Гемприх распорядился уточнить, где происходит скопление войск, сколько поездов проходит через станцию в сутки, в каком направлении…
Начальник абверкоманды-104 с этого дня стал особенно интересоваться сообщениями группы Орлова. Мушник завел специальную папку, куда аккуратно подшивал все телеграммы Орлова, выписывал на отдельный лист все сообщенные группой данные, сопоставлял их с данными, полученными от других разведчиков, находившихся в тылах нашего северного участка фронта. Проанализировав эти данные, можно было безошибочно предсказать намерения русских в этом районе, предугадать их планы.
8 июля 1942 года Мушник принял очередную телеграмму Орлова и тут же поспешил к Гемприху, чтобы доложить о новостях.
- Господин полковник, Орлов сообщает, что с 1 по 3 июля через Вологду на Архангельск прошло 68 эшелонов, из них 46-48 с войсками, 13-15 с артиллерией и танками. На Тихвин перебрасываются пехота и танки. За три дня прошло 32 эшелона.
- Вы понимаете, обер-лейтенант, что все это значит? Нет? Это значит, что снимать войска с нашего участка фронта для наступления на юге неразумно! Русские концентрируют ударный кулак здесь! - Гемприх обвел карандашом на карте крут северо-восточнее Ленинграда. - Надо немедленно сообщить об этом командованию армейской группы "Норд", - продолжал он, нервно расхаживая но комнате, - и, может быть, донести об этом самому адмиралу Канарису, чтобы он доложил в ставке фюрера… Вот так, обер-лейтенант, не зря разведку зовут - "глаза и уши армии"…
Но оставим пока полковника Гемприха и сбор-лейтенанта Мушника, предоставим им возможность упиваться радостью своих успехов, Возвратимся к событиям последней февральской ночи, к группе Орлова, которой удалось осесть в Вологде и давать такие ценные сведения немецкой разведке…
3
Лев Федорович Галкин имел обыкновение работать до пяти часов утра. Сегодня он хотел уйти пораньше - 8 Марта, женский праздник. Не успел купить подарок, так хоть побыть несколько часов вместе с женой.
Был час ночи. Галкин надел пальто, собрал со стола бумаги и запер их в сейф. Только выключил свет - загорелся сигнальный огонек и зазвонил телефон. Звонил начальник транспортного отдела. Он сообщил, что на станции Бабаево при проверке документов задержан немецкий парашютист. С ним были еще двое, но им удалось уйти.
Галкин попросил доставить задержанного в управление. Не раздеваясь, сел за стол. Вызвал начальников нужных отделов. Распорядился поднять милицию, истребительные батальоны.
Вызов к начальнику в столь поздний час в то время был обычным явлением - война, и сотрудники Управления государственной безопасности работали до глубокой ночи. Они привыкли видеть своего начальника в любое время суток. Всегда он был спокойным, уравновешенным. Внешне Лев Федорович не изменил своей натуре и сейчас. Грузный, осанистый, он тяжело прохаживался по кабинету. Неторопливо рассказывал о сообщении из Бабаева.
- Необходимо ориентировать войска. По железной дороге выслать поисковые группы…
Только в три часа он ушел из управления. Дома уже все спали…
Через два дня Галкину принесли для ознакомления протоколы допросов задержанного парашютиста. Бегло просмотрев их, он пригласил к себе начальника контрразведывательного отдела Соколова:
- Александр Дмитриевич, вы верите показаниям Алексеева?
- Да, я думаю, что они правдивы.
- Какое впечатление производит он сам? Вы видели его?
- Только что разговаривал с ним, Лев Федорович. Это кадровый старшина-сверхсрочник. Служил начальником радиостанции. В октябре сорок первого немцы заняли это место. Алексеев попал в плен. В рижском лагере военнопленных был завербован немецкой разведкой. Обучение прошел в разведшколе, в эстонском городе Валга.
- Родственники, семья есть у него? Где они?
- Он женат. Жена, очевидно, в оккупации. Она жила в городе Камышин Сталинградской области. Мать - у старшего брата в Горьком. Средний брат - военнослужащий, капитан.
- Что же, по-вашему, его заставило пойти на службу к немцам?
- Думаю, что тяжелые условия плена… ну и стремление сохранить жизнь.
- Это вы так думаете, а что говорит он сам?
- Известно, что говорят в таких случаях, Лев Федорович: намеренно добивался, чтобы забросили в наш тыл. Хочет быть полезным Родине, искупить делом вину.
