Рассказывает Сергей Марков: "Сначала Жуков объезжал войска на Красной площади, потом спустился на Манежную площадь. Мы перешли и стояли справа от трибуны Мавзолея. И особенно мне запомнился момент, когда двести отборных офицеров пронесли двести штандартов Третьего рейха и личный штандарт Гитлера и бросили к ногам Жукова. Это было незабываемо".
Когда возникла идея проведения Парада Победы, ни у кого не было сомнений, что принимать парад будет Верховный главнокомандующий. Если бы все произошло именно так, какова была бы роль Жукова, нам неизвестно. Командовал бы он парадом или просто в ряду полководцев стоял на трибуне?
И все-таки, почему Сталин решил это право уступить Жукову?
Да, Верховный главнокомандующий был никудышным наездником и не хотел выглядеть глупо в такой день, а выехать на Красную площадь на машинах Сталин почему-то не решился. Наверное, понимал, что триумфаторы въезжают в город не на машине, а на белом коне.
"Он же кавалерист, - сказал генералиссимус о Жукове, - пусть он и принимает".
В личной беседе Жуков пытался это право уступить Сталину, но тот настоял, хотя можно только догадываться, какие чувства испытывал генералиссимус, оказавшийся в миг всенародного торжества в тени полководца. В тени этого маленького кавалериста, ловко гарцующего на белом коне. Кстати, белого коня Жукову еще не раз вспомнят. И не только Сталин.
Менее чем через год Сталин вспомнил и о Параде Победы. Хотя, скорее всего, он ни на секунду о нем не забывал.
Почему Сталин не сам принимал парад, знал только он сам. Его изощренный ум не мог не понимать, какое место займет это событие в народной памяти. Хотя историки часто видят интригу там, где главными героями двигают совсем другие мотивы.
Говорит Сергей Марков, с 1943 по 1958 г. офицер подразделения охраны маршала Жукова: "Я слышал так, что Сталин якобы звонил, был разговор с Жуковым, и говорил, что мы думаем провести парад в Москве. Жуков говорит: "Да", одобрил, что это было бы неплохо. "Парад Победителей" - так и было названо. И теперь, и говорит, что я думаю, что, а кого, кто должен принимать парад.
Жуков сказал: "Я считаю, что вам как Верховному главнокомандующему". Сталин якобы на это ответил: "Я стар принимать парады. Парад Победы принимать будете вы, а командовать парадом Рокоссовский".
Жуков поблагодарил за честь и говорит, что я буду готов выполнять ваши указания".
Место Сталина занимать было всегда опасно, тем более Жукову, тем более после войны. Сталин очень хорошо знал историю и понимал, куда обычно направляется в мирное время энергия генералов-победителей. Самый знаменитый пример - Бонапарт, который из генерала быстро превратился в диктатора. Свои доморощенные Бонапарты Сталину были не нужны. Поэтому и получил министр госбезопасности Абакумов личный сталинский приказ - взять под контроль всех высших генералов Советского Союза, особенно из окружения Жукова. А те, если судить по стенограммам прослушек, выражений по отношению к Сталину не выбирали. Сразу же после ареста Берии в июле пятьдесят третьего года министр госбезопасности Круглов отправит Маленкову вот эту записку об обнаружении и демонтаже аппаратуры прослушивания в квартирах генералов в доме на улице Грановского, в квартире Жукова в том числе:
"Совершенно секретно. Экз. номер один. Товарищу Маленкову Г. М.
По вопросу об установлении аппаратуры подслушивания в доме номер три по улице Грановского докладываем.
После ареста Берия, как только нам стало известно о наличии аппаратуры подслушивания у товарищей Буденного, Жукова и Тимошенко, сразу же были приняты следующие меры: обрублены провода, ведущие к аппаратуре, специальное оборудование в отдельной комнате демонтировано и вывезено, а комната сдана коменданту дома.
С. Круглов.
23 июля 1953 года".
Самое интересное, что хоть в июле пятьдесят третьего и было доложено наверх о том, что провода были обрублены, на самом деле Жуков оставался "под колпаком" у спецслужб до самого последнего дня, но вернемся в 1945 год.
Первый звонок для Жукова прозвенел во время Потсдамской конференции в июле сорок пятого. На приеме у Черчилля произошел любопытный инцидент. После того как Трумэн произнес тост за здоровье Сталина, а Сталин, в свою очередь, за здоровье Черчилля, британский премьер неожиданно провозгласил здравицу Жукову, придав ему, таким образом, статус второго по влиянию человека в Советском Союзе. Рядом находился Молотов, здесь же был и сам Сталин. Улыбающийся Сталин.
