Байсулитов, до боли сжав зубы, поливал свинцовым дождем вражеские бомбардировщики. "Юнкерсы" сначала обходили зенитную установку, но потом, видя, что огонь во причиняет им вреда, перестали ее опасаться. Байсулитов не понимал, почему так получается. Он ясно видел, как трассы упирались в фюзеляжи самолетов. В чем же причина? Почему он не сбил ни один самолет? Догадка обожгла Байсулитова: ведь он бил в брюхо бомбардировщикам, а оно бронированное! В горячке боя он совсем забыл об этом. Значит, надо взять выше, целиться в кабину летчика.
Поймав в перекрестие прицела кабину спикировавшего на первое орудие "юнкерса", он с силой нажал на гашетку. Бомбардировщик круто взмыл вверх, потом с трудом принял горизонтальное положение и, переваливаясь с крыла на крыло, неуклюже полетел к заливу. Не пролетев и километра, он вошел в штопор и врезался в воду. Не успел Байсулитов прийти в себя, как на него налетели четыре "мессера". Гитлеровцы мстили за свой бомбардировщик.
Лейтенант Мельниченко с командного пункта видел, как сбитый "юнкерс" скрылся под водой.
- Байсулитов сбил "юнкерс", - передал он Букоткину и посмотрел в амбразуру на мыс, отыскивая глазами зенитную установку. На том месте, где стоял пулемет, он увидел лишь сплошные взрывы бомб. Пулемет не стрелял.
"Не буду докладывать пока командиру, - решил он. - Незачем лишний раз волновать его".
Букоткин напряженно следил за падением снарядов, направляя их в самую гущу вражеских кораблей. Еще два катера с десантом были разбиты в щепки. Остальные семнадцать повернули обратно и стали удирать к миноносцам. Букоткин скомандовал корректору в прицел, чтобы накрыть и их, но потерял катера из виду: темная пелена скрыла все.
- Загорелся КП, - доложил Мельниченко.
Букоткин оторвался от визира. В пылу боя он и не заметил, как боевая рубка наполнилась дымом. Запахло гарью. За амбразурой показались длинные языки алого пламени.
- Перенести управление огнем на второе орудие. Быстрее налаживайте связь, - приказал он.
Мельниченко и телефонист юркнули в люк, съехали по трапу на землю и побежали на второе орудие. За ними спустились остальные краснофлотцы и Букоткин.
Едва батарея прекратила огонь, катера с десантом снова повернули к берегу и пошли на приступ. Вспыхнувшая яркой свечкой сухая деревянная вышка командного пункта служила им хорошим ориентиром. Враги были уверены, что с батареей покончено. Но батарея ожила и заговорила вновь. После первого же залпа катера бросились врассыпную. Когда один из них взлетел в воздух, а второй завертелся на месте, погружаясь в воду, остальные полным ходом стали уходить к миноносцам. Видя, что корабли десанта опять отошли, "юнкерсы" яростно набросились на огневую позицию. С небольшой высоты сбрасывали они бомбы на орудия. "Мессершмитты" закружились вокруг полыхающего командного пункта, поливая его из крупнокалиберных пулеметов. Стал точнее и огонь миноносцев, снаряды рвались в районе казарменного городка. Над батареей стоял сплошной гул самолетов, грохот и треск от взрывов бомб и снарядов, сухие раскаты орудийных залпов, назойливый свист летящих пуль и осколков. На маленькую территорию, занимаемую батареей, обрушились сотни снарядов и бомб. Казалось, все живое должно задохнуться и сгореть в этом огненном пекле.
Букоткин управлял огнем из окопчика, у второго орудия. С тревогой всматривался он в дымку, опасаясь появления второго эшелона десанта. Но его пока не было видно. Теперь главную опасность представляли бомбардировщики и истребители. Бомбы все чаще и чаще падали вблизи орудий, обдавая броневые щиты каскадом мелких осколков. На боевых постах было уже несколько убитых и раненых.
Вместе с командиром батареи в окопчике находились командиры взводов Мельниченко и Кухарь.