- А по вашему мнению как? Способен он это сделать?
- Да как вам сказать…
- А что показывают те двое, которые были сброшены вместе с ним?
- Они долго упорствовали. Наконец, оба назвали свои настоящие фамилии. Показания их, в общем-то, не противоречат тому, что показывает Алексеев.
- Александр Дмитриевич, попросите привести его сюда…
В кабинет начальника Вологодского управления государственной безопасности ввели невысокого, коренастого человека. Высокий лоб и прямоугольный подбородок подчеркивали в нем недюжинную волю и твердый характер. В спокойных серых глазах незаметно было и тени смятения. На предложенный стул он опустился неторопливо, положил руки на колени.
- Курите? - спросил его Галкин.
- Курю, товарищ полковник.
- Пожалуйста.
Алексеев взял папиросу. Жадно затянулся.
- Ваша действительная фамилия? Имя, отчество?
- Алексеев Николай Васильевич.
- А Орлов?
- Это немцы так меня окрестили. Под фамилией Орлов я обучался в немецкой разведшколе…
- Так как же, Николай Васильевич, получилось, что вы - старшина Красной Армии, отличник службы - оказались нашим врагом?
- Я не враг, товарищ полковник, и прошу мне верить. Я пошел в немецкую разведку, чтобы освободиться от плена и попасть к своим.
- Не верю, Алексеев. Если бы вы с таким намерением шли в разведку, то явились бы к нам с повинной сразу же после выброски. А ведь было не так. Когда вас перебросили через линию фронта?
- Первого марта.
- А задержали вас восьмого. За-дер-жа-ли, а не сами вы к нам пришли.
- Разрешите объяснить, товарищ полковник.
- Попробуйте.
- Как вам известно, я был переброшен не один. Со мной были Диков и Лиходеев. Они не рассчитывали сдаться. Мне пришлось тщательно скрывать свои намерения от них. Согласитесь, они могли просто-напросто пристрелить меня.
- Расскажите подробно о ваших действиях после приземления.
- До Бабаева мы добрались удачно. Сели в поезд и через ночь оказались в Вологде. Подыскали частную квартиру. Хозяину объяснили, что приехали получать обмундирование и фураж для своей части. Потом поехали за рацией и продуктами, которые были спрятаны в лесу, примерно километрах в тридцати от Бабаева. Вернувшись, решили заночевать на станции, в зале ожидания. Диков и Лиходеев попросили меня разведать, нет ли на вокзале работников милиции. Вслед за мной в зал ожидания вошли два красноармейца с повязками патрулей. Я подошел к ним и попросил доложить обо мне в районный отдел государственной безопасности. "Как прикажете вас рекомендовать?" - с улыбкой спросил один из них. "Скажите, что с ними добивается встречи человек с той стороны". - "С какой с той?" - переспросили они. И тут же потребовали документы и обыскали меня. Диков и Лиходеев, вероятно, видели все это в окно и скрылись.
- Кто у вас в группе старший? - перебил его Галкин.
- Лиходеев. Я радист.
- Радиостанция одна?
- Да.
- Диков и Лиходеев могут работать на рации?
- Нет. Они окончили ту же школу, что и я, но они были на отделении разведчиков, а я радистов.
- Назовите позывные вашей радиостанции и разведцентра, с которым вы должны были держать связь.
- Позывные моей радиостанции три последние буквы моего имени - "лаи". Только буква "и" без краткого знака. А позывные немецкого разведцентра: "Вас" - три первые буквы моего отчества. Все это легко запоминается.
- Немудреная конспирация. Значит, вы утверждаете, что пошли в немецкую разведку затем, чтобы попасть к своим.
- Да, товарищ полковник, и я готов делать все, что посчитаете возможным поручить мне…
Галкин приказал увести арестованного.
- Что же будем делать, Александр Дмитриевич, - повернувшись вместе со стулом к Соколову, спросил его Галкин, - не попробовать ли завязать с немцами "игру"?..
- Да, но слишком много времени прошло с момента их выброски, поверят ли немцы и пойдут ли на…
В это время коротко, но властно звякнул телефон. Вызывала Москва.
- Слушаю… Да, это я - Галкин… Нет, не отправили еще… Думаю над тем, нельзя ли их использовать на дезинформации… Хорошо, попробуем, если пойдут на связь, сообщим.
Галкин положил трубку и опять повернулся к Соколову:
- Вот, Александр Дмитриевич, Москва не возражает заставить Алексеева послать немцам телеграмму. Если немцы поверят и завяжется связь, нам помогут. Кому поручим это дело?