В тот день Сталин улыбался не к добру - до первой опалы Жукова оставалось 11 месяцев.
Через месяц сначала Москву, а затем Ленинград по приглашению Жукова посетил его друг - генерал-победитель Дуайт Эйзенхауэр, кстати, будущий президент США. Явно недооценивавший возможности советских спецслужб, Эйзенхауэр во время беседы с послом США в Москве Гарриманом произнес роковые для Жукова слова: "Мой друг Жуков будет преемником Сталина и откроет новую эру дружеских отношений между Америкой и Россией".
Эти слова американца очень быстро дошли до Сталина, а он, как известно, любил сам назначать себе преемников и терпеть не мог, когда это за него пытались сделать другие. С этого момента ничего еще не подозревающий Жуков был обречен. Сталину нужно было лишь время, чтобы подготовить удар по все еще скачущему на белом коне маршалу Советского Союза Георгию Жукову.
В ночь с двадцать второго на двадцать третье апреля сорок шестого года был арестован бывший главком ВВС главный маршал авиации А. А. Новиков - друг маршала Жукова. С этого момента операция по устранению любимца нации вступила в завершающую фазу. Показания из Новикова выбивали всеми возможными способами. Маршал авиации очень быстро понял главное - нужно сдавать Жукова. И, что самое неприятное, сделал это. Из докладной записки В. С. Абакумова И. В. Сталину:
"30 апреля 1946 г.
…представляю заявление на Ваше имя арестованного бывшего главнокомандующего ВВС - главного маршала авиации Новикова А. А.
…Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, а также и среди других лиц пытается умалить руководящую роль в войне Верховного главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им".
Абакумовские люди умели работать. С Новиковым, видимо, не церемонились. Иначе как можно расценить то, что пишет бывший главный маршал авиации в конце своего послания:
"Повторяю, что, несмотря на высокое положение, которое я занимал, и авторитет, созданные мне Верховным главнокомандующим, я все же всегда чувствовал себя пришибленным".
И далее…
"Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной".
Когда показания пришибленного сына полицейского достигли нужного объема, последовал резкий, чисто сталинский удар. 1 июня 1946 года состоялся Высший военный совет, в повестке дня которого "дело Жукова" первоначально не значилось. Зато накануне, когда Жуков уже лег отдыхать, к нему на дачу приехали трое, как выразился Жуков, "молодцов". Старший из них представился и сказал, что им приказано произвести обыск. Правда, ордера на обыск не предъявил. Жуков, по его словам, пригрозил применить оружие, после чего ночные визитеры ретировались.
Странный визит, если бы не знать, что произошло на следующий день.
На заседание Высшего военного совета Сталин опоздал. Вошел хмурый в довоенном френче и тут же положил на стол перед ведущим заседания генералом Штеменко папку с документом и глухим голосом сказал: "Прочтите". Это были те самые показания маршала Новикова. Суть их была однозначна: маршал Жуков возглавил заговор с целью осуществления в стране военного переворота. Минуты две в зале стояла гнетущая тишина, а затем в атаку пошли Молотов, Берия, Булганин, генерал Голиков. Как считают многие очевидцы, дело шло к аресту Жукова. И тут произошло неожиданное. За него вступились боевые маршалы и генералы. Цвет армии-победительницы: Конев, Рокоссовский, Хрулев, особенно яростно защищал Жукова маршал Рыбалко. Именно он позволил себе фразу, обращаясь в том числе и к Сталину: "…пора перестать доверять показаниям, вытянутым насилием в тюрьмах".
Идея "заговора" не прошла, но тем не менее присутствующие генералы высказали затаенные обиды. Припомнили Жукову и грубость, и понижение в должностях, и отстранение от командования.
Маршал Жуков в конце заседания признал свои ошибки, согласился с тем, что у него появилось "зазнайство" и что он не может оставаться на посту главкома сухопутных войск. Все прошло по обычному для Страны Советов сценарию. Виновный был найден, публично избит, затем было раскаяние и определена мера наказания.
На сей раз, к счастью, не "высшая".
И Сталин отступил, все запомнил, но отступил. Слишком мало времени прошло после войны, да и новая война, как считали многие, не за горами.
Закончилось заседание следующей фразой Сталина: "А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву".
"Приказ министра вооруженных сил Союза ССР.
