Для таких, как этот гурман, гораздо важнее было то, что фюрер не допустил передела собственности, которого жаждали коммунисты, не запретил французскую культуру и образование, не вывез в Германию ценности Версаля и Лувра, а возле "Ночного дозора" Рембрандта и вовсе поставил круглосуточный пост охраны. В западных столицах продолжали работать рестораны, кафе и дома терпимости, по вечерам стройные местные девушки вальсировали с дюжими немецкими парнями, которые вроде бы были завоевателями. "Как шла жизнь в Париже под оккупацией? – вспоминала на склоне лет русская эмигрантка Нина Алексеевна Кривошеина, жена героя Сопротивления. – Все старались получше одеться, пошикарнее, подчас совсем броско и пёстро; у большинства женщин были сапоги и туфли на деревянной подошве, и они, как кастаньетами, отбивали по улице шаг; театры, кино – всё было переполнено, – ведь это Париж, и парижский шик и темп не умрут из-за того, что по Парижу с жадными лицами шляются les Fridolins". Это название из песенки, которую пела солдатня: Der heitere Fridolin (весёлый Фридолин). Итак, страна сменила название, но не образ жизни. Это развитие событий укладывалось в формулу "не присоединение, а воссоединение".
Чтобы смягчить противоречия со своими бывшими западноевропейскими противниками, Гитлер усиленно внедрял в умы идею единой Европы. В смысле пропаганды здесь было на что опереться: корни панъевропеизма восходили к империи Карла Великого, а мечту объединить европейские народы высказывали такие великие деятели, как гений итальянского Возрождения Данте Алигьери, немецкий философ XIX века Иммануил Кант. Правда, у фюрера был и более близкий предшественник – австрийский философ Рихард Николаус Куденхове-Калерги, автор фундаментального труда "Пан-Европа" и основатель популярного Панъевропейского союза (1922 г.), в котором состояли Томас Манн, Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд, министр иностранных дел Франции Аристид Бриан и будущий канцлер ФРГ Конрад Аденауэр.
Философ полагал, что на основе общей европейской культуры, вытекающей из эллинизма и христианства, может и должно сложиться новое сильное европейское государство с демократическими ценностями. Только так европейцы смогут защитить себя от Америки и России, иначе либо первая купит Европу, либо вторая её завоюет. "Планы Панъевропейского союза, выраженные Куденхове, были обширны, – пишет исследовательница его наследия. – Они предусматривали введение европейского гимна ("Оду радости" Л. ван Бетховена), европейского флага (красный крест на фоне золотого круга в окружении 12 звезд), европейской валюты, Европейского центрального банка, Европейской академии, которая должна была размещаться в Праге, европейского гражданства, единой Европейской политической партии, европейского референдума, общих вооружённых сил, общей конституции, общей внешней политики и политики безопасности". Гитлер, несомненно, был знаком с идеями Куденхове. Любопытно, что крупный немецкий финансист Ялмар Шахт, своего рода посредник лидера НСДАП в общении со спонсорами от крупной промышленности, в 1932 году выступал на Панъевропейском конгрессе в Базеле и убеждённо заявил: "В следующем году Гитлер придёт к власти. Он объединит Европу".
Гитлер к власти пришёл, однако при нём сочинения Куденхове начали сжигать. С нацистской точки зрения в них были две червоточины. Первая – высокая оценка, которую философ дал еврейству. По его мнению, евреи – это духовная аристократия Европы, которая составит новую элиту и станет образцом для подражания. Этого уже было достаточно, чтобы запретить сочинения главного панъевропейца, но он ещё и выступал за мирное сосуществование с Советской Россией. Тем не менее сама идея вошла в гитлеровский арсенал как мощное идеологическое оружие. Об исторических образах, которые были мобилизованы для пропаганды этого типа, мы уже писали здесь. Но был и ещё один важный момент: единую Европу легко противопоставлять Не-Европе. А самой ближайшей и чуждой Не-Европой для Гитлера и его сторонников была Россия.
