- Подозрительно. Не дымки ли это? На дальномере! - крикнул он в переговорную трубу. - Доложите, что за облачко по пеленгу двести девяносто.
Все впились глазами в одну точку. От перенапряжения у Стебеля зарябило в глазах, полоса горизонта сияла на солнце расплавленным металлом. Свежий предвечерний ветерок подернул мелкой рябью темно-синюю воду, и она, переливаясь золотом в солнечной дорожке, мешала наблюдению. А серовато-лиловое облачко постепенно росло, все время меняя свои очертания. Оно было похоже то на трехмачтовую парусную шхуну, то на круглую мачту со шпилем, то на высокий дом.
- Пеленг двести девяносто… дым! - доложили с дальномера.
- Теперь ясно! - объявил Стебель. - Боевая тревога!
Облачко на глазах разделилось на отдельные дымки. Все отчетливее стали вырисовываться легкие, точеные силуэты миноносцев, а рядом с ними неповоротливые громадины транспортов. Шесть транспортов под прикрытием семи миноносцев и четырех катеров двигались к берегу с намерением высадить десант в тыл гарнизона Саремы и отвлечь внимание от главного удара с востока. Миноносцы шли ближе к береговой черте, охраняя транспорты от возможной атаки торпедных катеров. Основные цели сейчас, конечно, - транспорты. А что, если попробовать открыть огонь по одному из миноносцев и попытаться заставить их уйти мористее? Тогда весь правый борт колонны останется открытым, и торпедные катера смогут беспрепятственно выйти в атаку. Но поймет ли его замысел командир отряда катеров?
Предвечернюю тишину разорвали ухающие залпы башен. Бой начала 315-я батарея. Стебель открыл огонь по головному миноносцу, и вскоре тот окутался дымом. Остальные шесть миноносцев повернули вправо и, боясь такой же участи, перешли за транспорты, оставив правый борт колонны открытым. Лишь два катера по-прежнему шли с прибрежной стороны, но они теперь не решали исхода боя.
- Этого нам только и нужно было, - весело сказал Стебель и, оторвавшись от визира, кивнул Белякову: - Теперь дело за Осиповым.
С командного пункта стоянка торпедных катеров в бухте Лыу не была видна из-за леса. Стебель уже начинал беспокоиться, как вдруг в поле видимости показались две бурлящие точки. Одна из них, распустив хвост дыма, пошла параллельно колонне транспортов, потом резко повернула вправо и начала стремительно приближаться к головному транспорту. Миноносцы и катера опоясались вспышками, но было уже поздно. Над головным транспортом взметнулся гигантский столб воды, а торпедный катер, сделав зигзаг, вышел в атаку на второй транспорт. Второй катер, поставив завесу, ринулся на третий транспорт и торпедировал его. Взрыв был особенно велик, две торпеды буквально разломили корабль пополам. В визир Стебель видел, как он начал погружаться в воду.
- Хорошо! - крикнул Стебель и навел перекрестие сетки визира на очередную цель. - По четвертому транспорту! - передал он команду на дальномер.
Беляков, наблюдая в бинокль за четвертым транспортом, видел, как возле него, сверкнув на солнце золотом, выросли фонтаны воды. Транспорт неуклюже повернул к морю, пуская густые клубы черного дыма. Видно было, что судно напрягало последние силы, пытаясь уйти из-под обстрела в открытое море.
- Уйдет, - вырвалось у Белякова.
- Не уйдет! - заверил Стебель.
И как бы в подтверждение его слов два снаряда разорвались на палубе транспорта. Судно загорелось, потеряло ход. Уцелевшие корабли противника поспешно и неорганизованно начали отходить на запад.
Уже ночью на имя коменданта БОБРа поступила радиограмма от Военного совета Краснознаменного Балтийского флота, подписанная командующим флотом вице-адмиралом Трибуцем:
"Высоко ценим ваши боевые действия. Своими успехами вы помогаете Ленинграду…"
На линии огня
Вечерняя сводка за 13 сентября, составленная штабом, удовлетворила командующего объединенными силами генерала инженерных войск Кунце. Демонстративные маневры силами флота в основном удались. В них участвовали предусмотренные планом "Беовульф II" все корабли и еще дополнительно два легких крейсера.
