Советские интересы при создании и в процессе работы "Арплана" были теми же самыми, что и обычно в таких случаях - привлечь на свою сторону группу влиятельных молодых людей. Шпионаж не являлся главной целью, хотя сбор информации для Москвы и вербовка агентов никогда не исключались. Среди приблизительно 35 членов общества всего пять или шесть человек были коммунистами. Остальные проявляли известную симпатию к левым движениям, приветствовали сотрудничество Германии с Россией, некоторые из них считали, что следует идти за Лениным, а не за "космополитом" Марксом. Среди коммунистических членов было несколько выдающихся личностей в дополнение к самому Харнаку. Это социолог и китаист Карл Август Виттфогель, философ Георг фон Лукач, экономист Рихард Оринг и некоторые другие. Председателем был профессор Фридрих Денц, а секретарём - Арвид Харнак.
Поворотной точкой в жизни Харнака стала "ознакомительная поездка" двадцати четырех членов "Арплана" в Россию в 1932 г., организованная Бессоновым. В контактах с официальными советскими лицами в Москве были отмечены его преданность и способности, и перед его возвращением в Берлин он был принят коминтерновскими лидерами Отто Куусиненом и Осипом Пятницким. У Харнака прямо спросили, готов ли он работать для советского правительства. Он дал согласие.
10 лет служил он советским интересам и гордился этим. Финансовые мотивы никогда не двигали им. "Тайная работа для коммунизма стала смыслом жизни для этого фанатика", - говорил Рейнгольд Шенбрунн, один из друзей Харнака. Когда Гитлер пришел к власти и "Арплан" прекратил свое существование, возможность продолжать секретную службу для Советов была единственной причиной того, что Харнак остался на родине.
В 1933 г. Арвид поступил на работу в министерство финансов. Для этого было несколько причин. По своей работе в качестве эксперта по советской и американской экономике ему приходилось поддерживать постоянные контакты с советским посольством, поэтому никто не задавал ему лишних вопросов. Престиж Харнака в министерстве экономики был высок, никто не сомневался в его лояльности, он достиг высокого положения старшего советника. После заключения советско-германского пакта в 1939-м он был послан в Москву в качестве члена германской торговой комиссии.
Выдающимися качествами Харнака были осторожность и неукоснительное соблюдение правил конспирации. В отличие от своих будущих сподвижников, он никогда не совершал необдуманных поступков, никогда не шел на ненужный риск и никогда не изменял себе. Своим сослуживцам так же, как и всем знакомым, Харнак казался солидным, добросовестным и верноподданным немецким чиновником. Позже его судьи и даже гестаповские следователи хорошо отзывались о нем. Однако его кузен Аксель, хотя и высоко ценил его, рисовал более реалистическую картину, в которой немалое место занимали его коммунистический пыл и боевой дух:
"Арвид отличался острым умом, он много думал, любил дискуссии и умело вел их. Его отличительной чертой была твердость, больше того, он был склонен к сарказму, особенно когда вёл спор с человеком, стоящим ниже его по своему положению. Он был очень честолюбив, хотя его самоуверенность основывалась на общепризнанных успехах…".
Милдред Фиш, американка, преподаватель литературы, на которой Арвид женился, когда был в Соединенных Штатах, была его верной спутницей. Политически пассивная, она интересовалась только литературой и языками, переводила американские романы на немецкий язык и читала курс американской литературы в Берлинском университете. Позже, в тюрьме, она перевела на английский язык поэмы Гете. Литература была ее истинным призванием, и только под влиянием мужа она вошла в контакт с коммунизмом и советской разведкой. Она восхищалась мужем, его умом, его профессиональными и научными достижениями. Аксель фон Харнак писал о ней:
"У Милдред был ясный, светящийся взгляд, густые светлые волосы обрамляли ее лицо, своей привлекательностью она завоевывала все сердца. В ней все говорило о благородстве. Ее открытость сочеталась с особой простотой одежды и всем образом жизни".
