Он приказал гнать врага дальше, прижать к Муху-Вяйн. Но пришлось наступление прекратить и срочно закрепляться на занятых рубежах. Комендант БОБРа с нарочным прислал сообщение о движении немецких самоходных барж и катеров с десантом в тыл гарнизону острова Муху. Посты наблюдения подтвердили это. Немецкие десантные корабли обошли Муху с севера, направляясь в бухту Лыпемери. Южнее деревни Ранна они высадили около двух батальонов пехоты.
Создалась угроза полного окружения северной группы гарнизона. Ключников вынужден был снять с основного направления две роты и бросить их против десанта. Он понимал, что долго в деревне Пенкюля оставшимся подразделениям не продержаться: гитлеровцы, к которым уже подошло подкрепление, сожмут их в тиски, но оставить занятую позицию самостоятельно не решался. Он надеялся на помощь, но ему отказали. Коменданту БОБРа неоткуда было ее взять.
Во второй половине дня генерал приказал с боем отходить к деревне Лива.
Ключников отдал приказ об отступлении. Под ураганным минометным огнем и беспрестанной бомбардировкой фашистских самолетов подразделения начали отходить к деревне Лива, на шоссейную дорогу. Сам Ключников отходил с последним подразделением. Мимо него шли изнуренные тяжелыми боями краснофлотцы и красноармейцы. Многие тащили раненых, другие, шатаясь от усталости, несли оружие и патроны. Ключников обратил внимание на приземистого красноармейца, который, взвалив на плечи младшего сержанта, упрямо пробирался напрямик через кусты.
- Давайте раненого в мою машину, - предложил полковник.
Красноармеец наотрез отказался:
- Много нас, товарищ полковник. Всех машина не возьмет…
К машине с носилками в руках подошли два краснофлотца. На одном из них висела санитарная сумка с красным крестом, другой нес три винтовки. На носилках с окровавленной головой лежал летчик.
- Кто такой? - спросил Ключников.
- Летчик, младший лейтенант, товарищ полковник, - ответил краснофлотец с винтовками.
- Где вы его подобрали?
- Да с неба свалился. Над нами "чайка" пошла на таран "юнкерса", ну и оба самолета в землю… Наш-то летчик успел вывалиться из "чайки", даже чуть парашют приоткрыть. Плюхнулся прямо в болото. Чудом остался жив. Мы подобрали его и вот выносим к своим…
- Ваша фамилия? - поинтересовался Ключников.
- Краснофлотец двести второй зенитной батареи Красношлыков, товарищ полковник, - отчеканил зенитчик.
Из короткого рассказа краснофлотца Красношлыкова Ключникову удалось узнать о героической судьбе 202-й зенитной батареи БОБРа. При высадке десанта на остров Муху батарея вела огонь по самолетам и штурмовым ботам. В этом бою командир батареи старший лейтенант Белоусов был тяжело ранен. За командира остался его помощник лейтенант Малафеев. Меняя позиции, он с боем отходил от противника, а когда батарея была отрезана от частей гарнизона, установил два оставшихся орудия и в упор прямой наводкой расстреливал фашистов. Несколько часов стойко держались зенитчики, а когда снаряды кончились, разбили орудия и схватились врукопашную. Малафеев послал одного краснофлотца с донесением, остальные продолжали драться. Из окружения удалось вырваться немногим.
- Вы поступили по-геройски, - произнес восхищенный подвигом зенитчиков Ключников. - От имени Родины спасибо вам, товарищи.
Три дня мужественно обороняли моонзундцы остров Муху, но силы были не равны. К вечеру 16 сентября Ключников перенес свой командный пункт на западный берег Муху, в деревню Пиири. Сюда же отходили и подразделения гарнизона. Когда стемнело, на КП приехал Елисеев. Ключников доложил генералу обстановку.
- Потери в подразделениях составляют более пятидесяти процентов, товарищ генерал, - подвел он итог сражения за Муху. - Потери же противника значительно больше. Одних десантных судов с войсками потоплено в Муху-Вяйне около ста единиц.