Потери при демонстративных маневрах кораблей немецкого флота сравнительно невелики. Огнем дальнобойных советских береговых батарей с полуострова Сырве и острова Абрука и торпедными катерами потоплены тральщик и два транспорта. Несколько судов получили повреждения. Значительными оказались лишь потери финского флота. Их флагман, броненосец "Ильмаринен", наскочил на мину, выставленную советскими кораблями, и буквально в считанные минуты затонул. Финская эскадра отказалась от продолжения операции и вернулась в свои спасительные шхеры. Надо полагать, теперь финский военно-морской флот никогда больше не появится в открытом Балтийском море, что вызовет неудовольствие командования военно-морских сил Германии.
Кунце вызвал начальника штаба и приказал ему составить донесение в штаб группы армии "Север" с обобщением действий всех объединенных сил. Результаты самые обнадеживающие. Ведь еще до начала главной операции "Беовульф II" уничтожены советские дальние бомбардировщики на аэродромах Асте и Кагул, бомбившие Берлин, взят четвертый по величине остров Моонзундского архипелага - Вормси.
В завершение надо отметить полную блокаду гарнизона русских с моря и воздуха. Ни один их корабль не сможет выйти из Моонзунда или прийти на острова. Это исключает какую бы то ни было помощь извне, а значит, гарнизон посажен на голодный паек в обеспечении оружием и боеприпасами, в то время как немецкая авиация, корабли и артиллерия будут продолжать расстрел советских островов.
Завтра утром должен пасть к ногам победителей третий по величине остров Моонзундского архипелага - Муху.
…Ночь с 13 на 14 сентября выдалась темная. С материка восточный ветер нагонял на пролив сгустки тумана, поднятые с низин и болот. Лучи прожекторов с Муху периодически прорезали темноту и как бы нехотя ползли по маслянистой поверхности, обшаривая Муху-Вяйн. Иногда луч упирался в причалы порта Виртсу, и полковник Мельцер, командир 151-го пехотного полка, опасался, как бы русские с Муху не заметили посадки его солдат на десантные суда.
Полковник был уверен в успешной высадке десанта. Все рассчитано, проверено, учтено до мелочей. Подписан приказ, в котором поставлена боевая задача каждому подразделению, вплоть до командира мотобота и походной кухни. Составлены графики движения плавсредств, очередность и порядок переправы через пролив.
Разработанный им план боя предусматривал десантирование полка тремя волнами. Первая волна должна была высадиться на наименее укрепленный, по сведениям разведки, участок Муху в районе Канси, Тусти и захватить плацдарм. Вторая волна высаживается на захваченном плацдарме и ведет наступление на юг, чтобы занять хорошо укрепленную русскими пристань Куйвасту. Высадка третьей волны производится в том же районе, после чего развивается наступление на север для соединения с 161-м усиленным разведывательным батальоном, высаженным десантными судами капитана 3 ранга Целариуса в северной части Муху.
С переправой на остров 162-го пехотного полка дивизии и артиллерии поддержки следовало создать мощную ударную группу и пробиться к дамбе, соединяющей Муху с Саремой, и тем самым отрезать путь к отступлению русских, обороняющихся в северной и южной частях острова.
Посадка 1-го батальона на штурмовые боты проходила планомерно, без шума и суеты. Мельцер, стоя на пирсе, терпеливо наблюдал за подготовкой к выходу в пролив первой волны. Русский остров Моонзунд дважды встал на его жизненном пути. 12 октября 1917 года он, тогда еще неопытный офицер, высаживался в составе кайзеровского десантного корпуса на западе острова Сарема, в бухте Тагалахт. 14 сентября 1941 года ему, уже командиру пехотного полка, надлежало брать Моонзунд с востока, с острова Муху.
Отваливали от причалов штурмовые боты в полной темноте. Мельцер посмотрел на часы: ровно четыре. Приказ генерала Кунце выполнен с точностью до минуты. Надо надеяться, что в ходе операции график движения судов будет выполняться.
