Сразу после статьи "Кризис назрел", между 29 сентября и 4 октября, Ленин пишет еще несколько текстов аналогичного содержания. Это воззвание "К рабочим, крестьянам и солдатам", знаменитая брошюра "Удержат ли большевики государственную власть", "Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам", а также "Тезисы для доклада на конференции 8 октября Петербургской организации, а равно для резолюции и для наказа выбранным на партийный съезд".
Эти четыре текста составляют вместе целую серию, объединенные, помимо прочего, одной общей задачей. Во-первых, все они адресованы не руководству, а гораздо более широкой партийной аудитории. Во-вторых, в них ставится задача изменить фарватер партийной политики, помимо, и даже вопреки линии ЦК. Это программа внутрипартийной борьбы против существующего руководства.
Воззвание "К рабочим, крестьянам и солдатам" является, по сути, призывом к восстанию. Короткий текст (всего около двух страниц) посвящен разоблачению режима Керенского и завершается словами "Ни одного дня нельзя терпеть, чтобы усмиряли военной силой крестьян, чтобы гибли тысячи и тысячи на войне, когда можно и должно немедленно предложить справедливый мир. Долой правительство Керенского… Вся власть Советам рабочих и солдатских депутатов!". Принципиально важным здесь является только одно: эта листовка адресована не большевистской партии и не предназначено для обсуждения и принятия ее органами. Ленин, в нарушение формальной дисциплины, обращается с призывом к восстанию помимо своей партии, которая в тексте вообще не упоминается ни разу!
В кратком предисловии ко второму изданию статьи "Удержат ли большевики государственную власть" Ленин утверждает 9 ноября 1917 г.: "Настоящая брошюра писана, как видно из ее текста, в конце сентября и закончена 1-го октября 1917 года". Именно на этом отрезке времени, как было показано выше, задачи, которые перед собой ставил большевистский вождь по отношению к собственной партии, резко менялись. Это обусловило двойное измерение содержания статьи.
Задуманная, скорее всего, в середине 20-х чисел сентября, еще до "разрыва" с ЦК, статья подвергает резкой критике "все направления … от кадетов-корниловцев до полу-большевиков, все за исключением большевиков" за их неверие в возможность устойчивой большевистской власти. Оппонируя политическим противникам, Ленин, на самом деле стремится победить сомнения собственных товарищей по партии, убеждая их в том, что большевики вправе рассчитывать на успех, что "не найдется той силы на земле, которая помешала бы большевикам" удержать власть "до победы всемирной социалистической революции".
Ленин прогнозирует успех большевикам только при одном условии, а именно, "если они не дадут себя запугать и сумеют взять власть", т. е. от того, сохранится ли тот политический курс, который проводит Центральный Комитет, или же он будет изменен.
В брошюре "Удержат ли большевики государственную власть" Ленин много пишет о роли Советов, которые станут аппаратом новой, пролетарской государственности. Одновременно, он ставит знак равенства между властью большевиков и диктатурой пролетариата. В его рассуждениях Советы выглядят лишь техническим аппаратом, обслуживающим политику партии.
В послесловии к брошюре, также датированном 1 октября, Ленин ставит большевистское руководство на одну доску с "четверть-большевиками" из "Новой Жизни". Комментируя статью Суханова, который иронизировал над растерянностью большевистских фракций ВЦИКа и Петросовета, Ленин пишет "Не смейтесь над "растерянностью Смольного института", господа! Ваша растерянность не меньше". Итак, большевики оказались в положении, больше свойственном их противникам – это ли не показатель "падения"? Вместе с тем, Ленин становится на защиту своих однопартийцев, давая им, тем самым, понять, что у них еще есть время изменить свою позицию. Ленин подчеркивает опасность сползания партии к политике нерешительности и выжидания: "Вот почему я говорю, что если бы большевики поддались таким настроениям, они погубили бы и свою партию, и революцию".
Ленин продолжает убеждать цекистов в своей правоте – и давлением (выход из ЦК, агитация в широких партийных кругах, и даже составление воззваний к внепартийной аудитории), и рациональными аргументами. Помимо многочисленных региональных партийных форумов, площадкой такой борьбы за партию, по мнению Ленина, должен был стать готовящийся экстренный съезд, решение о созыве которого было принято ЦК еще 20 сентября.