- Что вы предлагаете, Николай Федорович? - спросил Елисеев.
- Предложение одно, товарищ генерал, - тяжело вздохнул Ключников, - оставить Муху и уйти на ориссарские позиции. Дамбу взорвать.
Елисеев задумался, по привычке теребя пальцами клинышек седой бородки. Действительно, положение на острове тяжелое. Противник получает все новые и новые подкрепления, он же ничем не может помочь Ключникову. Целесообразнее дать бой на ориссарских позициях, где пролив Вяйке-Вяйн будет служить естественным препятствием для продвижения немецких войск.
- Согласен с вами, Николай Федорович, - произнес Елисеев. - Сегодня ночью начинайте отход с Муху на ориссарские позиции. Саперам майора Навагина я отдам приказ о подрыве дамбы.
После отъезда в Курессаре коменданта БОБРа Ключников вызвал к себе Абдулхакова:
- Будете прикрывать отход наших подразделений на ориссарские позиции.
- Нам не привыкать, товарищ полковник, - улыбнулся Абдулхаков, вспомнив бои на Виртсу.
Всю ночь батальон Абдулхакова сдерживал немцев, не подпуская их к дамбе. Гитлеровцы понимали: защитники Муху уходят у них из-под носа. И стремились помешать этому. Десант, высадившийся в бухте Лыпемери, подошел к самой дамбе с севера и попытался захватить ее. Абдулхаков бросил против него две роты и ценой больших потерь удержал дамбу от захвата…
К Ключникову прибежал запыхавшийся связной из батальона Абдулхакова. По его лицу текла кровь.
- Товарищ полковник… Товарищ полковник… Капитан Абдулхаков… Убит капитан…
Ключников закрыл глаза и потер гудящие виски. Не стало его любимца, боевого, способного командира, вынесшего на своих плечах сражения за порт Виртсу и остров Муху. Такие люди, как капитан Абдулхаков, умирают в бою героями, в этом Ключников не сомневался. А возможно, командир батальона только тяжело ранен? Связной ошибся… Но разве что-нибудь узнаешь в такой обстановке?
- Погиб почти весь батальон, товарищ полковник, - чуть не плача, напомнил о себе связной.
Ключников вызвал капитана Двойных:
- Усиленную роту бросить на прикрытие отхода через дамбу, - приказал он.
Лейтенант Кабак получил приказ от майора Навагина о подрыве дамбы после отхода защитников Муху на ориссарские позиции.
- Постарайтесь распотрошить дамбу, - сказал Навагин. - В дальнейшем действуйте по обстановке.
- Раскроим дамбочку вдоль и поперек, - заверил Кабак. - Можете не сомневаться, товарищ майор.
Навагин уехал в Ориссаре, а Кабак заставил саперов рыть гнезда под мины перед въездом на дамбу.
В три часа ночи гарнизон Муху начал отход по дамбе на Сарему. Оставленные заслоны для прикрытия вели бой; стрельба отчетливо доносилась до дамбы. Сначала проехала артиллерия, за ней повзводно пошла пехота. Кабак и Егорычев стояли на обочине дороги и провожали взглядами усталых от изнурительных трехсуточных боев товарищей.
- Герои идут! - тихо, но гордо произнес Кабак. Егорычев вполне согласен был со своим командиром роты. О таких бойцах нельзя было и думать, что они побеждены в недавних сражениях. Они несли на своих плечах начало великой победы! Моонзундцы шли на новые позиции, чтобы через несколько часов или даже минут снова вступить в бой.
В шестом часу стали отходить и группы прикрытия. Последним у дамбы появился капитан Двойных с взводом бойцов.
- Больше на Муху наших нет. Слово за вами, саперы, - сказал он.
Кабак подал команду, и саперы быстро уложили в вырытые гнезда мины. Он оставил при себе пятерых саперов, остальных вместе с политруком Буковским отослал на Сарему.
На рассвете предутреннюю тишину разрезал треск мотоциклов.