- Почему прекратила стрельбу зенитная установка? Что с Байсулитовым? - спросил Букоткин у Мельниченко. - Пошлите к нему на помощь кого-нибудь.
- Есть. Разрешите, я сам пойду? - попросил Мельниченко и, не дожидаясь разрешения, побежал.
- Идите к орудиям. Поблагодарите краснофлотцев за стрельбу.
Кухарь быстро скрылся за кустами орешника.
Одна из бомб угодила в зарядный погреб второго орудия. Взрывом разбросало приготовленные заряды и убило двух краснофлотцев. Порох загорелся. Языки огня по зарядам стали перебираться к тонкой дощатой перегородке, за которой находились снаряды. Второе орудие вот-вот могло взлететь в воздух. Не успел Герасимов скомандовать, как откуда-то появился краснофлотец и кинулся в открытую дверь погреба, из которой уже валил густой черный дым. Он выскочил, держа два горящих заряда. По колпаку на голове все узнали кока Дубровского. Бросив заряды на землю, Дубровский опять побежал в погреб. Три краснофлотца поспешили ему на помощь, четвертый схватил ведро с водой и облил дымящуюся спину кока.
Букоткин остановил Дубровского:
- Не нужно тушить заряды. - Он показал на горящий командный пункт, вокруг которого продолжали кружить "юнкерсы". - Поджигайте все, что горит. Пусть думают, что это их работа. Ясно?
- Понял, товарищ командир, - ответил Дубровский и побежал выполнять приказание.
Букоткин заметил, что всплески стали возникать вправо от катеров. Он хотел было передать поправку, как вдруг земля под его ногами качнулась, невидимая сила бросила его на бруствер. Раздался оглушительный взрыв. Тупо заныло правое плечо. Первое, что мелькнуло у него в сознании: надо скорее встать и продолжать управлять огнем, ведь катера с десантом повернули к берегу в третий раз! Упираясь руками о бруствер, Букоткин попытался приподняться, но правая рука подогнулась и повисла как плеть. Он сильнее оперся на левую, но и та плохо слушалась. Перед глазами поплыли мутные круги, в ушах стоял глухой звон. Он почувствовал, что падает в глубокую яму, хотел удержаться, но не хватило сил.
- Товарищ командир… товарищ командир… - теряя сознание, услышал он далекий знакомый голос.
"Кто же это мог быть? Ах да, кок Дубровский… Но почему Дубровский?.."
- Товарищ командир, вы живы? - услышал он голос Дубровского, отряхивающего с него землю.
Букоткин очнулся. Тряхнул головой, открыл глаза и увидел, что сидит на дне окопчика, прислонившись спиной к стене. Перед ним на коленях стоял черный от копоти Дубровский.
- Жив, конечно, - проговорил Букоткин, - не время сейчас умирать…
Дубровский облегченно вздохнул и опустился на землю.
- А я уж думал, что вас… Уж лучше бы меня убило…
- Зачем вас. Нам с вами жить надо, фашистов бить, - ответил Букоткин, а потом вдруг резко спросил: - Где катера?
Дубровский помог ему подняться. Букоткин впился глазами в залив, отыскивая катера. Левой рукой он провел по мокрому лицу и ощутил сгустки крови, перемешанной с грязью.
Прибежали испуганный Кухарь с санинструктором краснофлотцем Песковым.
- Почему батарея прекратила стрельбу? - спросил младшего лейтенанта Букоткин. - Видите, катера снова идут на нас.
- Вышла из строя телефонная связь с орудиями. Я приказал устранить повреждение, - ответил Кухарь. - Я на первом орудии был. Мы уж решили, что вы погибли… Краснофлотцы волнуются…
"Действительно, чудом уцелел", - подумал Букоткин, осматриваясь. Глубокая воронка от бомбы виднелась в десяти шагах. Пять человек из расчета орудия во главе с командиром младшим сержантом Герасимовым были убиты наповал. Тяжело ранило телефониста. Лежа на животе, он тихо стонал, не выпуская из рук телефонную трубку.
"Надо как-то передать краснофлотцам, что я жив…"
Но Букоткина уже опередил Дубровский.
- Жив командир батареи, жив! - радостно закричал он.