Постепенно шум моторов десантной флотилии затихал. Полковник уже хотел вернуться в штаб полка, как вдруг слева от пирса раздались пулеметные очереди. "Неужели русские опередили нас и высаживают свой десант на Виртсу?"
Стрельба продолжалась несколько минут. Огонь вели с залива и берега. Наконец все затихло. Оказывается, потеряв в темноте ориентировку, суда прошли по дуге и, уткнувшись в берег, начали высадку десанта на собственной территории. Произошла стычка с охранным взводом, принявшим штурмовые боты за русские корабли. Несколько человек убито и ранено.
Полковник Мельцер был вне себя от гнева. Резко отчитав за беспечность командиров первой роты и штурмовых ботов, он приказал сейчас же выходить в море. Страшно было даже подумать, что первая волна теперь может не выполнить боевую задачу из-за нелепой задержки первой роты. Ведь фактически по огневой мощи она не уступает русскому стрелковому батальону. На вооружении немецкой усиленной стрелковой роты имелись два противотанковых орудия и две горные пушки, три легких и два тяжелых миномета, шесть станковых пулеметов, три огнемета и противотанковое ружье. Требовалось только 65 штурмовых ботов, чтобы переправить эту, роту на вражеский берег.
Мельцер ушел с пирса лишь после того, как затих шум моторов штурмовых ботов, на предельной скорости идущих к вражескому берегу. Сам он со штабом полка намеревался переправиться на Муху со второй волной.
14 сентября на рассвете наблюдатели с Муху заметили в редеющем тумане десантные корабли: катера, баржи, самоходные боты, шаланды и шлюпки. На противоположном берегу пролива заухали немецкие орудия, снаряды стали все чаще рваться в районе пристани Куйвасту. Из-за серых облаков появились первые "юнкерсы" и, рассыпавшись над побережьем цепью, стали бомбить передний край обороны островного гарнизона, подготавливая место высадки своего десанта.
- Начинается… Держись, - бросил Смирнову на ходу Абдулхаков и стремглав выскочил из дзота. Смирнов вышел вслед за ним.
Над островом стоял сплошной гул от разрывов вражеских снарядов и авиабомб. Артиллерия гарнизона молчала, терпеливо ожидая подхода десантных кораблей на прямой выстрел.
Смирнов быстро установил стереотрубу и впился глазами в мутно-серый пролив, разглядывая выплывающие из тумана десантные катера. Они заполнили собой весь пролив и шли на небольшом расстоянии один от другого. Над ними кружили истребители, прикрывая их с воздуха.
Из леса к Смирнову подошел Охтинский с биноклем в руках. Став поодаль, он внимательно осмотрел весь горизонт, отыскивая основное направление удара врага. Группа, идущая прямо на Куйвасту, была наиболее многочисленной, да и "юнкерсы" с особой тщательностью обрабатывали пристань.
В небе неожиданно повисла одна ракета, за ней вторая, третья. Гул над побережьем Муху усиливался резкими залпами советских батарей. В воздухе стоял пронзительный свист падающих бомб и снарядов, сухой треск разрывов и вой кружащих над пристанью самолетов.
Охтинский и Смирнов прильнули к окулярам: снаряды, вздымая пенистые султаны воды, падали перед вражескими судами, преграждая им путь к берегу.
К дзоту подбежал связной командира батальона. Абдулхаков в начале боя перебрался на южный участок обороны и командовал своими людьми оттуда. Приложив руку к каске, связной стал что-то говорит, но Смирнов не расслышал его слов в сплошном грохоте и подошел к нему вплотную. В следующее мгновение земля под его ногами задрожала, воздух заколебался, и он, потеряв равновесие, ткнулся лицом в жесткую траву. Резкий, напористый звук ударил в уши, посыпались комья земли - в нескольких метрах от землянки разорвался немецкий снаряд. Смирнов в страхе пошевелил сначала ногами, потом руками. Кажется, все в порядке. Вспомнив о начальнике штаба, он торопливо поднялся и шагнул к нему. Но Охтинский уже встал сам, отряхивая китель. Лицо его побледнело, на щеках выступили красные пятна.