- Я думаю, товарищу Ходану.
- Не возражаю.
4
Ход операции сначала тщательно разрабатывался в стенах управления. Цель ее заключалась в том, чтобы ложными сведениями ввести в заблуждение командование немецкой армии. Москва придавала операции серьезное значение. Тексты телеграмм, различные сведения сначала согласовывались с Центром, а затем уже шли в эфир. Немцы верили сообщениям Орлова-Алексеева. Сотрудники же Вологодского управления государственной безопасности старались придать этой связи естественный характер.
Перед выброской в наш тыл немцы снабдили своих агентов командировочными удостоверениями военнослужащих Красной Армии. Срок действия их истекал. Садились и батареи радиостанции. Об этом постоянно напоминалось немцам в радиограммах.
Но Гемприху не хотелось лишаться ценной информации, которую давал Алексеев.
В июле немцы сбросили в указанное место два баллона с продуктами, обмундированием, оружием, деньгами и документами. Они сразу же были найдены, но немцев заставили поволноваться. В очередной телеграмме сообщили, что "баллоны не могли найти".
Гемприха это встревожило…
"В баллонах кроме съестного были паспорта с вашими фотографиями. Если все это будет найдено не вами, то оставаться дальше будет опасно".
В следующей телеграмме его успокоили:
"Баллоны найдены".
Немцы не заставили долго ждать и быстро дали ответ:
"Вы молодцы, здорово наладили дело! Очень рады, что вам наконец удалось найти помощь".
5
Сводки Совинформбюро люди читали с болью в сердце. Немецкие полчища рвались к кавказской нефти, топтали созревшие хлеба на Украине и Смоленщине. Жестокие бои велись на подступах к Сталинграду.
С тяжелым вздохом положил газету Дмитрий Данилович Ходан. Он зашел в кабинет к следователям, переставил на карте флажки, которыми отмечалась линия фронта.. В дверь заглянул сотрудник секретариата Саша Шубейкин.
- Товарищ Ходан, к начальнику! Разыскиваю тебя по всему управлению.
Лев Федорович Галкин сосредоточенно просматривал документы, делал пометки на полях. Не поднимая головы, кивком пригласил Ходана садиться.
- Как настроение у Алексеева, Дмитрий Данилович?
- Неважное, товарищ полковник. Получил письмо от матери из Горького. Пишет, что о жене никаких известий нет. Очевидно, она осталась в оккупации.
- Поддержите его, не давайте раскиснуть. Война много горя принесла нашим людям. Многие потеряли свои семьи, близких. Надо бороться, чтобы вернуть их.
- Лев Федорович, вы помните, я подавал рапорт…
- Помню, Дмитрий Данилович, помню, дорогой… Вот сведения прислали, передайте их Алексееву. Составьте телеграмму, покажите мне - и в эфир. Все ясно?
- Ясно, товарищ полковник. Но вы не ответили на мой рапорт. - Ходан растерянно переминался у стола.
- На фронт, что ли? Думаешь, без тебя там не справятся? - Галкин поднялся со стула и энергично зашагал по кабинету. - Я понимаю тебя, - продолжал он, - нелегко слушать о неудачах на фронте. Каждому хочется быть там и непременно с оружием в руках. Но то, что ты делаешь здесь, возможно, спасет не одну, а сотни красноармейских жизней. И, может быть, окажет влияние на дальнейший ход военных действий на каком-то участке фронта.
- Но ведь эту работу могут выполнять другие, товарищ полковник!
- Совесть, скажешь, тебя грызет. Знаю, знаю… Кончится война, твои товарищи придут с фронта с орденами. А у тебя что? Найдутся и такие, которые еще оскорбительно назовут "тыловой крысой". И ты не будешь оправдываться, потому что труд твой не подлежит огласке. Никто, возможно, и не узнает, что ты водил за нос крупный немецкий разведывательный орган.
6
Операция по дезинформации противника, проводившаяся в 1942 году, вышла за пределы Вологодской области. В нее было включено еще пять таких же немецких радиостанций, захваченных советскими чекистами в соседних областях.
Абверкоманда-104, возглавляемая кадровым гитлеровским разведчиком Гемприхом, получала от "своих" агентов "ценные" сведения о сосредоточении советских войск на северо-западе. Радиограммы составлялись таким образом, чтобы сведения, сообщаемые в одной, находили, хотя бы косвенное, подтверждение в другой.