Букоткин опустился на землю и, закрыв глаза, терпеливо ждал, когда Песков закончит перевязывать его.
- Нужно перенести КП на другое орудие, безопаснее, - предложил Кухарь.
- Зачем? Думаете, дважды попадут в одно и то же место? Вряд ли, - возразил Букоткин.
Перед Букоткиным появился Дубровский.
- Товарищ командир, разрешите мне на второе орудие. Там никого не осталось, - попросил он.
- Идите, - согласился Букоткин.
Дубровский решил сначала осмотреть, все ли механизмы орудия в исправности. Около затвора уже возился комендор-наводчик, заменивший командира орудия.
Из старого орудийного расчета остались лишь два комендора-наводчика да установщик прицела. Вместе с наводчиком Дубровскому удалось снять разбитое стреляющее приспособление и заменить новым. Подбежали присланные на помощь Кухарем три краснофлотца с соседних орудий.
- К бою! - послышалась команда. - По катерам… Снаряд осколочно-фугасный…
Заряжающий потянулся за снарядом, вынесенным подносчиком из погреба, но Дубровский показал ему на убитого товарища, который лежал возле щита, придавленный снарядом. Краснофлотец разжал руки погибшего товарища, подхватил обрызганный кровью снаряд и вогнал его в камору канала ствола.
- За него первый залп! - приказал Дубровский, вставляя ударную трубку в запальное отверстие.
- Товсь!
- Поставить на залп! - донеслась команда.
Дубровский потянулся к затвору, но так с вытянутой рукой и застыл на месте. Впопыхах он забыл зацепить клевант за спусковой крючок, и теперь нечем было произвести выстрел. Дубровский оглянулся, отыскивая клевант, но нигде его не увидел. Как же теперь быть? Вот-вот последует команда "Залп", а орудие не может стрелять. Нет, он должен вместе со всеми произвести выстрел. Но как это сделать? Можно бы найти какой-нибудь шнурок, по где его найдешь так скоро, да и чтобы зацепить, нужно время.
- Батарея, залп!
"А что, если произвести спуск рукой?" Он понимал: малейшая неточность - и откатом орудия его может убить. Но что же делать? Приложив левую руку к раме затвора вплотную, чтобы ее не переломило откатом, он нажал пальцем на спусковой крючок. Раздался выстрел. Руку с силой отбросило назад. Не устояв, Дубровский упал, но тут же поднялся и снова встал на свое место.
"Теперь не страшно", - успокоился он.
Дружно прогремел второй залп; второе орудие на этот раз не запоздало. Затем-третий, четвертый.
- Есть! Еще один фашист тонет! Седьмой, - сообщил наводчик. - Катера удирают к миноносцам!
К орудию подошел Песков и стал выносить из погреба снаряды.
- Как командир батареи? - спросил Дубровский.
- Изрешетили всего, - ответил Песков. - А с поля боя не уходит. Пытались мы с командиром взвода увести его…
Потеряв семь катеров, гитлеровцы отказались от попытки высадить десант на берег и отвели оставшиеся десантные корабли к транспортам. Но самолеты и миноносцы с прежней силой наносили удары по батарее. Огневая позиция превратилась в гигантский костер. Все, что могло гореть, горело. Над батареей стояла завеса дыма и поднятой пыли. Казалось невероятным, что орудия продолжают стрелять.
Одна из бомб упала около радиорубки. Прекратилась связь со штабом БОБРа. Радист Яценко доложил об этом командиру батареи.
- Связь со штабом нужна. Необходимо восстановить ее. Сейчас это означает жизнь или смерть для батареи, - сказал Букоткин. - Попытайтесь собрать из поврежденных радиостанций одну.
- Есть! Постараюсь, товарищ командир, - ответил удрученный радист, плохо веря, что это возможно.
Теперь стреляло только первое орудие. Так распорядился Букоткин, чтобы враг думал, будто остальные два ему удалось вывести из строя.
Прекратив стрельбу по катерам, Букоткин перенес огонь на головной миноносец. Третьим выстрелом миноносец был накрыт. На корме возник пожар. Оставляя за собой полосу клубящегося дыма, миноносец увеличил ход и повернул в сторону залива. Тогда второй миноносец дал самый полный ход и, обогнув горящий корабль, поставил дымзавесу. Миноносцы прекратили обстрел батареи.