- Добро пожаловать, господа! - сделал широкий жест Кабак, и тут же послышались взрывы мин. Трескотня мотоциклов замолкла. - Доброе начало! - пробасил довольный Кабак. - А теперь на дамбу! Приготовить к взрыву фугасы!
Саперы отошли на дамбу, в начале которой было заложено десять фугасов. В руках появились коробки со спичками. Потянулись напряженные минуты ожидания команды. В воздухе со стороны Муху появился немецкий разведчик. Самолет сбросил три зеленые ракеты, и через несколько минут к дамбе подъехали мотоциклисты, за ними гремели танкетки.
- Огонь! - скомандовал Кабак. Егорычев поджег бикфордов шнур двух фугасов и вместе с другими саперами отбежал в укрытие, сделанное в откосе дамбы. Сержант Тарабаров приготовил свой станковый пулемет. Мотоциклисты между тем проскочили фугасы. Тарабаров нажал на гашетку, и первый мотоцикл перевернулся вверх колесами. В этот же момент раздался огромной силы взрыв; над дамбой встал гигантский столб пыли и дыма, хорошо видимый с ориссарских позиций. Движение колонны танкеток было вовремя приостановлено.
- Красотища! - кричал Кабак. - Знай саперов, нечисть фашистская!
На дамбу налетели три "юнкерса" и сбросили бомбы возле укрытия саперов. К счастью, никто не пострадал. Самолеты быстро улетели.
- Отходить! - приказал Кабак, и саперы побежали по дамбе в сторону Ориссаре. Немцы, заметив бегущих, открыли артиллерийский огонь шрапнелью.
Ориссарские позиции
Расчет полковника Мельцера на внезапность не оправдался. Русские обрушили свой огонь очень дружно, и 1-му усиленному батальону пришлось вплавь добираться до берега. К тому же произошла ошибка в ориентации: высадка была произведена на два километра южнее намеченной точки, возле укрепленной пристани Куйвасту. Об этом командир 151-го пехотного полка уже узнал, когда высадился на Муху со второй волной. Из-за этого сорвался график движения судов, вторая волна высадилась на вражеский берег часом позднее. Опоздай они еще хотя бы на полчаса, и русские сбросили бы в воду остатки 1-го батальона. Потери в первой волне велики, и сами моряки уже недосчитались 50 штурмовых ботов, потопленных русскими артиллеристами. Досталось на подходе к берегу и второй волне. Мельцер собственными глазами видел, как шли на дно боты, по которым прямой наводкой били орудия с Муху. Особенно не повезло шедшему с ними на паромах второму дивизиону 151-го артиллерийского полка. Русские артиллеристы буквально расстреляли его, пустив на дно почти все орудия.
Своей артиллерией Мельцер был недоволен: она оказалась слишком пассивной, не сумела, как было намечено, обработать переднюю линию обороны противника. И если бы не бомбардировщики и истребители, которые буквально утюжили позиции русских, трудно было бы рассчитывать на успех.
2-й усиленный батальон повел наступление на пристань Куйвасту и после почти часового штурма взял ее. Дальше расширить плацдарм не хватило сил. Мельцер приказал удерживать занятые рубежи любой ценой. Он запросил командира 61-й дивизии о подкреплении, и генерал Хенеке во второй половине дня переправил в его распоряжение третий батальон 162-го пехотного полка. С его помощью к вечеру 14 сентября удалось закрепиться на плацдарме от Куру до Войкюла длиною всего шесть километров.
В ночь на 15 сентября генерал Хенеке направил на паромах "Зибель" два батальона 162-го пехотного полка. Каково же было его удивление, когда паромы под утро вернулись обратно на Виртсу! Оказывается, в проливе Муху-Вяйн их обстрелял советский сторожевой катер, и они повернули назад.
