые лекции были для них особенно трудны. Некоторые – что привыкли к диалогу в классе, а не к монологу. Замечания так раздразнили, что я написала ответную речь и собираюсь произнести ее в следующий раз. Тем более, это почти финал, и финальная речь куда как уместна.
Вернулась домой в отличном расположении духа. А на следующий день оно куда-то испарилось, сперва без видимых причин (возможно, как животные ощущают предземлетрясение, так я ощущаю пред-что-то), а после уже по причинам явно различимым.
В тот день шел дождь, и мы ходили обедать со шпионом Ральфом. Он так и не признался в своей шпионской деятельности. Еда скучная, зато мы говорили по-русски. Ральф много рассказывал о своей жизни, о знакомствах с русскими эмигрантами, кто обучал его языку и с кем дружил во время своей преподавательской деятельности, включая историка Вернадского (сына Вернадского) и историка Зайончковского (аспиранта моего отца), а также Анатолия Валюженича (нашего шпиона, работавшего в КМО или в ССО, которого я знала). Я же, как обещала, рассказала историю жизни Аджубея и что-то еще, отчего он пришел в полный восторг. Человеку восемьдесят четыре года, а он сохранил острое любопытство ко всему – возможно, шпионская привычка. Ему так понравились наши разговоры, что он предложил встретиться еще раз и пригласил на ужин к себе домой. Что мне оставалось делать – приветливо улыбнуться и сказать: с удовольствием.
У нас где-то что-то взорвалось в сорока пяти милях от нас, какой-то пластиковый завод, и Наташа предупредила, чтобы мы особо не гуляли. На самом деле похолодало, и гулять не тянет. Вчера, правда, надела куртку, взяла книгу и сидела на скамейке неподалеку от дома читала. Но больше наблюдала природу. Сначала облетели магнолии, крупными лепестками, потом полетели мелкие лепестки яблонь и вишен, вся земля запятнана лепестками. Зелень выдавливает цвет – интересно, правда? Но еще много очаровательных фиолетовых, как фиолетовые чернила, деревьев, они светятся, когда идешь, отовсюду, и меня тянет подойти к каждому.
В стихах на день рожденья Бобышеву появился последний катрен:
Но вопрос, увы, неверен:
в видах целеполаганья
человек, не Бог, замечен,
Deus ludens – Бог играет.
Бобышев рассказал смешную историю. Только что был день рожденья Наймана, и Бобышев послал ему по и-мейлу поздравительный стишок. По-русски. Наймановский компьютер не сумел его прочесть, и Найман отписал Бобышеву, что не может прочитать присланного, хотя видно, что стих, и видно, что хороший.
Целую.
24 апреля
* * *
Милый, прости меня. Как у тебя, так, видно, и у меня все сошлось, и я ждала твоей записочки как спасения, а она взяла и добавила…
Даша принесла сегодня твое письмо, и уже гораздо лучше. Всего-ничего – написать несколько теплых слов, я уж не говорю: горячих.
Твои новости все интересны. Вот только новость про Чарли мне не понравилась. Я так понимаю, что его воспитание кончилось ничем. И, стало быть, меня опять ждут неприятности. Он, кажется, напугал меня на всю жизнь. Я тут шла, и на меня залаяла собака у чьего-то крыльца. Я сейчас же ушла с этой улицы и пошла по другой, настолько испугалась.
Ездили с Бобышевыми гулять в парк Аллертон, в получасе езды от Урбаны (были там когда-то с Наташей и Дашей, и у меня есть снимки оттуда). Выехали – светило солнце, а приехали – тучи. Всю дорогу ветер гудел за окном машины, как трактор. Такая весна: то жара, а то прохлада. Мне нравится и то, и то. Прохлада даже больше, потому что она длит весну, иначе лето жарило бы уже вовсю. По дороге Галя давала очередной урок ботаники. Нежно-фиолетовые деревья называются red bud. Точный перевод: красный бутон . А по-нашему, кизил . Никогда не видела такого красивого цветения кизила. Розовые и белые деревья – яблони. Розовый куст, из-за которого выглядывает моя физиономия на карточке, что стоит у тебя на столе, называется surprise . По-нашему – сюрприз . Но еще более по-нашему – выскочка . Так называются эти цветы в России. Фотография как раз из парка Аллертон.