№ 009. Г. Москва. 9 июня 1946 г. Совершенно секретно. Маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному главнокомандованию.
Высший военный совет, рассмотрев вопрос о поведении маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением…
Министр Вооруженных Сил Союза ССР Генералиссимус Советского Союза И. Сталин"
Летом 1946 года Жуков снят с поста главнокомандующего сухопутными войсками и отправлен в ссылку - командовать Одесским военным округом. Впрочем, это было лишь начало.
Говорит Сергей Марков - сотрудник подразделения охраны маршала Жукова: "7 июня Жуков сказал начальнику охраны: "Готовьте поезд, готовьте машины, мы уезжаем в Одессу". В связи с этим от своего начальства МБ получили указание: в полном составе целая группа как были, так, наша задача тоже направляться вместе с Жуковым в Одессу".
Тем временем в Москве все шло по четко продуманному плану. За опалой Жукова последовали аресты Крюкова, Телегина, Гордова, Кулика, ряда других генералов. Сталин доходчиво показывал всем оставшимся на свободе генералам, кто хозяин в армии и стране.
Естественно, что в Одессе за Жуковым приглядывали не меньше, чем в Москве, тем более что он круто взялся за наведение порядка в захлебнувшейся послевоенной преступностью Одессе-маме. Против бандитов было проведено несколько операций, спланированных по всем правилам военного искусства. До зимы сорок седьмого Жуков многое успел: в том числе поссориться с местной партийной властью. Если учитывать, что Сталину абсолютно не нужен был новый всплеск жуковской популярности, - со следующим ударом он тянуть не стал. После новогодних праздников Жукова вызывают в Москву.
Сергей Марков: "В тот период, несмотря на то, что мы охрана правительственная Жукова, но здесь, на улице Грановского, тоже мы наблюдали, что появилась машина легковая и в штатском какие-то неизвестные лица. Как потом мы догадались, это были тоже из МБ. Негласно следили так же, видимо, и за нами, и за Жуковым".
За несколько месяцев до этого были арестованы жуковский адъютант - подполковник Сёмочкин и выполнявший особые поручения генерал-лейтенант Минюк. Их арест стал главным звеном в так называемом "трофейном деле".
До поры до времени за шалостями высших генералов с трофейным имуществом Сталин наблюдал спокойно, можно даже сказать, со скрытым удовлетворением. Его генералы, набравшие необыкновенную силу во время войны, подставлялись на каждом шагу.
Почти все.
И Жуков в том числе. Даже после первой опалы Жукова 23 августа 1946 года Булганин докладывал: "Вблизи города Ковеля на таможне задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью. При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит маршалу Жукову".
Мебель адресату Булганин распорядился не выдавать до особого распоряжения.
21 февраля 1947 года в Москве открылся Пленум ЦК ВКП(б). Кандидата в члены ЦК Жукова среди приглашенных не оказалось. Да и зачем? В тот же день его вывели из состава ЦК.
Жуков немедленно пишет письмо Сталину: "21 февраля 1947 г. Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня. Я не карьерист, и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим.
Я прошу Вас, товарищ Сталин, выслушать меня лично, и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня. Жуков".
Ответа не последовало.
Это больно ранило маршала Жукова прямо в сердце, причем в прямом смысле слова: на 51-м году жизни Жуков получает первый инфаркт. Его госпитализируют в Кремлевскую больницу, неподалеку от дома на улице Грановского. Офицеры охраны маршала безотлучно находятся рядом. Вспоминает Сергей Марков: "Мы дежурим вместе с ним там. Около месяца он пролежал в больнице. В первых числах февраля выписывается он из "кремлевки" и затем говорит: получите новые удостоверения в ГУКе (в Главном управлении кадров). Я должен поехать в Свердловск на Урал. Наше руководство дает КГБ указание также нам в полном составе с теми же обязанностями выполнять свою задачу, как и было".
Сталин продолжал методично выдавливать Жукова на периферию военной, читай - политической, жизни. Чуть отошедшего после инфаркта Жукова он отправляет из солнечной Одессы в Свердловск командовать Уральским военным округом. Далеко не самым важным в системе Вооруженных сил Советского Союза.
В Москве Жукова стали забывать, газеты и радио не упоминали его имени, торжества и парады проходили без него.
На этом фоне Жуков некоторое время просто сидит на даче в ожидании ареста и лишь затем отбывает в Свердловск, где активно включается в повседневную работу в Свердловском военном округе.
В Свердловске опального маршала продолжают держать "под колпаком".