В полдень два батальона 162-го пехотного полка были высажены наконец на Муху, а утром 16 сентября прибыли 176-й пехотный полк и вся артиллерия поддержки. Имея в кулаке всю дивизию и приданные ей усиленный 161-й разведывательный батальон и артиллерию поддержки, генерал Хенеке бросил против разрозненных подразделений моонзундцев свои войска, которые к вечеру достигли западного побережья Муху. Окружить русских не удалось: они сумели перебраться на восточное побережье Саремы и там закрепиться.
Поздно вечером Хенеке собрал на совещание командиров полков. Выслушав их доклады, он принял решение утром 17 сентября начать форсирование мелководного пролива Вяйке-Вяйн с тем, чтобы не дать возможности русским подразделениям создать укрепления на восточном побережье Саремы и подбросить подкрепления. В дальнейшем, с захватом плацдарма на Сареме, 151-й пехотный полк должен был наступать по центру острова на Курессаре, 162-й - продвигаться по южной части острова, а 176-й полк - действовать вдоль северного берега Саремы в направлении на бухту Трииги и поселок Кихельконна с задачей не допустить переправы русских на соседний остров Хиуму.
Наступление дивизии Хенеке назначил на 7 часов утра.
Ровно в семь часов утра немецкие самолеты начали бомбардировку ориссарских позиций. Им помогала артиллерия, установленная на западном берегу Муху. От пристани Талику и до полуострова Кюбассар то и дело вырастали смерчи огня и дыма.
Лейтенант Кабак со своими саперами укрылся в дзоте, расположенном в сорока метрах от начала дамбы. Из дзота шли электрические провода ко всем заложенным на дамбе и на побережье фугасам и камнеметам. Кабак оставил с собой несколько опытных саперов, остальных отправил вместе с политруком Буковским в тыл, к деревне Пейде, где они должны были по приказанию майора Навагина готовить противопехотные мины.
Воспользовавшись коротким затишьем, когда самолеты заходили на новый круг, Егорычев вышел из дзота и поднялся на бруствер траншеи. В бинокль он стал рассматривать противоположный конец дамбы.
- Ну, как дела, товарищ Егорычев? - услышал он голос начальника политотдела БОБРа, незаметно подошедшего сзади.
- Да вот поглядите в сторону Муху, товарищ полковой комиссар, - протянул Егорычев бинокль, но Копнов отказался.
- Мой посильнее вашего будет, старшина, - ответил он и поднес свой морской бинокль к глазам. - Ясное дело, фашисты начинают наступление. Вон справа идут лодки. А слева…
Егорычев не расслышал начальника политотдела. Внимание его привлек бомбардировщик, сбросивший бомбы на дзот. Он видел, как четыре маленькие точки оторвались от фюзеляжа и со свистом летели прямо на голову.
- Бомбы, товарищ полковой комиссар! - закричал Егорычев и стащил Копнова в траншею. - Скорее в дзот! - подтолкнул он его, и едва они успели перешагнуть порог, как поблизости раздались взрывы. Амбразуры засыпало землей.
- Вовремя успели, - покосился Копнов на смущенного Егорычева. - Начинают фашисты форсирование пролива, - обратился он к Кабаку. - За дамбу саперы отвечают.
- Так точно, товарищ полковой комиссар! Приберегли еще сюрпризики для гитлеровских солдат, - ответил Кабак и показал на оголенные концы электрических проводов, подготовленных для подсоединения к подрывной машинке.
- Вижу, встречать непрошеных гостей будете не с пустыми руками, - дотронулся Копнов до провода. - Главное - не пропустить по дамбе фашистские танкетки и артиллерию, товарищи!
Егорычев проводил Копнова по траншее до опушки леса, где стояла машина начальника политотдела. Вернувшись к дзоту, он увидел в проливе, справа и слева от дамбы, плывущие быстроходные лодки и амфибии. С ориссарских позиций моонзундцы открыли по ним огонь. Поглядел на дамбу - никого нет. Лишь три "юнкерса" летали над ней взад и вперед.
В районе Ориссаре громыхнул сильный взрыв.
- Савватеев работает. Узнаю по почерку, - проговорил Кабак. - Пирс подорвали.