Важным аспектом пропаганды панъевропейской идеи стала популистская поддержка западного (негерманского) искусства и культурные обмены. Так, бонзы рейха оказали покровительство молодой Эдит Пиаф (тысячами копий разошлась фотография двадцатипятилетней певицы на фоне Бранденбургских ворот в Берлине). А осенью 1940 году в столицу Германии приехали светила французского изобразительного искусства: Шарль Деспио, Отон Фриез, Морис де Вламинк, Поль Бельмондо (отец знаменитого Жан-Поля), и эта восьмидневная поездка силами подчинённых герра Геббельса была превращена в грандиозную пиар-акцию. С другой стороны, в Париже в 1942 году прошла персональная выставка немецкого скульптора Арно Брекера, которого Гитлер официально признал наделённым божественным даром и освободил от военной службы; любопытно, что после триумфа Сопротивления его скульптуры были секвестированы французской республикой как "собственность неприятеля". Впоследствии Брекеру, прошедшему денацификацию, чудом удалось выкупить их на аукционе через подставных лиц. Но в 1942-м его скульптуры неприятельскими не считались: творчество мастера восхвалялось парижскими газетами, более всех его приветствовал Жан Кокто, знаменитейший драматург Франции.
Конечно, и в вопросах искусства были свои исключения национал-социалистического толка, например летом 1943-го в саду Тюильри были сожжены около шестисот работ "французского дегенеративного искусства". С другой стороны, один из лидеров мирового искусства Пабло Пикассо (чьё творчество нацисты причисляли к дегенеративному) всю оккупацию спокойно прожил в Париже. Правда, там не было его выставок, но он жил в хорошей квартире, безостановочно творил, а в 1943 году в парижском ресторане познакомился со своей музой Франсуазой Жило. Якобы однажды он даже остроумно побеседовал с офицером вермахта; на вопрос: "Это не вы автор "Герники"?" Пикассо ответил: "Нет, это вы её авторы" (речь идёт о картине Пикассо, на которой изображено уничтожение мирного испанского города Герника фашистской авиацией. – Е.Я.). Последствий эта дерзость не имела.
Когда исход войны стал ясен, масса пассивных обывателей стала числить себя бойцами Сопротивления или на худой конец сочувствующими: любая заурядная стычка в трамвае с чиновником оккупационной администрации теперь изображалась как акт протеста. Позднейшая история наполнена любопытными и абсолютно нереальными легендами в этом духе. Так, в биографиях актера Жана Маре часто упоминают, что в 1943 году он избил редактора пронацистской газеты из-за политического несогласия. Возникает вопрос: почему человек, который так явно выказал свою нелояльность оккупационной власти, остался безнаказанным? Ведь это же скандал на всю страну. Скандал действительно разразился, однако был он вовсе не политическим. Ретивый журналист в рецензии на спектакль "Тристан и Изольда" намекнул, что исполнитель главной роли Жан Маре – гей. Открытый гомосексуализм в Третьем рейхе однозначно не приветствовался: при особо неблагоприятных обстоятельствах за это можно было попасть даже в Бухенвальд, где доктор-эсэсовец Карл Вернет проводил опыты над геями, пытаясь превратить их в гетеросексуалов. Так что обвинение было серьёзным, и реакция последовала соответствующая. Потом дело замяли благодаря вмешательству сожителя Маре – драматурга Жана Кокто, имевшего связи в высших сферах.
Нацисты настойчиво вызывали из прошлого тени великих исторических героев, которых при умелой подаче можно было представить их союзниками. Образ единых корней – краеугольный камень немецкой пропаганды на Западе. В Берлине и Париже усердно чествовали Карла Великого, основателя Западной империи; в 1942 году прошли пышные празднования 1200-летия со дня рождения первого "короля" (слово "король" происходит от имени могучего Карла). Образ, однако, оказался удачен и ещё в одном смысле: государь Запада был беспощадным покорителем Востока. Именно с него начался знаменитый Drang Nach Osten – германский натиск на Восток, в результате которого славян вытеснили из Центральной Европы. Во время войны против СССР имя "вытеснителя" получила франко-германская дивизия СС "Шарлемань" (от франц. Charlemagne – Карл Великий), герб которой представлял собой щит императора: левую сторону украшал германский орёл, а правую – шеврон с французским триколором. Любопытно, что в мае 1945 года двенадцать бойцов разгромленной дивизии были переданы французским частям антигитлеровской коалиции; генерал Леклерк отнёсся к пленным как к предателям, однако на вопрос, как они могли надеть немецкую форму, кто-то дерзко ответил: "Так же, как вы, генерал, надели американскую". По мнению отчаянного эсэсовца, предателем был именно Леклерк. Взбешённый генерал отдал приказ расстрелять всех, что было тут же исполнено. И эта трагедия метафорично демонстрирует глубокий раскол Европы, к которому привели гитлеровские успехи 1940 года.