Министр государственной безопасности СССР Абакумов докладывал Сталину о разговоре Жукова с женой, цитируя слова маршала: "Я раньше думал, что Сталин принципиальный человек, а он слушает, что говорят его приближенные. Ему кто-нибудь что скажет, и он верит. Ну, х… с ними, пусть теперь другие повоюют!"
Думается, такая вера в наивность вождя не могла не понравиться Сталину. Он ослабляет хватку, оставляя Жукова на какое-то время в покое. Сталин уверен, что скоро будет новая война, и Жуков еще может понадобиться.
Правда, параллельно на всякий случай продолжают раскручивать "трофейное дело".
Жуковский адъютант подполковник Сёмочкин наговорил на следствии столько, что работы ведомству Абакумова хватало. 9 января 1948 года на даче Жукова в Рублево проведен негласный обыск.
Абакумов докладывал:
"Две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного товара и ценностей. Например, шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов - всего свыше 4 тысяч метров. Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи. Мехов - собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчевых - всего 323 шкуры".
Далее Абакумов со знанием отмечал:
"Дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей".
Доходило до смешного. С настойчивостью маньяка Абакумов разыскивал чемодан с драгоценностями, о котором на следствии сообщил Сёмочкин. Оказывается, адъютант Жукова рассказал, что существует небольшой чемодан, в котором хранятся драгоценности, привезенные из Германии, и якобы этот чемодан жена Жукова всегда возит с собой.
Абакумов - Сталину:
"Проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет его с собой… Когда Жуков вместе с женой прибыли из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире"…
Преследуя таинственный чемодан с драгоценностями, не забывали привлекать по "трофейному делу" ближайший жуковский круг. Его друзья генерал Крюков с женой, знаменитой певицей Лидией Руслановой, были арестованы осенью 1948 года. Домашняя галерея Крюкова и Руслановой оказалась вдвое больше той, что абакумовские сыщики нашли на даче Жукова. Большинство картин в блокадном Ленинграде приобрел для Крюкова и Руслановой искусствовед Игорь Грабарь. Среди 132 полотен 4 - Нестерова, 5 - Кустодиева, 7 - Маковского, 5 - Шишкина, 4 - Репина, 3 - Айвазовского и т. д., и т. д., и т. п.
Вдобавок на квартире бывшей няни Руслановой по адресу: Петровка, 26 были изъяты хранившиеся в тайнике под плитой 208 бриллиантов, а также изумруды, сапфиры, золотые и серебряные изделия.
Так что следствию было что предъявить Руслановой. Но надо отдать ей должное, в отношении Жукова она держалась стойко и никаких показаний против него не дала, так же как и ее муж.
В январе сорок восьмого года все-таки настал момент, когда маршал вынужден был объясниться по поводу "трофейного дела". Вот что он писал на имя Жданова:
"12 января 1948 г.
В Центральный Комитет ВКП(б)
Товарищу Жданову Андрею Александровичу
Картины и ковры, а также люстры действительно были взяты в брошенных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался…
Я считал, что все это поступает в фонд МГБ, т. к. дача и квартира являются в ведении МГБ…
…Сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы…
…О гобеленах я давал указание т. Агееву из МГБ сдать их куда-либо в музей, но он ушел из команды, не сдав их…
Член ВКП(б) Жуков".
Но ценности Сталина интересовали только потому, что при случае это будет одна из зацепок в деле дискредитации военачальника. Ведь Сталин знал, что Жуков был далеко не единственным военным, который использовал свое право победителя.
И закончим с этим.
Почувствовав мертвую сталинскую хватку у себя на шее, резкий, несгибаемый Жуков дрогнул, начал оправдываться и оставлять документальные следы. Теперь Сталин мог себе позволить время от времени разжимать пальцы. Он был уверен, что Жуков ему еще понадобится, ведь в узком кругу Сталин все чаще стал говорить о третьей мировой войне. В конце жизни Сталин был уверен, что ее Советскому Союзу не избежать. И активно к ней готовился. В начале 1950-го опала Жукова постепенно стала сходить на нет.
Косвенные признаки того, что Жуков будет прощен, маршал получил еще в пятьдесят первом году: ему разрешают баллотироваться в Верховный Совет, а потом его включили в состав делегации, отправляющейся в Польшу на празднование седьмой годовщины возрождения Польши. Более того, он даже выступил с речью на торжественном заседании, состоявшемся 21 июня в Варшаве. Это был явно добрый знак, просто так в те времена за границу людей не отправляли.