Именно делегатам планировавшегося съезда (а также участникам готовившейся на 8 октября конференции петербургской организации партии) были адресованы тезисы доклада, подготовленные Лениным между 29 сентября и 4 октября. В этом тексте ЦК партии упоминается напрямую лишь дважды; оба раза в весьма критическом ключе и оба раза в связи со списком кандидатур в Учредительное собрание. "Опубликованный Центральным Комитетом список кандидатов составлен недопустимо и требует самого резкого протеста" – утверждает Ленин – "ЦК открывает настежь двери для карьеризма, для погони за местечками в Учредительном собрании".
По адресу Ларина писал, что "проводить его в Учредительное собрание через неделю-другую после вхождения в партию – это значит, на деле превращать нашу партию в такое же поганое стойло карьеристов, как большинство европейских партий"; о кандидатуре Покровского Владимир Ильич высказался в том же ключе, что тот должен доказать свою верность большевизму "долгой работой". Очевидно, что те же претензии можно было бы, при желании, высказать и по отношению к Троцкому, большевистский стаж которого еще не достиг двух месяцев. Но Ленин этого не делает. Напротив, он защищает Троцкого: "Само собой понятно, что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных на пролетарской работе в направлении нашей партии, никто не оспорил такой, например, кандидатуры, как Троцкого".
Вождь уже понимал, что фигура Троцкого стала ключевой для сложившегося внутрипартийного режима, и прямые нападки на него лишь обострили бы внутрипартийную борьбу, сделав ее ожесточенной и придав ей оттенок личного соперничества.
Во-вторых, выступая в защиту Троцкого, Ленин "припомнил" ему старые заслуги – интернационалистскую позицию, "борьбу среди межрайонцев за слияние" и его позицию в июльские дни. Аналогичными подвигами могли похвастаться почти все кандидаты, выдвинутые Центральным Комитетом. Зато тот же Ларин, в отличие от Троцкого, выступал за вхождение в Предпарламент. Возможно, для Ленина это было решающим критерием.
В другой части текста речь идет о Предпарламенте и о лозунге "вся власть Советам". Здесь Ленин снова делает главный упор на аргументах в пользу захвата власти до Советского съезда. Он называет участие большевиков в предпарламенте "явной ошибкой и отступлением от пролетарски-революционного пути" и утверждает, что "при таком нарастании революции идти в поддельный парламент, подтасованный для обмана народа, значит облегчать этот обман, затруднять дело подготовки революции, отвлекать внимание народа и силы партии от насущной задачи борьбы за власть и за свержение правительства". Активистам партии должно быть ясно, что в "явной ошибке" виноват ЦК, который теперь отвлекает "внимание народа и силы партии" от ставшего необходимым вооруженного восстания, "затрудняя" его.
Наконец, Ленин напрямую бросает руководству партии обвинение в преступной нерешительности: "к сожалению, в верхах партии заметны шатания, как бы "боязнь" борьбы за власть, склонность подменить эту борьбу резолюциями, протестами и съездами"
Итак, Ленин приступил к обещанной им ранее агитационной кампании в партии против ожидания съезда Советов. Причем, в качестве вспомогательных он затрагивал и другие проблемы, такие как вопрос о списке кандидатов в Учредительное собрание. Но вопрос о захвате власти он действительно превратил в "платформу для выборов на съезд для всех выборов внутри партии", как и обещал за десять дней до того в "Дневнике публициста". Только сделал это не вместе с Троцким и другими противниками участия в Предпарламенте, а, фактически, против сложившегося большинства Центрального комитета.
* * *
Язык ультиматумов, которым Ленин разговаривал с ЦК, заявляя о своем выходе из него, а также обращаясь помимо высшей партийной инстанции (в централистской-то партии!) к массам, был опасен как для внутрипартийного режима с его выжидательным курсом, так и для самого Ленина. Троцкий правильно понимал, что "путь открытого мятежа против ЦК предполагал подготовку экстренного съезда, следовательно, требовал времени; а времени как раз и не хватало". Оптимальный путь для Ленина был все-таки в том, чтобы добиться согласия в ЦК, а не свергать его.