- Не задело вас, товарищ подполковник? - спросил Смирнов.
- Пронесло, - ответил Охтинский.
Смирнов оглянулся. В пяти шагах от него на боку лежал связной с полуоткрытым ртом. По лицу его стекали две струйки крови. Губы застыли на полуслове; даже мертвый, он, казалось, силился передать приказ командира. Но Смирнов и без слов знал, зачем был послан связной. Абдулхаков просил огня 43-й батареи, которая не один раз выручала его батальон.
- Не вижу всплесков снарядов вашей батареи, товарищ лейтенант, - не отрывая глаз от бинокля, сказал Охтинский.
Слова начальника штаба подхлестнули Смирнова. Он наклонился к Кучеренко и на ухо во весь голос прокричал:
- Открывайте немедленно огонь! Почему не открываете огня? Передайте еще раз!
Трясущимися руками Кучеренко хватался то за одну ручку настройки, то за другую. Смирнов понял: случилось что-то неладное.
- Есть связь с батареей? - леденеющим голосом спросил он.
Краснофлотец отрицательно замотал головой. Глаза его наполнились слезами, верхняя губа дрожала, он готов был расплакаться от обиды и беспомощности. Взрыв снаряда вывел радиостанцию из строя. От волнения Кучеренко никак не мог найти поломку и шарил всюду окровавленными руками: осколком ему задело левую руку чуть повыше кисти. Смирнова охватило отчаяние: его товарищи, с которыми он не раз был на краю гибели, сражаются сейчас с врагом, умирают, а 43-я батарея молчит. Разве Абдулхаков простит ему это? И телефонной связи здесь нет, поэтому он вынужден был отослать Кудрявцева обратно на батарею. Смирнову захотелось сорвать на Кучеренко злобу, но он понимал, что краснофлотец не виноват. Подавленный, Смирнов глядел на бурлящий от разрывов пролив, не зная, что делать. Кругом, насколько хватало глаз, были видны немецкие катера, баржи, мотоботы, шаланды и шлюпки; они напористо шли к берегу Муху. Возле острова Вирелайд стояли три шаланды.
"Что с Сарапиным, жив ли? Впрочем, такого голыми руками не возьмешь", - подумал он о старшине 2-й статьи.
Несмотря на огромные потери, десантные корабли подходили к острову. Вода кишела плавающими людьми, по гитлеровцы не пытались подобрать их: они стремились быстрее уцепиться за землю. Немецкие батареи перенесли огонь в глубину обороны гарнизона, чтобы не поразить свои катера. В бой вступили говорливые пулеметы, сухо защелкали винтовочные выстрелы. Бойцы батальона упорно защищались, не давая возможности кораблям с войсками подойти вплотную к берегу. Но вражеские корабли все шли и шли. Казалось, им не будет конца.
Связной от Ключникова сообщил начальнику штаба, что противнику удалось зацепиться за берег в северо-восточной части острова, около Каласте. Идут упорные бои за деревню. Под угрозой и Куйвасту. Ни слова не говоря, Охтинский побежал к пристани.
Впереди, метрах в ста двадцати, на каменистую косу с катеров и барж прыгали гитлеровские солдаты, беспорядочно стреляя на ходу. Слева тянулись изрытые снарядами окопы, из них красноармейцы вели винтовочный огонь по косе. Справа, на бруствере разваленной стрелковой ячейки, стоял станковый пулемет, надежно прикрывающий правый фланг обороны. Охтинский понял, что, пока пулемет будет бить по врагу с этой позиции, противнику не удастся пройти косу и приблизиться к окопам. Созрел план контратаки. Пулемет будет удерживать противника на месте до прихода подкрепления, обещанного Ключниковым, а потом совместными силами одним ударом можно будет смять врага и опрокинуть его.