Вторым историческим лицом, которому особо покровительствовал Гитлер на поле пропаганды в Европе, был Наполеон. Позор Йены и Ауэрштедта, ликвидация Священной Римской империи и унижение Пруссии в Тильзите были милостиво забыты фюрером ради создания европейского союза. Уже в 1935 году итало-германский фильм Франца Венцлера "Сто дней", снятый по пьесе Бенито Муссолини, показал зрителям Бонапарта, вещавшего: "Если бы я всё-таки победил в Москве, то исполнилась бы моя мечта – возникла бы единая Европа, которая бы не знала войн, а только мир". Французский император в исполнении знаменитого актера Вернера Крауса рассуждал вполне в духе национал-социализма: "Лились потоки крови. Я фактически погубил целое поколение, но я не боюсь ответственности. Мне была поручена священная миссия – ликвидировать эти смешные европейские государства, смести произвольные и бессмысленные границы, ликвидировать таможенные барьеры и принудить народы жить вместе. Каждая нация должна была стать органичным дополнением одного великого Отечества, что не позволило бы больше европейцам вести войну друг против друга. Это было моей мечтой, это станет моим политическим завещанием". Зрителям было понятно, кого этот экранный Бонапарт считает своим наследником.
Посетив Париж после победы 1940 года, Гитлер демонстративно склонил голову перед гробницей великого завоевателя. По приказу фюрера из Вены во французскую столицу был торжественно перенесён прах единственного сына Бонапарта (наполовину немца, так как его матерью была дочь австрийского императора). Авторитет Наполеона немцы пытались использовать и во время Восточного похода. Зимой 1941 года во время тяжёлых боёв у Бородино французские батальоны, сражавшиеся в составе 4-й армии вермахта, услышали от фельдмаршала фон Клюге призыв вспомнить эпическую борьбу предков, сражавшихся бок о бок с пруссаками против русских варваров в 1812 году. Правда, учитывая, чем закончилась та борьба, речь командира звучала довольно странно. Сомнительно, что она могла воодушевить союзников; судя по всему, и не воодушевила. "На следующий день, – пишет Гюнтер Блюментрит, – французы смело пошли в бой, но, к несчастью, не выдержали ни мощной атаки противника, ни сильного мороза и метели. Таких испытаний им ещё никогда не приходилось переносить. Французский легион был разгромлен, понеся большие потери от огня противника и от мороза. Через несколько дней он был отведён в тыл и отправлен на Запад". Таким образом, исторические параллели, о которых говорил фон Клюге, воплотились в жизнь на сто процентов.
Третьей фигурой, чей культ расцвел в оккупированной Франции, стала Жанна Д’Арк. Казалось бы, как оккупанты могут привлечь на свою сторону национальную героиню, в Средние века поднявшую французов на борьбу с иноземными захватчиками? Оказалось, могут. В новой трактовке Орлеанская дева стала символом борьбы континентальной Европы против Англии. Застрельщиком этой кампании, похоже, стал французский адмирал-коллаборационист Жан Луи Дарлан, который на встрече с Гитлером в конце мая 1940 года, после событий в Дюнкерке, сказал: "Сегодня праздник Жанны Д’Арк, которая выгнала англичан". А русский писатель-эмигрант Дмитрий Мережковский, комментируя нападение Германии на СССР, умудрился сравнить с Орлеанской девой… самого фюрера, который защищает европейскую культуру от внешнего врага. Идея упала на благодатную почву: вскоре Гитлер приказал позолотить статую Жанны в Париже на площади Пирамид – с гитлеровской позолотой она стоит и по сей день. В других городах, например в Лиможе и Шамбре в зоне Виши, появились новые памятники героине. Правда, маршал Петен не стремился акцентировать значимость образа Жанны Д’Арк в военном смысле. В его риторике, довольно неубедительной, она была примером для морального возрождения Франции и преодоления той внутренней гнилости, что поставила страну на колени в 1940 году. Однако по ходу развития событий антианглийский пафос оказывался востребован всё более. После того как британская авиация осуществила разрушительные бомбардировки Руана – города, где воительница была сожжена англичанами на костре, на французских улицах появился нацистский плакат с тенью Жанны, что восстает из руин разрушенного города. Слоган намекал на повторение истории: "Преступники всегда возвращаются на место преступления".