К концу 1942 года операция выполнила свои задачи. Было принято решение постепенно свертывать ее.
Сначала информировали разведцентр абверкоманды-104, что при проверке документов в Вологде чуть было не попались. Оставаться в городе стало опасно. Через день Алексеев снова подал тревожную телеграмму:
"Шли к новому месту, случайно наткнулись на патруль. В перестрелке ранило Кресцова (Дикова), скрываемся в лесу".
Эти известия взволновали Гемприха. Ему не хотелось терять столь ценных разведчиков. Восьмой месяц группа исправно выходила на связь - питала абверкоманду-104 ценной информацией. Не кому-нибудь, а Орлову обязан ее начальник, получивший второй Железный крест за успешно проведенную операцию в тылу советских войск на северо-западе.
Гемприх вызвал Мушника:
- Срочно свяжитесь с Орловым, передайте, что майор Петергоф сожалеет о случившемся, посоветуйте вернуться в город, если не так тяжело ранен Кресцов. Запросите, какая нужна помощь…
Ответ был неутешительным:
"Продолжаем пробираться в глубь леса. Спасает снегопад. Кресцов ранен в руку. Просим сбросить продукты, теплую одежду, документы, батареи, медикаменты и спирт".
Гемприх недовольно промычал какое-то ругательство и нервно забегал по кабинету:
- Почему они боятся вернуться в город? Повальные облавы там, что ли! Ведь город не прифронтовой!
Он круто повернулся к Мушнику:
- Обер-лейтенант, передайте Орлову мой приказ вернуться в город. Мы пошлем с курьером все, что они просят. Пусть укажут место встречи и характерные признаки, по которым он их опознает.
- Слушаюсь, господин полковник! Ответ представить вам?
- Да, и немедленно!
7
После каждого сеанса связи Ходан заходил к Алексееву:
- Что нового сообщает ваш шеф? - с улыбкой спрашивал он Николая Васильевича.
- Майор Петергоф нервничает, Дмитрий Данилович. Видимо, дела его плохи. Вот посмотрите - это должно вас заинтересовать.
Ходан взглянул на шифровку и сразу же поднялся наверх.
- Кто у начальника? - спросил он Сашу Шубейкина.
- Один, входи, если хочешь.
Галкин поднялся ему навстречу:
- Что там еще они надумали, Дмитрий Данилович?
- Гемприх настойчиво просит группу вернуться в город, товарищ полковник, обещает прислать связника с документами и продуктами.
- Пусть высылают, примем. Только подумайте, как это сделать более естественно.
Вечером 7 декабря Алексеев отстукал телеграмму:
"Возвратились в город. Ждем курьера. Встреча на почте с 15 до 16 часов каждый день".
Связник прибыл в следующую ночь. Чекисты взяли его на территории Позоровского сельсовета Кубено-Озерского района.
Парашютист был в форме младшего лейтенанта Красной Армии, плотный, выше среднего роста, с красным, в веснушках, лицом. При допросе он сразу же понял, что запираться бесполезно.
- Этот чемодан я должен передать немецкому разведчику, который ждет меня на почте. Пароль при встрече: "Майор Петергоф шлет вам привет".
Все это уже было известно чекистам. Но они еще решили перепроверить и заодно поиграть на нервах начальника абверкоманды-104.
"Курьер еще не прибыл. Где он, почему задерживается?" -
три дня беспокойно запрашивал Алексеев майора Петергофа.
"Курьер отправился в путь. При встрече будьте осторожны. Сначала присмотритесь. Приметы вам известны. Он будет ждать вас на почте", -
отвечали из разведцентра.
18 декабря Алексеев радировал:
"Два дня видели на почте человека с указанными вами приметами. С почты он сопровождается штатскими в здание НКВД. Дальше в городе оставаться нельзя, уедем на восток".
Гемприх не замедлил с ответом:
"Курьер ваши адреса и фамилии не знал. У него были чистые бланки документов с вашими фотографиями, хотя и плохими. На восток вам уходить нельзя - оборвется связь. Возвращайтесь к нам. Удобное место перехода через линию фронта между городами Холм и Торопец".
Чекисты решили больше не волновать начальника абверкоманды и на этом прекратить столь любезный обмен телеграммами с немецкой разведкой. 24 декабря 1942 года Алексеев в последний раз радировал майору Петергофу:
"Обходными путями пришли в Буй. Рацию прячем. Движемся на Урал".
Так закончилась одна из радиоигр, проведенных вологодскими чекистами по дезинформации противника в годы Великой Отечественной войны.