- Немцы на дамбе, товарищ лейтенант! - крикнул Тарабаров. - К нам идут.
Кабак взял у Егорычева бинокль: действительно, немецкие солдаты пробрались по откосам дамбы, а некоторые, должно быть саперы, ползли по проезжей части дороги, в руках у них были миноискатели.
- Подготовиться к работе!
Егорычев, как в мирное время на учениях, соединил провода, включил подрывной мостик и проверил цепь.
- Готово!
- Давай, тезка! - скомандовал Кабак.
Егорычев резко повернул ключ подрывной машины - и тут же на дамбе раздался оглушительный взрыв.
- Смерть фашистам! - крикнул Кабак.
Мощный взрыв потряс воздух: торпеда и глубинные бомбы, подаренные катерниками, разворотили дамбу. Движение немцев было приостановлено.
К полудню десанту противника удалось зацепиться за восточный берег Саремы. Особенно жестокий бой разгорелся за Ориссаре, где насмерть стояли два батальона 46-го стрелкового полка майора Марголина. Часть сил немцы бросили к дамбе. Прячась в прибрежных камышах, рота автоматчиков подошла к дзоту саперов. Но за несколько минут их упредил лейтенант Савватеев, пришедший с Ориссарского пирса с политруком Тролем и двумя красноармейцами. Остальных бойцов своей инженерной роты он заранее отправил к майору Навагину в район деревни Пейде.
- Немцы идут по камышам, Григорий Васильевич, - предупредил он лейтенанта Кабака. - Мы чуть было не наткнулись на них.
- Встретим по-саперски, - хладнокровно произнес Кабак.
Он помог сержанту Тарабарову вытащить из дзота станковый пулемет и установить его на бруствере траншеи. Ждать пришлось недолго. Из камыша автоматчики высыпали на дорогу, но длинная очередь "максима" заставила их отпрянуть назад. В сторону дзота полетели красные ракеты, указывая направление летавшим вдоль побережья "юнкерсам". Тут же два самолета снизились над дзотом и сбросили шесть бомб. С дзота слетел верхний накат из бревен.
- Будем отходить, - принял решение Кабак.
По ходу сообщения саперы вышли на опушку леса. В воздухе над ними висели "юнкерсы". Одна из бомб разорвалась совсем близко от саперов, и осколком ранило в руку Тарабарова.
- Что, сержант, кусаются? - участливо спросил Кабак.
- Как осенняя муха.
- Давайте я помогу вам "максим" донести, - предложил Егорычев, но Тарабаров отказался:
- Сам управлюсь.
Около Пейде на развилке дорог саперы встретили Навагина. Тут же в кустах находились бойцы, ушедшие от дамбы с политруком Буковским.
- Первым делом быстренько подкрепиться, - показал Навагин на походную кухню, стоящую поодаль. - А потом и за дело…
Голодные саперы набросились на горячий борщ из свежей капусты и гречневую кашу.
- Ну, теперь хоть снова в бой! - произнес Кабак, старательно облизывая ложку.
- Будем минировать вторую линию обороны, - сказал Навагин. Он забрал с собой командиров рот и уехал с ними в Кейгусте.
Буковский повел Егорычева к двум полуторкам, в кузовах которых лежали самодельные мины.
- Мы тоже здесь в тылу не сидели сложа руки. Вон сколько гостинцев наготовили для фашистов, - показал он на мины.
Подошел Троль.
- Я видел, у вас взрывчатка осталась. Предлагаю продолжить изготовление мин. Время еще есть, - сказал он. Буковский согласился с ним, и они направились к саперам. Егорычев отошел в сторону от машин, уселся на полусгнившее бревно и закурил. К нему подсел казначей роты Галеев, открыл толстый портфель и вынул пачку денег.
- Получай денежное содержание, Гриша.
- Зачем мне твои деньги? - отвернулся Егорычев.
Галеев подскочил на бревне:
- Как - зачем! Если положено, то бери. За три месяца.