- Придет… пришли уже, пришли, - торопливо заверил он. - Я сам видел. Целый взвод, рота…
Охтинский разжал пальцы и устало повалился на спину. Пулемет замолчал.
- За пулемет! И стрелять до последнего патрона, - приказал Сычихин бойцу, а сам, взвалив на спину обмякшее тело подполковника, пополз в тыл.
Охтинский сначала помогал ему одной рукой и ногами, а потом выбился из сил и впал в забытье.
С каждым метром ползти становилось труднее. Сычихин взбирался по отлогому холму на гребень, за которым они оба будут чувствовать себя в безопасности. Вокруг них свистели пули, впиваясь в землю. Сзади слышались беспрерывная стрельба пулемета, резкие хлопки винтовочных выстрелов, чужой крик. Но сержант думал только о том, как бы скорее перевалить через гребень холма и спасти подполковника.
С трудом перебравшись через гребень, Сычихин осторожно положил Охтинского на траву. За холмом было сравнительно тихо. Сюда доносились лишь отголоски боя да гул "юнкерса", кружившего над дорогой, что проходила у подножия холма. Около леса Сычихин заметил санитарную машину. Сняв каску, он стал размахивать ею, подзывая санитаров. Два человека с носилками побежали ему навстречу. Не теряя времени, Сычихин взвалил на спину начальника штаба и стал спускаться. Через минуту санитары бережно уложили подполковника на носилки и понесли к машине.
- Нужно сбросить немцев в воду, сержант. Иначе нам долго не выдержать: их много, - тихо проговорил Охтинский и, слабо пожав руку сержанта, шепотом добавил: - Спасибо, товарищ…
- Сбросим, товарищ подполковник, обязательно сбросим. Вы только не волнуйтесь.
Круто повернувшись, Сычихин стал снова взбираться на холм. На гребне он остановился и посмотрел вниз. Санитары вносили подполковника в машину; возле них суетилась медсестра в белом халате. Неожиданно из-за леса вылетел "юнкерс" и спикировал на санитарную машину. Последовал один взрыв, второй, третий… Клубы дыма скрыли машину. У Сычихина перехватило дыхание. Не помня себя, он скатился с холма и бросился к месту падения бомб. Дым быстро рассеялся, но машины Сычихин не увидел. Вместо нее валялась груда обломков, а рядом - изуродованные тела санитаров. Сознание страшного несчастья пронзило его. Он принялся разбрасывать обломки, отыскивая подполковника. Охтинский лежал с обезображенным, окровавленным лицом и полуоткрытыми глазами.
- Сволочи, что же они сделали, - застонал Сычихин, до крови кусая губы, чтобы не разрыдаться. Но мешкать было нельзя.
Взбежав на холм, Сычихин заметил большую группу красноармейцев, шедших на помощь.
"В самый раз подоспели", - подумал он.
В окопе Сычихин отыскал командира роты и сказал ему:
- Начальник штаба подполковник Охтинский приказал сбросить фашистов в море.
- Где находится подполковник? - спросил командир роты.
- Подполковник… погиб…
- Выполним, - сказал командир роты. - Подкрепление прибыло. Приготовиться к контратаке, - передал он по окопам.
Сычихину показалось, что прошла целая вечность, когда наконец командир роты появился на бруствере окопа и призывно крикнул:
- За Родину, товарищи! Ура!
В потоке бегущих красноармейцев Сычихин вырвался вперед и первым врезался в толпу врагов. Яростно нанося удары штыком, он прокладывал себе путь к воде, пока не споткнулся обо что-то мягкое и не упал на землю.
Не выдержав стремительной рукопашной схватки, гитлеровцы отступали к воде и добирались вплавь до своих катеров. Но успех контратаки закрепить не удалось. Противник уцепился за берег по другую сторону пристани и стремился окружить Куйвасту. Сбросить его в воду не хватило сил, и красноармейцы вынуждены были отступить на вторую линию обороны.
Высадка гитлеровцев на косу и контратака красноармейцев происходили у Смирнова на глазах. Он все еще пытался наладить по радио связь с батареей, но все усилия Кучеренко ни к чему не привели. От пристани, из-за деревянного забора, группа немецких солдат бежала к ним. Оценив положение, Смирнов приказал Кучеренко разбить радиостанцию и укрыться в землянке.