Я спускалась из дому к машине, и защелкал соловей. Каково было мое изумление, когда это оказался красный кардинал. Он сидел на электропроводе и щелкал по-соловьиному. Галя объяснила, что в Америке нет соловьев, а по-соловьиному трещат кардиналы. Стихи про американского соловья, стало быть, придется переписывать.
Прочла Бобышеву окончание подареного ему стихотворения. Смотрела по телику старый фильм "Doors", хороший и печальный.
Целую.
25 апреля
* * *
Милый, вчера была моя вторая публичная лекция. На деле та же самая, но публика другая. Я бы сказала, изысканная. Университетская элита. Включая Дмитрия Бобышева и Ричарда Темпеста. А также главу Русского и Восточно-Европейского центра Марка Стейнберга. А также моего нового знакомого Ральфа (шпиона). Человек двадцать. Даша сидела без дела. На вопросы отвечала сама. Разговор шел очень оживленный. Даша не преминула заметить, что я так легко говорю, потому что предмет хорошо знаком, а вот если бы новые темы – я бы плавала. Охотно согласилась. Во-первых, чего же спорить, когда так и есть. А во-вторых, чего же спорить, когда знаешь, что нарвешься еще на что-нибудь.
Вечером впервые приняли участие в социальной жизни двух департаментов, журналистики и public relations , которыми руководит Рон Йейтс. Нас пригласили на весеннее чествование стипендиатов-студентов и отмеченных премиями преподавателей. Дело было в большом зале, где стояло больше тридцати круглых столов и за ними сидело человек двести приглашенных. Наш стол – № 4. Рон – рядом за столом № 2. Подали еду, все поели, на кафедру взошел Рон и произнес вступительную речь. Часть вечера была посвящена умершему в прошлом году декану Родселлу (он пишется Rodsell и читается по-американски Радселл ). У него занималась Наташа, я его тоже знала. Дали какие-то папки двум приглашенным профессорам, из Китая и из Японии. Меня тоже представили, сказав, кто я и что, и дали ручечку в коробочке. Я сообразила, что на меня не было рассчитано, обо мне позабыли, поскольку я никогда не появляюсь в департаменте, и вспомнили в последний момент, потому мне досталась всего лишь ручка. Некоторым преподавателям, а также студентам вручали чеки, что, конечно, было приятнее. Мне чека не досталось. В конце выступил почетный профессор департамента журналистики Роберт Рид, который сначала вызвал мою горячую симпатию. Говорил, импровизируя, умно, про современную журналистику, про ее суть и опасности, которым она подвергается. Но дальше началось что-то странное. Интонация предполагала, что через полминуты он закончит, но он не заканчивал ни в первые четверть часа, ни во вторые, ни в третьи. Я измучилась и перестала слушать, сказав Даше, что никакое качество ужина и качество ручки не перевешивают количества этой речи. Между прочим, две моих студентки, Шеннон и Алина, тоже были награждены именными стипендиями.
Целую тебя.
28 апреля
* * *
Мой милый, где же ты?
Ездили в офис разговаривать со студентом Куртом Метцгером, который попросил о встрече. Он, как и студентка Нэнси Новак, хотел уточнить причины, по которым получил С (по-нашему 3). Мы повторили то, что написали ему раньше. На самом деле студенты хотят не повторения объяснений, а контактов, которые, как они надеются, позволят заслужить снисхождения. Этот Курт – очень красивый и очень умный молодой человек. Но свой ум употребляет не по делу – не чтобы учиться, а чтобы нравиться. Не тут-то было. Мы с Дашей серьезные люди, и нас, как рыбку на крючок, не поймаешь. Расстались мы, естественно, улыбаясь. Посмотрим, что он напишет на этот раз.
У нас есть еще один обаятельный студент Том Рыбарчук. Собственно, не студент, а аспирант, его офис рядом с нашим. Даша ездит сюда без меня, и он часто заходит к Даше поболтать. За его плечами интересный опыт: он принимал участие в работе группы университетских исследователей, решивших установить, кто сдал виновных в Уотергейтском скандале. И установили. У иеня он, однако, тоже ленился. Пришлось написать ему записку, чтобы он включил мозги, которые у него, похоже, имеются. Он включил и написал хорошую работу, за которую получил А ( то есть 5).