Харро Шульце-Бойзен, второй руководитель этой группы, отличался от Харнака во многих отношениях, но происхождением он не уступал своему ученому коллеге. Он вырос и получил воспитание в крайне консервативном монархическом кругу, среди людей, которые нравственно и политически были враждебны всяким проявлениям нацизма. Одним из его предков был адмирал фон Тирпиц. Отец Харро, Эрих Шульце, был офицером флота в годы Первой мировой войны, а во время Второй мировой войны служил начальником штаба германского командования в Голландии. В 17 лет Харро стал членом антинацистской молодежной организации "Юнгдойчер Орден", потом стал склоняться к левым движениям. В свои университетские годы в Берлине, когда шла жестокая борьба между враждебными крайними движениями, он отказался примкнуть и к коммунистам, и к нацистам. Эту позицию Шульце-Бойзен сохранил и в будущем.
Газета "Гегнер", с которой был связан молодой Харро, была закрыта в начале 1933 года. Сам Харро был арестован и пострадал, попав в руки гестапо. Освобожденный через три месяца стараниями матери и знакомых, он стал ярым врагом нацизма. Сначала он поступил в авиационную школу, потом изучал иностранные языки и наконец стал офицером разведки в министерстве военной авиации Геринга.
В 1936 г. Харро женился на Либертас Хаас-Хейе, внучке принца Филиппа Эйленбергского. В числе многочисленных друзей ее семьи был сам Герман Геринг.
Либертас играла важную роль в деятельности "Красной капеллы" в годы войны и была одной из тех, кто принял её тяжёлый конец. Живая, очаровательная, склонная к приключениям, она помогала Харро в его политической и разведывательной деятельности, не совсем понимая грозившую им опасность. В глубине души она свято веровала, что они выйдут невредимыми из этой битвы. "Она была не просто красавицей, - вспоминал ее адвокат Рудольф Безе, - она была настолько неотразима, что после ее ареста был издан приказ, чтобы на ее допросах всегда присутствовали два офицера".
Шульце-Бойзен примкнул к коммунистическому движению, хотя и не объединялся с остатками КПГ. Он начал разведывательную работу в пользу Советов в 1936 году, когда передал информацию о деятельности германской разведки в испанской войне. Очень показательно, что первый акт сотрудничества Шульце-Бойзена с советским правительством был связан с интернациональным делом, в котором коммунизм якобы объединился с западными державами.
В предвоенные годы Шубо (как называли Шульце-Бойзена) был окружен группой из пяти или шести друзей, которые позже активно работали в "Красной капелле", а сам Харро стал их духовным вождем. "Я предсказываю, что не позже 1940–1941, - писал он родителям 11 октября 1938 года, - а может быть, даже следующей весной начнется мировая война, за которой последуют классовые бои в Европе. И я уверен, что первыми в новой войне пострадают Австрия и Чехословакия".
Как политический лидер, Шульце-Бойзен был внутренне противоречив. Очень сильный человек, неразборчивый в выборе средств борьбы, фанатический противник Гитлера, готовый сотрудничать с любым антинацистским деятелем, или группой, он едва ли мог вместиться в железные рамки коммунистической партии. Он обладал пытливым умом и был слишком эмоционален и непостоянен для того, чтобы стать послушным "аппаратчиком". Харнаку, уравновешенному марксисту, для которого идеологические проблемы были решены раз и навсегда, Шульце-Бойзен представлялся большим путаником.
Сравнивая Шульце-Бойзена с другими членами "Красной капеллы", Александр Крелль, председатель трибунала 1942 года, так выразил свое впечатление: "Шульце-Бойзен - открытый авантюрист, умный и изобретательный, но импульсивный, не признающий запретов, безжалостный, стремящийся к превосходству над своими друзьями, честолюбивый фанатик и врождённый революционер".
С началом войны 1939 года Шульце-Бойзен, теперь полностью сложившийся в политическом отношении, вступил в последний и наиболее активный период своей жизни. Он видел в войне не только катастрофу, но и начало конца нацизма. Несмотря на пакт, заключенный между Берлином и Москвой, он все свои надежды возлагал на Россию.
В роковой день первого сентября 1939 года группа германских интеллектуалов встретилась в частном доме в Грюневальде. Другой участник встречи, Гуго Бушман, оставил нам следующее описание Шульце-Бойзена:
"Стройный офицер военно-воздушных сил возрастом чуть больше тридцати, с худым лицом и полными жизни и энергии голубыми глазами, был самой интересной персоной в этом грюневальдском кружке писателей, артистов и художников. Они отмечали не какой-то праздник, а начало войны. Что за иллюзии были у этих людей! Все они были уверены, что надвигается конец Третьего рейха, многие из них верили, что он очень близок, - в любой момент они ожидали воздушного налета англичан на Берлин. Только офицер люфтваффе, чья челюсть дрожала при одном упоминании о нацистах, не был согласен, однако не хотел подрывать их веру. Мелкий буржуа Гитлер неизбежно обречен на падение, но этого будет не так легко добиться".