И Ленин продолжал всеми силами оказывать давление на Центральный комитет. "С точки зрения иерархических отношений действия Ленина были совсем небезупречны" – признавал Троцкий, рассказывая, как вождь "развивал наступление по внутренним операционным линиям", посылая письма к Московскому и Петроградскому комитетам, обращаясь напрямую к райкомам и вообще "низам партии", на поддержку которых он рассчитывал.
Очень быстро усилия Ленина стали сказываться на обстановке внутри партии. Первой руководящей инстанцией, поддержавшей ленинские требования, стало Московское областное бюро (об этом говорилось в предыдущей главе). Острая дискуссия по вопросу о восстании развернулась среди партийного актива обеих столиц. Причем, и в Москве, и в Петрограде оказалось немало сторонников и немедленного восстания, и ожидания съезда Советов. Троцкий свидетельствовал, что стремительно большевизировавшиеся Советы своей ежедневной практикой поддерживали надежды многих в партии и стране на мирный переход власти к съезду: "Можно с уверенностью предположить, что довольно широкие слои народа, даже известные прослойки большевистской партии, питали в отношении съезда советов своего рода конституционные иллюзии, т. е. связывали с ним представление об автоматическом и безболезненном переходе власти из рук коалиции в руки советов … Советы на деле боролись за власть, все больше опирались на военную силу, становились властью на местах, брали с бою свой собственный съезд". Однако, число сторонников немедленного восстания также росло на глазах.
В первую годовщину октябрьского восстания, в ноябре 1918 г., М. Лацис вспоминал, что когда питерские большевики получили письмо Ленина от 1 октября, их "взорвало": "Сейчас же было созвано собрание ПК и ответственных работников. Отсюда началось. Решено было выделить несколько лиц для подготовительной работы. Поручили это Исполнительному комитету ПК. ИК выделил Фенигштейна, Москвина и меня. Мы сейчас же наметили себе работу: учет войсковых сил, их размещение, обследование контрреволюционных гнезд, подготовка районов". Время от времени обострявшееся, на протяжении 1917 г., соперничество между ЦК и ПК вспыхнуло вновь. Только на этот раз спровоцировал его сам Ленин, который во всех предыдущих эпизодах отстаивал централистские притязания Центрального комитета. Теперь же, ПК с благословления Ленина создает орган подготовки восстания. По словам Лациса, очень быстро в большинстве районов для практической подготовки вооруженной борьбы были созданы "узкие товарищеские группы из старых нелегальных деятелей", причем "в первое время это делалось втайне от ЦК".
Возникновение нелегального партийного органа по подготовке и руководству восстанием вне ЦК, фактически состоялось. Рост поддержки ленинской тактики среди петроградского партийного актива проявился 5 октября на закрытом собрании ПК по предложению Глеба Бокия было зачитано письмо Ленина в ЦК, ПК и МК от 1 октября. В процессе обсуждения выяснилось, однако, что письмо Ленина "было прочтено некоторым членам ЦК, но не полному составу", тогда как пекисты (и, впоследствии, москвичи) ознакомились с ним, наоборот, в полном составе. В этом тексте Ленин в очередной раз аргументирует необходимость организации вооруженного восстания и критикует актуальную линию ЦК. "Ждать – пишет он – преступление перед революцией". Большинство собравшихся поддержали тезисы Ленина в целом.
Особенно убедительным показался многим аргумент о том, что выжидательная тактика большевиков приведет к нарастанию апатии, равнодушия и разочарования. А это грозит тем, что доведенный до отчаяния народ "перешагнет" через партию. Например, Молотов отметил опасность тактики ожидания, благодаря которой "массы могут перейти в анархию". Только двое – Володарский и Лашевич – выступали против "стратегического плана, предложенного т. Лениным". Володарский считал, что большевики не сумеют решить стоящих перед страной задач: победить разруху и заключить мир. Правда Володарский был согласен с идеей выйти из Предпарламента (по его словам он боролся против участия в этом учреждении с самого начала). Лашевич соглашался с ним и предлагал товарищам разделить ответственность за переход власти к Советам с приближающимся съездом, в котором партия найдет аппарат управления государством. Однако противники тактики восстания остались в ПК в меньшинстве.