Когда гитлеровцы кинулись по захваченной косе на окопы, длинная очередь "максима" заставила их прижаться к земле. Через две минуты они опять поднялись в атаку, и снова пулемет уложил их на землю. С катеров и барж по стрелковой ячейке ударили пулеметы. Пули с нудным свистом пролетали мимо Охтинского.
Он невольно прижался спиной к деревянной стене сарая, потеряв пулеметчиков из виду. Громовой рев заставил его отпрянуть от спасительной стены и посмотреть на косу: гитлеровцы в третий раз бросились в атаку. "Максим", дав короткую очередь, неожиданно замолк. Охтинский впился глазами в стрелковую ячейку. Так и есть, оба пулеметчика убиты. Один лицом вниз неподвижно лежал за пулеметом, другой скатился на дно ячейки. Только пулемет мог сейчас заставить немцев отказаться от атаки. Но кто заменит пулеметчиков? Охтинский решил послать к "максиму" связного, но, оглянувшись, увидел его убитым.
Ближе всех к станковому пулемету занимало оборону отделение Сычихина. С катеров и барж прыгали в воду и выходили на берег все новые и новые группы немецких солдат. Винтовочный и автоматный огонь не мог их остановить. Взоры всех невольно обратились к стрелковой ячейке, на бруствере которой высился "максим".
- Пулемет, огонь! Стреляй быстрее, пулеметчик! Давай огня, бей гадов! - слышались взволнованные голоса в окопе.
- Чертова душа, - не выдержал и Сычихин. Сложив руки рупором, он громко крикнул пулеметчику: - Открывай огонь, что тянешь! Давай!..
Гитлеровцы, ободренные молчанием пулемета, с победным криком устремились к окопам. Еще метров тридцать - и они выйдут с узкой косы. Тогда их ничем не остановить. Но тут наконец заговорил станковый пулемет. Первая шеренга замешкалась, остановилась и залегла. "Максим", не переставая, продолжал косить сбившуюся толпу врагов, оттесняя ее обратно к воде. Досталось и тем, кто лежал на земле - с бугра пулемет простреливал всю косу.
Станковый пулемет неожиданно прекратил стрельбу, Сычихин насторожился. Что бы это могло значить? Не мог сейчас пулеметчик по своей прихоти прекратить огонь. Наверное, кончилась лента, перезаряжает пулемет…
Через несколько минут "максим" заговорил снова, но вскоре опять умолк. Сычихин встревожился не на шутку: он видел, что с кораблей пулеметы вели огонь по стрелковой ячейке.
- Давай, морячок, выручай! - крикнул белокурый боец в сторону "максима".
- Какой морячок? - не понял Сычихин.
- Так пулеметчик-то - наш моряк! Я сам видел, как он прибежал к пулемету вон из-за того дома, - объяснил боец.
"Морячок? Уж не Кучеренко ли это? Они ведь где-то здесь близко", - вспомнил Сычихин о своем новом друге.
- Вот что, пойдете со мной к пулемету, - сказал он бойцу. - Надо помочь товарищу.
Белокурый краснофлотец кивнул в знак согласия и, выскочив из окопа, пополз по-пластунски за сержантом к стрелковой ячейке. Сычихин уже отчетливо увидел черную спину пулеметчика, когда "максим" заговорил снова. Да, это был действительно моряк, но не Кучеренко.
- Давай-давай, браток! Молодцом стреляешь! Бей их, сволочей! - одобрительно проговорил Сычихин над ухом пулеметчика, дружески похлопав его по плечу.
Но, заглянув в лицо пулеметчика, он остолбенел и в первое мгновение потерял дар речи: это был начальник штаба подполковник Охтинский. Из виска подполковника сочилась кровь и каплями падала на рукав кителя. На правом плече расплылось кровавое пятно, китель был распорот.
- Товарищ подполковник, разрешите заменить вас? Вы ранены, вас надо в тыл, - опомнился Сычихин.
- Прибыло подкрепление? - не поворачивая головы, спросил Охтинский, продолжая разить цепи врагов. - Без подкрепления я не могу уйти…
Сычихин ничего не знал о подкреплении, но сообразил, что начальник штаба не отойдет от пулемета, пока не придет помощь.