В землянке оказался ящик с гранатами. Стоя в дверях, Смирнов одну за другой бросал их в гитлеровцев. Кучеренко едва успевал подавать гранаты. Двое красноармейцев, находившиеся здесь, вели прицельный огонь из винтовок.
- Последняя, - тихо сказал Кучеренко, задержав в руке гранату.
- Побережем ее, - остановился разгоряченный Смирнов, хотел добавить: "Для себя", но сдержался.
Гитлеровцы, видя, что землянку так просто не взять, начали в ответ забрасывать ее гранатами.
- Бегом к лесу! - крикнул Смирнов.
Благополучно перевалив через холм, артиллеристы укрылись в низком кустарнике на краю болотистой лощины, за которой виднелась большая роща. В кустарнике оказалось восемь красноармейцев.
- Отстали от своих. В лапы чуть не попали к фашистам, - объяснил Смирнову высокий красноармеец в разорванной на груди гимнастерке. - Надо уходить отсюда, товарищ лейтенант. Накроют тут нас. Канава здесь есть, по ней до рощи доползем, а там - наши.
- Пошли, - согласился Смирнов, пропуская вперед красноармейца.
Канаву они отыскали быстро и гуськом поползли по ней к роще. Смирнов полз вторым за высоким красноармейцем, часто оглядываясь назад. По мере продвижения вперед канава становилась глубже и шире, на дне ее появилась покрытая зеленью вода. Местами приходилось плыть, цепляясь руками за шершавую колючую траву. Над головой то и дело со свистом проносились пули: стреляли где-то сзади. Одна из пуль сразила красноармейца, который полз первым.
- Убили! - крикнул он и ткнулся головой в воду.
Теперь Смирнов полз первым. Примерно на середине лощины канава раздваивалась, один рукав ее уходил вправо. Услышав немецкую речь, Смирнов осторожно приподнялся над травой и осмотрелся. Впереди, метрах в сорока, были немцы, дальше виднелась огромная яма.
"Хоть бы до нее добраться", - подумал он, не зная, на что решиться. Находиться здесь было опасно: еще немного - и немцы заметят. Идти назад - тоже, оставалось одно - попытаться силой прорваться хотя бы к той яме. Но какая это сила? Одиннадцать человек - усталых, измученных…
Подполз Кучеренко и, посмотрев на гитлеровцев, ужаснулся:
- Тут нам не пройти! Надо роту, чтобы пробиться.
- Роту? - шепотом повторил Смирнов. - Мы все будем рота. - Он повернулся к бойцам: - Товарищи, дело серьезное. Надо идти на прорыв, другого выхода нет. Мы - рота. Больше шума. Бежать быстрее к яме, попытаемся организовать оборону.
Распределив поровну гранаты, бойцы расползлись по канаве в цепь и приготовились к шумовой атаке.
- Рота, - скомандовал Смирнов, поднимаясь во весь рост, - за мной, в атаку! Ура-а! - И, бросив в немцев гранату, выскочил из канавы и побежал вперед.
Бойцы с криком бросились за ним. Гитлеровцы, не ожидавшие нападения сзади, разбежались в стороны. Но тут откуда-то с фланга застрочил немецкий пулемет, потом второй. Один из бойцов, взмахнув руками, покатился по траве. Еще пять рухнули на землю. Остальные по-пластунски поползли к яме. Пулеметы, захлебываясь, били, преграждая путь к отступлению. Смирнов уже приближался к яме, когда почувствовал режущую боль в правой ноге. В следующий момент он очутился в сырой яме.
Оглянулся. Гитлеровцы были почти рядом.
Смирнов выбрался из ямы и уполз в высокую траву, потом пополз дальше - к заветной роще.
С каждой минутой становилось тяжелее. Изрезанные осокой руки слабели, приходилось часто отдыхать. От потери крови кружилась голова, мутило. Но он упорно продолжал ползти…
Когда до рощи оставалось метров сто пятьдесят, перед Смирновым неожиданно появился немецкий офицер. Торопливо вынув из кобуры пистолет, Смирнов выстрелил, но промахнулся. Рука дрожала, пистолет казался слишком тяжелым, и он никак не мог поймать на мушку лицо фашиста. Прицелился второй раз, но офицер опередил его. Короткая автоматная очередь пригвоздила Смирнова к земле: пули прошили правую голень.