В целом Шульце-Бойзен не питал большого доверия к Англии, а политика Чемберлена отвратила его от этой страны. Он не считал, что Англия способна противостоять Гитлеру, и обратил всё свое внимание на Восток. "Не ожидайте британских бомбардировщиков на первой стадии войны, - говорил он, - их страна слишком слаба, освобождение - это работа для русских, а не для англичан. Я выразил свое неодобрение по поводу пакта Гитлера со Сталиным, но Шульце-Бойзен не согласился со мной. Для него пакт казался умным маневром - когда настанет время, русские ударят и окажутся победителями".
На первой стадии войны (1939–1941 годы) Шульце-Бойзен расширил круг своих друзей. Он вошел в контакт со старыми коммунистами и офицерами разведки в советском посольстве. Тогда-то и сформировалась "группа сопротивления", которая впоследствии получила название "Красная капелла". Вокруг Шульце-Бойзена собралась группа людей, готовых пойти гораздо дальше чисто политической оппозиции. Он встретил преданного и послушного рабочего-металлиста Ганса Коппи, старого бойца КПГ, бывшего редактора газеты "Роте фане" Иоганна Зига, Иоганна Грауденца и некоторых других. Одним из наиболее известных людей в этой группе был знаменитый писатель и театральный режиссер Адам Кукхоф, близкий друг Арвида Харнака, человек другого поколения - Кукхофу в то время было за пятьдесят. Как и многие люди из мира искусства, он был неустойчив в своих политических симпатиях, и некоторые из его ранних романов отражали настроения германского национализма. Теперь, однако, он писал для "Красной капеллы" листовки прокоммунистического духа. Его жена Маргарита, которая служила в расовом управлении и переводила "Майн Кампф" на английский язык, была коммунисткой и помогала Кукхофу в его антинацистской работе.
Незадолго до начала войны против Советской России Шульце-Бойзен был представлен "Александру Эрдбергу" в советском посольстве в Берлине. Шульце-Бойзен был одним из трех человек, отобранных и утвержденных для того, чтобы возглавить разведывательный центр в Берлине на случай войны. Двумя другими были Арвид Харнак и Адам Кукхоф. Показательно - и фатально, - что ни один из них не был настоящим аппаратчиком с опытом подпольной работы, не был знаком с секретной радиотехникой и кодами, с реальными партийными делами: всякого рода уклонами, оппозициями и чистками. В этом отношении немецкая разведывательная сеть существенно отличалась от аналогичных групп за рубежом, которыми руководили прошедшие прекрасную школу Леопольд Треппер, Гуревич и "Шандор Радо". Эту группу характеризовали любительство, наивность и "салонный коммунизм". С другой стороны, им был присущ горячий энтузиазм и фанатизм и большая преданность делу, чем у их зарубежных коллег.
"Александр Эрдберг" вручил Харнаку кодовую книгу и обучил его искусству шифрования. Шульце-Бойзен и Коппи получили уроки передачи и приема радиосообщений. В мае и июне 1941 года "Эрдберг" передал несколько раций Коппи и Кукхофу, а перед отбытием оставил своим берлинским операторам 15 тысяч марок.
Хотя установить регулярную связь с советской столицей не удалось, несколько сообщений, составленных и зашифрованных Харнаком, все же попало в Москву. Одно из них касалось германских военных воздушных сил, другое - передвижения немецких армий вдоль Днепра, в третьем были данные о размещении ремонтных заводов в Финляндии и т. п. Но в целом новый разведывательный аппарат не был удовлетворительным в техническом отношении. В июле 1941-го, когда немцы наступали почти беспрепятственно, частые перерывы в связи между Москвой и Берлином имели катастрофические последствия.