Ничего подобного колониальному отношению к советским славянам и в помине не было ни во Франции, ни в Бельгии, ни в Голландии – о жителях этих стран оккупанты в массе своей думали как о равных. Да, нежась под ласковым солнцем на пляжах французского Юга, победители могли без особой ненависти порассуждать об арийском превосходстве над "лягушатниками". "Что касается расы – то это факт, болтали офицеры. Французы выродились. Но девочки – просто прелесть! Стройны как тополь! Разумеется, приходится проявлять сдержанность. Эксцессы не должны приводить к ссорам. На командирских совещаниях по этому поводу давались категорические указания", – так об этом вспоминал полковник Луитпольд Штейдле. В целом основная масса немцев относилась к французам со сдержанным уважением, которое можно проиллюстрировать забавной бытовой сценкой. "Берлин, жаркий летний день 1942 года; длинная очередь за мороженым… К мороженщице подходят два француза, без очереди берут по порции заветного лакомства и удаляются – никакого протеста ни из-за прилавка, ни от очереди". Современник писал, что "если бы на месте французов оказались русские или поляки и даже если бы они просто стояли в очереди – поднялся бы невообразимый скандал".
На Востоке в это время происходил не скандал. Там происходил геноцид.
Глава третья. Война на уничтожение: политика истребления на территории СССР
План Бакке: первая программа массового убийства на Востоке и принцип "мы здесь одни"
Одной из угроз, которую германский мир традиционно видел в России, была численность её населения. Ещё в начале Первой мировой войны, в сентябре 1914 года, влиятельная шовинистическая организация – Пангерманский союз – подготовила меморандум, где говорилось: ""Русского врага" необходимо ослабить путёмсокращения численности его населенияи предотвращения в дальнейшем самой возможности её роста, чтобы он никогда в будущем не был бы в состоянии аналогичным образом угрожать нам". К 1941 году в Советском Союзе проживало 196 миллионов человек, причём за последние предвоенные годы это число росло в основном за счёт снижения смертности. Из этих миллионов львиная доля проживала в европейской части страны, которую по планам гитлеровских элит предстояло захватить, колонизировать и постепенно заселить немцами. Очевидно, что сама логика поселенческого колониализма подводила нацистов к мысли, что на Востоке им придётся планомерно менять соотношение немецкого и местного населения в пользу первого.
Глава сената вольного города Данцига Герман Раушнинг писал, что накануне войны Гитлер предполагал "разработать технику истребления народов". Он говорил: "Вы спросите: что значит "истреблять народы"? Подразумеваю ли я под этим истребление целых наций? Конечно. Что-то в этом роде, всё к тому идёт. Природа жестока, и нам тоже позволено быть жестокими. Если я брошу немцев в стальную бурю грядущей войны, не жалея драгоценной немецкой крови, которая прольётся в этих битвах, то я тем более имею право истребить миллионы неполноценных, плодящихся подобно насекомым – не уничтожая их, а всего лишь систематически препятствуя их природной плодовитости… Существует много методик, чтобы последовательным и относительно безболезненным путём, без большого кровопролития, довести нежелательный национальный элемент до вымирания". По свидетельству Раушнинга, такой же разговор он слышал между фюрером и министром сельского хозяйства Рихардом Вальтером Дарре. Министр заявил, что после покорения Востока "первая задача – подорвать славянскую плодовитость. Вторая – создать и прочно укоренить немецкий класс господ. Вот внутренний смысл "восточной территориальной политики"". Гитлер был полностью с этим согласен.