"Теперь конец", - подумал он и закрыл глаза.
К офицеру подбежали солдаты, потом все вместе они подошли к Смирнову. Один из них подобрал его пистолет, другой брезгливо пошевелил лейтенанта носком кованого сапога. Смирнов, затаив дыхание, лежал без движения.
Когда затихли их голоса, Смирнов глубоко вздохнул и открыл глаза. Он увидел покрытое белесыми облаками небо, из просветов между ними выбивались желто-розовые пучки света. Приближался вечер. Надо было скорее укрыться в роще, иначе его заметят. Он попытался подняться, но силы совсем покинули его. Правая нога как будто налилась свинцом и мешала двигаться, руки тяжелели и становились непослушными, голова кружилась, а по вискам словно кто-то часто стучал деревянным молоточком…
- Хальт! Стоять! - послышался оклик.
Не успел Смирнов опомниться, как на него насели несколько человек и скрутили ему руки.
- Лейтенант, - уловил он и потерял сознание.
Очнулся от тупой боли в правой ноге. Над ним склонился какой-то краснофлотец.
- Сарапин? - узнав старшину 2-й статьи, обрадовался он.
- Лежите спокойно, товарищ лейтенант, - перебил Сарапин. - Я жгутом перевязал вам ногу. Кровь остановил. Иначе труба.
- Где мы? Как вы сюда попали?
- В Куйвасту, - ответил старшина. - Контузило меня на Вирелайде… Вот и попал к ним. А краснофлотцы мои погибли героями… Три шаланды подошли утром к нам, человек пятьдесят фашистов. Половину мы уничтожили. Жаль, гранат было мало, а то бы и остальным крышка.
- Еще не все кончено, старшина, - глубоко вздохнув, проговорил Смирнов и закрыл глаза руками.
Им предстоял тяжелый, изнурительный и долгий плен в фашистских концлагерях.
76-миллиметровая четырехорудийная батарея старшего лейтенанта Лукина, огневая позиция которой находилась в трех километрах севернее Куйвасту, с максимальной скорострельностью вела огонь по немецким десантным кораблям, упорно шедшим к пологому берегу. Непроходимая стена высоких всплесков грозно стояла перед ними. За несколько минут боя пролив Муху-Вяйн поседел: он стал совсем белым, как во время сильного шторма. Вода кипела в нем, словно в гигантском котле, извергая пенистые смерчи. Корабли метались между всплесками. Нарушая строй, они поворачивали обратно, но здесь на них наседали самолеты и заставляли идти на штурм острова.
С наблюдательного пункта - построенной на опушке леса деревянной вышки - Лукин видел в стереотрубу, как один из катеров, потеряв управление, завертелся в водовороте, а потом и загорелся. Другой катер медленно погружался в воду. Еще две баржи потеряли ход: их прямой наводкой расстреливали два орудия второго огневого взвода. Первый огневой взвод младшего лейтенанта Спирина стрелял с закрытой позиции, с НП Лукин управлял его огнем. Сами орудия, скрытые лесом, он не видел и лишь замечал справа от себя два сизых клуба дыма, появлявшихся над вершинами деревьев. Зато весь второй взвод у него был как на ладони: он простым глазом мог наблюдать за слаженной и четкой работой орудийных расчетов.
Вскоре справа над лесом стал появляться лишь один клуб дыма.
- Что там у них стряслось? - спросил Лукин телефониста. Сейчас, как никогда, важен плотный огонь всей батареи, чтобы рассеять строй немецких десантных кораблей.
Телефонист вызвал командира первого огневого взвода; Лукин взял у него трубку.
- Что случилось? - нетерпеливо спросил он.
- Задержка на первом орудии, товарищ старший лейтенант, - ответил Спирин. - Осечка! Снаряд в стволе застрял.
- Немедленно устранить! - крикнул Лукин, хотя и знал, что задержка не из простых: снаряд боевой, может всякое случиться.