В то время, когда эти сообщения попали в Москву, "Эрдберг" уже находился в московском разведцентре. Там были приняты два важных решения. Первое - направить из Брюсселя в Берлин опытного Анатолия Гуревича, "малого шефа". Второе - срочно подготовить группу агентов, обучив разведывательной деятельности и работе на рациях, и сбросить их на парашютах в Германию. Гуревичу было приказано: 1) встретиться с Кукхофом, используя имя "Эрдберг" в качестве пароля; 2) через Кукхофа войти в контакт с Арвидом, Харро и Либертас; 3) передать информацию о четырех других членах берлинской группы; 4) направить курьера в советское посольство в Стокгольме и советское торговое представительство в Турции; 5) сделать необходимые приготовления для приёма советских парашютистов; 6) позаботиться о неисправных рациях группы Харро и наладить нормальный обмен сообщениями.
Путешествуя как уругваец Висенте Сьерра, Гуревич пересек границу с группой иностранных рабочих, направляющихся в Германию. Приехав в Берлин, он вошел в контакт с Шульце-Бойзеном и Харнаком. Их встреча в Тиргартене, состоявшаяся в конце октября 1941 года и "прикрытая" двумя жёнами - Либертас и Милдред, стала началом тесного сотрудничества. Гуревич получил пачку сообщений, которые не могли быть переданы из Берлина. Он отремонтировал рации и передал им еще одну. Гуревич согласился с тем, что если снова случится перебой в передачах, то сообщения можно переправлять в Брюссель, откуда их передадут в Москву. Адам Кукхоф, у которого были родственники в Аахене, мог бы в этом случае действовать как курьер.
Перед отъездом из Берлина Гуревич встретился со скульптором Куртом Шумахером и его женой Элизабет, чтобы наладить прямую связь с Москвой через голову берлинской группы. (Хотя Шумахер много лет оставался в бездействии, он, как убежденный коммунист, перед войной сам предложил советским органам свои услуги.) Наконец, Гуревич нашел Курта Шульце, который закончил московскую школу радистов и был ветераном коммунистического подполья, и передал ему код для связи с Москвой. Он предназначался исключительно для передачи сообщений Рудольфа фон Шелиа из германского министерства иностранных дел.
Теперь дела пошли лучше. Связь наладилась, и большинство сообщений шло прямо из Берлина в Москву, но объем информации сильно возрос, и некоторую ее часть приходилось передавать через другие сети. Радиооператор Ганс Коппи улучшил свою работу после того, как Курт Шульце, эксперт в области радио, дал ему несколько уроков. Сначала передатчик был установлен дома у Коппи, а потом на квартире у танцовщицы Оды Шотмюллер. Потом графиня (по браку) Эрика фон Брокдорф предоставила в распоряжение радистов свои апартаменты.
С самого начала возможности сбора информации намного превышали технические мощности группы. Занимая должность офицера разведки в министерстве военной авиации, Шульце-Бойзен сам находился вблизи источника важной информации. Его друг, полковник Эрвин Герц, служил в том же министерстве, в отделе, который, помимо прочего, занимался "секретными миссиями" в России. Старший советник Харнак добился высокого положения и доверия в министерстве экономики. Молодой студент Хорст Хайльман, бывший нацист, а теперь большой поклонник Шульце-Бойзена, работал в дешифровальном отделе вермахта. Герберт Голльнов, лейтенант контрразведки военно-воздушных сил, регулярно получал информацию о мерах против шпионажа, которые принимало Верховное командование армии. Он мог также вовремя предупреждать о заброске парашютных десантов за линию советских войск. Иоганн Грауденц, достигший шестидесятилетнего возраста и ранее работавший корреспондентом "Юнайтед пресс" в Берлине и Москве, теперь стал продавать автомобильные запчасти. Через свои связи с инженерами министерства авиации - клиентами его фирмы, он получал данные о выпуске самолетов в Германии и передавал их своему другу Шульце-Бойзену. Драматург Гюнтер Вайзенборн пошел на работу в радиовещательную компанию с намерением вести разведывательную деятельность. Он бывал на секретных совещаниях и получал из правительственных источников регулярную информацию о всевозможных событиях. Анна Краузе, предсказательница судьбы, имела большое влияние на некоторых своих клиентов. От них - офицеров и бизнесменов - она узнавала интересные факты.
Другие информаторы этой разведывательной группы добывали сведения из министерства пропаганды Геббельса, министерства иностранных дел, министерства труда, администрации Берлина, Берлинского университета и большого числа других официальных и неофициальных учреждений.