Вести прицельный огонь стало невозможно. Густой белый дым, подхватываемый ветром, быстро расползался по заливу, скрывая уходящие вражеские корабли. Неравный бой был выигран батареей. Букоткин решил прекратить огонь: надо было экономить снаряды, которых осталось не так уж много.
- Дробь! - скомандовал он и, отойдя от стереотрубы, устало опустился на взрыхленную снарядами землю. Не переставая ныло плечо, голова кружилась от слабости, начинало тошнить. Бинты затрудняли дыхание. Хотелось лечь и закрыть глаза…
Оглушительный взрыв бомбы, разорвавшейся впереди орудия, заставил Букоткина очнуться.
- Личному составу уйти в укрытие, - приказал он Кухарю.
Гитлеровские бомбардировщики снова налетели на батарею. "Юнкерсы" кружили в воздухе стаей, поочередно пикируя на орудия.
- Не успокоятся до тех пор, пока не уничтожат батарею, - сказал Кухарь.
- Ну что ж, мы им поможем, - проговорил Букоткин. - Сделаем вид, что действительно разбиты. Разверните первое орудие на юг. Второе - на север. Третье - на восток. Поняли? Не жалейте керосину…
- Понял, товарищ старший лейтенант, - ответил Кухарь.
Гитлеровцы, видя, как ярко вспыхнули орудийные дворики, прекратили бомбардировку. "Юнкерсы" покружили над дымящейся огневой позицией и, взяв курс на залив, вскоре скрылись из виду. Над батареей воцарилась непривычная тишина.
Дубровский подозрительно посмотрел на пропитанные дымом низкие облака: не появятся ли из них новые самолеты? Но бомбардировщики больше не появлялись. В ушах все еще продолжал стоять грохот сражения, болела левая рука, ушибленная откатом ствола.
К орудию подошел Букоткин. Дубровский ужаснулся, увидя перевязанное лицо командира батареи: из-под бинтов виднелись лишь нижняя губа, кончик носа и глаза. Захотелось сделать командиру что-нибудь приятное, обрадовать его, успокоить. Командир часто подходил к клумбе и подолгу простаивал около нее. Может, букет живых цветов обрадует его? Он же был первым героем в этом бою, наш командир батареи!
Оставив за себя наводчика, Дубровский заторопился к камбузу. Но на месте цветущей клумбы он увидел лишь круглую воронку от снаряда. Опустившись на колени, он стал ползать вокруг воронки в надежде найти под землей вырванные цветы. Под руки попадались только обрывки стеблей и корней. "Вот и сделал подарок командиру!" Он нехотя встал и поднял опрокинутую взрывом скамейку, на которой когда-то в свободные часы сидели краснофлотцы, любуясь цветами. Под скамейкой росла одинокая розовая астра, чудом уцелевшая от взрыва. Присыпанная землей шапка цветка отяжелела и склонилась набок, выгнув дугой тонкий стебелек. Ни огонь, ни взрывы, ни смерть не коснулись его. Цветок прошел все испытания боя и остался невредимым.
Через две минуты Дубровский уже находился на огневой позиции.
- Это вам, товарищ командир, - протянул он астру Букоткину.
- Мне?! - растерялся удивленный Букоткин.
- Берите-берите. Это же ваш любимый цветок. Последний…
- Спасибо, Дубровский, - здоровой рукой потрепал по плечу краснофлотца Букоткин и, чтоб не выдать своего волнения, отвернулся. От цветка повеяло близким и таким дорогим его сердцу. "Ведь это любимые цветы Маши! Как там она одна без меня, да еще с сыном?.."
Заметно прихрамывая, Букоткин по лесной тропинке направился с огневой позиции в землянку, где размещалась санитарная часть батареи. С перешейка доносились сухие винтовочные выстрелы и короткие пулеметные очереди: Карпенко вел бой с воздушным десантом. "Что-то у него там?" - вспомнил Букоткин о комиссаре, решив после перевязки сразу же отправиться на перешеек.