Об этом же знал и каждый артиллерист первого орудийного расчета во главе со своим командиром сержантом Романюком. Попробуй выбей снаряд из канала ствола. Дотронешься до него - и взрыватель сработает. И ждать нельзя: вокруг идет бой.
- Выбивать снаряд! - приказал командир огневого взвода. Сержант Романюк понимал, что другого выхода нет, но кого заставить? Впервые произошло такое за его долгую службу на батарее.
Замковый Андреев несколько раз открыл и закрыл затвор.
- А ну, отходите все в сторону, - сказал заряжающий Колыхалов и взял из ЗИПа пробойник - тонкий длинный деревянный шест с конусным стаканом на конце. - Давайте-ка я в стволе пошурую.
Наводчик Кочергин придал стволу орудия горизонтальное положение и отошел в окопчик, где уже собрались артиллеристы. Низкорослый, широкоплечий Колыхалов вставил с дульной части в ствол пробойник и осторожно стал выбивать снаряд. Его земляку и другу замковому Андрееву казалось, что вот-вот взрыватель сработает, последует взрыв и осколки попадут в грудь Василию. Колыхалов между тем все настойчивее и настойчивее выбивал снаряд, и наконец тот вынырнул из казенника и упал на землю.
- Молодец, Вася! - закричал обрадованный Андреев и обнял друга. - Герой ты у нас!
- Герой, - ухмыльнулся Колыхалов. - Переодеться бы… Весь мокрый…
- Прогоним фашистов, мыться в залив пойдем…
Колыхалов хотел ответить другу, но прозвучала команда Романюка:
- Расчет, к бою!..
Лукин увидел, как над вершинами деревьев появились снова два клуба дыма. "Быстро справились с задержкой", - отметил он про себя. Теперь его батарея снова вела огонь с максимальной скорострельностью.
Немецкие десантные корабли отказались идти к берегу напрямик, через стену всплесков, и, сосредоточив свои силы, начали отходить в сторону от батареи. Тут же с пролива налетели на берег шесть "юнкерсов", и первый из них спикировал на открытые орудия второго огневого взвода. Лукин видел, как две бомбы разорвались рядом с двориком четвертого орудия, три артиллериста упали на землю. Не успел первый самолет набрать высоту, как пошел в пике второй, а за ним третий, четвертый. Дым и пыль скрыли от глаз Лукина второй огневой взвод.
- Убит командир четвертого орудия, - доложил ему телефонист. - Погиб помкомвзвода… Убиты командир третьего орудия и наводчик… Ранены заряжающие и замковые…
А фашистские бомбардировщики все продолжали наносить удары по двум беззащитным орудиям.
- Вышли из строя оба орудия, - передал телефонист, и связь оборвалась. Лукин послал связного с приказом второму взведу отойти в лес. Увидел, что десантные корабли вновь повернули к берегу.
- Первому огневому взводу занять открытую огневую позицию! - приказал он Спирину.
Артиллеристы быстро свернули орудия в походное положение и прицепили к ЗИСам. Машины поехали по проселочной дороге; за ними ползли гусеничные тракторы с прицепами, на которых находились снаряды. По дороге ехать было опасно: головную машину уже приметили "юнкерсы". Шофер свернул в лес и завилял между деревьями. Казалось удивительным, что он не задевает за стволы бортами или орудием. Впереди поднялись три высокие сосны. Машина встала.
- Поможем, товарищи! - перемахнул через борт Романюк. В руках у него оказался топор, и тут же первая сосна рухнула на землю. Артиллеристы взялись за топоры и пилы.
Андреев был удивлен, когда увидел в проливе множество катеров, барж, баркасов, шлюпок, и все они шли в Муху.
- Как сельдей в бочке! - выкрикнул Колыхалов. - Промахнуться трудно.
Артиллеристы торопливо установили орудие на заранее подготовленное место.
- К бою! - скомандовал Романюк.
Колыхалов вогнал в камору снаряд, Андреев закрыл затвор.
- Прямой наводкой!..
Наводчик Кочергин поймал в панораму шлюпку.
- Готово!
- Огонь!
Всплеск поднялся правее шлюпки.