С другой стороны, большинство из тех, кто выступил за восстание, несколько расширенно трактовали ленинские предложения. Например, Смилга, прямо заявивший что "я лично – сторонник Ленина", при этом постарался сгладить противоречие между Ильичем и Володарским: "тов. Володарский не понял Ленина. Ленин не говорит о завтрашнем захвате власти, он просто хочет сказать: довольно политики, надо перейти на рельсы стратегии. К моменту съезда мы должны приготовиться, принимая за основу вопрос о вооруженном восстании".
В ходе дискуссий в ПК отрабатывалась новая тактическая концепция. Ее контуры оставались очень неопределенными, сочетая установку на восстание и свержение Керенского с верой в съезд Советов, который должен взять власть. Однако свержение правительства все-таки становилось тактическим приоритетом (при всей неопределенности в понимании "техники" этого свержения).
Похожим образом ситуация развивалась и в Москве. Областное бюро уже с конца сентября вело пропаганду идеи восстания (отказываясь, правда, от предложенной Лениным чести "начать с Москвы"). Однако городской комитет долго колебался. Только 7 октября на собрании партийных работников была принята резолюция, требовавшая от партийного центра "немедленно начать борьбу за власть".
Победа (пусть неоднозначная) ленинской точки зрения в партийных организациях обеих столиц на фоне растерянности ЦК лишала последний всякой почвы под ногами, ставила под вопрос влияние партийного центра на рабочие и солдатские массы, гораздо теснее связанные с местным партийным активом.
В этот момент давление на Центральный комитет стало проявляться открыто. 3 октября главным вопросом повестки дня ЦК был доклад Ломова о положении дел в Москове и губерниях Центральной России, из которого выяснилось, что "в области настроение крайне напряженное… Выдвигается массами требование о каких-либо конкретных мероприятиях. Всюду занимаем выжидательное положение". Очевидно, речь шла о резолюции и секретном постановлении, которые были приняты на пленуме Московского областного бюро 29 сентября. Прошло четыре дня и московские товарищи, наконец, предъявляли цекистам свой ультиматум: выйти из предпарламента и "взять ясную и определенную линию на восстание".
После доклада Ломова, ЦК принимает решение "предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная и тесная связь". Еще несколько дней назад ЦК воспрещал Ленину въезжать в столицу, опасаясь, как за его личную безопасность, так и за последствия его горячей агитации. Теперь Ильича приглашают.
Возможно также, что некоторым членам ЦК уже было известно о том, что Ленин самовольно вернулся в Петроград. В одном из сборников воспоминаний о Ленине приводится рассказ Шотмана, относящийся к первым числам октября, повествующий о том, как он случайно узнал о том, что Ленин уже в столице. Первое что сделал Шотман, "пошел в ЦК и рассказал покойному Я. М. Свердлову об этой "неприятной" истории. После продолжительной с ним беседы решили: "так оставить"". Есть и другие данные, подтверждающие эту версию. На совещании историков в 1962 году М. Е. Фофанова рассказывала: "постановление ЦК от 3 октября – вынужденное постановление, связанное с необходимостью легализации Ленина", который уже "самовольно" вернулся в столицу вопреки запрету ЦК. Примерно о том же говорила и Е. Д. Стасова: "смысл решения 3 октября состоял в том, чтобы отменить прежнее, запрещавшее Ленину возвращение, … кроме Я. М. Свердлова, никто из восьми человек, присутствовавших на заседании 3 октября, не знал, что Ленин уже в Петрограде"
Итак, в условиях, когда внутрипартийная борьба вокруг вопроса о вооруженном восстании обострилась до предела, ЦК признал необходимость "постоянной и тесной связи" с Лениным, которого до того момента держали в изоляции. Теперь блокада была официально снята. А это открывало возможность "открытия переговоров" между Лениным и наиболее "левыми" цекистами.
Примерно в то же время, видимо, некоторым членам ЦК становится известно и о "самодеятельности" петроградских большевиков, создающих сеть подпольных органов восстания без ведома Центрального комитета. Опасность полного распада партийной "вертикали", и утраты контроля над партийным организмом становилась все очевиднее. Нужно было договариваться.