Предпоследня лекция была о женщинах-журналистах. Нарисовала три портрета: Светланы Сорокиной, Ирины Петровской и Анны Политковской. На лекции было всего шестнадцать человек. Я спросила: где вы? Они засмеялись и сказали, что, во-первых, весна, а во-вторых, окончание учебного года и все, как сумасшедшие, пишут papers по всем предметам. А я задумала спич, в котором решила поблагодарить всех и еще раз подтвердить принципы, каким была привержена. После чего собиралась подарить на память сувениры с логотипом "Комсомольской правды". В общем, я так и сделала. Но, кажется, если бы класс был полон, эффект был бы другой. Я сняла с себя тяжесть в прямом и переносном смысле, притащив на урок целый чемодан маек, бейсболок и еще чего-то с логотипом "КП". Реакция такая: открыли пакеты, внимательно рассмотрели, тихо засияли, уходя, каждый подошел и сказал отдельное спасибо. В обычные дни студенты не только не подходят (если только им что-то специально не нужно), но даже не прощаются. Может быть, я вкладываю слишком много сердца во все.
Дружочек мой, осталась одна лекция!
Целую.
29 апреля
* * *
Милый, ходила обедать со шпионом Ральфом Фишером. Он проникся ко мне такой симпатией, что пригласил на ланч вторично. Попросил рассказать о моей частной жизни, в частности, о муже. Я спросила: о котором? Он с изумлением спросил: а сколько их у вас было? Я ответила: три. Он сделал мне старомодный комплимент: дескать, ничего удивительного. Я аккуратно рассказала про первого и последнего. Сам он женат шестьдесят два года. Я посмотрела на него внимательно и поняла, что в молодости и зрелости он был замечательно красив. Знаешь, как бывают красивы рослые стройные американцы с правильными американскими чертами лица. Как жаль, что старость все съедает. Дал прочесть автобиографию. Прочла с интересом. Оказывается, заслуга создания великолепного русского раздела университетской библиотеки принадлежит именно ему. Видно, что он любит Россию – отсюда интерес ко мне. Спросила, что значит G-2 (это военное подразделение, в котором он служил в конце второй мировой войны). Как и думала, разведка. Но связанная с Китаем и Японией. С Россией нет. Больше того, он пишет про маккартизм, который отразился на многих преподавателях русских дисциплин и исследователях, работавших по русской тематике, – на нем, по счастью, нет.
Была в гостях у Бобышева, в его офисе. Позвонила, а он говорит: я нашел в интернете заметку про наш вечер, про вас хорошо, а про меня ничего, я надулся, но за вас порадовался. Поскольку "Армори" и факультет иностранных языков в пяти минутах ходьбы друг от друга, я пошла поглядеть, что там. Текст про вечер называется "Кукурузная поэзия" – верно, потому, что Иллинойс – кукурузный край. Сегодня в Урбане читали свои стихи Дмитрий Бобышев и Ольга Кучкина. О них обоих я ничего не знал до сегодняшнего дня. Люди это весьма знаменитые, Бобышев – ученик Ахматовой, друг Бродского, ему Окуджава посвящал стихи и прочее-прочее. Кучкина – журналист "Комсомолки", писательница и поэтесса. Как я понял, она проводит в Урбане семестр, читает лекции, а Бобышев тут постоянный профессор. Народу было человек 15, чтение стихов прерывалось переводом на английский, смысла в котором не было, ибо ни красоты звука и слова, ни нити рассказа он не передавал. Ольга Кучкина очень понравилась. Трудно сказать что-то конкретное. Конечно, видна сильная традиция, безупречное искусство поэта и чтеца.Но главное – это чрезвычайное переживание окружающего, не притупленное жизненным багажом и чем бы то ни было. Я никогда не встречал поэта такой чистой пробы. Я думаю, такие были на вечерах в Политехническом музее, конечно, без перевода на английский. Парня зовут Сергей Фролов, очевидно, он очень юный человек и учится в Иллинойском университете. У него свой сайт и всяческая литературная болтовня. Бобышева напечатали в 5-м номере "Нового мира". Он, однако, не успел порадоваться, как получил удар: "Независимая" в журнальном обозрении написала, что этот поэт пропадал и лишь недавно возник из небытия и что его стихи – смесь Вознесенского с архаикой. Я, как могла, его утешала.