- Промазал! - укорил наводчика Колыхалов. - Ты что, Андрюха, окосел на правый глаз, что ли? Да брось камень - не промахнешься.
Второй снаряд опять не достиг цели.
- Трубка шестнадцать, прицел сто двадцать! Два снаряда один за другим… Р-раз! И мимо! - потешался над наводчиком Колыхалов. - Ай да Яшка-артиллерист!
Кочергин не обращал внимания на заряжающего, к его шуткам он давно уже привык.
- Готово! - поймал он цель.
Третий снаряд прошил шлюпку, и она стала тонуть, Колыхалов ликовал.
- Вот что значит критика снизу! Помогла нашему наводчику.
Пристрелявшись, орудие начало поражать цели. Десантные суда боялись идти к берегу напрямик и пытались обойти батарею с флангов, но меткие залпы взвода достигали их и там.
На артиллеристов обрушилось звено бомбардировщиков. На бреющем полете самолеты пролетели над орудиями, посыпая землю мелкими бомбами. Не успели они улететь, как с противоположного берега Муху-Вяйн, из района Виртсу, открыла огонь тяжелая немецкая батарея. Побережье острова Муху было ею давно пристреляно, и снаряды точно ложились возле орудий. Первым ранило осколком наводчика Кочергина.
- Андреев, заменить наводчика! - скомандовал Романюк.
- Ну, если Миша встал за панораму, фашистским судам труба. Все дно пролива будет усеяно ими, - подзадорил Колыхалов друга.
Андреев выбрал большой катер и навел орудие.
- Готово!
Первый же снаряд угодил в катер, это было видно даже простым глазом.
- Что я говорил! - воскликнул Колыхалов и вогнал в камору очередной снаряд. Но катер как ни в чем не бывало приближался к берегу. Второй снаряд тоже достиг цели.
- Заколдованный, чертяга, не иначе, - озабоченно проговорил Колыхалов.
И третий снаряд точно попал в цель; катер наконец начал тонуть.
Колыхалов что-то закричал, но Андреев его не расслышал: рядом громыхнул вражеский снаряд и по броневому щиту дробно застучали осколки. Оглянулся - установщик Варфоломеев держится руками за раненую ногу, морщится от боли и плачет.
- Огонь! - крикнул Романюк, и Андреев навел орудие на ближайшую баржу. Между залпами он слышал, как Колыхалов стыдил "доктора" - так на батарее прозвали Варфоломеева, мечтавшего после службы поступить в медицинский институт.
- Ай-яй-яй! Доктор, а ревет. Когда станешь знаменитым хирургом, вот и будешь помнить, как достается больным…
За орудием рванул немецкий снаряд, Колыхалов упал.
- Вася! - Андреев хотел броситься другу на помощь, но Колыхалов приподнялся сам. Осколок ударил ему в бедро. Превозмогая боль, он улыбнулся:
- Оказывается, фашисты тоже умеют метко стрелять…
Санинструктор увел раненых на перевязку, но Колыхалов, прихрамывая, вскоре снова появился у орудия.
- Ты чего? - удивился Романюк.
- Тошнит меня от всяких касторок, - страдальчески улыбнулся Колыхалов. - Здесь хоть свежим воздухом подышу. Да и помогу вам в чем-нибудь. А то разобьете фашистов и все ордена да медали себе позабираете. А тут, глядишь, и мне перепадет медалька, хотя бы самая маленькая.
- Ладно, подноси снаряды с прицепа, - махнул рукой командир орудия.
Колыхалов заковылял к прицепу, взял сразу три снаряда и понес на орудие. Слева от него взметнулся столб грязи и дыма. Андреев увидел своего друга уже лежащим на земле с тремя снарядами на груди.
- Вася, ты чего это? Вставай! - подбежал к нему Андреев, схватил за руку и попытался помочь Колыхалову встать. И тут заметил кровавое пятно на левом боку гимнастерки. - Вася, друг! Ва-а-ася!.. - не помня себя, исступленно закричал Андреев. Только сейчас Колыхалов нес снаряды к орудию, улыбался, шутил - и смерть вдруг… В горле Андреева застрял комок, он готов был разрыдаться, и разрыдался бы, если б не окрик командира орудия:
- Фашисты подходят к берегу! Давай на орудие!