Едва он открыл дверь землянки, как в нос ударил терпкий непривычный запах йода и эфира. Букоткин даже закашлялся.
Военфельдшер, за несколько недель до войны призванный на службу из запаса, был чем-то раздражен и обеспокоен.
"Тяжеловато ему приходится", - подумал Букоткин о фельдшере, терпеливо ожидая, когда тот снимет с него пропитанные кровью бинты.
Военфельдшер наклонился к лицу командира батареи, на Букоткина пахнуло спиртом.
- Вы что, пьяны?!
- Разве в этом соль? - хрипло заговорил военфельдшер.
- В чем же?
- Раненых вон сколько. А конца боя и не видно. Батарея же окружена. Немцы гуманные люди. Они…
- За всех немцев говорить не буду, - перебил Букоткин, - но о фашистах… Извольте. На себе испытал. Вот, - приподнял он раненую руку.
Военфельдшер опустил голову, покраснел. Букоткин с трудом дождался конца перевязки и торопливо вышел из душной землянки на улицу. И тут он увидел высокий столб дыма, поднимавшийся из-за рощи с того места, где стоял дом Каалей.
"Подожгли все же дом фашисты. Хорошо, что хозяева ушли".
Внезапно наступившая тишина несколько встревожила Карпенко. Странным показалось, что "юнкерсы" перестали кружить над полуостровом и улетели на материк. Что бы это могло значить? За все время боя только один человек, сигнальщик Кудрявцев, был послан к нему, чтобы сообщить обстановку. Значит, тяжело, если Букоткин не смог больше прислать связного, а телефонная связь еще в самом начале была выведена из строя. Отправить своего связного на батарею Карпенко тоже не имел возможности: все люди были на счету.
Гитлеровский воздушный десант уже четыре раза пытался пробиться через перешеек к батарее, но, встречая меткий ружейно-пулеметный огонь краснофлотцев, фашисты всякий раз отступали, оставляя на поле боя убитых и тяжелораненых. Не помогли им и самолеты. Зарывшимся в землю краснофлотцам бомбы почти не причиняли вреда. Карпенко не ставил себе цели уничтожить весь воздушный десант. Это было невозможно. Достаточно хотя бы сковать действия десанта и не дать ему возможности приблизиться к батарее.
Воспользовавшись минутой затишья, Карпенко хотел было уже послать на батарею своего связного, но в это время по дороге загромыхала батарейная повозка. На ней ехал Букоткин.
- Здорово тебе досталось, - огорчился Карпенко, подойдя к повозке.
- Ну да и мы им вложили по первое число, - краешком губ улыбнулся Букоткин. - Семь катеров с десантом пустили на дно. Сбили "юнкерс" и подожгли миноносец.
Букоткин молча пожал руку комиссару, глядя в его близорукие глаза.
- Если бы не вы здесь, нам пришлось бы совсем туго, - сказал Букоткин.
Карпенко стоял перед Букоткиным, широко расставив ноги, поддерживая кобуру с пистолетом. На поясе у него висели гранаты. Он был похож на боевого революционного матроса, каких Букоткин видел в кино или на рисунках в книгах. Не хватало разве только пулеметной лепты через плечо.
Стали обходить огневые точки. Карпенко шел сзади и подробно расспрашивал о прошедшем бое. Букоткин говорил тихо, с большими паузами. Мешала повязка на лице. При упоминании фамилий погибших Карпенко качал головой. Всех их он хорошо знал с первого дня существования 43-й батареи.
- А кто отличился в бою? - помолчав, спросил он.
- Труднее ответить, кто не отличился, - сказал Букоткин.
Над перешейком показались два "юнкерса".
- Летят. Сейчас будут бомбить. А потом снова пойдут в атаку, - устало сказал Карпенко.
Букоткин повернул к дзоту, где находился станковый пулемет. Не дойдя до укрытия, он увидел, как от головного "юнкерса" стали отделяться точки. Казалось, бомбы надают прямо на них, но взрывы послышались сзади. Букоткин ускорил шаги, но, потеряв равновесие, упал. Глухой взрыв потряс воздух.