Мы с Дашей рвем бумаги. Как резидентура, которая покидает резиденцию.
Целую.
30 апреля
* * *
Суббота, стекла заплаканные, всю ночь и все утро идет дождь. Я не понимаю, где ты и почему молчишь. От этого нервничаю, и у меня дрожат руки.
Слава Богу, ты позвонил.
По субботам и воскресеньям я вижу приезжих – туристов из других американских городов или не туристов, а людей, у которых есть свой интерес к университету. Их можно узнать по тому, как они идут, обычно группками, и как смотрят по сторонам. Но даже если человек один, его можно узнать по другому поведению. Они выходят из "Армори", я направляюсь туда. И в который раз ловлю себя на мысли, что иду к себе , а они приехали к нам . Как будто я местная. Я сворачиваю дела и думаю о Москве, о тебе, а между тем, эта иллинойская весна как часть моей духовной и душевной жизни не отпускает и заставляет думать, что все будет не так просто, когда я покину ее.
1 мая
* * *
Жалко Бовина. Чувство сужения круга. Такое же чувство было, когда убили Юшенкова. Не близкие, просто знакомые люди, а с ними было лучше.
Ты спрашивал, как провели Первомай. Могу рассказать про Второмай. Пылесосила квартиру, вытирала пыль, вытряхивала половики, варила куриный бульон, мыла посуду, после чего душ и телевизор. В новостях NBS минут пять показывали плачущую толстую женщину, которая звонила в NBS, потому что у нее убежал муж. В NBS подавали сюжет как hot news – горячую новость. Не исключено, что этот Tomas Hinel и его жена чем-то знамениты, не знаю. Все-таки они иногда очень простодушны, американы, если не сказать больше. Зато есть канал классической музыки, где ничего не говорят, а показывают прелестные фрагменты концертов, опер, балетов и пр. Переключила кнопку – милая женщина с балетной спиной рассказывает о том, что всегда работала, работала и работала. Показали репетицию, где она танцует в паре с другой женщиной, а потом их концертный номер, где они отплясывают степ. Вторая очень хорошенькая, но меня привлекла первая. Я знала чем. Особенным лицом, напомнившим любимый фильм "Прорва" Нади Кожушаной и Ивана Дыховичного, в котором играет любимая Юта Лемперт, того же типа, что Грета Гарбо. Они оттанцевали – появились титры: "Тысяча и одна жизнь Юты Лемперт". Я расплылась от от удовольствия.
Вчера в прямом эфире демонстрировали correspondents ’ dinner в Белом доме. Тыщи две журналистов за столами. Я включила, когда Буш заканчивал речь, а после него выступал Джей Лино, известный комический актер. Речь его перебивалась разными смешными телекадрами, смонтированными специально для хохмы: с Бушем, Керри и другими политиками и известными журналистами. Народ катался со смеху. Среди народа были Колин Пауэлл и Кондолиза Райс, остальных не знаю. Буш тоже смеялся. По его смеху можно понять, что это ограниченный человек. Когда все кончилось, еще с полчаса показывали публику, как она растекается меж столами. Все, как у нас: те же вытягивающиеся шеи, чтобы кого-то высмотреть, те же ищущие взгляды, а в целом равнодушие и бесцельность большой тусовки .
Слушала Олбрайт и Киссинджера в прямом эфире. Они говорили о войне в Ираке, о том, что Буш проводит губительную для Америки политику, что уважение к Америке в мире падает, а экономика страдает. Олбрайт упирала на то, что есть другая Америка и люди должны это знать. На минувшей неделе не смотрела наши новости, так сложилось, но все, что видела про Ирак раньше, носит также отчетливо антиамериканский характер. Мне лично это не слишком приятно, но факты таковы, что советники Буша и сам Буш могут наделать делов в мире.
Целую и жду.
2 мая